Ида Мартин
Время. Ветер. Вода
– Деньги нужны? Компенсация, и все такое?
– Нет, спасибо.
– Да ладно? – вытаращился он на меня. – Всем деньги нужны.
– Думаю, само высохнет.
– Если вдруг понадобятся – скажи.
Эта фраза заставила невольно улыбнуться. И он, сообразив, что его выпендреж меня развеселил, ответил широкой, обезоруживающей улыбкой:
– Я серьезно.
Мне определенно стоило уйти, но что-то в его внешности, манере поведения и речи никак не отпускало.
С лестничной клетки отчетливо послышалась «Сome undone». Макс в кроссовках забежал в кухню, сунул Артему в руки телефон:
– Карина звонит!
– Надо же, – поразился тот. – Работает еще. В следующий раз в унитазе утоплю. – Алло, – поднес трубку к уху, но голос его собеседницы раздался на всю кухню: – Говорила я тебе, маленький говнюк, не устраивать это сборище?!
Он с удивлением посмотрел на экран и попробовал отключить громкую связь, но ничего не вышло.
– Да плевать.
– Тебе на все плевать и на всех. На кой понадобилось созывать пол-Москвы?
– У меня вообще-то день рождения.
– Ну и дебил! Не мог напиться, не привлекая к себе внимания? Мало у нас проблем? Я с утра до вечера занимаюсь тем, что косяки ваши улаживаю и отмазываю. А ты только развлекаешься.
– Ну это нормально. Это же вы на меня работаете, а не я на вас.
– Иди в задницу, Тёма.
– И вам доброй ночи, Карина Эдуардовна!
Артем швырнул многострадальную трубку на стол и принялся ворошить наваленное на подоконнике барахло:
– Где эти чертовы таблетки?
Макс по-прежнему стоял в обуви посреди кухни, между его бровей пролегли две поперечные складки. Артем подозрительно покосился на него.
– Пойду прогуляюсь, – объявил Макс и направился к выходу, но Артем поймал его за локоть:
– Можно не сегодня?
Макс обернулся, и стало заметно, что губы его побелели от напряжения.
– Мне нужно.
Они уперлись взглядами друг в друга.
– А давай пойдем к Вите? – вдруг предложил Артем. – У нее дома никого нет. И одеваться не нужно. Это тебе поможет?
Макс потер шею обеими руками:
– Возможно.
– Вот и отлично, – Артем бросил на меня быстрый взгляд, словно мое согласие было лишней формальностью. – Мы идем к тебе! Будем мешать спать. – А заметив мою растерянность, приятельски похлопал по плечу: – Шучу. Выпьем кофе и уйдем.
Как только вошли в мою квартиру, я полезла на верхние кухонные полки искать кофе, а они ушли в мою комнату. Наводить порядок там было поздно.
Я налила им по чашке кофе, достала лоток с мороженым.
Макс, закинув руки за голову и безжалостно придавив к стенке кривоухого ослика Паскаля, лежал на одеяле моей разобранной кровати и разглядывал постеры на стене, а Артем сидел за письменным столом и в ярко-белом свете настольной лампы с интересом доставал из стеклянной вазочки фигурки киндер-сюрпризов.
– Я так хотел, чтобы мне вот этот попался, – он поднял руку, показывая слоника с молотком и в каске. – Но собрал пять с книгой и ни одного с молотком.
– Хочешь, забирай.
– Правда? Тебе не жалко?
Неподдельная радость в его голосе насмешила. Было в нем нечто очень располагающее, словно мы знакомы давным-давно.
Отодвинув фигурки, я поставила перед ним поднос:
– Конечно, нет. У тебя же день рождения.
– Уютно тут, – Макс поудобнее устроился на подушке.
– Вот что значит нормальная домашняя обстановка, а у нас там, – он ткнул пальцем в потолок, – нерв сплошной.
– Нерв – это ты, – Артем звонко постучал ложкой о край чашки. – Мы из-за кого сейчас из дома ушли?
– Вита, можно я у тебя поживу? В тишине и покое.
Макс был милый и вызывающий доверие.
– Покой тут относительный, – я села на кровать к нему в ноги. – Сегодня мои одноклассники полчаса в окно долбили, пришлось под столом от них прятаться.
– Чего хотели? – заинтересовался Артем.
