Ида Мартин
То, что делает меня
– Воды принеси, – попросил он. – И лекарства. Там, на кухне на столе, оранжевая коробка. Тащи всю.
Я прошел на кухню прямо в обуви. Сразу нашел лекарства, налил из графина воду в круглую бирюзовую чашку из висевшего на специальной подставке набора.
Мужчина покопался в коробочке, достал свои таблетки и выпил.
– Может, все-таки врача вызвать? – предложил я.
– Ну их, – отмахнулся он. – Чем меньше с врачами имеешь дело, тем меньше болеешь. В больницу сразу потащат, а мне нельзя. У меня жена.
– Тогда я пойду, – я несмело попятился к выходу.
– Нет, погоди, как тебя зовут?
– Никита.
– А меня Вениамин Германович. Большое спасибо, Никита, что помог. Можешь еще одну небольшую услугу мне оказать?
Я неопределенно пожал плечами. Соглашаться не хотелось, а отказать – некрасиво.
– Сбегай, пожалуйста, в аптеку. Я как раз туда шел и вот, видишь, не дошел. Лекарства для жены нужны. Сама она у меня не ходит, а без них совсем туго. Я тебе за помощь заплачу. Там, в куртке, рецепт и деньги.
Благо, аптека была в соседнем доме, и я сбегал очень быстро.
За время моего отсутствия Вениамину Германовичу значительно полегчало, лицо приобрело естественный розоватый оттенок, а улыбка была уже не вымученная, а вполне настоящая. Седые усы удовлетворенно топорщились, и он хотел даже сесть, но потом все-таки передумал.
– Возьми там деньги. Купишь девчонкам конфет, – сосед весело подмигнул.
– Спасибо, не нужно. Я просто помог.
– А знаешь что? – он снова попытался сесть. – Приходи к нам как-нибудь вечером. После семи. Джейн будет рада. Ей позарез Ганимед нужен.
На моем лице отразилось непонимание. И Вениамин Германович, спохватившись, пояснил:
– Джейн – Жанна. Жена моя, художница. Днем спит, а ночами пишет. У нее проблемы со сном. Это ты для нее сейчас снотворное покупал. Она сейчас работает над «Похищением Ганимеда». Картина сложная, стилизация под классицизм, и очень нужна натура. Хотя бы на часок загляни. Мы заплатим, не волнуйся. Тут уже настоящая работа будет, а не помощь.
Когда я вошел в нашу квартиру, повсюду горел свет и орала музыка. И не просто музыка, а ABBA! Дятел же в темных очках и моей красной рубашке кривлялся перед зеркалом в коридоре. «The winner take it’s all», – дрожащим голосом блеял он.
Понаблюдав какое-то время за этим беспределом, я ушел на кухню и успел поесть, прежде чем он заметил мое возвращение. Влетел перепуганный, на ходу стаскивая рубашку:
– Ты давно пришел?
– Давно. По какому случаю праздник?
Он по-дурацки задергался и засмущался.
– Просто. Побесился немного.
– Больше мои вещи не трогай.
– Извини.
– Знаешь седого мужика с пятнадцатого этажа? У него жена еще художница.
– Вениамина Германовича? Конечно! Он же известный писатель. Бабушке три романа своих подарил. Только она их толком не читала и мне не велела. Сказала, эротики много.
– Ну и ты, небось, сразу кинулся читать.
– Я не кинулся, – Дятел потупился. – Но проверил… Ерунда. Ничего такого. Пишет, конечно, красиво, но совсем неинформативно.
Глава 5
С ребятами встретились в два часа у школы. Была суббота. На улице опять стояла жара, дышать нечем, солнце нещадно пекло, на небе ни облачка, и совершенно не верилось, что еще вчера шел дождь.
Трифонов сказал, что вначале просто пройдемся по району, а если сразу Хорька не найдем, то он поспрашивает у знакомых, но это в самом крайнем случае, потому что одалживаться не любит.
Криворотов был в белой с длинными черными рукавами футболке и светло-голубых джинсах, а Тифон в своем «джокере» и камуфляжных штанах. Бандану он надевать не стал, с гордостью выставив дракона на всеобщее обозрение.
