Ида Мартин
То, что делает меня
Глава 7
В понедельник в школе Тифон с Зоей общались так, словно ничего не произошло. Будто они и не ссорились вовсе. Про Ярова никто не вспоминал, и в последующие несколько дней, вплоть до похода на ТЭЦ, после которого события закрутились с такой скоростью, что я едва успевал отсчитывать дни, все вошло в обычный жизненный ритм: домашка, контроши, уроки, тушеная капуста и Дятел под боком. Ничего необычного, за одним лишь исключением: после боулинга Трифонов, Криворотов и Миронова неожиданно приняли меня.
Помню, в детстве я смотрел такой старинный мультик – «Замок лгунов». Там был мальчик, который не слушался маму и все время обманывал. Однажды он встретил странного человека в высокой голубой шляпе, и тот отвез его в замок, где жили мальчишки-обманщики. Они показывали мальчику разные красивые вещи, оказывавшиеся потом ненастоящими: мороженое из мыла, надутый диван, который лопался, когда на него садились, нарисованные двери, даже сам замок был обычной палаткой. Из-за этого обмана мальчик вечно попадал в глупое положение, а те ребята угорали до слез, радуясь, что им удалось так хорошо его обмануть.
Так вот, каждый день, затаив дыхание, я ждал противного глумливого смеха за спиной. Но прошла почти неделя, и никто не засмеялся.
На ТЭЦ мы отправились в субботу, когда стемнело. Впятером. Потому что ищущая острых ощущений Нина уговорила Зою взять ее с собой.
В большинстве дворов, через которые мы шли, было темно и довольно безлюдно. И чем дальше мы удалялись от метро и основных автомобильных дорог, тем мрачнее становились виды. Глухомань глухоманью. Жутковатый район. Ветхие пятиэтажки с балконами, грозящими вот-вот рухнуть вниз от наваленного на них старья, длинные ряды гаражей, глухие заборы промзоны с колючей проволокой наверху.
А еще по мере нашего приближения к ТЭЦ повсюду нарастал низкий равномерный гул, тревожный и угнетающий. Словно огромную турбину запустили. Такой звук бывает в серьезных психологических триллерах для создания атмосферы.
Один бы я никогда в эти места не сунулся. Но ребятам, похоже, было не привыкать, и Зоя почти всю дорогу весело болтала с Трифоновым о модных бородах, от которых ее бросает в дрожь, и татуировках, которые ей нравятся. Леха переписывался на ходу, а Нина курила одну за одной и помалкивала.
Мы перешли узкий проезд и уперлись в серую бетонную стену. Даже в темноте было видно, какая она грязная и старая. За припаркованным на тротуаре зеленым микроавтобусом, лихо расписанным в стиле стрит-арта, в который врезался не следящий за дорогой Леха, обнаружилась большая дыра в заборе, пробитая примерно на уровне колен.
Осторожно, один за другим, мы пролезли через дыру и выбрались на прилегающую к ТЭЦ территорию. Гул многократно усилился. Слева тускло мерцали беловатые фонари. Тифон пояснил, что там сидят охранники и время от времени делают обход территории.
Оказалось, чтобы попасть на заброшку, нужно было еще перелезть сетку, поэтому мы, пригнувшись, прошли вдоль нее и остановились позади высокого прямоугольного здания из стекол и бетонных блоков. Тифон велел нам с Лехой лезть, а сам остался подсаживать девчонок. Но Зоя от его помощи отказалась и, вцепившись длинными пальцами в крупные ячейки сетки, с ловкостью кошки перепрыгнула на другую сторону.
Нина же нарочно обождала, пока он поднимет ее и передаст Лехе, который без особой нежности перетащил девчонку, словно тяжелый тюк. Нина недовольно фыркнула, что он не Криворотов, а Криворуков, Леха ответил, что в следующий раз она полезет сама, и они громким шепотом принялись обзывать друг друга. Но где-то в отдалении залаяли собаки, и им пришлось замолчать.
Быстро перемахнув следом за нами сетку, Тифон по-деловому направился к зданию. Дошел до маленького крылечка с узкими ступеньками, ведущими к двум металлическим проржавевшим дверям, подергал за ручку сначала одну, потом вторую. Вторая открылась.
