Вначале XX века между тремя гигантами рынка – Абрикосовыми, Сиу и Хойсами – происходила настоящая борьба. Дело осложнялось тем, что все производства располагались в Москве. Петербург, город чиновников и военных, оставался в стороне. В столице, в отличие от Москвы, были сосредоточены более «серьёзные» заводы – металлургические и оборонные (патронные, пушечные). Заводские районы располагались на окраинах города: северо-востоке (Выборгская сторона) и юго-западе (Обводный канал, Нарвская застава). В Москве же предприятия можно было встретить на каждом шагу, не только в историческом рабочем районе – Пресне – но и в Замоскворечье, в Хамовниках, на Бутырке. В Москве, крупнейшем торгово-промышленном центре Европейской России, откуда продукция расходилась по всей огромной империи, было удобно развивать потребительский сектор. Именно поэтому стал широко известен московский ситец (Трёхгорная мануфактура на Пресне), московское пиво (Хамовнический пивзавод), московская парфюмерия (фабрика Брокара в районе Бутырской улицы). То же самое касалось и сладостей. Не случайно кондитерская фабрика в Петербурге (на тот момент уже Ленинграде), названная в честь Надежды Крупской, супруги Ленина, появилась лишь в 1938 году.
Фирменный автомобиль компании «Сиу», развозящий мороженое. Фото опубликовано в 1905 году
Чтобы привлечь клиентов, фирмы придумывали самые разные ходы и соревновались в остроумии и находчивости. На этот счёт можно привести массу примеров. Так, зная, что Хойе и Сиу занимаются производством кофе и соперничают в этой сфере, Абрикосов договорился с чайным магнатом Константином Поповым (их жёны были родными сёстрами), чтобы их фирмы стали аффилированными друг с другом. Свояки Абрикосов и Попов учредили паевое товарищество, где Попову принадлежал 41 пай на сумму 205 тысяч руб. (246 миллионов современных), а сыновья Алексея Ивановича – Александр, Алексей, Георгий и Николай – вместе имели 79 паёв на общую сумму 395 тысяч рублей (около 475 миллионов современных).
На этой открытке из серии «Москва будущего» предсказано появление монорельса и строительство гостиницы «Россия»
Родственные связи позволяли Попову пользоваться мощностями и имуществом Абрикосовых, а Абрикосовым – точно так же пользоваться возможностями Поповых. Под слоганом «Что же за чай без печенья» они открыли совместное кафе на Кузнецком мосту прямо под окнами фирменной кондитерской Сиу.
Зная, что «Эйнем» выпускает театральные программы со своей рекламой, Сиу сделали ставку на простой народ, печатая сборники стихов крестьянских поэтов. В обоих случаях реклама достигала цели: театралы были не прочь после спектакля зайти на чашку кофе в фирменное кафе «Эйнема», а крестьяне, приезжавшие за промышленными товарами в город, узнавали про существование фабрики, рассказывали о ней дома и становились её покупателями, а иногда и сотрудниками.
Кроме того, Сиу не ограничивались печатной рекламой. По Москве ездили их фирменные фургончики, предлагавшие прохожим мороженое и сладости.
Соревновались фабриканты и в дизайне упаковки своего товара. Так, Абрикосов учредил на своём предприятии специальный цех, занимавшийся разработкой внешнего вида товара. Начальником цеха стал художник-импрессионист Михаил Шемякин, внук Алексея Ивановича.
«Эйнем» пошёл ещё дальше: для оформления своей продукции компания приглашала таких именитых мастеров, как Врубель и Билибин. В 1914 году неизвестный автор по заказу фирмы выполнил знаменитую серию открыток «Москва будущего».
Наряду с этим по заказу «Эйнема» композитор Карл Фельдман написал ряд фортепианных пьес, таких как «Шоколадный вальс» и «Кекс-галоп», к нотам которых при покупке прилагались пробные образцы новых изделий фирмы. Бывали примеры и не очень удачных решений. Однажды «Эйнем» выпустил торт с названием «Полюби меня». Сотрудники Абрикосова и Сиу повадились ходить в фирменные магазины «Эйнема» и говорить продавщицам: «Полюби меня затри рубля». Неудивительно, что торт вскоре перестали выпускать.