Леха как заправский гид с большим удовольствием показывал местные достопримечательности. Закрытый на ремонт детсадик, в котором на полусгнивших верандах можно было беспалевно пить пиво. Длинную панельную девятиэтажку с люками без замков и свободным проходом на крышу. Ничем не примечательную табачную лавочку, известную тем, что в ней продавали сигареты хоть пятилетним. Старенький особнячок музыкалки, где Леха «потерял семь бесценных лет, насилуя аккордеон». Турники, на которых, чтобы не упасть в грязь лицом, мне тоже пришлось подтягиваться, длинный сплошной ряд старых зеленых, еще не снесенных гаражей.
Болтал в основном Леха, Тифон лишь посмеивался и время от времени одергивал друга, чтобы не слишком увлекался и не придумывал, чего не было. Но того просто распирало.
– Люк канализационный видишь? Как-то мы со школы шли, и он открыт был, ну я просто так бросил туда камушек, проверить, глубокий ли, а внутри рабочий, оказывается, сидел, и ему этот камень прямо по башке попал. Я ж не знал, что там кто-то есть. А он как вылезет, как со злости погонится за нами. Ну, мы на крышу, – Леха широко махнул рукой в сторону гаражей. – Все забрались, а Тиф, коряга, прикинь, сорвался и прямиком в помойку. Вон в те мусорные баки. Рабочий, естественно, сразу к нему. Пришлось драными сапогами, горшками с землей и объедками из помойки в него кидаться, чтоб отстал. Мы так ржали, так ржали, что чуть с гаражей не попадали.
– Хватит гнать, – Тифон хрипло засмеялся. – То ж ты был. Вонял потом, как скунс.
– Да ладно? – По хитрому выражению Лехиного лица я понял, что он и сам прекрасно знает, что это произошло с ним, но признавать не собирается. – Ты же тогда еще куртку порвал.
– Куртку я не тогда порвал, – Тифон строго глянул на него исподлобья.
– А, точно. На крыше, да? – резко вспомнил Леха, разворачиваясь ко мне. – Там у нас два дома есть, со стороны кажется, что это один буквой «Г» построен, а на самом деле их два, просто стоят очень близко друг к другу. Всего около пары метров между ними. Короче, как-то зимой Тиф с одним чуваком на спор прыгали с одного дома на другой.
– Вот про это совсем не обязательно трепать, – поморщился Тифон.
– А чего такого-то? – Леха попытался изобразить непонимание, но его сияющие синие глаза переполняло лукавство.
– Сказал, не надо, – Тифон остановился.
Когда он вот так смотрел прямо в упор, взгляд у него был очень неуютный.
– Хорошо, хорошо, – заверил Леха, затем выдержал паузу и добавил: – Да я в общем-то и не собирался рассказывать, как ты с этой самой крыши чуть не звезданулся. Или это был не ты?
В ту же секунду я и глазом не успел моргнуть, как они помчались по пешеходной дорожке вдоль детской площадки.
И если бы у Лехи не вывалился из заднего кармана мобильник, Тифон вряд ли бы его поймал. Но когда Криворотов тормознул и наклонился, чтобы поднять трубку, Трифонов подскочил и, не давая ему разогнуться, придавил сверху коленом. А когда я подошел, как ни в чем не бывало отпустил и пристроился рядом со мной. Леха же так и остался сидеть на корточках. Однако стоило нам немного пройти вперед, как он вскочил, разбежался и запрыгнул Трифонову на спину. Тот мигом нагнулся и сбросил Леху через голову на землю.
И они снова стали гоняться, смеясь и отвешивая друг другу пинки и подзатыльники. Всю дорогу. До тех пор пока не дошли до Гариков.
Сквер, где тусовались Гарики, находился между двумя серыми панельными домами. Подъездов на семь примерно. Узкая пешеходная дорожка с несколькими покореженными лавочками с обеих сторон была засажена сиреневыми кустами. В одном конце сквера стояли старые металлические качели и массивная черепаха-лазалка. В другом – деревянный столик и самодельные лавки.
В этот раз Гариков было немного: человек десять всего. Музыка не играла. Они просто сидели на лавках, курили и вяло перекидывались обзывательствами. Двое пили пиво из банок, остальные завистливо на них поглядывали. Неприятные парни, настоящая гопота, с такими я бы даже в отместку маме связываться не стал.
Но пришлось поздороваться со всеми за руку. Высокий чувак в синей клубной куртке с выбритым под ноль затылком и длинными патлами спереди встал.
– Какими судьбами? – спросил он, обращаясь к Трифонову.