Настораживаясь от малейшего скрипа, мы просочились внутрь, и первые пару минут толкались на одном месте, тесно прижавшись друг к другу и пытаясь привыкнуть к темноте. Но потом зажгли фонарики на телефонах, и стало значительно веселее.
Я схватился за Лехину джинсовку, сзади пристроилась Нина. И так, цепочкой, как в сказке про золотого гуся, мы медленно двинулись по коридору, вскоре оказавшись в каком-то очень большом помещении. Свет фонариков выхватил из темноты огромные металлические ящики, а за ними – точно свернувшегося кольцами гигантского змея – замысловатую конструкцию из водопроводных труб. Потом начинались лесенки, вентили, серебристые воздуховоды, поблескивающие в падающих на них лучах.
– Здесь такой запах, как у отсыревшего мармелада, – прошептала мне на ухо Нина. – Кисло-сладкий.
– Тошнотой так воняет, – подсказал Леха.
Все сразу начали принюхиваться. Нина была права, запах стоял странный и неприятный. Наверное, то было сочетание разных запахов: плесени, ржавчины, хлорки, как будто даже мокрой бумаги.
И тут в глубине прилегающего к залу коридора мы различили тусклое электрическое свечение.
– Тормозните здесь, – скомандовал Тифон, – проверю, что там. И вырубите фонари.
Медленно обойдя трубы, он пошел к коридору.
– Ничего не видно, – пожаловалась Зоя.
– Темнота – друг молодежи! – Леха тут же стиснул ее в объятиях и прижал к стене.
– Криворотов! – взвизгнула она. – Перестань! Охрана услышит.
– А я тихо, – отозвался Леха. – Это ты шумишь.
Зоя стала отбиваться, и завязалась слепая возня. От нервного напряжения всем хотелось сходить с ума.
Трифонов вернулся и сообщил, что это просто аварийная подсветка, и в коридорах охранников нет. Немного расслабившись, мы пошли за ним и вскоре попали в просторный холл с множеством приоткрытых дверей.
– Кто-то обещал, что будет страшно, – недовольно сказала Нина. – Но, кроме грязи, вони и Криворотова, тут ничего пугающего.
– Если я обещал, значит, будет.
Тифон крепко схватил ее за руку и потянул обратно в темноту, дальше по коридору. Мы отправились за ними.
Наверху запустение и затхлость чувствовались сильнее, чем на первом этаже, где, казалось, все находится в почти рабочем состоянии. Стены во многих местах были расписаны граффити, в нескольких помещениях мы наткнулись на выбитые стекла и использованные шприцы. Металлическое покрытие пола вибрировало под нашими ногами.
Наконец мы попали в застекленную мелкими квадратными окошечками просторную залу. После коридорного мрака от белого света наружных фонарей в ней было почти светло. Кругом завалы железяк и хлама, но по центру доступный проход. Мы немного огляделись, сделали пару шагов и вдруг одновременно остолбенели.
В блеклом свете среди темных перекрестий металлических балок у потолка на длинной толстой веревке безвольно болталось человеческое тело.
Зоя ахнула и схватила меня за руку. Но не успел я и сам сделать глубокий вдох, как Леха громко, по-женски истошно завизжал и бросился назад в коридор.
– Идиот, что ли? – Трифонов зло поймал его за шкирку и тряхнул. – Забыл про охрану?
– Забыл, – выпучив глаза, усердно закивал Леха. – Все забыл. Напрочь. Стремно-то как!
– Это человек? – неуверенно спросила Зоя.
– Иди убедись, – кивнул в сторону повешенного Тифон.
– Теперь понятно, чем так воняет, – довольно равнодушно, а может, просто делая вид, что ей безразлично, чтобы перед Трифоновым выпендриться, сказала Нина.
Мне стало не по себе. Особенно после того, как она напомнила про запах. Я его тоже почувствовал – тошнотворный, сладковатый, гораздо более острый, нежели прежде.
– Ну что? – усмехнулся Трифонов. – Кто тут смелый?
– Не я, – выпалил Леха. – Ненавижу такое. Я лучше в коридоре покурю, чтобы запах забить.
Мироновы осторожно, но довольно решительно двинулись вперед. Я за ними. Медленно, не в силах оторвать взгляд от мрачного силуэта.
