Игорь Немодрук
Выстрел
Глава 3
26 апреля
Холостяцкая берлога представляла собой три комнаты в конторском домике при винзаводе. Винзавод был не рабочий – «сухой», как говорили виноделы. Но и «сухой» винзавод охранять надо, а потому на нём посменно, сутки через трое, дежурили по два охранника – Игоревы подчинённые. Игорь ещё прошлой осенью занял бывший кабинет директора под спальню, в бывшей лаборатории сделал себе кухню, а из бухгалтерии – мастерскую. Здесь он поставил деревообрабатывающий станок, сколотил верстак и всю зиму вырезал, строгал, клеил детали новой яхты. У стены, словно рёбра кита, стояли шпангоуты, в количестве двенадцати штук. Рядом изгибался бивнем мамонта форштевень. В фильтровальном цехе, между старым, выпуска шестидесятых годов, чугунным фильтром и ёмкостью № 67 объёмом 1050 декалитров, лежал, вытянув свои семь с половиной метров, киль будущей яхты. Можно уже и собирать скелет будущего плавсредства, прилаживая впереди киля форштевень, а по бокам – рёбра-шпангоуты.
Да вот только что-то не собиралось и не строгалось. Игорь не мог заставить себя заниматься строительством яхты. Танька занимала все его мысли и всё его время.
Вот и сегодня, едва проснувшись, ещё не вставая с постели, он, ставшими уже ритуальными движениями, включил ноутбук, вошёл в «Контакты». Написал ей на страничку: «Доброе утро, страна! Как спалось?» И будет каждые две-три минуты, прерывая готовку завтрака и утреннее занятие спортом, подходить и смотреть на монитор, ожидая ответа. И всё время думать о ней, мысленно разговаривая с ней, «рассказывая» как летом будет катать её с мальчишками на новой яхте, как смастерит с ними лук, как приладит к стрелам гусиные перья и будет учить Лёшку стрелять из лука, как…
Мысли прервал телефонный звонок. На экране мобилки высветилось «Сева».
– Привет, старик. Тут мне твоя Жанка звонила.
– Моя?! – Игорь скептически усмехнулся. – Моя бы не стремилась меня уничтожить. Шо она хочет?
– Хочет продать тебе твою икону.
– Во как! Да-а-а-а… Вот это новость! А я согласен. Сколько она хочет?
– Три с половиной тысяч гривен.
– Почти четыреста пятьдесят долларов. – Игорь быстро произвёл в уме нехитрый пересчё. – Дороговато, конечно, но я согласен. Я правильно понимаю, что она со мной на прямую не хочет иметь дело, и что ты будешь у нас посредником?
– Угу. Вечно этот Игорь меня на амбразуру бросает. – Сева на другом конце мобильной связи смачно булькнул то ли чаем, то ли кофе. – С тебя шоколадка и молода девица.
– Я дам вам три шоколадки, сэр, а девицу вам нельзя, сильно уж вы плодовиты. Договаривайся на ближайшую субботу, – Игорь бросил взгляд на настенный календарь, – на 26 апреля. Пусть приносит тебе икону, я на неё посмотрю и только после этого отдам деньги.
На том и порешили. Радостный от того, что икона, похоже, возвращается, Игорь бросился к компьютеру – написать Тане, что они едут в субботу в Одессу. Пусть, пока на работе, прочитает, подумает, а вечером он ей расскажет всё поподробнее. Елозя курсором по экрану, он вместо окошечка «Татьяна А…» нечаянно нажал «Артем Н…». Выскочила его переписка с сыном. Крайняя, как говорят в опасных профессиях, ещё февральская. Где он спрашивал у Артёма за Алёнку, а тот послал его подальше. На экране, в окружении голубых рамочек, прямоугольничков, картинок маленькими, гнусными червячками чернело: «Тебе это знать не надо. И вообще, отстань, философ ёб…ый». Игорь занёс пальцы над клавиатурой, остановился и, в который уже раз за эти два месяца, так ничего и не написав, сглотнув горький комок, переключился на «Татьяну А…»
Икона была та самая – «Покрова Богородицы». Игорь с Таней стояли, прижавшись друг к другу, под арочными сводами Севиного офиса и смотрели на тёмную от старости, большую икону. А на них из двухвековой темноты смотрели лики. Сама Богородица, держащая в руках ленту покрывала, была почему-то изображена не в центре композиции, она вообще не сразу бросалась в глаза. Её небольшая фигура была вверху, стояла на облачке. А в центре, так что они первые бросались в глаза, неизвестный богомаз двести лет назад поместил Андрея Юродивого с Епифанием в окружении группы товарищей. Они были одеты в такие длиннополые одежды, что современный человек, неискушённый в канонах, принял бы их за женщин.