– Хорька ищем.
– Что-то ты запропал.
Тифон насмешливо и немного высокомерно прищурился.
– Дела были.
– Лады. А то мало ли, обиду кинул, – парень смотрел на него настороженно, вероятно пытаясь угадать, что на самом деле скрывается за этой улыбочкой.
– Знаешь, Гарик, – довольно мирно сказал Тифон, – обида – это когда тебя твой друг подставляет, а когда человек никто и звать его никак, то пофиг.
Самоуверенность Тифона впечатляла. Но Гарик не только стерпел, но еще и стал оправдываться.
– Слушай, забей. Это случайно получилось. Я тут ни при чем.
– За случайно бьют отчаянно, – полушутя ответил Трифонов и похлопал его по плечу: типа, все нормально.
– Хотите анекдот? – решил разрядить обстановку Леха. – Короче, приходит в класс географичка-практикантка, а там полный беспредел. Все на ушах стоят. Она такая: «Здравствуйте, дети», – Леха голосом изобразил учительницу. – А дети ей: «Пошла вон». Ну, практикантка со слезами-соплями к директору. А директор: мол, сразу видно, что у вас никакого опыта общения с детьми нет. Нужно ведь сначала их удивить, заинтересовать. Ну и ломанулся сам в класс. Дверь с ноги и такой: «Здорово, мужики!» Дети: «Здорово». Директор им: «А слабо презик на глобус натянуть?» В классе замешательство: «А что такое глобус?» «А вот об этом, – Леха сделал многозначительную паузу, – вам и расскажет новая учительница».
Когда дикий гогот немного стих, Трифонов спросил:
– Так что насчет Хорька?
– Они в лесу, в беседке, – сказал один из пацанов. – Я их час назад встретил, туда шли.
Лес был густой, смешанный и, по словам Тифона, простирался на многие километры от города, а узкие асфальтные дорожки уводили в настоящую чащу, где водились белки, зайцы и лисицы. Женщина из той крайней пятиэтажки, где я метался, когда заблудился, рассказывала Лехе, что как-то рано утром под своими окнами она видела пасущегося лося. В самом же лесу лоси были явлением рядовым и людей почти не боялись.
Пригородная часть леса условно разделялась на три зоны. «Культурно-оздоровительную», как назвал ее Тифон, – для прогулок пенсионеров, собачников и семей с маленькими детьми. «Досуговую», с лавками, столиками и беседками, – место всевозможных массовых пьянок и пристанище алкоголиков, а также «жилую» – глухомань, где спали бомжи, тусовались наркоманы и водились маньяки.
Мы свернули от центральной аллеи вправо на одну из боковых дорожек. Затем еще на одну. Неподалеку от щита «Огонь разводить запрещено» стояла так называемая беседка. Четыре столба и на них крыша. Между столбами толстые поперечные балки, вдоль них доски лавок. Посредине – сиротливый одноногий столик. На ближайшем невысоком деревце висело что-то странное. Я сначала подумал – бутылки, но потом пригляделся и понял, что это дохлые голуби. Штук пять или шесть. Омерзительная картина.
На столике сидел кудрявый парень, остальные двое или трое растянулись на лавках. Заметив нас, пацаны встревоженно повскакивали. Среди них я сразу увидел самого Хорька.
– Так, проверка документов. Никому не двигаться. Руки на стол, – издали прохрипел Трифонов строгим голосом.
– Чего это вы тут делаете? Опять клей нюхаете? – Леха шутя отвесил крайнему подзатыльник.
Хотя «хорьки» и узнали Леху с Тифоном, менее испуганными они от этого не стали.
– Ладно, не дергайтесь, – Трифонов примирительно поднял ладонь. – Никакого напряга нет. Один вопрос – и мы уходим.
Пацаны не пошевелились. Головы вжаты в плечи, руки в карманах.
– Покажи им телефон, – велел он мне.
Я достал «нокию».
– У кого была эта трубка? – Тифон передал ее Хорьку, а тот – остальным.
– Ну, у меня, – сказал кудрявый. – Я случайно с «самсунгом» перепутал. Но его уже нет, сестре отдал, а она подруге какой-то подарила. В общем, с концами.
– Этот где ты взял? – Трифонов резко развернулся к нему.
– Нашел.
– Ну, начинается. Слышь, ты не в ментовке, давай отвечай нормально, по-хорошему.