Он висел к нам спиной, совсем худой, в черном капюшоне, с какими-то чересчур прямыми ногами и руками. А голова, наоборот, была круглая и очень большая. Совсем непропорциональная телу.
Зоя остановилась метрах в двух и принялась разглядывать повешенного, а Нина нагнулась, подняла что-то с пола и кинула в него.
Повешенный закачался и стал медленно поворачиваться к нам той стороной, где у него лицо. Выглядело это ужасно, и лишь понимание того, что позади стоит Тифон, удерживало меня от позорного бегства. А когда тело все-таки докрутилось, нашим глазам предстало белое безносое лицо с большими черными глазницами и нарисованным широким ртом.
Нина непроизвольно вздрогнула, а Зоя, резко отпрянув назад, до боли вцепилась мне руку. Чему я был только рад, потому что сам не знал, за кого схватиться.
– Боже! – едва слышно прошептала она. – Так это же просто чучело!
– Крантец! – с чувством произнесла Нина.
Тифон довольно хмыкнул.
– Чего смеешься? – бросила ему Зоя. – Это было жестоко, у меня аж ноги подкашиваются.
Она выпустила мою руку и облокотилась об одну из наставленных металлических стоек, какими обычно загораживают проходы в метро.
Вернулся Леха. Нина насмешливо покосилась на него.
– Что, Криворотов, штаны просушил?
– Ой, Миронова, про этого повешенного вся округа знает. Уже больше полугода тут висит. Жориком зовут. Сам не видел, но сразу догадался, куда вас Тифон повел.
– Я только не пойму, почему все-таки воняет, – Зоя покрутилась в разные стороны, будто надеясь отыскать источник вони. Из-за этого стойка под ней накренилась, Зоя пошатнулась и, не удержавшись, со страшным грохотом рухнула внутрь огражденного угла с кучей непонятного хлама.
Мы бросились к ней. Там, в темноте среди тряпья, трудно было разглядеть саму Зою. Но потом она выругалась и задергала ногами.
Криворотов и Нина громко заржали.
Нырнув в темноту, Трифонов стал помогать, но тут вдруг Зоя как завопит: пронзительно и дико, громче и истошнее Лехи. А затем с такой силой вцепилась Тифону в шею, что он вместе с ней завалился вперед. Зоя завизжала еще громче, а Леха и Нина закатились еще больше.
Но я не смеялся, потому что отчетливо услышал в ее голосе ужас. Сунулся к ним, но у Зои то ли от падения, то ли от стресса случился нервный припадок.
– А-а-а! Волосы! Рука! Живот! Трифонов! Боже! Мои волосы!
– Не ори на ухо, – прохрипел Тифон. – И не лягайся.
Но Зоя продолжала дергать ногами, отчего я никак не мог ухватить ее, и в следующую секунду диким голосом взвыл уже Трифонов.
Все это походило на сущее безумие.
Наконец Леха помог выбраться Тифону, а я поднял брыкающуюся Зою.
Тифон остался сидеть на корточках, глотая воздух и не в силах разогнуться, а Зоя, всхлипывая, помчалась к выходу.
– Что происходит? – бесстрастность Нининого голоса поразила меня.
– Там, – прохрипел Трифонов, тыча пальцем в сторону кучи. – В натуре трупешник. Реальный.
Мы с Лехой метнулись в угол. Леха зажег фонарик и посветил. Дрожащий луч бестолково скакал среди вороха тряпок, но потом вдруг поймал нечто голубовато-белое, похожее на человеческую кожу, и мы совершенно четко увидели согнутую человеческую кисть с одеревеневшими пальцами, безжизненную и посиневшую.
– Е-мое, – прошептал Леха. – Жесть.
Нина стояла сзади меня, глядя из-за плеча, крепко прижавшись и нервно дыша. Судя по всему, и ее наконец пробрало.
Луч медленно пополз вдоль руки, по локтю, плечу, дошел до шеи, и через пару секунд нашим глазам предстало лицо мертвеца. Такое же синюшно-белое, как и рука.
Меня передернуло. Разглядывать подробнее не хотелось.
– Ладно, уходим, – Тифон поднялся.
Зоя, уткнувшись лицом в ладони и всхлипывая, сидела у стены в коридоре.
– Ну ты что? Подумаешь. Ну, мертвяк. Чего такого? – Тифон присел рядом, ласково обнял ее голову и попытался погладить, но она испуганно отстранилась.