– Я, когда маленький был, часто жил у своей прабабушки. Её Поля звали, это её икона. – Игорь почему-то говорил тихо-тихо, на грани шёпота, как в церкви. – Так вот, когда я смотрел на эту икону, был уверен, что это женщины, и не мог понять, кто же из них Матерь Божья? А когда спросил об этом у бабушки Поли, то через подзатыльник получил объяснения.
– Ну шо, доволен? – зычный голос Севы разорвал благоговейную тишину.
– Доволен, конечно. Вернулась.
– Жанна за деньгами через полтора часа приедет. Сам отдашь или как?
– Или как. Передай ты. Не хочу видеться. Да и Татьяну ей лучше не видеть, наговорит ещё гадостей девчонке. – Игорь отдал ему заранее отсчитанную пачку розовеньких купюр. – И ещё… ты не против, если икона у тебя пока побудет?
– Без проблем. Икона хорошая, намоленная, мне приятно будет, если она здесь поживёт.
– Ну и ладушки. Спасибо тебе. – Игорь пожал другу руку. – А мы поедем…
На Куликовом поле всё было по-прежнему. Палатки всё также желтели старым брезентом, флаги едва шевелились под ветром, у трибуны вяло топтался вечно бодрствующий митинг, а телевизор гремел новостями. Канал «Россия 24», с недавних пор запрещённый победившей украинской демократией, своей музыкальной заставкой, похожей на колокольный перезвон, созывал голодных к свежей и правдивой информации одесситов. Особенно это было заметно вечером, в послерабочее время. То мужичок-трудяга, то офисный пузатик, то женщина, мать семейства, подойдут, постоят молча минут пятнадцать – двадцать, внимательно прослушают очередной блок новостей, и идут себе дальше. В стране победившего Майдана это был островок старого мира, от которого, как из открытой форточки, тянуло свежим ветерком.
У «офицерских» палаток дежурил сегодня Миша Трикопич. Он был в камуфляже, из-под которого на груди голубела треугольником десантная тельняшка, с голубым беретом на затылке и пышными усами. Этими усами, выдающимся далеко вперёд пузом и лицом он был удивительно похож на Рокфора, героя из мультиков про Чипа и Дейла. Особенно когда улыбался. Вот только стойку он делал не на сыр, а на видных женщин.
Коля тоже был на месте и тоже в камуфляже. Выйдя из палатки и направившись было куда-то, он, увидев Игоря с Таней, остановился в ожидании рядом с Мишей. За их спинами, на стене церковной палатки синела надпись «Россия, Украина, Беларусь – вместе мы Святая Русь».
– Привет, Бродяга! – Коля протягивал руку Игорю, но изучающе и с интересом смотрел на Таню.
Девушка под этим взглядом осторожно высвободила свою руку из Игоревой и слегка, почти незаметно для взгляда, отстранилась.
– Привет, привет. Знакомьтесь, это Таня. А это Коля и Миша. – Игорь, исполнив церемониальные обязательства, пощупал ткань Колиного кителя: – Шо, форму выдали?
– Ага. Сегодня привезли. Не так много, но ты свою хоть сейчас можешь получить. Если хочешь.
– Конечно, хочу. И свою хочу, и Тане тоже форма бы была к лицу. – Игорь, шутя и дурачась, обратился к девушке: – Таня, пойдёшь к нам в войско? Тебе форму такую вот красивую дадут.
– А звание какое дадут? – Таня приняла Игореву игру и кокетливо повела плечами.
– Боюсь, что такого маленького размера не найдём. – Коля то ли шутки не понял, то ли хорошо актёрствовал, но озабоченность на лбу он наморщил очень убедительно.
– Ну да, в «Детском мире» военную форму не продают. Ладно, не парься. – Игорь махнул рукой. – Да и не надо ей в эту кутерьму ввязываться, не женское это дело.
Таня, не любившая, когда за неё принимают решения, обиженно фыркнула.
– Вот, правильно! – Миша сверкнул из-под усов железными зубами, обращаясь к Тане: – Папа правильно говорит, слушай его.
На секунду повисла пауза. Таня кисло улыбнулась, Коля почти незаметно ткнул Мишу в рёбра, а Игорь почти весело рассмеялся:
– Идём, дочка, в палатку, форму мою заберём.