– Нет, реально нашел, – забеспокоился парень. – В тот же день. Даже симку выкинуть не успел.
– Где нашел-то? – нетерпеливо встрял Леха.
– Возле ТЭЦ. Со стороны, где заброшка. Возле лаза в заборе валялся. Он желтый. Заметный.
Мы переглянулись.
– Ладно, – бросил Тифон, с отвращением оглядывая дерево с голубями. – Живите.
Но сразу в город мы не пошли. Минут десять петляли по узким тропинкам. Наконец выбрались на поросшую низким кустарником и травой просеку со здоровенными высоковольтными опорами ЛЭП, широконогими, устремленными острыми конусами в небо железными гигантами.
Один конец просеки уходил далеко-далеко, сливаясь с лесом и горизонтом, а другой заканчивался новенькой высоткой.
Здесь было намного свежее, чем в запыленном душном городе, а в воздухе отчетливо ощущалось наступление осени. То ли из-за запаха залежавшейся хвои, то ли из-за прохлады, время от времени приносимой ветром, то ли из-за неба, выглядевшего отсюда белее и выше, то ли дело было в тонюсеньких паутинках, плавно покачивающихся в колосках высокой травы. То ли во всем сразу.
А может, просто во мне в этот момент что-то переключилось. Только вышел на просеку и сразу почувствовал это где-то в области солнечного сплетения. Какую-то необъяснимую тревогу и внезапную грусть от того, что уже ничего не будет как прежде.
– Дальше не пойдем, – Тифон плюхнулся на бетонное основание вышки.
Леха садиться не стал. Они достали сигареты и закурили.
– Раньше, когда мы были Командой семь, всегда здесь зависали, – с ностальгической улыбкой сказал Тифон, морщась от дыма. – Хотели стать самой непобедимой командой в мире.
Он улыбался своим мыслям, и в такие моменты из-за не проходящего румянца на скулах выглядел по-девичьи смущенным.
– Зачем?
– Затем, чтобы иметь свою силу. В реальном мире – самый крутой скилл. Потому что тут нет магии и тебя никто не похилит в случае чего.
– А как же мозг? – удивился я.
– А что мозг? – Тифон посмотрел на меня так, будто я с неба свалился. – Мозг никто не отменял. Вот оттого у людей и проблемы, что они вечно делают ставку на что-то одно.
– Да какая разница, на что делать ставку? – вмешался Леха. – Цель всегда – бабло. А через какое место ты его получишь, вообще не важно. Потом все равно купишь то, чего тебе недостает.
– Да что ты говоришь? – насмешливо прохрипел Тифон. – И где же взять столько бабла, чтобы не быть говнюком?
– Сам про себя такого никто не признает, а на мнение других, когда у тебя есть деньги, можно забить болт. – Логика Лехи звучала разумно.
– Ну, хорошо, а где их взять-то, эти деньги?
– Если есть сила, можешь отнять, а если мозги, то развести кого-нибудь.
– И на эти деньги купить совесть.
– Не, – Леха скривился. – Совесть – это баг. На фига ее покупать?
– А что тогда делать человеку, у которого чуток силы и совсем немного мозга? – Тифон, хитро прищурившись, посмотрел на Леху.
– Ну, в моем случае ни то ни другое не нужно, – Леха горделиво поднял голову и расправил плечи. – За красоту люди сами все отдают.
С этими словами он выбросил бычок в траву, ухватился за металлическую перекладину вышки и подтянулся. Закинул ноги, перевернулся и, поднявшись в полный рост, начал карабкаться еще выше.
Тифон так же ловко полез следом. Его руки впечатляли – сплошные мышцы и вены, хотя качком он вовсе не выглядел. Подтянулся на правой, перехватился левой, легко и просто: раз-два, раз-два, будто это не требовало никаких усилий. Немного завороженно я смотрел на них обоих, как на акробатов в цирке.
Подниматься слишком высоко Криворотов все же не стал, уселся на горизонтальной планке и, прицелившись, плюнул на Тифона, но не попал, зато тот через несколько секунд был уже рядом с ним. Я испугался, что они начнут толкаться, но у обоих хватило ума этого не делать.
Снизу мне казалось, что ребята не так уж и высоко, но когда сам добрался до них и глянул на землю, внутри пробежал холодок.