– Осторожно. Ты и так мне чуть все волосы не выдрал.
– А ты меня чуть без наследства не оставила. Какого черта так ногами дергала?
– Да потому, что я прямо на нем лежала!
– Убитый? – поинтересовалась Нина.
– Иди и сама проверь. Я вообще ничего не видела, кроме куртки Трифонова. Только чувствовала, как он прикасается ко мне, и чуть сознание не потеряла, думая про это.
– Ого, – присвистнул Леха, – какие подробности.
– Да замучил ты уже со своими пошлостями. Этот покойник. Его рука к моему лицу прижималась.
– Бомжара какой-нибудь, – сказал Тифон. – Или наркоша. Вечно они мрут в таких местах.
– Наверное, нужно полицию вызвать? – предложил я.
– Проникновение на охраняемый объект – пятнадцать суток, ну или штраф, – со знанием дела сообщил Криворотов. – Точняк, проблемы будут.
Обратно шли очень тихо, никто не разговаривал, только Зоя время от времени всхлипывала. Просочившись на улицу, мы вывалились в освежающий сентябрьский вечер, и я чуть не опьянел от чистого, невонючего воздуха.
Мы осторожно двинулись в сторону сетки и успели пройти совсем немного, когда из-за угла показалась группка азиатов в серой спецодежде охранников. Увидев нас, они остановились, мы, не раздумывая, рванули вперед, охранники – за нами.
Уж что-что, а бегал я замечательно, спасибо шести годам футбола. Долетел до сетки первый. В спину с разбега впечатался Леха. Он обернулся и, увидев, что девчонок вот-вот поймают, помчался наперерез охранникам. Тифон свернул за ним. Охранники немного растерялись, но потом действительно кинулись за парнями.
Зоя сама перемахнула сетку. Я подсадил Нину.
– Что делать? Что делать? – Зоя металась вдоль сетки из стороны в сторону.
– Я колготки порвала, – траурным голосом сообщила Нина.
И тут я принял решение, глупое, наверное, совершенно невзрослое, но в тот момент показавшееся единственным, – стараясь держаться в тени, двинулся вдоль сетки на голоса. Собаки совсем остервенели и захлебывались лаем.
Охранников было пятеро. Четверо молодых азиатов и один возрастной, почти все с палками. Один из молодых сбил Леху с ног и сел на него верхом, остальные в нерешительности остановились неподалеку. Напротив них стоял запыхавшийся и очень злой Трифонов с огромным куском трубы в руке.
– Нарушитель! – закричал возрастной мужичок на ломаном русском. – Полиция звонить.
– Звони куда хочешь, – заорал ему в ответ Тифон, – но пусть твой урод с моего друга слезет.
– Нельзя. Нарушитель.
– Тогда, блин, вам хана, – размахивающий трубой Тифон выглядел нереально стремно, и я бы на месте охранников еще сто раз подумал, прежде чем с ним связываться.
Они тоже это видели, поэтому замешкались.
Леха же, дико извиваясь на земле, изо всех сил пытался спихнуть с себя здоровяка килограммов в сто.
А возрастной, наверное, их главный, как запрограммированный, повторял:
– Нарушитель, нарушитель.
У меня не было никаких сомнений, что если начнется серьезная драка, то парням капец. Азиаты молодые и здоровые, и пускай Тифон сколько угодно герой, ему всего семнадцать.
И тут не знаю, где у меня переклинило, потому что неожиданно для самого себя я выскочил как полудурок на свет и заорал:
– Эй! Мы школьники! Мы дети! Мы ничего не брали!
Показал пустые руки и вывернул карманы.
– Дети? – явно притормаживая, переспросил возрастной.
– Да! Да! – я тоже распсиховался.
Охранники странно переглянулись, бросили друг другу по паре фраз, а потом тот, который сидел на Лехе, поднялся и отпустил его.
Возрастной, нахмурившись, погрозил нам пальцем, а затем неожиданно направился к шлагбауму и открыл калитку. Но перед тем, как мы вышли, отобрал у Тифона трубу и снова погрозил.
Девчонки стояли неподалеку, возле дороги. Как только они заметили нас, Зоя с громкими криками радостно налетела на каждого по очереди и повисла у Тифона на шее.
