Игорь Атаманенко
Полководцы шпионских войн
Часть IV. Дезинформационные игры
Стратегический обман и оперативно-тактические уловки – незыблемые принципы военного искусства. Этими «играми» полководцы всей планеты забавляются так давно, что придумать нечто новое для сокрытия своих сил и намерений становится всё труднее. Вместе с тем, мероприятия дезинформации должны проводиться с предельной осторожностью и тщанием, чтобы вместо того, чтобы ввести в заблуждение противника, не выдать собственные планы.
Примером таких искусно разработанных, многоходовых комбинаций стали операции, реализованные в ходе Великой Отечественной войны факирами из ЧК – генералами Судоплатовым П.А. и Эйтингоном Н.И.
Занимая высокие посты в системе Наркомата внутренних дел СССР, они не только вносили весомый вклад в обеспечение государственной безопасности страны, но и выступали инициаторами и руководителями широкомасштабных войсковых операций, ускоривших нашу Победу.
В 1942–1945 годах Судоплатов и Эйтингон, возглавляя операции «МОНАСТЫРЬ» и «БЕРЕЗИНО», устроили мастер-класс блефа верхушке вермахта и Абвера: в течение трех лет им удавалось продвигать настолько впечатляющую дезинформацию военно-стратегического и политического характера, что ее на веру принимал Гитлер и высшие нацистские бонзы Третьего рейха…
I. Довели до «Монастыря»
Глава первая. В роли перебежчика
17 февраля 1942 года. Войска вермахта группы «Центр» отброшены от Москвы. На фронте временное затишье. Снежная поземка клубится между нашими и вражескими позициями, откуда изредка взлетают осветительные ракеты.
Вдруг из кустов на нейтральной полосе выпрыгнул человек-призрак на лыжах и, размахивая белым полотенцем, с криком «Не стреляйте!» ринулся к немецкой передовой. Оттуда раздалось «Halt! «Minen!», но лыжник уже преодолел минное поле, достиг бруствера и скатился в окоп. Беглеца тщательно обыскали и под конвоем эсэсовцев доставили в штаб в Можайске.
Перебежчик – Демьянов Александр Петрович. Его прадед – Антон Головатый – первый атаман Кубанского казачества. Отец, офицер царской армии, скончался в 1915 году от ран, полученных на фронтах Первой мировой войны. Младший брат отца, начальник контрразведки белогвардейских войск генерала Улагая, в 1918 году пленен красноармейцами на Северном Кавказе. Умер от тифа во время этапирования в Москву.
Мать Демьянова, женщина редкой красоты, окончила Бестужевские курсы Смольного института благородных девиц, была весьма популярна в дворянских кругах Санкт-Петербурга, ее охотно принимали в самых знатных домах Северной столицы.
По причине дворянского происхождения Александр не мог поступить в вуз и, окончив среднюю школу, устроился электромонтажником. Образование, в частности знания немецкого и французского языков, юноша приобрел под руководством матери, которая свободно владела несколькими европейскими языками. Она же обучила сына хорошим манерам и привила любовь к русской литературе и классической музыке.
В 1929 году Александр был арестован ГПУ по обвинению в незаконном хранении оружия (пистолет был подброшен для создания вербовочной основы). В итоге молодой человек пошел на сотрудничество с органами госбезопасности СССР под псевдонимом «Гейне». Ему повезло: наставниками были опытные чекисты Виктор Ильин и Михаил Маклярский. Готовя из молодого рекрута умелого и преданного секретного сотрудника, они не принуждали его к мелкому доносительству, а нацеливали на разработку оставшихся в СССР дворян, поддерживавших связь с зарубежной эмиграцией.
Глава вторая. Боевое крещение
Когда «Гейне» по заданию НКВД перебрался в Москву, он был принят на личную связь Судоплатовым, к тому времени занявшим должность начальника 5-го (разведывательного) отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, который, помимо прочего, разрабатывал немецких разведчиков, действовавших «под крышей» посольства Германии. Судоплатов устроил агента на работу в Главкинопрокат.
Агент стал известным и даже популярным человеком в определенных кругах Первопрестольной. Часто бывал на бегах, держал в Манеже свою лошадь. Его видели с артистками из Главкинопроката в дорогих ресторанах, где он собирал компании, талантливо раскручивал флирты и интриги, за оргиями не забывая о своем основном предназначении: добывании интересующей НКВД информации.
