Хейди Перкс
Слухи
Но вскоре ситуация изменилась. Сладкая парочка шепотом обсуждала нечто случившееся месяц назад на праздновании сорокалетия Бена, мужа Анны, куда были приглашены все подруги. Кейтлин вдруг расплакалась, хотя ей ничего плохого не сказали, Нэнси помрачнела, и Анна уже не лезла обниматься с ними, а словно отстранилась от всех.
Грейс удалось еще раз поговорить с ней перед уходом – и снова урывками. Время приближалось к полуночи, ей пора было уходить – она пообещала няне вернуться до половины первого, и Грейс вызвала такси. Поведение четырех подруг доказывало, что они собираются гулять и дальше.
Анна заказала еще текилы.
– Поедем со мной? – предложила Грейс, тронув подругу за плечо. Анна резко сбросила ее руку. – Давай поедем в одном такси?
Она хотела увезти Анну, не веря, что три подвыпившие дамы в состоянии о ней позаботиться. Казалось, они вообще не замечали ничего.
Но Анна ответила, что никуда не поедет, и Грейс молча ждала за столиком, наблюдая, как компания буквально разваливается. Она испытала облегчение, когда поступило сообщение, что такси ожидает у входа в паб.
12 декабря, четверг
Новость распространилась утром, без двадцати девять: Анна Робинсон не вернулась домой. После паба ее никто не видел.
Бен Робинсон проснулся в шесть часов и увидел, что постель рядом не смята. Убедившись, что Анны нет в доме и она не отвечает по мобильному, он сразу позвонил Нэнси.
Кроме этого, собравшиеся на игровой площадке мамаши четвертого «С» мало что знали, поэтому прикидывали так и этак, силясь что-нибудь выжать из имевшейся информации.
Они постоянно бросали взгляды на трех женщин, стоявших около забора. Все гадали, о чем они говорят, потому что язык тела казался абсолютно несуразным.
Нэнси, Кейтлин и Рейчел находились на некотором расстоянии друг от друга, обхватив себя руками поверх пальто в попытке согреться. Шапки с помпонами были надвинуты так низко, что приходилось напрягать зрение, чтобы различить выражение лиц.
Три подруги всегда были частью четверки, но не сегодня. Стоя вместе, неподвижные, они переговаривались напряженным шепотом.
Школьные мамочки ужасно жалели, что больше ничего не знают о прошлой ночи. Ушла ли Анна из паба раньше остальных? Взяла ли она такси или попыталась пойти домой пешком, да так и не добралась? А может, Анна поехала к кому-то еще, и три закадычные по-дружки ее прикрывают? Последняя версия была наименее зловещей, но все равно заслуживала сплетен.
Оставалось много неясного, но три подруги, сбившиеся в крошечный неполный круг, казались абсолютно неприступными.
Было высказано предположение, что паб закрылся в час ночи, однако лихая четверка осталась пить дальше. Все знали, что там так делается; всем говоруньям доводилось хотя бы раз в жизни нетвердой походкой брести по галечному пляжу в надежде протрезветь или ехать по узким, плохо освещенным переулкам, уводившим от моря к сплошным рядам таунхаусов, напоминавших ярко раскрашенных солдатиков, выстроившихся на пути к новому жилому комплексу.
– Как считаете, что случилось? – не выдержала одна из мамаш, кивнув на трех подруг. Неужели они выглядели такими ошеломленными только потому, что с ними не было Анны? – Что они сделали, как вы полагаете? – шепотом добавила она. Никто не понял, высказала ли она завуалированное обвинение, но возразивших не нашлось.
– Уж хотя бы одна-то точно знает, куда Анна делась после паба, – продолжила мамаша, и все согласились, поскольку никто не мог поверить, чтобы Анну отпустили или оставили одну, настолько неразлучной была эта четверка.
Все заметили, как Нэнси положила руку на плечо Рейчел. Это был первый контакт за сегодня между подругами, но уже через секунду Нэнси убрала руку.
У противоположной обочины дороги остановилась машина Грейс Гудвин.
– А Грейс с ними вчера была? – поинтересовалась одна из женщин.
– Неизвестно, – ответили ей. Хороший вопрос. Последние три месяца все внимательно наблюдали за развитием отношений Грейс и подруг.