– Все нормально? – спросила Нина.
– Все зашибись, – Леха попытался оттереть грязь с джинсов. – Мы их сделали.
– Как сделали? – Нина взяла меня за локоть и заглянула в лицо, проверяя, нет ли синяков.
– Да уж, Никитос, – Тифон широко и очень весело улыбался, – не ожидал от тебя. Дети, блин.
Леха заржал конем. Мы были еще на нерве и вели себя как пьяные.
Я отмахнулся, самому было смешно и немного неловко.
– У меня бывает в критических ситуациях.
– Да нет, нормально все. Это Криворотов козел, потому что телефон вечно теряет, а ты прикольно придумал. Спасибо, что вернулся, – Тифон подставил ладонь.
Я отбил ему по руке и, поддавшись дружескому порыву, обнял Зою за плечо. Мне хотелось обнять их всех, но это было бы глупо, поэтому я ограничился только ею, и она не возражала.
Глава 8
Однако уже дома, пока я ужинал, пока механически отвечал на расспросы бабушки о школе, пока Дятел разглагольствовал о своем метаболизме, я только и думал, что о покойнике. О том, какой жуткий был у него вид. Пытался представить, что чувствовали Тифон и Зоя, находясь рядом с ним.
Время от времени его серо-голубое лицо сменялось белой тряпичной головой с широкой прорезью рта повешенного, и картинки становились еще ужаснее. Пару раз я пытался отвлечься, вспоминая, какая теплая и мягкая была рука у Зои и как приятно пахли ее волосы, но труп снова и снова настырно вставал перед глазами.
– Слушай, – хоть на что-то Дятел мог сгодиться, – а как долго может лежать труп, не разлагаясь?
Он убрал в сторону книгу и охотно повернулся ко мне.
– Ну… Бактерии заполняют труп сразу, как только он переходит в стадию окоченения. Тут все зависит от самого организма, сколько в нем было микробов.
Вопрос его, похоже, ничуть не смутил.
– Вздутие начинается где-то часов через семь, а гниение сутки на третьи. Но это не точно. Хочешь, я загуглю?
– Забей, – я снова отвернулся к белым с золотистыми вензелями обоям.
Лучше бы и не спрашивал. Подобные знания ясности мыслям не прибавляют.
– А зачем тебе?
– Не твое дело.
– Ты когда-нибудь настоящего мертвеца видел? – Дятел уже переоделся в байковую пижаму и выглядел в ней очень по-детски. – А я видел. Когда в больнице с менингитом валялся. Один мальчик на соседней кровати умер. Его мама очень плакала. Я тогда не понимал, чего она так плачет, потому что он ни капли не изменился.
Он на пару секунд замолчал, а потом внезапно переменил тему:
– Никит, а ты катался с Трифоновым на мотике? Здорово, наверное, на мотике? Ты только не злись, я тут вот что подумал, а может, поговоришь с ним насчет меня? Может, я тоже буду дружить с вами? Нет, ну, конечно, не за просто так. Я взамен могу с математикой помочь. Он же хочет подтянуть математику.
И тут меня разобрал дикий, гомерический хохот. Возможно, от нервов или от патологической глупости Дятла, но ржал я минут пять, не переставая. Так, что он озадаченно спросил:
– Ты чего?
– Как тебе такое вообще в голову взбрело? Дружи вон с этим Голубевым или как того прыщавого очкастого ботана?
– Давид?
– Во-во, с Давидом. И с его приятелями.
– Но я не хочу с ними дружить. Они неприятные. Подлые и завистливые.
– А у нас дурная компания.
– Я знаю.
Это было очень нелепое и странное заявление. Дятла от Тифона с Лехой отделяли миллиарды световых лет. Он был совершенно из другой системы, из иной галактики, из другой вселенной.
– Ты реально думаешь, что с тобой будет хоть кто-то из серьезных ребят общаться?
– Но я тоже хочу на мотике, – почти шепотом проговорил он и нервно сглотнул.
– Ладно, – неожиданно сам для себя сказал я. – Возможно, я смогу тебе помочь. Только нужно пройти одно испытание.
– Правда? – голубые глаза радостно округлились. – Типа прописка? Я готов!
Это было нечестно, но меня распирало.