– Придурки просто.
– Вспомнил! Жирная! Это ведь ты, да? – Он обрадованно подался вперед. – И в этом подъезде не живешь. Ну-ка встань.
– Зачем?
– Давай-давай на середину комнаты выйди. Проверить хочу.
– Чего проверить?
– Да хватит уже. Что ты как маленькая?
Упрек подействовал. Я осторожно встала на ковер, и он, развернув настольную лампу в мою сторону, весело скомандовал:
– Руки подними и покрутись.
Мне стало немного смешно, и поскольку лица его я видеть не могла, то выполнила это без особой неловкости.
– А кофту можешь снять?
– Шутишь? – Я запахнула полы. – Я же в пижаме.
– Тогда как мне понять, что ты не жирная?
– Но ты и так видишь. Я пятьдесят три килограмма вешу. А рост у меня метр шестьдесят шесть.
– Я вижу только ноги. С ними вроде бы все в порядке.
– Я сейчас даже худее Эли. Подружки моей. А она всегда очень стройная была.
– Ну как хочешь, – он вернул лампу в прежнее положение.
– Нет, правда. Они специально так называют, чтобы обидеть.
– Да мне-то что? – Он снова взялся за слоников. – Даже если у тебя под кофтой тонна жира. Мы сейчас посидим немного и уйдем.
Подобное предположение прозвучало нелепо.
– Ну какая тонна? Мама говорит, ребра торчат.
– Да ты не переживай. Может, кофта тебя просто полнит. Лучше завари еще кофе, и покрепче, а то этот помоечный. Терпеть не могу все пресное и разбавленное.
– Полнит?
Я подошла к зеркалу. Даже в темноте зеркального отражения кофта действительно казалась объемистой, и майка с Тедди под ней, несмотря на глубокий вырез, наверняка выглядела лучше.
Я все-таки сняла дурацкую кофту.
– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он.
– Шестнадцать, а что?
– Готов спорить, ты еще с игрушками спишь, – он кивнул на изображенного на майке Тедди.
– Только с Паскалем, – призналась я. – Осликом, которого Макс вот-вот раздавит. Он у меня с трех лет. Дедушка, папин папа, подарил. Это он его так назвал. Мы даже когда отдыхать ездим, я его с собой беру. Потому что он без меня скучает. Все остальные нормально, а он грустит.
– Остальные?
Я показала на стеллаж с игрушками возле окна:
– Друзья мои.
Он вполне серьезно оглядел игрушки:
– Правильно. Друзей не убирают в коробки, не засовывают на антресоли.
Его одобрение прибавило уверенности:
– Я знаешь что думаю? Что тот, кто с легкостью избавляется от старых вещей, так же запросто поступает и с людьми.
– Какая глубокая мысль, – он изобразил удивление. – Так ты маленькая или взрослая?
– Хотела бы я сама знать.
– Извини, что так нагрянули. Страшно ломало тащиться куда-то на ночь глядя. Просто Макс собирался драпануть, а если ему взбрело это в голову, то я бы его не удержал.
– Куда драпануть?
– У него бзик. Чуть что не так – сразу бежать. Говорит – успокаивается. Но вообще, когда это происходит, он ничего не соображает.
– Ничего себе. Это болезнь такая?
– Это заскок такой. Три года уже. С тех пор как он из детдома смотался.
Я посмотрела на Макса. Он лежал с закрытыми глазами на спине и ровно дышал. Я накрыла его пледом.
– Он не похож на детдомовца. Даже ты больше похож.
Артем добродушно рассмеялся:
– С чего вдруг?
– Раньше я считала, что детдомовцы тихие и грустные, но, когда приехали со школьным спектаклем в детский дом, оказалось, что они непосредственные и довольно веселые, только наглые немного и злые. Их воспитательница объяснила, что им приходится быть такими, чтобы выживать в агрессивной среде. Потому что у них, в отличие от нас, нет никого, кто бы их любил просто так. Вот они и соревнуются, пытаясь урвать кусочек внимания к собственной персоне и показать, что достойны этой любви.
– Тогда ты права. Макс действительно тихий и грустный.
– Почему же он сбежал? Его обижали? Издевались? Травили?
Симпатия к Максу усилилась многократно.
– Если тебе интересно, могу рассказать про него.