Возраставшая конкуренция заставляла придумывать всё новые формы продукции. Любопытно, что некоторые кондитерские изделия, к которым мы привыкли, появились уже до революции. Так, компания Абрикосова стала первой выпускать прообраз Киндер-сюрприза. Шоколадные яйца были традиционным немецким пасхальным лакомством. Теперь же в них стали класть игрушки или маленькие открытки.
Аппарат по продаже сладостей фирмы «Эйнем», примерно 1910 год
Другой сферой были рождественские подарки. До революции Новый год не отмечался – это был обычный день, в который взрослые собирались и устраивали вечеринки. Отмечать Новый год как государственный праздник взамен Рождества стали при советской власти, в 1935 году. Тогда же была возрождена ёлка, которая после революции была запрещена как буржуазный пережиток. Детские подарки в дореволюционной России традиционно не были специализированными: родители сами дарили ребёнку какую-то вещь или сладости. Абрикосов подумал, что может организовать и занять нишу сладких рождественских подарков. Традиционный для советского детского магазина шоколадный Дед Мороз в фольге появился именно на абрикосовской фабрике.
Популярным было и конфетное ассорти «Ералаш». Это слово, означавшее «смесь», взял для одного из своих рассказов Максим Горький, любивший конфеты Абрикосова, а впоследствии так был назван детский киножурнал. Фирма Сиу начала вкладывать в коробки конфет сюрпризы – пазлы для детей и открытки с артистами и историческими персонажами для взрослых. Новатором выступил «Эйнем». По договорённости с магазинами фирма устанавливала в них мини-автоматы по продаже сладостей. Каждая конфета или шоколадка стоила 10 копеек (120 современных рублей), что, конечно, было гораздо дороже обычной стоимости. Однако расчёт на маленьких покупателей, которые подходили к диковинке по многу раз, оправдался.
К моменту революции три указанных компании – «Эйнем», «Абрикосов» и «Сиу» – контролировали большую часть российского рынка. Их магазины раскинулись от Европы до Дальнего Востока. Успешно функционировавший бизнес позволил потомкам первых Абрикосовых пробовать себя в других сферах жизни. Среди них были инженеры, юристы, дипломаты, артисты. Внук и полный тёзка Алексея Ивановича Абрикосова стал медиком и руководил вскрытием тел Ленина и других советских вождей. Его сын – Нобелевский лауреат, физик Алексей Алексеевич Абрикосов. Некоторые Абрикосовы попытались возродить кондитерское дело предков уже в наши дни.
Те же, кто стремился продолжить семейный бизнес, вынуждены были эмигрировать. После революции страну покинули Шарль Сиу, сын основателя одноимённой фабрики, и Вольдемар Хойе, сын владельца «Эйнема». Каждый вернулся на свою историческую родину – Францию и Германию. Они увезли с собой часть своих капиталов и вели в Европе тихую жизнь, уже ничем не напоминая кондитерских королей России.
Предприятия компаний были национализированы в 1918–1920 годы. Фабрика Абрикосова стала Бабаевской (по фамилии революционера Бабаева, который руководил местным советом). О старой семейной традиции напоминает петербургское кафе «Абрикосовъ» на Невском, открытое в 1990 году на том месте, где в XIX веке Абрикосовы держали свою кондитерскую. Фабрика Сиу превратилась в «Большевика». Помня о первенстве «Эйнема», новая власть сначала переименовала его в «Государственную кондитерскую фабрику № 1», а затем в «Красный Октябрь». При этом, вспоминая о любви покупателей к продукции компаний, на обёртках ещё долгое время писали «бывший Абрикосов», «бывший Сиу» и «бывший Эйнем».