– Позвони сто два и скажи: «На ТЭЦ возле леса лежит труп». И все, больше ничего.
Любой другой на месте Дятла начал бы спрашивать, что за труп, с чего я это взял и зачем это нужно. Любой, но не Дятел. Вместо этого он поинтересовался:
– А какой номер ТЭЦ? Знаешь, сколько в Москве ТЭЦ? И лесных массивов не меньше сорока.
– Ты в этом районе сто лет живешь, вот сам и разбирайся.
– Та, что у нас из окон видна? Хорошо. Я понял, – Дятел выбрался из кровати, подошел к письменному столу и открыл ящик, где из-за бабушки, утверждающей, что излучения от телефона разрушают мозг, он хранил свой мобильник.
Затем, ни капли не раздумывая, набрал номер, немного подождал, а когда ему ответил дежурный, выложил все, как я велел, прибавив к этому название улицы. После убрал телефон назад и вернулся в кровать. А я как сидел с открытым ртом, так и остался сидеть.
– Все, – сказал он. – Теперь поговоришь с Трифоновым?
– Ну ты и дебил.
– Почему? – он захлопал глазами.
– Может, я пошутил?
– Нет, не шутил. Ты же не просто так спрашивал про покойника. А я всегда стараюсь неприятное побыстрее сделать, чтобы потом не думать про это.
Смутный, неясный страх сменился паникой. Что теперь будет? Как отреагирует полиция? Что я скажу ребятам? Как объяснить, откуда узнал Дятел?
И тут, как бы в подтверждение моих мыслей, ящик стола бешено завибрировал. Так и есть. Перезванивают.
Дятел вскинулся и насторожился.
– Не отвечай, – строго сказал я. – Решат, что розыгрыш, и ничего не будет.
– Но ты же сам хотел.
– Это я тебя проверял. На слабо.
Лицо его стало сосредоточенным, видать, он всерьез обдумывал этот вариант.
– Хорошо, что я догадался не со своего звонить.
– А с какого же?
– С «нокии» той. Ты говорил, что она чужая.
– Так она же не работает.
– Уже работает. Я ее зарядил. Хотел тебя порадовать. У меня старый телефон точно такой же был, только серый.
Я с облегчением вздохнул. Оказывается, Дятел мог сделать что-то умное.
А через полчаса или больше, потому что мы заснули уже, телефон снова зазвонил. Мы перепугались и лежали, затаившись.
– Может, ответить, а то не поверят? – прошептал Дятел.
– Нужно вообще выбросить эту симку. Одни неприятности от нее.
Я встал, уже собрался вытащить карточку, но не удержался, раскрыл «Вотсап», скопировал номер Яны и отправил на «сяоми». Пусть будет. На всякий случай. Затем выковырял симку, открыл окно и выбросил ее.
Наутро я все же решил поговорить с Трифоновым насчет Яны. Набрал ему, и он предложил зайти, потому что еще не вставал.
Дверь мне открыла мама Тифона – симпатичная русоволосая женщина с каре и такими же ярко выраженными скулами, как у сына.
– Спят они. Под утро притащились. Сил уже нет объяснять, что если вдруг полиция заберет, то это мне придется оправдываться и штрафы платить. Ты тоже по ночам шляешься черт-те где?
– Нет.
– А школу прогуливаешь?
– Нет.
– Завидую твоей маме! Сразу видно, приличный мальчик. Не то что эти…
– Мам, ну хватит, – Тифон, мятый и сонный, выполз в коридор. – Чего ты все ругаешься?
– А то, что никаких сил у меня на тебя нет. И нервов.
– Я же тебе звонил, – голос у него был еще более хриплый, чем обычно, а на щеке и на груди отметины от подушки.
– И что с того? Вечно в какие-нибудь неприятности влезаешь.
Ругалась она по-доброму, будто через силу.
– Я правда не мог раньше прийти. Честное слово. Не обижайся.
– И полотенца мокрые на батарею не развесил. Чего приспичило в четыре утра мыться?
– Сейчас развешу, – Тифон обнял ее и поцеловал в щеку. – Сделаешь сырники?
– На всех?
Он вконец разулыбался и довольно кивнул.
– Мама у меня золото, – с гордостью сказал Тифон, когда она ушла. – Все понимает. А отчитывает для порядка. Проходи.