– Конечно, интересно.
– Тогда неси кофе.
Я побежала за новой чашкой, куда сыпанула столько кофе, чтобы уж точно пробрало, но Артем, сделав глоток, даже не поморщился. Устроившись рядом с ним на кухонной табуретке, чтобы не садиться на кровать и не будить Макса, я приготовилась слушать.
– Когда ему было пятнадцать, его мать умерла, а родственников и знакомых, желающих повесить себе на шею взрослого пацана, не нашлось. Так что прямиком отправили в детский дом, – начал Артем, таинственно понизив голос, и я поняла, что он посмеивается над моим любопытством. – Сначала писал мне часто, типа: жив-здоров. Потом все реже, вроде к обстановке привыкать начал. Спортом увлекся. Вдруг ни с того ни с сего через пару месяцев присылает эсэмэску: «У меня проблема», перезваниваю – не подходит, на сообщения не отвечает. Я тогда в Англии учился. Звоню Кострову – это опекун мой, говорю: съездите, проверьте, что там. А он, мол, далеко – Брянская область, все дела… Ну, я в тот же день купил билет и ночью улетел в Москву. Притащился к Кострову, их дом неподалеку от нашего, и с самого утра мы с его сыном Василием поехали на машине к Максу, а как приехали, выяснилось, что он сбежал, и его уже вторые сутки ищут. Василий истерить начал, что ему в Москву возвращаться нужно, на работу, и все такое. Ну я его послал и остался.
Артем замолчал, зачерпнул полную ложку мороженого и, заметив мой выжидающий взгляд, протянул ее мне. Пришлось съесть.
– Как чувствовал, что должен остаться, потому что через день Макс мне сам позвонил из какой-то деревни. Я вызвал такси, забрал его, и сразу в Москву поехали. Спрашиваю: «Что случилось?» А он такой: «Не помню».
Так вот, после этого побега у него все и началось. Нормально, нормально, а потом вступает. Раз так от стоматолога ушел прямо из кресла. А однажды в метро накрыло. Выскочил на первой попавшейся станции и втопил. Из кинотеатра может уйти и с лекции в институте.
– И как долго у него этот приступ длится?
– Пока не отвлечется от своего загруза.
Задумчиво глядя перед собой, Артем наклонил голову. Косая рваная челка закрыла половину лица, и свет упал так, что я отчетливо поняла, что знаю его.
Когда-то давно, в далеком детстве, мы гуляли вместе на детской площадке. Мне – четыре. Ему лет семь или восемь. Нам было неинтересно друг с другом. Каждый занимался своим, просто у его няни и моей мамы находилось много общих тем для разговоров.
Но я его все равно запомнила по тому, как сильно он заикался и иногда с большим трудом произносил слова, тогда как я в свои четыре уже болтала без остановки. Помню, еще говорила маме, что этот мальчик очень глупый, раз не может выговорить ни «качели», ни «сосиска». Мама строго шикала, а дома объясняла, что люди заикаются не от глупости.
А потом их семья куда-то уехала из нашего дома, и появился он, только когда я ходила в третий класс.
Если бы не мама, я бы никогда не догадалась, что это тот самый заикающийся мальчик.
Она сказала: «Он невероятный талант и звезда», что было воспринято восьмилетней девочкой с хорошо развитой фантазией абсолютно буквально. Звезда! Его привозили и увозили на красивой серебристой, как космический корабль, машине. А за его спиной всегда висела большая-пребольшая скрипка.
Стройный, очень гибкий, с идеальной осанкой, гордо поднятой головой и этим огромным инструментом он действительно представлялся мне каким-то неземным ребенком. Который, в отличие от моих одноклассников, был всегда вежлив, улыбчив, хорошо одет, у него были большие белые, идеально ровные зубы, аккуратная стрижка и огромные голубые глаза. Блестящие, чистые и веселые. Какое-то время я даже любила его, пока он снова не пропал куда-то.
– Я тебя помню, – я обрадовалась ему, как старому доброму знакомому. – Ты заикался и носил виолончель. Помню, как-то шел дождь, ты выбрался из машины и, сняв плащ, укрыл ее, как будто девушку.
– Конечно, знаешь сколько она стоила? – Артем отставил чашку на стол. – За инструмент отец мне голову оторвал бы.