Получить форму было делом пяти минут, подольше он знакомился с командиром. Даже с двумя командирами. Александр Иванович – высокий, дородный, с громким басом, бывший полковник, ныне бизнесмен – расспросил Игоря. Вопросы были стандартные: как зовут? кто ты есть? кем был в армии? Рассказал об организации, сказал, что Игорь поступает в комендантский взвод, под команду Коли. Вторым был его зам. – Юрий Маратович, невысокий, сутуловатый, с лицом ехидно-хитрым. Так же, как и командир, лет хорошо за пятьдесят. Он всё время молчал, зарывшись в какие-то бумаги, лишь изредка бросая на Игоря изучающий и хитрый взгляд.
Игоря этот хитрован не волновал, его больше беспокоила Танька. Она терпеливо ждала его, сидя в уголке и с интересом изучая интерьер палатки. Но Игорь знал, что её больно царапнули Мишины слова, вернее два слова – «папа» и «дочка». Хорошо её уже изучив, он прокручивал в голове слова и аргументы, которыми будет её успокаивать и возвращать в нужную кондицию.
Однако ничего у него не получилось. И в машине наедине, и в кафе, куда они заскочили перекусить, Таня была ещё более молчалива, чем обычно. Молчалива и напряжённа. В такие моменты она превращалась в ёжика, на всякую ласку, на все попытки «погладить», она выставляла иголки. То чуть повысит голос, то раздражённо поведёт плечом. Игорь не знал, как и подступиться к ней. Сам едва не поддавшись раздражению, он уже хотел ехать на съёмную квартиру, решив действовать согласно двум принципам – «клин клином вышибают» и «ночная кукушка дневную перекукует». Однако Таня, словно прочитав его мысли, сказала тихо:
– Поехали домой. Я сегодня устала и ничего больше не хочу.
– Лисёнок… – Игорь резко крутнул руль и ударил по тормозам, вбивая машину в остановку в неположенном месте, и обернулся к спутнице. Он вдруг совершенно чётко понял, что её теряет. Ещё и не найдя толком, он уже её теряет. Вот прямо сейчас, тихо и незаметно, сидя рядом с ним в машине, его любимая уходит от него. Без злобы и ненависти, без каких-либо упрёков и обвинений.
– Лисёнок… – Игорь взял её за руку, совершенно не слыша сигналов возмущённых его резким манёвром водителей. – Таня, ну не слушай ты этого дурака Мишу. Плюнь ты на всех. Вот есть я и ты. И ещё твои пацаны. И ещё самые близкие тебе люди. Вот это и есть твой мир. А весь остальной мир пусть будет где-то там, за забором или на другой планете. Понимаешь?
– Понимаю. – Таня посмотрела Игорю в глаза. – Но поделать с собой ничего не могу. Поехали?
– Поехали, конечно. Не оставлю же я тебя здесь, верну откуда взял.
Путь назад был молчалив и тягостен. На «старом» месте, Игорь остановился и попытался обнять Таню, ещё раз поцеловать её и, чем чёрт не шутит, переубедить. Так смертельно раненный, с вырванным животом солдат, понимая, что уже не жилец, всё равно закрывает рану, прилаживая куски тела. Но Таня отстранилась:
– Не надо. Пожалуйста, не надо. Ну, поехали.
Уже у ворот, прощаясь и отчаянно не желая расставаться, оставить хоть какую-то ниточку и дать надежде пожить ещё, он предложил:
– Давай на Первое мая мальчишек на шашлыки вывезем?
– Посмотрим. – Таня зябко запахнула полы куртки и сделала шаг к калитке. – Пока.
– Пока…
Глава 4
30 апреля – 1 мая
– Привет! – Звонок и её голос в трубке, такой родной и любимый, прозвучал и долгожданно, и приятно неожиданно. – Скажите, Игорь Владимирович, ваше предложение ещё в силе?
– Это ты о пикнике и шашлыках? Конечно, в силе, Татьяна Владимировна. – Игорь радостно улыбнулся. – Я думал о тебе.
– Я тоже думала о тебе.
– Так я полетел за мясом? Сколько человек будет? – Игорь озабоченно нахмурил брови, жизнь в глубинке тяжела ещё и тем, что базары здесь имеют черты характера жаворонков – птичек, как известно, ранних. А потому купить мясо на шашлык накануне всесоюзных первомайских пикников, да ещё в середине дня – задача не для слабаков.