Когда на Руси появился табак, точно неизвестно. Считается, что это произошло не раньше середины XVI века. Первыми его привезли с собой английские купцы, в то время активно торговавшие с Российским государством. Их русские коллеги быстро распробовали диковинное зелье. Росту популярности табака способствовало то, что его рассматривали как лекарство: считалось, что вдыхание табачного дыма помогает от желудочных, зубных и головных болей.
Ко второй четверти XVII века табакокурение уже было распространено в крупных русских городах. Курили везде: дома и в трактире, на улицах и даже в церкви. Последнее вызвало гнев патриарха, который пожаловался царю Михаилу Фёдоровичу. Главный довод церкви состоял в том, что курение – это дьявольское изобретение, которое отвлекает христианина от благочестивых мыслей. Царь, сам не любивший курильщиков, своим указом в 1634 году под страхом смертной казни запретил иностранцам торговать табаком. Тех русских, кто осмеливался его курить, били кнутом и ссылали в Сибирь. Телесные наказания и увольнение со службы ожидали и чиновников, которые брали взятку за освобождение «табачника». Кроме того, за недоносительство был установлен крупный штраф – 10 рублей (примерно 50 тысяч современных).
Несмотря на такие суровые меры, табак не исчез из русской жизни. Многие знатные вельможи и придворные тайком покуривали. Поговаривали, что баловался табаком и сам царь Алексей Михайлович. Его сын, будущий император Пётр I, начал курить с юных лет и проявлял значительный интерес к табаку. Знаковой датой для российских курильщиков стало 16 апреля 1698 года. Находясь в Лондоне и остро нуждаясь в валюте для модернизации страны, царь Пётр продал маркизу Кармартену монопольное право семилетнего импорта табака и табачных принадлежностей в Россию. Сумма сделки составила астрономические по тем временам 400 тысяч серебряных рублей (более миллиарда современных). Специально для Кармартена таможенная пошлина была снижена с 40 до 4 копеек (соответственно с 2 000 до 200 рублей современными) за килограмм. По договорённости с правительством Кармартен обязывался ежегодно поставлять 3 300 тонн табака и дополнительно предоставлять для личных нужд царя ещё полтонны табака в год.
В ту пору Англия была главным поставщиком табака в Европу. В основном его выращивали в американских колониях английской короны – Массачусетсе, Мэриленде и Виргинии. Табачные изделия в этих регионах производят до сих пор, поэтому попробовать виргинский табак, который привозили в Россию при Петре, можно и сейчас. Для распространения табакокурения Пётр завёл при кабаках специальные курительные комнаты. Примечательно, что церковные иерархи продолжали сопротивляться распространению табака. Церковь по-прежнему считала его дурным развлечением, вдохновлённым дьяволом: ведь разве христианское это дело – извергать из себя клубы дыма? Неудивительно, что один из главных табачных дилеров петровского времени, Матвей Богданов, был даже отлучён от Церкви.
Зная любовь своих подданных к табаку, царь сделал его продажу доходной статьёй бюджета. О стратегическом характере табака говорило то, что за его реализацией следил Преображенский приказ (спецслужбы того времени). В Архангельске, Пскове, Новгороде, Великих Луках, Смоленске, Калуге, Брянске и Белгороде были организованы таможенные заставы, следившие за своевременной уплатой пошлин и боровшиеся с контрафактом. Уже в то время перекупщики, желавшие нажиться на табачном спросе, покупали большие партии табака и пересыпали его толчёными древесными листьями.
Сначала это привело к введению государственной монополии на торговлю табаком. Тем не менее правительство быстро столкнулось с трудностью реализации табачных изделий на огромной территории страны. В результате, как и в случае со спиртным, табачная торговля в 1716 году была отдана на откуп. Откупщики по всей стране получали от государства партии табака за фиксированную месячную плату и реализовывали ее в розницу по более высоким ценам. Десять лет спустя ситуация переменилась. Взошедший на престол в 1727 году внук и тёзка Петра Великого, Пётр II, повелел отменить откупную систему. Новый царь, сам заядлый курильщик, первым в истории России ввёл фиксированный акциз на табак – 3 копейки (150 современных рублей) с килограмма и разрешил его свободную продажу.