Вначале Анна часто подходила к Грейс на игровой площадке, смеялась, улыбалась и явно пыталась подружить Итана и Матильду. Но шли недели, и мамаши заметили, что Анна постепенно отдалялась от Грейс. Отдалилась или ее заставили отдалиться, никто не знал.
По зрелом размышлении, скорее второе: ни для кого не было секретом, что Нэнси сразу невзлюбила Грейс, хотя все терялись в догадках почему. Грейс очень старалась влиться в компанию: в отсутствие мужа она одна растила ребенка, и в Клируотере у нее не было ни друзей, кроме Анны, ни знакомых.
Неужели Нэнси взревновала к приезду Грейс?
Мамаши четвертого «С» мало знали Нэнси – она ни с кем не сближалась, держала дистанцию, однако ее жизнь уже не первый год являлась предметом сплетен и досужих домыслов. В частности, в Клируотере знали, что ее красавец муж потерпел сокрушительный крах на фондовой бирже, поэтому Нэнси пришлось перебраться из Лондона в Клируотер, поближе к больной матери. Жить как прежде, на широкую ногу супруги Симпсоны больше не могли.
Все полагали, что в Нэнси Симпсон есть какая-то загадка.
Глядя, как медленно открывает дверцу своей машины Грейс Гудвин, родительницы заволновались: даже если вчера она тоже сидела в «Старой Вик», не исключено, что Грейс еще ничего не знает, раз привезла дочку в школу без всякой спешки.
На другом конце площадки Итан, сын Анны, играл с мальчиком по имени Дэниел. Бена Робинсона нигде не было, и мамаши не знали, завез ли он сына к школе пораньше или, что вероятнее, Итана доставила Нэнси. Они с Анной жили в пяти минутах езды друг от друга. А может, Бен остался дома, сосредоточившись на поисках жены?
– Что он сказал Нэнси по телефону? – спросил кто-то.
– То, что говорят в подобных случаях. Я слышала, он спросил, где Анна и что произошло накануне ночью.
– А Нэнси что ответила?
– Никто не знает.
– Кто-то наверняка знает! – Все замолчали и снова повернули головы к трем подругам.
Рейчел сидела на огораживающем школу парапете, опустив голову на руки и еле заметно раскачиваясь. Не то слишком много выпила, не то ее мучил страх.
– В последнее время Анна ходила сама не своя, – вспомнила одна из мамаш. – Может, из-за отца. Он у нее не так давно скончался, и она тяжело переживала потерю.
Другие пожали плечами и пробормотали что-то в знак согласия.
– Когда Анну видели в последний раз? – спросил кто-то.
– Я слышала, Нэнси заявила, будто они уехали все вместе в два часа ночи.
– В два часа ночи?! И это в будни, в среду! Господи, как они могли, зная, что утром вставать и везти ребенка в школу!
– Если Анна ушла одна, в темноте, значит, что-то случилось. На скале Крейна нет части ограждения, вы видели? Ветром повалило несколько звеньев.
Все вздрогнули.
– А зачем ей идти в ту сторону? – спросил кто-то, хотя каждая из мамаш хотя бы раз в жизни нетвердой походкой всходила на скалы и стояла на вершине, озирая город внизу. – Думаете, она могла упасть? Даже представить такое невыносимо! Но под скалой же проверят, правда? Полиция сразу осмотрит пляж.
– Как, уже сообщили в полицию?
Возникла пауза. Женщины переглянулись.
– А что?
– Насколько я знаю, пока не прошли сутки, пропавших не ищут. Ну взрослых, я имею в виду. И потом, почему никто не предположил очевидного? Может, Анна не вернулась домой, потому что не собиралась возвращаться туда?
– По-вашему, она ушла от мужа?
– А сын? – Кто-то отрывисто засмеялся. – Нет, без сына она бы в жизни…
Все знали, что Анна была хорошей матерью. Однажды она призналась, что до сих пор пишет записки на стикерах и кладет Итану в контейнер с ленчем. «Каждый день как часы! – шутила она. – Так привыкла, что не могу остановиться». А сегодня Итан откроет свой завтрак и не найдет там записки. Нет, Анна не бросила бы сына.