– Это так здорово! Ты больше не заикаешься.
– И не играю тоже.
– Но почему? Ты же был звездой, тебя по телевизору показывали. Молодое дарование, мальчик-вундеркинд.
Выражение игривой беспечности исчезло в долю секунды:
– Мы это не обсуждаем.
Сказал резко и безапелляционно, после чего открыл лоток с мороженым и принялся выкладывать его в остатки кофе.
– Расскажи лучше о себе.
– Я не знаю, что рассказывать. У меня ничего интересного нет. Учусь в школе. В десятом. Хорошо учусь. В основном сижу дома: или уроки делаю, или книжки читаю, или истории сочиняю. Вот и все.
– Что за истории?
– Да так, нечто наподобие сказок, но со смыслом.
Артем снова повеселел:
– Ты знаешь, что такое смысл? Круто!
– Если захочешь, могу потом дать почитать.
– Лучше сама мне почитай.
– Сейчас?
– Конечно. Только выразительно. Пока Макс спит. А потом мы уйдем.
Глава 4
– Скажите, у вас нет моего Каро? – Камилла прижималась к каждому стволу, гладила протянутую ветку, ласкала трепещущие листочки.
Деревья перешептывались. Они готовы были помочь, но среди них не было никого с таким именем.
– Какой породы этот твой Каро? – прошелестел Дуб.
Камилла грустно пожала плечами:
– Я не знаю, но если вы когда-нибудь встречали самое красивое дерево, то это наверняка он.
Больше недели шла Камилла к лесу и была сильно разочарована, увидев недоуменное колыхание деревьев. Ей казалось, что весть о Каро должна была облететь весь зеленый мир.
Солнце уже садилось, когда деревья, расступившись, открыли мирно поблескивающую в заходящих лучах речную гладь.
– Милая Речка, ты так далеко течешь, все вокруг слышишь и видишь. Не встречала ли ты Каро?
– Никогда о нем не слышала, – зазвенела Речка. – Попробуй спросить у Ветра, он как раз бежит следом и скоро будет здесь.
Ветер казался очень серьезным и бежал так быстро, что Камилла еле успела его окликнуть:
– Уважаемый Ветер, не встречали ли вы Каро?
Ветер взглянул на нее, и холодный поток воздуха попытался пробраться под одежду. Камилла стыдливо прикрыла грудь.
– Как же, встречал, конечно. Легкомысленный такой парнишка.
– Ну что вы, он очень хороший, – запротестовала Камилла. – Вы, наверное, говорите о другом Каро.
Ветер засмеялся, нагоняя на реку волны.
– Что ж, должно быть, это другой паренек, которого Лесная Колдунья превратила в дерево.
Одним движением он приблизился к девушке. Черты его лица все время изменялись. Ветер мог быть прекрасным и уродливым одновременно. Широкополая шляпа покрывала длинные волосы, а бесформенный плащ беспрестанно колыхался.
– Спроси лучше у Месяца, – сказал он и помчался дальше.
В горах оказалось очень холодно. Тоненькое платье Камиллы не грело, и, когда становилось совсем невмоготу, приходилось бежать. Через пять дней она поднялась настолько высоко, что земли уже и видно не было.
Месяц отдыхал в глубоком темном ущелье. И все вокруг было освещено удивительным серебристым сиянием. Камилла вступила в полосу света.
– Кто ты такая? – Месяц неохотно выплыл из своего убежища. Он заметно осунулся, но выглядел помолодевшим.
– Я – Камилла и ищу своего друга Каро.
Месяц задумался:
– Помню одного Каро, который любил хмельные танцы и веселье до утра.
– Каро радовался всему на свете, потому что ни у кого не было такой жизненной силы, как у него.
– И что же с ним случилось? – поинтересовался Месяц, убирая с глаз белую челку, делавшую его излишне женственным.
– Лесная Колдунья превратила его в дерево.
– Я слишком долго спал. Обратись-ка лучше к Солнцу.
Дорога к Солнцу оказалась значительно длиннее и тяжелее, чем она ожидала.
Однажды к ней привязался молоденький Волк. Он шел следом от самых гор, через вереницу полей, сквозь темные чащи и березовые рощи.
Волчонок оберегал Камиллу, когда та спала, грел, когда девушка мерзла, лечил, когда она заболела.