Зато оттуда были отлично видны полосатые красно-белые трубы с одной стороны и новенькая многоэтажка с противоположной. Линия электропередачи приближалась к высотке чуть ли не вплотную, а затем уходила куда-то дальше, в сторону шумевшего за лесом шоссе.
Изловчившись, Леха достал свой мобильник и принялся делать селфи.
– Как быть с «нокией»? – вспомнил я о неприятном. – Зарядки десять процентов осталось.
– Выброси симку или даже трубку, – ответил Тифон.
– Я про другое. Что делать с этой Яной?
– А что ты сделаешь? Человек просто потерял телефон.
– ТЭЦ – это где?
– Трубы видишь? – он махнул в сторону горизонта. – Это ТЭЦ. Некоторые помещения неработающие. Заброшенные. В последний раз я летом туда лазил. Был когда-нибудь на заброшке?
– Нет.
– Как можно дожить до семнадцати и не влезть на заброшку? – воскликнул Леха потрясенно. – Стоит один раз попробовать, и твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Идем завтра?
Он с надеждой посмотрел на Тифона.
– Завтра у Зои день рождения.
– Точно, – Леха шлепнул себя ладонью по лбу. – Тогда на следующей неделе.
– Можно.
Мы замолчали, и стало слышно, как от ветра шумит листва. Ребра стальной балки больно впивались в ладони и ляжки, но именно из-за этого, из-за этой тупой, медленно разрастающейся боли, из-за чистого глубокого неба, ветра, свежего осеннего воздуха и высоты я внезапно в полной мере ощутил, что я есть. Открытие, достойное Капитана Очевидность. Но никогда прежде у меня не было такого, чтобы хотелось удержать какой-то момент. Накатило и подняло к проводам. Еще вдох, и унесло бы до самого белого дыма из трубы.
Я подумал, что странно устроены люди, стремясь сбиваться в тесные городские коробки, чтобы жить друг у друга на головах, когда вокруг природа и полно свободного места. Этот вопрос меня интересовал уже давно. Но сколько я ни гуглил, кроме ответа, что человек – существо социальное, ничего вразумительного так и не нашел.
– Интересно, почему люди не могут сами по себе? – я кивнул в сторону дома. – Вон сколько леса кругом. Многие ненавидят друг друга, но все равно живут вместе. Некоторые вообще всех ненавидят, но никуда не уходят.
– А кого им тогда ненавидеть? Самих себя? От этого сходят с ума, – сказал Тифон. – Я ролик смотрел про заключенных в Алькатрасе. У них реально крышак едет. Оттого, что перестают понимать, кто они, и существуют ли на самом деле. Потому что только через других можно увидеть себя.
Электрические провода над нами громко и назойливо гудели.
– Хорош грузить, – Леха съехал с балки и повис на руках. – Лучше идем пожрем чего-нибудь.
Он потащил нас в палатку с шаурмой, где на большущем вертеле крутился здоровенный обтрепанный кусок мяса. Я никогда не пробовал шаурму, мама всегда шарахалась от палаточного общепита как от проказы. Но в этот раз отказываться не стал, парни и так не понимали, почему я не курю.
Взяли по куску пузатого, напичканного всякой всячиной горячего лаваша и, запивая ледяной колой, стали есть прямо там, за палаткой. Неожиданно это оказалось очень вкусно.
– Знаете, что отвратительнее, чем откусить шаурму и обнаружить там червяка? – Леха с аппетитом уминал свою порцию.
Мы с Тифоном брезгливо скривились и невольно посмотрели внутрь своих кусков.
– Обнаружить там половину червяка, – Леха радостно засмеялся своей детской шутке.
– Слушай, Лех, – Тифон иронично прищурился. – А что, ты прямо так все съешь? Даже фоткать для Инсты не будешь?
– Не, я уже сегодня оладьи выкладывал и кофе. Обойдутся.
– Оладьи не считаются, они домашние, а тут – шаурма. Пусть все знают, какой ты рисковый парень.
Внезапно округу взорвали громкие восторженные вопли:
– Ле-е-е-ша! Ле-е-е-ша!
От автобусной остановки прямиком к нам двигалась компания шумных и пестрых девчонок.
Увидев их, Тифон чуть не подавился и пихнул меня в бок.
– Девки из восьмого. Они все впятером Леху любят.
Леха тоже радостно замахал им в ответ.
– Ты че, дурак? – Тифон дернул его за футболку. – Теперь вообще не отстанут. Валим к Мироновой.