– Не представляю, чтобы она пошла пешком от «Старой Вик», – произнесла одна из мамаш. – Даль такую… Наверняка вызвала такси.
Хотя Анна любила вечеринки, беспечной она не была, и голова у нее на плечах имелась.
– Если она вызвала такси, значит, с ней что-то случилось по дороге?
От этой мысли все замерли. В Клируотере в этом отношении было спокойно, однако это не означало, что городок застрахован от подобных случаев.
– Смотрите, Грейс идет! – Все повернулись к воротам, куда входила Грейс Гудвин, ведя Матильду, которая широко размахивала маминой рукой.
Грейс улыбалась, глядя вперед, будто рассеянно слушая свою дочь. Всем стало ясно, что она не в курсе новостей.
Грейс почти поравнялась с тремя подругами Анны, когда одна из них окликнула ее. Сейчас Грейс Гудвин узнает, что Анна пропала. Остальные мамаши, затаив дыхание, внимательно следили за ними. Они заметили, как вытянулось у Грейс лицо, и она отпустила руку дочери. Грейс явно не горела желанием общаться с пресловутой троицей, хотя вчера в пабе они гуляли вместе. Стало быть, поссорились?
Грейс по очереди поглядела на Нэнси, Рейчел и Кейтлин и покачала головой, помрачнев, словно не получила желаемых ответов.
Зазвенел звонок, оторвав взрослых от раздумий и учинив хаос на площадке: дети побежали к мамам прощаться или к учительнице – строиться. Мамаши расставались с детьми до конца уроков; они задерживали отпрысков в своих объятьях и неохотно отпускали. Подавленные призраком приключившейся трагедии, они подсознательно хотели побыть с детьми лишнюю секунду.
Вскоре толпа мамаш двинулась к школьным воротам. Некоторые задерживались возле троицы, участливо интересовались самочувствием, поясняли, что слышали новость, и просили держать их в курсе, если что-нибудь выяснится. Вблизи три женщины выглядели весьма помятыми – судя по всему, накануне они перебрали с крепким алкоголем.
Грейс не двигалась с места, уставившись на них с приоткрытым ртом и вытаращенными глазами. Вскоре она осталась одна, поскольку Нэнси, Рейчел и Кейтлин направились к школьным воротам. Нэнси взяла Рейчел под руку, Кейтлин приблизилась к ней с другой стороны, и вид у них стал – впору шагать в Страну Оз по дороге из желтых кирпичиков.
Никогда еще так не бросалось в глаза, насколько чужой в их компании была Грейс.
Глава 2
Грейс
Проснувшись утром, Грейс увидела около кровати уже одетую Матильду. Девочка была в исключительно хорошем настроении – сегодня ожидался передвижной театр, актеры которого представляли какую-то левую версию «Аладдина». До Рождества оставалось две недели – рановато, по мнению Грейс, клеить на уроках бумажные цепочки, но Матильда с азартом включилась в подготовку к празднику.
Все это сильно отличалось от знойного Рождества, к которому они привыкли в Сиднее, но Матильда, вернувшись в Англию, так ждала снега, что совсем не скучала по Австралии.
Грейс проснулась с пересохшим ртом, раскалывавшейся головой и тошнотой, усилившейся от воспоминаний об отвратительном вечере. Глухое раздражение немного стихло при виде счастливой дочери. Состояние Грейс сложно было назвать похмельем, но выпитое накануне все-таки ощущалось, и в 6:45 она с удовольствием перевернулась бы на другой бок, закрыла глаза и поспала еще.
Однако снова заснуть помешали мысли, выкладывавшие из вчерашних эпизодов до обидного очевидную картину. Грейс невольно начала злиться. В последнее время она привыкла к этому настроению: всякий раз, как Грейс вешала трубку после разговора с Грэмом, в ней вскипал гнев.
Матильда вприпрыжку выбежала из комнаты, и Грейс подумала, что без дочери у нее совсем не было бы родной души. Сознание одиночества, усугубившееся на вчерашних посиделках, окончательно прогнало всякий сон.