Болезнь сильно ослабила Камиллу, она осунулась и исхудала, но в глазах Волчонка это была самая прекрасная женщина на свете.
– Хочешь, я сделаю тебя самой богатой в мире? – спрашивал он, свернувшись клубком у ее ног. – Я знаю одну пещеру, в которой полно переливающихся камней и золота.
Камилла смеялась:
– Ну какое золото? С такой тяжестью далеко не уйдешь.
– А почему ты не пошла к Лесной Колдунье и не попросила вернуть тебе его?
– Конечно же, я пошла, – Камилла любила, когда он снова и снова спрашивал об этом, – но она сказала, что только от меня зависит, вернется Каро или нет. Что мне еще оставалось делать?
– Ты отчаянная, – Волчонок преданно смотрел девушке в глаза. – Неужели тебе не хочется отдохнуть? На свете есть немало прекрасных людей.
– Второго Каро не существует. Так бывает всегда: мужчинам достается сражаться с драконами, а женщинам – искать или ждать всю жизнь. Я предпочитаю искать.
Дом Солнца находился в роскошной, усеянной цветами долине. Деревянная лестница уходила высоко в небо и скрывалась за облаками.
– Я знаю, зачем ты пришла, – Солнце поднялось из глубокого кресла ей навстречу.
У него была длинная золотая борода и строгие, но очень ясные глаза.
– Обычно я не вмешиваюсь в дела людей, но тебе помогу, потому что ты такая упорная.
И оно рассказало Камилле, где найти Каро.
Не чувствуя ног, девушка добежала до небольшой рощицы, раскинувшейся на берегу озера. В ней царили покой и прохлада. Время замерло, природа отдыхала.
Камилла остановилась возле могучего Вяза и осторожно поинтересовалась:
– Не вы ли Каро?
– Значит, ты Камилла, – склонилось к ней дерево. – Я так и понял.
Маленький Ясень, стоявший по соседству, тоже слегка подался вперед.
– Ты опоздала, – Вяз горестно кивнул, – видишь пенек? Еще два дня назад это было его место, но потом пришли люди и срубили его.
– Не может быть! – Крик Камиллы прокатился по всему лесу. – Это неправда! Пень выглядит слишком старым.
Камилла рыдала, уткнувшись в мягкий мох, а Волчонок вылизывал ей слезы и очень боялся, что она умрет от горя. Однако через несколько часов девушка поднялась на ноги, и в ее голосе появились суровые нотки:
– Мне придется повернуть время вспять! Я иду искать Короля Времени.
– Удивительная женщина, – восхитился Волчонок, глядя, как она решительно шагает прочь, – я никогда не оставлю ее, какие бы сумасшедшие идеи не пришли ей в голову.
И тут, за спиной, он услышал едва различимый шепот.
Ясень склонился к Вязу:
– Спасибо, что не выдал меня.
– Мне было очень тяжело это сделать, – отозвался Вяз.
– И нам, и нам, – послышалось со всех сторон.
Березы буквально обливались соком:
– Как ты мог? Она самая лучшая девушка на свете. Как можно было обмануть ее ожидания?
– Я никогда ничего не обещал ей, – разбушевался Ясень. – Вы просто не представляете, как она измучила меня своей любовью. Неужели это невозможно понять? Я не был готов к тому, чтобы провести всю свою жизнь с ней. Здесь покой и свобода, от меня никто ничего не ждет, я могу думать и созерцать. Поверьте, человеком быть гораздо обременительней.
Волчонок издал глухое рычание и кинулся на Ясень. Он прыгал, пытаясь дотянуться до веток, царапал когтями ствол, рвал зубами кору. Ему хотелось растерзать подлеца, уничтожить, превратить в щепки.
– Прекрати, – взмолился Каро, – я всего лишь ушел, позволив ей жить в свое удовольствие. Никто не виноват в том, что она сама себе напридумывала. Даже Колдунья поняла меня. Она сказала, что мы вправе выбрать, кем нам быть…
Волчонок замер и припал к земле:
– Обещаю, Камилла ничего больше не узнает о тебе и никогда не вернется сюда, но ты должен рассказать мне, где найти Лесную Колдунью!