Судоплатов был прекрасно осведомлен, на чем замешана трагедия Кирова, – на балеринах Ленинградского оперного театра. Любовницы-танцовщицы приревновали лидера ленинградских коммунистов к его последней пассии – официантке Мильде Драуле – и сделали всё возможное, чтобы ее ревнивый до безумия муж узнал о приключениях любвеобильной женушки с «трибуном» партии большевиков.
Было известно Судоплатову и роковое увлечение маршала Тухачевского прима-балериной Большого театра. Поэтому-то его усилия как оператора «Гейне» были направлены на то, чтобы в фокусе внимания агента, помимо легкодоступных красавиц, находились иностранцы, вращающиеся в околотворческой среде и занимающиеся операциями купли-продажи ювелирных изделий и швейцарских наручных часов.
На коммерческой ниве «Гейне» сошелся с третьим секретарем польского посольства. Обоюдный интерес к драгоценностям закончился согласием дипломата помочь информацией и шифрами. Они обеспечили Судоплатову орден Красной Звезды и молниеносное продвижение по служебной лестнице: начав операцию начальником отдела, он завершил ее заместителем начальника управления.
Глава третья. Из «Гейне» в «Макса»
Однако не польские дипломаты были целью генерала Судоплатова и его секретного помощника – только немецкие. И «Гейне» знакомится с неким Отто Боровски, атташе германской торговой миссии в Москве. Тот устроил агенту блицпроверку: назвав ряд фамилий русских эмигрантов, до революции поддерживавших отношения с семьей Демьяновых, наблюдал за его реакцией. Когда «Гейне» одобрительно отозвался о названных лицах, немец похвалил его «истинно берлинское» произношение и предложил продолжить знакомство, но вскоре отбыл в Берлин. С агентом стали встречаться другие представители торговой миссии, неизменно передавая привет от Отто.
Проанализировав все обстоятельства, Судоплатов пришел к заключению, что немцы ведут изучение Александра с целью его вербовки. Действительно, некоторое время спустя от закордонного источника поступила информация, что немецкая военная разведка взяла Демьянова в вербовочную разработку и в ее берлинской картотеке он значится под кличкой «Макс».
Из характеристики агента «Гейне»
«…Способен устанавливать и развивать контакты с объектами заинтересованности органов госбезопасности.
Имеет высокий уровень навыков и умений в изучении людей, независимо от их возраста, пола и социальной принадлежности.
Быстро ориентируется в трудной ситуации, легко адаптируется в незнакомой среде.
Свои обязательства по добыванию информации выполняет аккуратно и в срок.
Настроен оптимистично, постоянно нацелен на успех.
Вполне надежен. Беззаветно любит Родину. Делу Ленина-Сталина и органов госбезопасности предан…»
Заместитель начальника ГУГБ НКВД СССР
Судоплатов
Глава четвертая. Из «Монастыря» – в Абвер
Чтобы повысить шансы продвижения «Гейне-Макса» в агентурный аппарат германской военной разведки, генерал Судоплатов решил внедрить его в некий клуб, куда входили представители русской аристократии: бывший предводитель Дворянского собрания Нижнего Новгорода Глебов, член-корреспондент Российской академии наук Сидоров и несколько потомков именитых российских дворян. Верховодил в клубе бывший придворный поэт Садовский по кличке «Рифмоплет». Все эти экс-аристократы в свое время учились в Германии и были хорошо известны немецким спецслужбам. В Москве они нашли пристанище в Новодевичьем монастыре.
Особое внимание Судоплатов уделял «Рифмоплету» и его сожительнице, экс-фрейлине императрицы. В четыре руки они устраивали сеансы спиритизма и гаданий на картах для супруги члена Политбюро Анастаса Микояна и для жен высокопоставленных чиновников в высшей партийной номенклатуре. При их содействии безработный Садовский получил доступ к продуктовому довольствию в московском отделении Союза писателей. И это притом, что в Советском Союзе Садовского не издавали, хотя как поэт он был чрезвычайно плодовит.