На тумбочке стояла фотография Грейс и Грэма, снятых в счастливые времена. Иногда Грейс хотела убрать фотографию, чтобы не видеть каждое утро лица мужа и не думать, что она ничего не знает о его жизни в Сингапуре. Как изменилась бы жизнь, если бы Грэм поселился здесь и прекратил уезжать? Наладились бы отношения? Или годы раздельной жизни слишком глубоко запустили в супругов свои когти?
По телефону Грэм всякий раз клялся, что скоро приедет, начиная разговор в позитивном ключе. Он словно не замечал, что Грейс фактически превратилась в мать-одиночку, хотя она неоднократно указывала на это мужу. К концу телефонного общения разговор всегда скучнел, и Грейс вешала трубку в испорченном настроении.
Когда Грэм приедет на Рождество, нужно обсудить, может ли он уйти из своего проекта и переехать в Клируотер. А главное, хочет ли он этого.
Грейс со вздохом выбралась из кровати и принялась готовить себя и Матильду к предстоящему дню. Мысли о браке сменились иными соображениями, например уверенностью, что ей абсолютно не хочется видеть сегодня подружек Анны, зная, что у нее почти нет шанса вырвать Анну из лап этой троицы и побеседовать наедине.
Грейс удивилась, когда, войдя на школьный двор, увидела жавшееся в стороне пресловутое трио – почему-то без Анны. Сначала она заметила Нэнси, затем Рейчел, которая, согнувшись, сидела на низком бетонном парапете, словно ее сейчас стошнит (Грейс сочла это возмутительным для школьной площадки). Чуть в стороне от них находилась Кейтлин, кусая ноготь и с ужасом глядя на Рейчел.
Первой мыслью Грейс стало приятное сознание, что Анна не с ними и ее можно застать одну и выяснить, что, черт побери, она вытворяла накануне. Грейс прошла мимо неполной компании, отметив, что Кейтлин, стоявшая почти в раболепной позе, сгорбившись, кажется до нелепого мелкой рядом с Нэнси, облаченной в длинное черное пальто с меховой опушкой на капюшоне и сапоги до колен. Выглядела Нэнси прекрасно, несмотря на ранний час. Грейс удивилась, отчего эта великанша, столько выпив накануне, с утра снова свежа, как роза.
Проходя мимо, Грейс даже с пятнадцати метров ощутила что-то неладное. Матильда тянула ее за руку, но она рассеянно поглядывала на дочь. У нее не было желания заводить разговор – оскорбительные, обидные воспоминания свежими ожогами горели в памяти. Она хорошо помнила и фразы, брошенные Анной, и подчеркнутое пренебрежение остальных, намекавших, что Грейс не их поля ягода.
Она направилась к игровой площадке, когда Рейчел сползла с парапета и выпрямилась.
– Грейс! – окликнула она, засунув руки в карманы огромного дутого пальто.
Грейс обернулась. Лицо Рейчел было странно поблекшим, под глазами осталась плохо смытая тушь.
– Кое-что случилось. – Голос у Рейчел прервался, и Нэнси шагнула вперед, положив руку ей на плечо. – Все равно ты скоро узнаешь.
– Что? – спросила она, встревоженная выражениями их лиц.
– Утром мне звонил Бен, – произнесла Нэнси таким начальственным тоном, что Грейс невольно посмотрела на нее.
Бен? Грейс начала догадываться, что случилось. Бен – это муж Анны, Бен Робинсон, которого она неоднократно встречала за три месяца. Грейс не теряла надежды завести с ним знакомство, ведь Бен теперь занимал большое место в жизни лучшей подруги.
– Вчера Анна не пришла домой, и мы все немного испуганы, – продолжила Нэнси, впившись взглядом в Грейс, будто подозревая, что ей что-нибудь известно.
– Как не пришла домой? – воскликнула Грейс, выпуская ручонку Матильды. – В каком смысле – не пришла?
– Когда Бен проснулся, Анны не было дома. Как вечером уехала, так и не возвращалась.
– Он ей звонил?
– Конечно, звонил! – ответила Нэнси таким тоном, будто глупее вопроса и быть не могло. – Мы все звонили. У нее телефон выключен. Я оставила ей несколько сообщений с просьбой позвонить мне как можно скорее, но по какой-то причине Анна, черт ее побери, отключила телефон. – Нэнси глубоко вздохнула и отвела глаза. Грейс впервые видела, чтобы Нэнси первая опустила взгляд. Это казалось странным.