Дворец Шувалова в Петербурге, построенный на «табачные» доходы. Современный адрес: Малая Садовая ул., 1
Долгое время все были довольны: в бюджет поступали деньги, а люди выращивали и продавали табак. В основном в России той поры был популярен малороссийский (украинский) табак: его привозили из нынешних Черниговской и Полтавской областей, где климат был мягче, и земля получше. Ситуация изменилась с воцарением дочери Петра I, Елизаветы. Желая угодить своим фаворитам, в 1749 году она вернула табачный откуп и сделала их генеральными откупщиками. Наиболее известным среди них был президент Академии художеств, покровитель Ломоносова и сооснователь Московского университета Иван Шувалов. Получая государственный подряд на торговлю табаком, он осуществлял ежегодный платёж на сумму 70 тысяч рублей (порядка 250 миллионов современных), а остальные сотни тысяч рублей оставались в его личном распоряжении. О благосостоянии Шувалова, достигнутом на торговле табаком, можно судить по его особняку в самом центре Петербурга. Он был построен в 1755 году в классическом барочном стиле и из-за своих размеров порой даже именовался дворцом.
Позже выяснилось, что, продавая табак, Шувалов разбавлял его песком, что ещё больше увеличивало его доходы. Впоследствии за свои махинации Шувалов на некоторое время был удалён от двора и выехал за границу, однако спустя некоторое время вернулся и даже был пожалован обер-камер-гером и академиком.
В 1762 году на российский престол вступила императрица Екатерина, с именем которой связана ещё одна знаковая табачная дата. 31 июля 1762 года по указу императрицы табачный откуп отменялся и возвращалась свободная продажа. Для распространения табака уже в следующем году Екатерина даровала тем, кто заведёт табачную плантацию, десятилетнее право беспошлинной торговли внутри страны и привилегию табачного экспорта. В правление Екатерины табак приносил в казну не менее миллиона рублей ежегодно (или 3 миллиарда, если оценивать в современных рублях). Сама царица не курила, а нюхала табак, причём делала это всегда левой рукой. Она объясняла это тем, что правую всё время протягивает для поцелуя и считает неприличным «всех душить своим табаком».
Неизвестно, была ли связана мода на нюхательный табак с пристрастием императрицы, однако во второй половине XVIII века в России табак больше нюхали, чем курили. В высшем обществе на этом фоне возникла целая табачная культура. Так, табакерка могла много сказать о владельце и его пристрастиях. Знаком высшего расположения императрицы считалось получить в подарок изящную коробочку для табака с вензелем или даже доброжелательной фразой. Впоследствии табакерки превратились в настоящее произведение искусства, представляя собой смесь табачного аксессуара и музыкальной шкатулки. Подобная табакерка была описана в знаменитой сказке Владимира Одоевского «Городок в табакерке»:
«Папенька поставил на стол табакерку.
– Поди-ка сюда, Миша, посмотри-ка, – сказал он.
Миша был послушный мальчик, тотчас оставил игрушки и подошёл к папеньке. Да уж и было чего посмотреть! Какая прекрасная табакерка! Пестренькая, из черепахи… Вдруг, невидимо где, заиграла музыка. Откуда слышна эта музыка, Миша не мог понять; он ходил и к дверям, – не из другой ли комнаты? И к часам – не в часах ли? и к бюро, и к горке; прислушивался то в том, то в другом месте; смотрел и под стол… Наконец, Миша уверился, что музыка точно играла в табакерке».
Способ брать табак из табакерки говорил об отношении человека, и со временем сформировался целый язык жестов и намёков. Если табак брали осторожно двумя пальцам, то это означало, что сделанное ранее предложение принимается, если резко – то человек как бы говорил, что должен ещё подумать. Иногда в табакерках даже передавали любовные послания. Поскольку женщины тоже активно нюхали табак, то, одалживаясь им, можно было незаметно забрать записку. Любопытно, что в то время среди дворян курение табака не было распространено, а порой и вовсе считалось уделом низших слоёв общества.