Среди прочих опусов из-под его пера вышла объемная хвалебная ода в честь «немецких войск – освободителей Европы», о чем в Абвере было хорошо известно.
…В июле 1941 года Судоплатов, допуская вероятность захвата немцами Москвы, провел упреждающую акцию: по его указанию с помощью надежной агентуры на базе клуба Садовского и Ко была создана подпольная церковно-монархическая организация «Престол» прогерманской направленности. В нее был внедрен «Гейне», спустя короткое время ставший одним из ее лидеров. Сама же операция по созданию квазиантисоветской организации и последующей агентурной разработке «подпольщиков» имела кодовое название «Монастырь».
Первоначально генерал Судоплатов, инициатор, организатор и руководитель операции «МОНАСТЫРЬ», ставил перед собой единственную цель: проникнуть в агентурную сеть Абвера, действовавшую на территории Советского Союза. Однако в дальнейшем операция переросла в нечто большее.
Глава пятая. «Расстрел – это начало жизни»
На первом же допросе «Гейне» сообщил немцам, что является одним из лидеров существующей в Москве подпольной монархической организации, связанной с враждебно настроенными к советской власти лицами, которые готовы реализовать любые указания германского командования.
Вот что писал «Гейне» в своем отчете по возвращении в Москву:
«На допросе присутствовало много офицеров в различных званиях. Меня засыпали вопросами: кто послал, кто члены организации, как я добрался, когда ходят поезда на Можайск, кто моя жена, мать, отец, их адреса.
Я пытался убедить их, что идеологические противники Советской власти объединены в единую организацию “Престол”, чья цель – борьба с коммунизмом.
Судя по ультиматуму, который мне поставили офицеры, они ничему, мною сказанному, не верили: если я скажу правду, то сохраню себе жизнь. В противном случае меня ждала “третья степень” пыток.
Дали полчаса на размышление и вывели в другую комнату, где была одна кровать. Я присел на нее, обдумывая свои дальнейшие действия. Незаметно для себя я уснул – сказалась усталость и треволнения при переходе линии фронта.
Разбудили меня удары прикладов. Три солдата с винтовками вывели меня во двор и поставили к стене сарая. На крыльце появились офицеры, которые оживленно о чем-то спорили. Один из них спросил меня, буду ли я говорить правду. Я ответил, что говорил истинную правду. Офицер дал команду – солдаты вскинули винтовки, раздался залп, и веер щепок осыпался мне на голову.
Я понял, что еще живой. Немцы громко смеялись. Вдруг меня осенило. Я вспомнил торгового атташе, с которым познакомился в Москве, и произнес его имя. Немцы перестали смеяться. Старший по званию приказал повторить имя.
Меня вновь препроводили в комнату с кроватью, где я пробыл более часа. Спать я уже не мог, потому что меня лихорадило от воспоминания о пережитой казни. Я ругал себя за свою оплошность, которая мне дорого обошлась. Ведь сошлись я на знакомство с Отто Боровски раньше, не было бы никакого расстрела!
Дверь открылась, и теперь за мной пришел офицер. Он проводил меня в ту комнату, где меня допрашивали накануне. Там был сервирован стол. Старший по званию офицер, представившийся штурмбанфюрером СС фон Ортелем, был само радушие:
“Господин Александр, коньяк, водочка. Выпьем за успех. Будем вместе работать. Вам некоторое время придется побыть в Смоленске, куда мы отправим вас завтра. Да и вообще, надо выпить за ваше второе рождение!”
В моих глазах он прочел недоуменный вопрос и тут же пояснил:
“Господин Александр, расстрел – это конец жизни для всех. Но для вас расстрел оказался началом жизни… совместной с нами жизни!”
Этот его циничный каламбур все офицеры одобрили громким смехом. После чего Ортель провел со мной короткий инструктаж. Это подействовало на меня, как шпоры на скакуна, я понял – игра началась!»
Глава шестая. На линии огня
«Гейне», нет! – теперь уже «Макса» перевезли в Смоленск и поселили на конспиративной квартире, где он под руководством инструкторов изучал тайнопись, шифровальное, подрывное и радиодело, учился бегло работать на телеграфном ключе.