– Не поняла, – сказала она. – Что произошло после моего ухода? Ну, то есть когда вы поехали домой? Анна не села с вами в такси?
Нэнси молчала, закусив губу. Остальные тоже. Грейс смотрела на них, ожидая ответа.
– Что произошло? – требовательно повторила она.
Наконец Нэнси произнесла:
– Ну, выпили мы. Ты же знаешь, как это бывает.
– То есть вы не помните. – Грейс понимала, что это звучит обвиняюще.
– Все я прекрасно помню, – заявила Нэнси. – Анна неожиданно встала, сказав, что выйдет освежиться, а потом…
– Что? – не выдержала Грейс, перехватив ее взгляд на двух подруг. Рейчел снова понуро уселась на парапет. Глаза на землистом лице казались расширенными, как у больной. Рейчел опустила голову, словно не в силах ни на кого смотреть.
– Когда я уехала домой, она еще не вернулась, – объяснила Нэнси, разведя руками в знак того, что Анна взяла и растворилась в воздухе. Она снова смотрела Грейс в глаза, добиваясь, чтобы та первой опустила взгляд. Это была борьба характеров, словно Нэнси опомнилась и решила вернуть себе первенство. Но у стоявшей рядом Кейтлин был такой робкий вид, что у Грейс возникла уверенность: Нэнси лжет.
– То есть вы утверждаете, что Анна самостоятельно ушла из паба?
– Да, – подтвердила Нэнси. – Ушла, не попрощавшись с нами.
Грейс хотела спросить, часто ли Анна так поступала, но это бы подчеркнуло, что Нэнси знает Анну лучше ее. Твердо решив не доставлять Нэнси такого удовольствия, Грейс обратилась к Кейтлин:
– А вы случайно не видели, как ушла Анна?
– Я… гм… – неуверенно начала Кейтлин. Густой румянец появился на шее, на щеках проступили красные пятна. Заморгав, Кейтлин пожала плечами, но лицо исказил страх. – Я не знаю, что произошло. Наверное, как сказала Нэнси, Анна ушла раньше нас.
Грейс готова была поклясться, что в уголках глаз Кейтлин выступили слезы. Вот интересно, если пристально смотреть на нее, может, удастся увидеть и мокрые дорожки на щеках? Что эти женщины утаивают от нее?
– Куда она могла уйти? – наконец спросила Грейс.
– Наверное, просто решила пройтись, – предположила Кейтлин. – Прогуляться к скалам.
Грейс покачнулась и уставилась на нее.
– С какой стати ей туда ходить? – вмешалась Рейчел, но Грейс уже не могла справиться с дурным предчувствием.
Зазвенел звонок. Матильда снова потянула мать за руку, и Грейс нагнулась, чтобы обнять дочь. Когда, выпрямившись, она вновь взглянула на трех подружек Анны, язык тела у тех совершенно поменялся. Нэнси, взяв под руку Рейчел, продевала руку под локоть Кейтлин, словно формируя некий бастион против Грейс. Казалось, они не желали выслушивать вопросы, готовые сорваться у нее с языка.
Разумеется, враждебность могла ей и померещиться, подумала Грейс, стоя посреди толпы торопившихся на урок детей. И наверняка отсутствию Анны найдется разумное объяснение: в пабе она могла с кем-то познакомиться и спьяну увлечься, а сейчас от стыда не решается показаться мужу на глаза. В конце концов, она взрослая женщина. Но свойственно ли такое поведение тридцатишестилетней Анне, с которой Грейс старалась снова сблизиться?
Что бы Анна ни натворила, сознание, что ее нельзя было оставлять одну, резануло Грейс как ножом. В семнадцать лет у них появились твердые правила: не садиться за руль, выпив, проверять заднее сиденье вечернего такси на случай, если там кто-то прячется, и никогда не оставлять подругу одну. Никогда.
Вчера Грейс нарушила одно из правил. Она оставила Анну одну, и вот что случилось.