Камилла очень расстроилась, когда обнаружила, что Волчонок не пошел с ней, бросив в тот самый момент, когда его поддержка была ей так необходима. Удивительно, насколько сильно она привязалась к этому зверю.
Однако Волк знал, что обязательно наверстает упущенное и догонит ее, но сейчас ему было некогда. Он мчался туда, где творила свое волшебство знаменитая Лесная Колдунья, и не сомневался: ему удастся убедить ее, что Камилла должна снова встретить Каро, такого, который не только позволит любить себя, но и сможет ответить тем же. Она заслужила это. И ей совсем не обязательно знать, кем он был прежде.
Пока я читала, Артем ни разу не перебил меня. Просто смотрел в черноту окна и слушал. А когда закончила, не оборачиваясь, неожиданно зло спросил:
– Ну и в чем здесь, по-твоему, смысл? В том, что парень готов даже дубом стать, лишь бы эта подруга от него отстала?
– Ясенем, – я немного растерялась от его слов. – Смысл в том, что, когда по-настоящему любишь, можно сделать невозможное.
– Именно. В том, чего не бывает в жизни, нет никакого смысла.
Он сгреб все отложенные фигурки и высыпал обратно в вазочку.
– Ты не веришь в любовь? – осторожно спросила я.
– Я верю только в продолжение рода, взаимную выгоду и удовольствие. А любовь – это вечное стремление человека доказать самому себе, что это он ее достоин. Жажда обладания и самоутверждения.
Тон был холодный и резкий.
– Иди-ка ты, Витя, поспи, – достав телефон, Артем дал понять, что разговор окончен. – Соберемся уходить, я тебя разбужу.
– Почему ты разозлился?
– Голова разболелась.
Это было очень странно, неожиданно и обидно. Ни с того ни с сего. На ровном месте.
Спать я не собиралась, но все равно ушла в родительскую комнату и в кромешной темноте завалилась на кровать.
С улицы между неплотно задвинутых штор шел слабый, едва уловимый свет уличных фонарей. Под окнами время от времени проезжали машины, лучи от фар то и дело пробегали по потолку.
В головную боль верилось слабо, и я мучительно пыталась отыскать причины раздражения Артема. Однако вскоре дверь в комнату отворилась:
– Не обижайся. Сказка хорошая, а вот я не очень.
Я не нашлась, что ответить, и он ушел.
Никогда никто не нравился мне настолько, чтобы принять это за любовь. Нет, конечно, сначала я любила Дина Винчестера, потом Дилана О’Брайена, а затем Тайлера Джозефа. Но подобная выдуманная любовь еще больше побуждает желать реальной, настоящей, человеческой. Из плоти и крови.
Мама считала, что только ограниченные и недалекие женщины озабочены вопросами любви и отношений. Потому что из-за этого они перестают быть самодостаточными, полноценными личностями. Но что я могла поделать, если оно само думалось?
Артем вел себя так, словно прекрасно понимает, какое впечатление производит на людей. Знает, что нравится, и позволяет собой любоваться.
Увлечься таким человеком – хуже некуда, а как избежать этого – непонятно. Ведь до тех пор, пока он не разозлился на сказку, мне показалось, будто между нами возникло особое взаимопонимание, которое и словами-то не объяснить, просто чувствуешь, и все.
Постепенно свет фар начал блекнуть, тени на стенах растворились, и я провалилась в сон.
А когда проснулась, часы на телефоне показывали одиннадцать.
Немедленно вскочив, я побежала в свою комнату, но там никого не оказалось. На кухне тоже. Кровать была аккуратно застелена, а поднос с чашками и пустым лотком из-под мороженого стоял возле раковины.
Они ушли, не разбудив меня, и это было обидно.
Я приняла душ, съела бутерброд и, не зная, куда себя деть, бесцельно побродила по квартире.
Мне определенно стоило больше общаться с людьми. Необязательно с одноклассниками – с другими, нормальными. Теми, кто нравится. Тогда, возможно, я смогла бы разобраться, почему я чудная и почему обычная сказка способна испортить приятный разговор.
– Вика, привет! Это Вита. Помнишь меня?
– Привет, – охотно откликнулась та. – Конечно. Синеглазая девочка, с кожей, как зефир, и голубем в рюкзаке.
– Я подумала, может, мы могли бы как-нибудь погулять вместе?