Собственная табачная культура существовала и в простонародье, где нюхательный табак также нашёл широкое распространение. Там табакерки были куда более простыми и чаще всего изготавливались из дерева. Отсюда пошли народные поговорки «ни за понюшку табака» (то есть из-за сущей ерунды) и «сыт, пьян и нос в табаке», означающей высшую степень достатка. В отличие от высшего света, простые люди любили жевать табак и, конечно, курить его. Характерный для русских сказок образ сметливого и хитрого солдата никогда не обходился без трубки и кисета с табаком.
Годы шли, привычки менялись, и в начале XIX века нюхание табака уже считалось признаком неряшливости. Череда русско-турецких войн способствовала знакомству русских с турецким табаком. Он заметно отличался от привычного американского желтоватым цветом и гораздо большей крепостью. Вместе с ним в Россию пришли и чубуки – турецкие курительные трубки. Самыми лучшими считались черешневые чубуки с янтарным мундштуком. Описывая кабинет Евгения Онегина, Пушкин начинал именно с трубки:
Янтарь на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза на столе,
И, чувств изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале;
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые
И щетки тридцати родов
И для ногтей, и для зубов.
Способствовал новой моде император Александр I, для которого специально заказывались трубки метровой длины. С той поры чубук и оттоманка (плоский диван с подушками) стал обязательным атрибутом дворянина. На волне интереса к Востоку в знатные дома стали проникать и кальяны. Мало кто знает, что служивший в Персии Александр Грибоедов, наряду со своей знаменитой пьесой «Горе от ума», оставил потомкам инструкцию, как правильно курить кальян.
Из письма Грибоедова другу, февраль 1819 год, Ереван
Как ни странно, при подобной любви к табаку своей табачной промышленности в России долгое время не было. Попытки организовать первые фабрики по переработке табака предпринимались ещё Петром Великим, однако недостаток опыта не позволил им работать эффективно. Воодушевившись сделкой с Кармартеном, Пётр заказал у англичан табачные семена и в 171 б году организовал опытное производство на Украине. Однако царь переоценил свои возможности: никто не знал, как правильно выращивать табак и обрабатывать его. Небольшой заводик с трудом вырабатывал несколько сотен килограммов трубочного табака в год. В итоге Пётр потерял интерес к табачному производству и это сказалось на дальнейшем развитии отрасли. На протяжении всего XVIII века табачные изделия изготовлялись кустарно, на дому. Нередко курильщики сами делали себе табак по вкусу, перетирая большие листья и добавляя эфирные масла и ароматические приправы.
Первые небольшие предприятия стали появляться в русских городах в начале XIX века. Они продолжали изготовлять трубочный и нюхательный табак, а также начали делать вошедшие в то время в моду сигары. Именно с этим периодом связано имя первого табачного магната – Василия Григорьевича Жукова (1800–1882). Он родился в Порхове (сейчас это Псковская область) в семье мещанина и вырос в крайней бедности. Подростком Жуков работал рассыльным в муниципалитете, затем слугой у главы родного города. В 1822 году он приехал в Петербург, где по рекомендации знакомого устроился на табачную фабрику. Видя усердие молодого сотрудника, хозяин предприятия выдал ему кредит в 300 рублей (примерно 500 тысяч современных) на открытие собственного бизнеса. Чтобы побыстрее рассчитаться с кредитором, молодой предприниматель продавал табак солдатам и офицерам расположенных вокруг столицы военных лагерей. Поскольку лишних денег у него не было, Жуков каждый день обходил их пешком, проделывая иногда путь в пятьдесят километров.