Ей слабо верилось, что Анна могла сбежать от Бена, бросив сына. Значит, случилось что-то скверное. Мысленно Грейс видела картины одна другой страшнее: Анна валяется в кювете, или связана и с кляпом во рту в подвале где-нибудь не очень далеко отсюда, или ее труп скоро найдут в кустах собачники, или же тело лежит у подножия скалы Крейна. Поразительно, на что способно воображение!
– В полицию кто-нибудь позвонил? – спросила Грейс в спину трем подружкам, переплетшим руки, как венок из маргариток. Другие мамаши, обгоняя их, интересовались, нет ли новостей об Анне. Нэнси уверенно отбивала каждый вопрос и обещала непременно сообщить, если что-нибудь появится. Поэтому Грейс повторила свой вопрос, на сей раз громче.
Кейтлин остановилась, обернулась и покачала головой:
– Этого еще не хватало – в полицию! Сама скоро объявится.
И она достала из кармана телефон, словно в надежде увидеть там сообщение от Анны.
Грейс недоверчиво склонила голову. От нее не укрылось, какая незначительная роль ей отведена. Подобно остальным мамашам, впору беспомощно бегать и расспрашивать, что да как. Это не ей позвонил встревоженный муж Анны и не ей первой сообщат важные новости. Грейс низвели до рядовой участницы чата в «Вотсапе», чтобы почитывала обновления одновременно с остальными.
– Обязательно нужно обратиться в полицию, – твердо заявила она, широкими шагами нагнав троицу, остановившуюся на тротуаре. – Бен ведь уже позвонил? – добавила Грейс, пытаясь держаться авторитетно. Сама она сразу же обратилась бы к детективам, если бы Грэм не вернулся домой. Впрочем, Грейс уже с трудом припоминала, когда в последний раз Грэм лежал в супружеской постели.
– По закону, если пропал совершеннолетний, полиция начнет поиски только спустя сутки, – ответила Нэнси. Все трое вели себя подчеркнуто сухо и холодно. Грейс понимала, что на них все смотрят, но не отступала.
– Какая нелепость, не правда ли? – нервно добавила Кейтлин. – За сутки что угодно может случиться. Двадцать четыре часа истекут завтра ночью… – Ее голос дрожал, выдавая страх, и Грейс поняла: необходимо поговорить с Кейтлин наедине. Вероятно, это единственный шанс выяснить, что в действительности произошло.
– Мы не можем ждать так долго, – настаивала Грейс. – Закон же не запрещает заявить об исчезновении человека! – Она взглянула на Нэнси. – Это уже дело полиции, как поступить с информацией, но утаивать от них ничего нельзя.
Кейтлин посмотрела на Нэнси, словно ожидая указаний. Рейчел опустила голову.
– Итак, что вы намерены делать? – спросила Грейс.
– Будем дозваниваться, – произнесла Нэнси, верная своей роли начальницы.
У Грейс вырвался недоверчивый смешок:
– И все?
– Сейчас только девять утра. Конечно, можно позвонить в полицию и сказать, что тридцатишестилетняя женщина не явилась домой, но нас не воспримут всерьез. Кроме того… – Нэнси понизила голос, чтобы другие мамаши не услышали: – Бен пока не хочет никуда обращаться.
– Почему? – удивилась Грейс.
Она чувствовала, как внутри все загорелось. Невидимое пламя пронеслось по телу, и ее бросило в жар. С какой это стати, спрашивается, муж Анны не желает обращаться в полицию?
– Видимо, хочет сам ее поискать, а потом уже впутывать копов… Господи, я не знаю! – отмахнулась Нэнси. – Наверное, подозревает, что Анна не явилась домой по определенной причине.
– Она бы так не поступила, – возразила Грейс.
– Я не пытаюсь острить, – повысила голос Нэнси. – Грейс, прости, но ты понятия не имеешь, как Анна поступила бы, а как не поступила. Вы полжизни не общались. Вам давно не семнадцать лет.
Грейс открыла рот – и снова закрыла, недоуменно глядя на нее. На языке вертелись слова, которые она пыталась сложить в предложение, но не знала, какие выбрать. Ее лучшая подруга пропала, и нечего спорить, кто тут главный! Нэнси не имеет права прохаживаться на ее счет в такую минуту! Грейс была готова потребовать у Нэнси отчета за последние двадцать лет жизни Анны, потому что в одном эта дылда была права: Анна сильно изменилась.