– Легко. Хочешь сегодня? В четыре нормально?
– Да, конечно, – спешно согласилась я, заметив возле стены в складках клетчатого пледа маленькую черную флешку. – Встретимся у того магазина за углом.
Сначала я хотела занести флешку, когда соберусь уходить на встречу с Викой, но вскоре стало ясно, что терпения мне не хватит.
Дверь открыл Макс. Он был в белой футболке, синих спортивных шортах, босиком, растрепанный и раскрасневшийся. И я еще рта не успела открыть, как он выдал:
– Привет! Тёмы нет.
– Я не к нему. Вот, флешку нашла.
– О! Это моя, – он обрадованно сунул ее в карман. – Спасибо.
– Пожалуйста, – я спрятала руки за спину, чувствуя нарастающую неловкость.
Он тоже замялся.
– Высох? – Я кивнула на пол.
– Ковер в гостиной сырой.
– Понятно, – больше ничего на ум не приходило. – Артему привет.
– Слушай, – вдруг обрадованно спохватился он. – У меня для тебя кое-что есть. Идем!
Мы прошли в маленькую комнату, расположенную над моей.
Мебели в ней почти не было, лишь стол и кровать, но повсюду, даже на кровати, валялись какие-то железяки, проводочки, тетрадки и книжки. На приставленном к изголовью стуле висела одежда. Стол был завален мониторами и ноутами.
Только в самом центре на темно-синем ковре образовался небольшой островок, где, словно выставочный экспонат, лежали две черные гантели.
Макс подошел к балкону и открыл дверь. Там на широкой табуретке возвышалась пирамида из коробок с тортами.
– Выбирай. Этот придурок назаказывал столько, что нам месяц ими питаться. А я сладкое терпеть не могу.
– Зачем же так много?
Макс осуждающе покачал головой:
– У нас все так. Ты вон туда глянь, – он указал пальцем в глубь балкона, где деревянные полки стеллажа были до отказа забиты пачками кофе, чая, соусами, бутылками с водой, пивом и прочей едой.
– Вроде не в голодные годы живем, – засмеялась я.
– Дело не в этом. Просто Тёма человек такой. Совершенно не умеет себя ни в чем ограничивать.
– Откуда же у вас столько денег?
– Не у нас, а у него. Я тут вообще на птичьих правах.
Мигом вспомнилась история про детский дом.
– Вы давно дружите?
Он прошелся пятерней по растрепавшейся челке. Запястья у него были широкие, а вся рука покрыта золотистыми волосками.
– Тёма дружит со мной с восьми примерно. Значит, лет одиннадцать-двенадцать. С небольшим перерывом.
– Ты не считаешь его своим другом? – удивилась я.
Макс улыбнулся, ожидая этого вопроса:
– Считаю, конечно, просто это он со мной дружит. Я его воображаемый друг.
– Как это? – Я в шутку потрогала его пальцем. – Ты же реальный.
– Для тебя. Но для него – нет. Он меня придумал, чтобы было с кем играть и устраивать акции протеста.
– Ты говоришь загадками.
– Я знаю, – улыбка стала шире. – Ну что, будешь брать торты?
– Нет. Мне не нужно столько сладкого и мучного.
– Надумаешь, заходи.
Мы вернулись в комнату, я снова окинула взглядом завалы и уже в коридоре предложила:
– А хочешь, помогу убраться?
– Он придет после восьми.
– В смысле?
– Брось. Я же не тупой и не слепой. У нас такое постоянно. Когда на съемной квартире жили – соседка за солью вечно ходила. Мы даже в кафе поесть не можем, чтобы какая-нибудь официантка вместе со счетом не принесла свой номер.
– Нет, ну что ты? Я – нет… Я просто. Я же флешку нашла.
От своего глупого лепетания мне самой стало стыдно, я опустила глаза, пробежалась взглядом по его золотистым ногам и, заметив на левой лодыжке небольшое, но красиво вытатуированное слово «Беги», уперлась в него.
– Хорошо, – сказал Макс. – Потому что тебе уж точно не стоит с ним связываться. Ты совсем маленькая, а он ушлый говнюк.
Он произнес это так, будто мы уже говорили на эту тему, и я внезапно сообразила, что они обсуждали это между собой.