Рассчитавшись со старым хозяином, Жуков в 1825 году записался в купцы 3-й гильдии и снял небольшой офис в Гостином дворе. Сначала он осторожничал, покупая от 8 до 30 килограммов сырья в месяц и отслеживая котировки на рынке – какой табак можно купить дешевле и где. Помимо этого, Жукова особо интересовали конфликты поставщиков и дистрибьюторов. Нередко поставщики, в значительной мере иностранцы, видя спрос на табак в столице, стремились завысить цену, о которой они с русскими дистрибьюторами договорились до этого. Те отказывались и сразу же сообщали своим коллегам, что с этим поставщиком не стоит иметь дела. Тогда поставщики оставались с партией нераспроданного товара. В этот момент появлялся Жуков и предлагал по сходной цене взять «неликвид». Таким образом, занимаясь торговлей, он накопил первоначальный капитал для открытия собственного производства.
Уже в 1830 году Жуков был купцом 1-й гильдии и владельцем собственной фабрики. Теперь каждый месяц он закупал от 16 до 60 тонн сырья. На предприятии Жукова действовала военная дисциплина. Так, оно было разделено на четырнадцать цехов, каждый из которых выполнял строго свою функцию, целиком же это работало в виде конвейера. В каждом цеху находились старшие по смене, которые фиксировали, кто сколько сделал. Кроме того, Жуков организовал для рабочих общежитие, больницу и столовую, чтобы они могли не отлучаться с производства.
Жуковская фабрика выпускала табак всего двух видов: 1 – го сорта по цене 7,5 рубля за килограмм (примерно 20 тысяч современных) и 2-го сорта по цене 5 рублей за килограмм (примерно 15 тысяч современных). Несмотря на скромность выбора, оба сорта пользовались бешеным спросом. Секрет Жукова был в том, что он подмешивал в традиционный американский табак турецкие и персидские сорта в разных пропорциях, добиваясь нового вкуса и аромата (потом так стали делать все табачные производители). Фирменные магазины Жукова когда-то работали в Петербурге, где была его фабрика, и в других городах, в том числе в Москве.
Дошло до того, что фамилия заменило само слово, и нередко можно было слышать выражения «настоящий жуков» или «трубка с Жуковым». Популярность жуковской продукции была воспета Пушкиным:
С хвалёным Жуковым табачный торг завесть
И снискивать в труде себе барыш и честь…
Поэт, как известно, тоже был большим любителем трубочного табака и отоваривался в жуковских магазинах.
Василий Жуков, первый табачный король России
Как бы странно это ни звучало, но в магазинах продавали всего те самые два вида табака, которые выпускала фабрика – шириной ассортимента табачная торговля в то время не блистала.
Уже живя в Петербурге, Жуков не забывал о родном Порхове. На его средства там были открыты детские приюты и богадельни. Опытный предприниматель, Жуков организовал в Порхове несколько фабрик, занимавшихся переработкой местного льна. Таким образом он зарабатывал
сам, одновременно создавая рабочие места для земляков. Пользуясь своим именем, Жуков также открыл на родине мыловаренный завод. Зная о качестве жуковского табака, потребители с таким же энтузиазмом начали покупать его мыло.
В лучите годы на фабрике Жукова трудилось пятьсот человек, которые выпускали в год 200 тонн курительного табака. Уже пожилым человеком Жуков отошёл от дел и жил в Петербурге до самой смерти. Дом Жукова, который находился на месте современного дома № 2 по переулку Джамбула (бывший Леш-туков), к сожалению, был уничтожен в ходе бомбардировок во время блокады. Состояние фабриканта превышало 20 миллионов рублей (миллиард долларов по современному курсу). На эти деньги его четырнадцать детей безбедно жили в дальнейшем. Об их детях, внуках Жукова, и других потомках ничего не известно.
Своеобразное содействие Жукову оказывал император Николай I. Не куривший сам и не терпевший курильщиков, царь в 1848 году полностью запретил курение табака в общественных местах, поэтому удобнее было купить упаковку табака у Жукова и потом раскурить её дома. Этот запрет действовал почти двадцать лет, пока сын Николая, Александр II, не отменил его.