Мы дошли до той самой девятиэтажки с открытыми люками, поднялись пешком на шестой, и парни тут же принялись остервенело трезвонить и стучать кулаками в дверь: «Открывайте, полиция!»
Зоя в коротеньких желтых шортах и широкой безразмерной футболке выскочила на площадку и, поспешно прикрыв за собой дверь, чмокнула по очереди в щеку Леху и Тифона, затем коротко кивнула мне.
– Че такое? – громко зашептал Леха, сообразив, что шуметь, оказывается, не стоит.
– У нас ребенок.
– Какой еще ребенок? – лицо Тифона вытянулось.
– Девочка. Ей десять дней.
– Да ладно! – Леха удивленно присвистнул. – И кого это так угораздило? Тебя или Нинку?
– Маму, – со смехом ответила она. – Вот сижу, подменяю ее, пока по магазинам ходит. Они завтра на дачу.
Леха тут же заныл:
– Дай позырить. Я такую мелочь никогда не видел.
– Не нужно. Дышать на нее будешь своими микробами.
– Не буду дышать. Издали посмотрю.
– Мама прибьет, если узнает, – сопротивлялась Зоя.
– Туда и обратно, – клятвенно пообещал Тифон.
Тихонько запустив нас в квартиру, Зоя велела снять обувь.
В единственной комнате царил полнейший бедлам, двуспальный диван был разобран, на нем и на полу валялись вещи.
– У нас тут немного не убрано, – пояснила без капли смущения Зоя и показала на решетчатую деревянную кроватку возле окна. Мы осторожно приблизились к ней и остановились один за другим, заглядывая внутрь.
– Это Ио, – прошептала Зоя с умилением.
– Так назвали? – удивился Леха.
– Назвали Соней, но я зову ее – Ио. Ты что, в Доту не играл?
И пока Леха дразнил Зою глупыми вопросами про уровни здоровья, ману и скиллы, я завороженно разглядывал ее саму через зеркальные дверцы шкафа купе.
– Ты что творишь? – Зоя шлепнула Трифонова по руке. – Сдурел?
– А чего такого? Я же осторожно, – Тифон убрал руки за спину.
– Все, валите уже. Вы грязные, с улицы. Обещали только посмотреть, а теперь еще и лапами своими лезете, – она принялась отпихивать его от кроватки, и он послушно пошел на выход, но в узком проходе коридора затормозил прямо перед ней, уперся обеими руками в стены, и сколько Зоя не пыталась, никак не могла сдвинуть его с места.
– Гулять-то пойдешь?
Но пронзительный звонок в дверь не дал ей ответить. Такой резкий, что вздрогнули все.
– Странно, – прошептала Зоя. – Вообще-то мама знает, что Соня спит. Если только ключи забыла. Тогда сейчас всех на месте пришьет без суда и следствия. Лучше спрячьтесь.
– Где тут спрячешься? – развел руками Тифон. – Твоя мать нас в два счета найдет, и будет еще хуже.
– Я на кухне отвлеку, дверь запирать не буду, и вы быстро выскочите. Давайте двое под кровать, один в шкаф.
Дребезжащая трель звонка с новой силой прокатилась по квартире, и Тифон с Лехой, не сговариваясь, метнулись под раскладушку дивана. Зоя молча указала мне на шкаф-купе. Благо, место под вешалками было свободно. Звонок раздался в третий раз. Зоя бросилась открывать. Я задвинул дверцу.
Однако пришла не мама. Голос был мужской, грубый и требовательный. Я услышал, как Зоя громко сказала «нет ее» и «вали», но человек уходить не собирался. Вместо этого уже в комнате, совсем близко, я услышал: «Че, правда нет?»
– В магазин ушла.
– Я подожду.
– Нет уж. Смотри, чуть ребенка не разбудил.
– Ладно, сейчас проверю, чтоб наверняка, и уйду.
– Не нужно ничего проверять, – в голосе Зои послышалась встревоженность. – У подъезда, если хочешь, подожди.
– Ага, я буду торчать у подъезда, а она преспокойненько себе из шкафа вылезет, как в прошлый раз, а еще морду потом сделает, типа: «Не знаю ничего, пришла десять минут назад».
– Нет ее в шкафу, – почти закричала Зоя.