15 марта 1942 года «Макса» с рацией и целым портфелем сторублевых купюр для «Престола» переправили в Минск и посадили в самолет. Там в форме рядового красноармейца уже находился его напарник по фамилии Краснов.
В ночь на 16 марта их выбросили с парашютами над лесом вблизи райцентра Арефино Ярославской области. Вот как описывает «Гейне» свое возвращение:
«…В Арефино я сообщил свой рабочий псевдоним Уполномоченному НКВД (так в те годы звучала должность начальника райотдела НКВД) и попросил связаться с Москвой. Я дал приметы предателя Краснова и попросил оказать мне медицинскую помощь, так как при приземлении повредил колено. Москва приказала немедленно доставить меня в Ярославль, откуда в сопровождении сотрудников госбезопасности меня на машине отвезли в столицу.
По возвращении в Москву я первые две недели писал отчет и не выходил из дому, так как немцы могли проверить, когда я вернулся. Слишком быстрое мое возвращение могло вызвать подозрение.
Через две недели я впервые вышел в эфир. Сеанс связи состоялся. По согласованию с генералом Судоплатовым и Генеральным штабом Красной Армии я сообщил им первую дезинформацию…»
Первые 4 месяца органы госбезопасности сознательно отказывались ставить перед немцами проблемные вопросы. И только в августе «Макс» сообщил в Абвер, что переданный им в «Престол» передатчик пришел в негодность и требует замены. Курьеры не заставили себя ждать.
…24 августа 1942 года два предателя Станкевич и Шакуров в форме рядовых красноармейцев появились на пороге дома «Макса». Они доставили рацию, батареи, шифрблокноты и много денег. Во время ужина «Гейне» усыпил гонцов, подсыпав им в водку снотворное. Пока они спали, их сфотографировали, а в револьверах заменили патроны холостыми.
Утром им дали возможность погулять по Москве под наблюдением, а затем одного арестовали на станции Москва-сортировочная при попытке подсчитать проходящие составы, а второго – у женщины, с которой он успел познакомиться во время прогулки.
Учитывая, что посланцы имели указание вернуться, было принято решение скомпрометировать их. «Макс» сообщил немцам, что «Шакуров и Станкевич ничего не хотят делать, трусят и пьют горькую».
В ответной шифровке поступил категоричный приказ: «Они для вас стали опасными. Любыми средствами их без сентиментальности уничтожить. О выполнении приказа сообщите».
…Надо отметить, что сценарий о «бездельниках и пьяницах» с небольшими вариациями был повторен еще не единожды, но ни разу не вызвал подозрений в Абвере.
Курьеры Абвера всё чаще стали прибывать в Москву и в другие города СССР, в частности, в Горький, Свердловск, Челябинск и даже в Новосибирск по указанным «Гейне» адресам. Одному из курьеров даже позволили вернуться, чтобы у немцев сложилось впечатление, что организация «Престол» действует под контролем Абвера.
Таким образом, в рамках операции «МОНАСТЫРЬ» получила развитие и операция «КУРЬЕРЫ», которая из сугубо контрразведывательной вскоре превратилась в стратегическую оперативную дезинформационную игру.
…За два года оперативной игры «КУРЬЕРЫ» органами госбезопасности были арестованы 56 агентов-диверсантов, нейтрализованы 17 их пособников, возвращены более 37 миллионов советских рублей, захваченные немцами в первые месяцы наступления.
Для большей убедительности поставляемой им информации «Макс» сообщил своим «зафронтовым хозяевам», что переведен в Генштаб Красной Армии на должность младшего офицера связи.
Глава седьмая. Как стряпали «Дезу» для Абвера
Шифртелеграммы «Макса» готовились на базе материалов Генерального штаба, а также на основании сведений из других ведомств, задействованных в оперативной игре, в частности, из Народного комиссариата путей сообщения. Касались они, главным образом, железнодорожных перевозок воинских частей, военной техники, боеприпасов и снаряжения. Это давало немцам возможность вычислять планируемые нашими войсками масштабные операции.
По замыслу Судоплатова и Эйтингона, согласованному с начальником оперативного управления Генштаба генералом Штеменко, когда это было выгодно командованию Красной Армии, Абвер получал от «Макса» правдоподобные сведения определенного целевого назначения, и некоторые важные фронтовые операции Красной Армии действительно осуществлялись в тех пунктах, которые предсказывал двойной агент. Однако все они имели отвлекающее, вспомогательное значение.