Рейчел и Кейтлин пристально смотрели на Нэнси, и та, поколебавшись, отрывисто произнесла:
– Извини, я не должна была этого говорить. Я сейчас вся на нервах.
Она не выглядела виноватой, но Грейс все равно кивнула. Нэнси продолжала:
– Я немедленно позвоню Бену.
Отстранившись от Кейтлин, она сунула руку в карман и вынула телефон, стиснув его мертвой хваткой.
– И сразу сообщу, как только что-нибудь узнаю.
Грейс ждала, что Нэнси прямо тут и позвонит, но она повернулась и зашагала по тротуару, ведя Рейчел за собой. Кейтлин не сразу двинулась за ними, и Грейс схватила ее за локоть.
– Что произошло? – спросила она. – В конце вечеринки Анна действительно ушла раньше вас?
Кейтлин едва заметно покачала головой.
– Я… я не уверена, – призналась она. – Точно не помню, но, по-моему, нет…
– Кейт! – крикнула Нэнси. – Ты идешь?
– Иду! – отозвалась та, не сводя взгляда с Грейс. – Извини, я не знаю.
«Все ты знаешь, – думала Грейс, глядя вслед удаляющейся троице, скрывшейся за поворотом. – Каждая из вас в курсе, черт бы вас побрал!»
Ей не давала покоя некая странность, непонятная реакция подруг на исчезновение Анны. Ситуация казалась нелогичной, неправильной. Нужно поговорить с Беном. Разумеется, муж-то скорее решится действовать, чем подруги. Грейс отказывалась верить, что он не желает обращаться в полицию, и не собиралась сидеть и ждать, пока объявится Анна или Нэнси соизволит что-нибудь сообщить.
Грейс направилась к машине. Она лично поговорит с Беном. Прежде чем заявить об исчезновении подруги, выслушает мужа Анны, и если он еще не написал заявления, сделает это сама.
И Кейтлин тоже стоит тряхнуть как следует. Надо копнуть поглубже, что все-таки случилось в пабе.
Но прежде всего нужно съездить к «Старой Вик» и дойти по тропе до скалы Крейна. Грейс очень надеялась – подругу не понесло в ту сторону, но ей не давал покоя страх, чтó могло случиться, если Анна все-таки отправилась к скалам.
Три месяца назад
Анна
За окном виднелась нарядная улочка – дома на две семьи, и перед каждым ухоженная лужайка. Мне еще не доводилось бывать в этом районе, не в последнюю очередь поэтому я выбрала здешнего психотерапевта из поиска в «Гугле». Припаркованная у обочины машина не удивит знакомых, раз я в получасе езды от дома.
– Расскажите, пожалуйста, что привело вас сюда, – попросила Салли. Ее голос звучал мягко, в нем слышался легкий протяжный акцент. Зачесанные назад волосы удерживал широкий ободок а-ля Алиса в Стране Чудес, однако тонкая челка все-таки выбивалась на лоб.
Я кивнула, но ответила не сразу. В животе холодело, как перед экзаменом. Даже подъехав к дому Салли, я не была уверена, что решусь идти до конца. Поможет ли мне психотерапия? В детстве могла бы помочь, но мне ее никто не предложил, и вот сейчас, тридцати шести лет от роду, я впервые явилась на прием к психотерапевту.
Я так сильно сжала кулаки, что в пальцах почти прекратилось кровообращение. Это все страх заговорить, открыться. Никогда не любила изливать кому-то душу, отчего визит к психотерапевту казался просто усмешкой судьбы. Я волновалась, нужно ли мне заговорить а вдруг потекут слезы, и мне совсем не хотелось плакать перед незнакомкой.
– Что заставило вас взять телефон и позвонить? – подсказала Салли. – Обычно с этого легче всего начать.
Множество мыслей закружилось в голове с такой скоростью, что я едва успевала осознавать их, причем каждая только усугубляла мою неловкость. Наконец этот хоровод остановился, словно налетев на ощущение, что события стремительно выходили из-под контроля, и я не знала, как остановить это. Как объяснить Салли, я тоже не знала, поэтому ответила просто:
– У меня отец умер полтора месяца назад.