Я понял, что дело начинает принимать дурной оборот, однако особо испугаться не успел, потому что дверь шкафа отодвинулась и передо мной возникли ноги в темно-синих джинсах и потертых коричневых ботинках. В первый момент, обшаривая взглядом вешалки, мужик меня не заметил, но потом все же опустил голову. А как только наши глаза встретились, он резко отпрянул и грузно рухнул на диван. В ту же секунду оттуда донесся едва различимый сдавленный стон. Но мужик, поспешно вскочив, его не услышал.
– Ты, блин, кто?
Он был русоволосый, невысокий и худощавый, лет сорока пяти, с длинным носом и глазами, как у спаниеля.
– Дед Пихто, – Зоя уцепилась за его локоть, пытаясь выставить. – Иди уже.
Я молча выбрался из шкафа. В голову ничего путного не приходило.
– Нет, погоди, – мужик грубо отпихнул ее и, схватив меня за футболку, легонько встряхнул.
– Мой друг это, – раздраженно пояснила Зоя.
– А чего он в шкафу делает?
– Тебя не касается. Уходи.
От нелепости ситуации мне стало смешно.
– Нет, а чего он ржет? – мужик снова требовательно встряхнул меня. – Че ржешь?
– Думал, Зоина мама пришла и убьет за то, что толчемся возле ребенка. А теперь представил, что она сделает, если сейчас вернется и застанет возле кроватки нас всех. Еще и в обуви.
Я покосился на его ноги. Он тоже посмотрел на свои стоптанные ботинки.
– Ладно, внизу обожду.
Как только дверь за ним захлопнулась, Леха с Тифоном выбрались из-под дивана и тут же от смеха на него и повалились.
– Ой, не могу, – всхлипывал Леха. – Ну ты, Никитос, даешь!
– Даже я бы этого козла так идеально не выпроводил, – признался Тифон.
– Спасибо, Никита, – по-мужски пожимая мне руку, сказала Зоя.
Я кивнул и, кажется, покраснел, глядя на ее тонкие сильные пальцы в своей ладони.
– Кто это?
Она поморщилась:
– Материн брат, дядя Гена. За деньгами вечно приходит. Как бабушка умерла, так теперь и тянет из матери жилы. Свою долю от квартиры требует. А та квартира в новостройке, второй год в эксплуатацию сдать не могут. Так бы мы ее продали и рассчитались с ним. Я сказала маме, что мы с Ниной работать пойдем, а она только раскричалась, что запрещает бросать школу. У нее просто сейчас заказов совсем мало. Последние шторы неделю назад отдала.
Тифон слушал, иронично нахмурившись, и как-то полуприкалываясь кивал, словно она какую-то чепуху говорит. Потом ни с того ни с сего разулыбался:
– А ты за лето выросла. Разговариваешь почти как взрослая. Я по тебе скучал.
И тут они устроили такие гляделки, что я сразу сник. Похоже, все-таки зря обнадеживался.
На улице на лавочке сидел этот дядя Гена и что-то писал в телефоне. На нас даже головы не поднял.
Мы отошли немного в сторону, и Тифон притормозил.
– Может, пора вломить ему? – спросил он Леху спокойным будничным тоном. – А то она возьмет и из-за него еще правда школу бросит. Ишь, работать собралась.
– А чего такого? – пожал плечами Леха. – Вообще-то это нормально. Если денег нет, люди работать идут.
– Ты че, дурак? – Тифон застыл. – Куда ей работать? Ей семнадцать. Что она будет делать? В шашлычной столики протирать?
В первый раз за день выражение Лехиного лица сделалось скучным и утомленным. Разговор ему явно не нравился.
– Я на Зойкиного дядьку не полезу.
– А я тебе и не предлагал. Только совета спросил.
– Считай, ты его получил.
– Иди в задницу.
– Сам иди.
Последние слова Леха сказал уже в спину Тифону.
– Они встречаются? – осторожно спросил я, когда Трифонов отошел на приличное расстояние.
– Кто? Зойка с Тифоном? – Криворотов сделал пару затяжек, точно обдумывая вопрос. – Зойка ни с кем не встречается. Она наш друг. Кореш. Но все равно, если собираешься подкатить, то сразу выбрось это из головы. Тиф к ней и на пушечный выстрел никого не подпустит. Все в округе про это знают, никто не суется.
А когда я уже возвращался домой и слушал музыку, все думал, что люди вон в какой тесноте живут, а я своим, видите ли, в трешке помешал.