Судоплатов и Эйтингон, допуская, что неустановленная органами НКВД агентура Абвера также ведет наблюдение за железной дорогой, давали указание по маршрутам, указываемым «Максом» в шифровках, запускать ложные воинские эшелоны, где под брезентом вместо орудий и танков были бревна и мешки с песком. А чтобы подтвердить диверсионные акты, которые якобы совершались боевиками «Престола», генералы организовывали в прессе сообщения о вредительстве на ж.-д. транспорте, в частности, на железной дороге в Горьком и в Челябинске.
* * *
Накануне контрнаступления под Сталинградом до руководства вермахта была доведена стратегическая дезинформация относительно направления главного удара Красной Армии на Западном фронте. Чтобы предотвратить переброску немецких войск из района Вязьмы к Сталинграду на помощь группировке Паулюса, «Максом» в Абвер было отправлено сообщение, что наступление на советско-германском фронте будет осуществлено в районе Ржевского выступа.
Но и это еще не всё! Для придания большей правдоподобности шифровке «Макса» Ставка Верховного командования отдала приказ Жукову прибыть в указанный район.
Действительно, появление Жукова на Западном фронте, окончательно убедило командование вермахта, что именно здесь Красная Армия планирует перейти в контрнаступление, и оно стало срочно усиливать группировку своих войск на Ржевском выступе. Таким образом, полностью дезориентированные немцы с началом Сталинградской наступательной операции оказались не в состоянии перебросить из-под Ржева войска на помощь окруженной армии фельдмаршала Паулюса.
Кстати, плохо скрываемая неприязнь Жукова к НКВД переросла в откровенное отчуждение, когда по окончании войны ему стало известно, что «холостой бросок» в район Ржевского выступа, который он совершил по приказу Ставки, был инициирован генералом Судоплатовым. Оно и понятно, Жуков не мог простить, чтобы с ним, «маршалом Победы», кто-то посмел обращаться как с проходной фигурой.
Глава восьмая. Особо ценный источник
Немцы высоко оценили работу «Макса». В канун Рождества, 24 декабря 1943 года, он получил радиограмму о награждении его «Орденом с мечами».
Примечательно, что информацию, переданную немцам «Максом», наши органы госбезопасности получали «обратно» трижды.
Впервые – в феврале 1943 года от нашего агента «Шмидт», полковника шифровального подразделения Абвера. До своего провала он дважды информировал нас о том, что в Москве в пользу немецкой военной разведки действует «какой-то высокопоставленный военный».
Второй раз – в марте того же года от Энтони Бланта (один из членов «Кембриджской пятерки»), который сообщил своему оператору резиденту НКВД в Лондоне Горскому, что немцы имеют важный источник информации в Москве в высших военных сферах.
И, наконец, в апреле 1943 года англичане в нашу миссию связи передали изложение сообщения «Макса», направленное им в Абвер. Даже Уинстон Черчилль в ходе Тегеранской встречи «Большой Тройки» предупреждал Сталина о наличии в штабе Красной Армии агента Абвера.
II. «Березино»: игра на истощение
Глава первая. Задумка вождя
Летом 1944 года в результате крупнейшей наступательной операции Красной Армии «БАГРАТИОН» Белоруссия была полностью освобождена от фашистов. Однако отдельные немецкие подразделения, будучи окруженными, предпринимали яростные попытки выбраться из него. Этим обстоятельством воспользовалась разведка, затеяв дезинформационную радиоигру, получившую кодовое название «БЕРЕЗИНО».
Ее «крестным отцом» считается Сталин, подсказавший замысел игры разведчикам. Согласно его задумке, надо было создать впечатление активных действий гитлеровских частей в тылу наших войск, а затем обманным путем заставить командование вермахта использовать ресурсы для их поддержки. По мнению вождя, таким способом можно добиться значительного истощения гитлеровской Германии и, значит, ускорить окончание войны.
По инициативе Сталина руководителем операции был назначен начальник 4-го диверсионно-разведывательного управления НКВД Павел Судоплатов, его заместителем Наум Эйтингон, а работу радистов направлял Вильям Фишер.