– Сочувствую.
Я хотела сказать, что все нормально, но это прозвучало бы нелепо, учитывая, что я только что назвала смерть отца причиной, заставившей меня посетить психотерапевта.
– Ближе к концу стало понятно, что к этому идет, – добавила я. – Он долго болел, хотя от этого не легче.
На самом деле катализатором явилась не кончина отца, а недели, предшествовавшие его смерти, когда он решил – настало время открыть мне правду. Признаться, эту правду не помешало бы открыть еще много лет назад или вообще молчать. Видимо, папе захотелось дать мне какие-то ответы насчет мамы и событий моего детства, только осталась я с одними вопросами, которые уже некому задать.
– Да, от этого никогда не легче, – согласилась Салли. – Вы были близки?
– Нет. Хотя в каком-то смысле, да. – Я усмехнулась: – Господи, не знаю, это сложно. Как же нам не быть близкими, если он растил меня один. С другой стороны, мы всю жизнь говорили на разных языках… Простите, мне как-то странно это обсуждать.
– С незнакомым человеком, вы хотите сказать? – уточнила Салли.
– С кем угодно. – Я отвернулась к окну, занятая мыслями об отце. Прежде я не думала, близкие мы люди или нет. Мне еще не задавали подобного вопроса. С одной стороны, вряд ли отец смог бы ответить, где я работаю, хотя место работы у меня одно-единственное после колледжа. С другой – я бы не удивилась, найди я целый альбом с хронологией моей жизни в ящике папиного стола.
Впрочем, ничего такого там не оказалось. Несколько недель назад я перерыла все его столы, шкафы и даже коробки на чердаке. Обнаружились кое-какие сюрпризы – сувениры из детства, которые отец сохранил: мои сочинения, любимые книги. Я даже порадовалась, что Бен не приехал со мной разбирать вещи, потому что в тот день сидела посреди папиной спальни и выла в голос.
Короче, я не знаю, что отец смог бы обо мне вспомнить – мы не привыкли говорить на серьезные темы. Я всегда выходила из его дома со смутным разочарованием, не понимая, приятен был ему мой визит или нет. Невозможно в двух словах описать наши отношения; в общем, даже назвать это отношениями было бы натяжкой.
– Расскажите, что вы чувствовали после кончины вашего папы? – попросила Салли.
Я подняла голову и, уставившись на несуществующее пятнышко на потолке, принялась размышлять. Уже не в первый раз я пыталась разобраться в своих чувствах. Бен спрашивал меня о том же, и всякий раз я отвечала, что мне грустно, однако знала, что это не вся правда. Мне не хотелось говорить, что к грусти примешивалась изрядная доля облегчения. Разве можно в таком признаваться? В конце концов я ответила Салли, что ощущаю себя виноватой.
– Виноватой в чем?
– Наверное, в том, что я ни разу не проявила должного упорства, чтобы наладить отношения.
В памяти вдруг возникли воспоминания о Грейс и ее семье, о многих часах и днях, даже годах, которые я провела с ними, а не с папой. Может, наши с ним отношения сложились бы иначе, не торчи я безвылазно в доме Грейс?
– Это весьма распространенное состояние после потери близкого человека, – заметила Салли. – Мы все остаемся с вопросами «а что, если?» и «где можно было поступить иначе». Порой требуется время, чтобы осознать все хорошее, что мы сделали.
– Наверное, – пробормотала я.
– Вы не могли бы рассказать мне немного о своем детстве?
– Что конкретно?
– Вы сказали, что жили вдвоем с отцом. Значит, мама жила не с вами?
– Нет. Не желаю говорить о матери, я сюда не для этого приехала.
Салли с любопытством посмотрела на меня и произнесла:
– Ладно. Так каким же был ваш отец?
– Он старался как мог, – ответила я. Эту фразу я всю жизнь твердила как некую мантру. Всякий раз, как меня спрашивали про отца, я говорила: «Он старался как мог». Это не означало, что папа был недостаточно хорош или я вполне сознаю, что такое разрываться между работой и заботами о четырехлетней дочери. Дети, как известно, без проблем не растут. Но такой ответ казался наиболее простым и наименее пренебрежительным, из категории «понять и простить».