– С чего это я маленькая? Вы всего-то на три-четыре года старше.
– Взрослым человек становится не от возраста, а от этого, – он провел ребром ладони по горлу. – Чем больше у тебя дерьма в жизни, тем быстрее взрослеешь. Вот и все. Взрослость – это постоянная готовность к геморроям и подставам. Не хотел тебя обидеть. Просто предупредил по-человечески.
– Спасибо. Очень любезно с твоей стороны.
– Ты все еще готова помочь с уборкой? Стараться можно не сильно, потому что в понедельник придет работница и переделает все по-своему.
На нашу встречу Вика опоздала минут на двадцать, так что я уже собиралась уйти. Но она прибежала, обняла и расцеловала, а затем потащила на другую сторону шоссе, где тянулся длинный ряд больших и маленьких магазинов со всякой всячиной: от лака для ногтей, заколок, телефонных аксессуаров до шуб и роскошных ювелирных салонов.
С Викой было легко и весело. Она держалась так, словно все окружающие покинули свои дома только для того,
чтобы полюбоваться ею: эффектно встряхивала распущенными волосами, театрально распахивала глаза, беззаботно смеялась и держала прекрасную осанку, от чего ее округлая, обтянутая белой эластичной футболкой грудь под расстегнутой зеленой паркой была первым, на чем останавливался взгляд.
Удивительным образом Вика искусно балансировала между вульгарностью и детским эпатажем. Мужчины к ней так и липли. Пока мы дошли до торгового центра, с нами пытались познакомиться трое парней и один возрастной мужик. Остальные просто глазели со стороны.
Я рассказала ей о потопе, и она тут же заинтересовалась:
– И что эти ребята? Понравились тебе? Я хочу знать подробности. Чего стесняешься? – Громко рассмеявшись, она ткнула пальцем мне под ребра. – Я люблю обсуждать парней даже больше, чем шмотки.
– В двух словах не объяснишь. Они интересные. Совсем не похожи ни на кого из моих знакомых.
– Симпатичные?
– Один симпатичный и скромный, а второй по-настоящему красивый – как в кино.
– С красивыми не связывайся, – Вика небрежно махнула рукой. – Они либо тупые, либо оборзевшие, либо подлые. Этакая ловушка природы. Типа мухоморов. Яркие, но отравленные. Выбирай первого. Как его зовут?
– Максим. Он в детском доме был, а потом сбежал.
– Ой, нет, – Вика поморщилась. – С парнями из детского дома дела лучше не иметь. Мало того что они бедные, необразованные, без связей, так еще и совершенно неприспособленные к этой жизни. Ничего не знают, не умеют и считают, что им все должны.
Мне стало обидно за Макса:
– У него мама умерла, когда ему пятнадцать было. Ты только представь: живешь-живешь нормальной жизнью, а потом вдруг – детдом. Равнодушие и жестокость. Это ужасно. Тебя любили, заботились – и тут в один день пустота и холод. Как такое пережить?
– Подумаешь, – насмешливо фыркнула Вика. – Не несчастнее других. Я, может, тоже из детского дома. Что в этом особенного?
Я удивленно остановилась:
– Ты сирота?
Вика замялась.
– Мать в тюрьме отсидела десять лет, а как освободилась, нашла себе какого-то священника и с ним теперь живет. Я ее и не помню даже. А у отца пожизненное за ограбление и захват заложников. – Она бросила на меня осторожный взгляд и рассмеялась. – Что ты так смотришь, будто я сама криминальный элемент?
– Совсем нет. Просто я очень удивилась. Поразительное совпадение. Никогда не встречала никого, кто бы жил в детском доме, а тут сразу двоих.
– Нормальное жизненное совпадение, – Вика снова взяла меня под руку. – Так всегда бывает, не замечала? Какие-то вещи вдруг одновременно начинают происходить. Это значит, что жизнь тебе этим хочет что-то сказать. Мы с тобой не случайно познакомились и нужны друг другу.
– Думаешь?
– Несомненно, – она ласково прильнула к моему плечу и тут же игриво вскинулась: – Рассказывай дальше. То, что они красивые и бедные, я поняла, а вот чего в них особенного, пока не уловила.
– Они не бедные. Артем, кажется, богатый. У него есть машина, завал продуктов на балконе и уборщица.