Я вошел в комнату. Обстановка там была очень простая. Мебели мало: с одной стороны узкий шкаф и стол со старым огромным монитором. С другой – угол со шведской стенкой и болтающейся на ней длинной боксерской грушей. Там все было увешано фотками и плакатами разных бойцов и чемпионов, в которых я совершенно не разбирался.
А посередине на разложенной кровати сладко сопел Леха.
– А чего вы всю ночь-то делали? – тихо, чтобы не разбудить Леху, спросил я.
– Смурфика искали. Помнишь Смурфика? Все злачные места обошли. В итоге нашли его прямо на дороге. Сидел на обочине, рыдал. Его собаку машина сбила. Там такой поворот есть гадский: когда выезжаешь, то ни пешеходов, ни выезжающие с боковой дороги машины не видно. Вот Смурфу и вздумалось в ночи дорогу переходить, хорошо, хоть сам жив остался.
– Что это он вам так срочно понадобился?
– Да чего-то мы подумали-подумали и решили, что плохо там этот трупешник оставлять. Человек все-таки. Может, у него даже родственники есть. А Смурф, он – стукачок. В ментовку как домой ходит. На нариков, бегунков и тех, кто в розыске, стучит. Особенно на приезжих. Они на автовокзале с автобуса ссаживаются, а он тут как тут. За это полиция его самого не трогает, закрывает глаза на то, что наркотой промышляет. Вот мы и решили его попросить про покойника рассказать. Жаль только, что повешенного Жорика тоже снимут. Такой он классный.
– Андрюша, – в комнату заглянула мама, – я там все на столе поставила. Пойду схожу в магазин.
– Ну, мам, – примирительно сказал Тифон, – я сам попозже схожу.
– Все. Пока.
– Нет, правда, ты куда? – он вдруг забеспокоился и, вскочив, выбежал за ней в коридор. – Ты из-за того, что я поздно пришел? Ну, мам. Я сам все сделаю.
Но дверь хлопнула, и он вернулся в комнату. Молча, с хмурым видом натянул майку и штаны, и мы пошли есть.
Сырники были очень вкусные, горячие, с густой холодной сметаной. И после бесконечных овощей казались мне просто восхитительными. Но Тифон почти не ел, машинально ковырялся в тарелке, а потом вдруг спросил:
– Слушай. А как она тебе об этом сказала?
– Ты это о чем?
– Ну, мать твоя, когда… – он замялся, подбирая слова. – Когда…
– Вначале спросила, не возражаю ли я.
– А ты чего?
– А я сказал, что не возражаю.
– Че, правда? Сам согласился? – поразился он.
– Ну, я же не знал, что так получится. Думал, подружимся с ним.
– Вот ты дурак.
– Мне тринадцать было.
– Без разницы. Как можно отдать свою собственную мать какому-то уроду? Значит, ты ее не любил.
– Любил, конечно. Но она же взрослая, а я мелкий был. Что я мог сделать?
– Да хоть сказать, что он тебе не нравится.
– Ну а если представить, что у нее любовь и все такое?
– Как я, по-твоему, должен это представить? – Тифон вдруг так распереживался, что вместо привычного румянца на скулах выступили красные пятна. – Все. Проехали эту тему.
– Хорошо, – с радостью согласился я. Потому что мне тоже не нравилось не только обсуждать маму, но и то, как он завелся, и что вообще с ним стало происходить.
Мы замолчали. Тифон смотрел в свою тарелку, а я в свою, краем глаза косясь на то, как он в задумчивости возит куском сырника.
– Нет, правда, я не хочу, чтоб ей было плохо, – неожиданно заговорил он, оправдываясь. – Всю жизнь, чего бы я ни вытворял, она за меня заступалась. Дома, конечно, вставляла по первое число, но на людях никогда. Не помню ни одного случая, чтобы наказала несправедливо или унизила. Даже спрашивала всегда: «Как ты считаешь, я тебя справедливо наказываю?» И я ни разу не сказал «нет», и не потому, что чего-то боялся, а потому что реально был согласен.
Он покачал головой своим мыслям.
– А еще она постоянно все мне тащит, то фруктов накупит, то сладостей. Лучше бы себе сумку новую купила. Да и с давлением у нее какая-то фигня началась. Если сильно понервничает, сразу двести. А у нее школа. Но этот ее мужик нереально бесит. Убить готов.
– Я решил, что буду сам по себе и стану делать только то, что хочу и как хочу.
– А чего можно хотеть, когда ты один? Просто пожрать, там, или поспать. Что можно вообще хотеть для самого себя?
– О-о! – сзади раздался протяжный возглас, и мы обернулись.
В дверях, облокотившись о косяк, стоял Леха в одних джинсах и босиком.
– Для себя знаешь, сколько всего можно хотеть? Сейчас я умоюсь и такого тебе порасскажу, на всю жизнь хотения хватит.
Он многозначительно подмигнул и исчез в ванной.
– Сто раз тебе говорил, – продолжил, вернувшись, умытый, сияющий Леха. – Оставь свою мать в покое. Ты ей надоел.
– Что? – Трифонов мигом очнулся от своих загрузочных мыслей.
– Ладно, шучу. Но реально, Андрюх, сколько можно уже на эту тему загоняться? Ну, даже если есть у нее кто, что тебе с того? Сиську ты уже не сосешь.
– Блин, Криворотов, – Тифон выпрямился и строго посмотрел на него, – еще одно слово, и, клянусь, я дам тебе по морде.
– Ой, не, – Леха сел между нами и взял сырник рукой из общей тарелки. – По морде мне нельзя. У меня сегодня, между прочим, свидание. Даже два.
Он посмотрел на часы в телефоне.
– Сейчас пожру и сваливаю. Ты бы тоже себе бабу завел. Сразу перестанешь нервничать и на людей кидаться.
В следующую же секунду Криворотов едва успел увернуться от хорошей оплеухи, но как ни в чем не бывало продолжил:
– Слушайте. Есть одно дело. Чуть не забыл. Мои родители на даче строительство планируют затеять. В общем, папа просил помочь сарай сломать. Поможете?
– Сломать? – уточнил Тифон. – Без проблем. Я тебе что угодно сломаю. Хоть сейчас.
– А ты как? – Леха посмотрел на меня. – Поедешь?
Я, не раздумывая, согласился.
От Трифонова я ушел загруженный, совершенно позабыв поговорить, о чем собирался.
Все же как ни крути человек тотально и бесконечно одинок. Хотя бы по факту рождения и смерти. Живут же люди с самого детства без родителей, и ничего, может, и хорошо, когда не успеваешь ни к кому привязаться и рассчитываешь только на себя?
Что лучше: никогда не иметь чего-либо или иметь, а потом потерять? Наверное, я рассуждал как тупой примитив, но мне было позволительно, потому что гениальностью или какими-то особыми талантами я не отличался. Однако получалась какая-то полнейшая чепуха. Если человек одинок и никому не принадлежит, то почему же тогда в одиночном заключении сходят с ума?
Я остановился возле своего подъезда, придумывая, куда бы еще пойти, чтобы не возвращаться туда, где, находясь в одиночестве, побыть одному никак не получалось.
Плохо только, что я забыл поговорить с Тифоном насчет этих сестер. Что все-таки с ними делать? Перезвонить или забить уже, раз все стихло?
Мимо с сумкой, до отказа набитой продуктами, прошел Вениамин Германович, поздоровался, спросил, когда я зайду. Пришлось сказать, что уроков много задают, и ЕГЭ на носу. Он ответил: «Освободишься, приходи – очень поможешь», и как-то так все наложилось одно на другое, что я просто взял и набрал номер Яны.
– Привет. Это Никита.
Я ждал обвинений, но она откликнулась спокойно и обрадованно:
– Мы думали, ты больше не позвонишь.
– Что папа? Не нашелся?
– Нет. Но мы узнали адрес. Можешь приехать?
– Просто приехать? Уверена, что вам не нужно с этим в полицию податься?
– Уверена. Просто приезжай. В любой день, кроме выходных. С одиннадцати до часу или с пяти до семи. Я тебе адрес эсэмэской пришлю. Привези еды какой-нибудь, два чупа-чупса с колой и три пачки сигарет.
И она, не прощаясь, сбросила вызов.
Похоже, с переездом в новую квартиру я открыл в себе новую способность: искать проблемы на свою задницу. Вот мама порадуется. Хоть в чем-то у меня оказывается несомненный талант.