– Буду я с мамой, мальчишки и кум с женой. – Танин голос был сейчас для Игоря самой лучшей, самой красивой вибрацией во всей Вселенной. В нашей галактике так уж наверняка. – Только мясо кум уже купил. Приезжай завтра часам к девяти. Хорошо?
– Хорошо, буду. – Он сказал это спокойным голосом, а изнутри рвался радостный ор на весь Млечный Путь: «Да! Да! Да-а-а!»
Тоску и грусть сдуло, как выдох жаждущего сдувает пену с пива. Как-будто и не было этих четырёх дней, с постоянными мыслями о ней. Когда приходилось улыбаться и спокойно разговаривать на работе, глядя, как она пробегает мимо, неся в ведре образцы вина. Сдерживая себя, запихивая внутрь и прибивая там, чтобы не выскочили, свои чувства, так конвоиры трамбуют заключённых в автозаке. Когда каждый вечер чуть ли не привязывал себя, чтобы не прыгнуть в машину и не ехать к ней. Всё это забылось и улетело в неизвестном направлении.
Грузились долго, с приятной суматохой. Одеялами и покрывалами так умостили заднее сиденье, что взрослые на нём сидели, согнув шеи и затылками вминая обивку потолка. Многочисленными пакетами с тарелочками, коробочками, упаковками с закусками плотно забили багажник. Тазики с салатом и маринованным мясом едва впихнули между ними. Пластиковые бутылки с вином, минералкой и «Тархуном» катались на полу под сиденьями. Таня села за руль, Игорь с Лёшкой на руках – спереди, все остальные охали и весело матюгались сзади. Даже Сашка там, то весело что-то щебетал, то возмущённо верещал, требуя для себя жизненного пространства. Машина, тяжело переваливаясь и чиркая задним бампером на особенно глубоких колдобинах, поехала за село, к ставку. Украинская народная забава – обжорство – двинулась на природу.
Ставок находился сразу за селом, отгороженный от него высокой дамбой с дорогой по верху. По дамбе и по берегу ставка гуляли белые стайки гусей. Важные гусаки, вожди этих пернатых аборигенов, судя по всему, уже устали сегодня возмущаться непонятному и необычному наплыву людей. Они лишь обалдевши провожали взглядом очередное транспортное средство, хрипло гагакая. Игорь держал Лёшку на руках и говорил ему, что сегодня будут из лука стрелять, когда у него завибрировал и зажужжал телефон в кармане.
– Игорь, сбор. Сбор! – Мишин голос в трубке звучал с тревожной монотоннстью. – Общий сбор.
– Японский городовой! Шо случилось? – Игорь с досадой нахмурил брови.
– Приезжай. Сбор.
Ехать не хотелось категорически. Таня уже пристраивала автомобиль на краю уютной полянки, протиснув его на второй передаче между кривыми акациями. Задние двери открылись, едва машина стала. Три весьма не худеньких тела и Сашка, сжатые давлением ограниченного пространства, десантировались на траву с прытью новобранцев. И сразу же, потянувшись, принялись за выгрузку съестных припасов. Таня, хорошо пилотировавшая и совершившая успешную посадку, гордо улыбалась Игорю, искоса поглядывая на мать и кумовьёв. Мол, я не хвастаюсь, но… Лёшка прыгал вокруг Игоря, требовательно дёргая его за руку: «Когда з луку стриляты будэмо?» Сашка, окинув орлиным взором окрестности, поспешил к брату на помощь в этом непонятном, но таком интересном процессе теребления дядьки. И вот всё это благолепие, этот праздник души и живота теперь сворачивать?! Сказать всем: «Всё! Я уезжаю, а вы как хотите!» Сменить радостную улыбку на лице любимой на досаду и раздражение?.. Отказаться от возни с пацанами?.. Ведь он так давно хотел поиграть с ними, устроить весёлый бедлам, чтобы они прыгали вокруг него и по нему, тискать и барахтаться с ними. А теперь вот взять и уехать от этого?! Как он будет выглядеть в их глазах? Особенно в её глазах?..
Он схватил мальчишек и, зажав их как мячики под мышками, под восторженный визг и своё радостное «А-а-а-а…», понёсся по поляне. Сделав вираж возле Тани, он утвердил их на почве и сказал:
– Так, мужики! Слушай мою команду! Будем жечь костёр! А потому – собираем дрова.
– А з луку стриляты? – обиженно засопел Лёшка.
– Распалим костёр и будем стрелять. Вперёд! Собираем все палочки, веточки и складываем вот здесь на кучку. – Он поднял с земли сухую веточку и, определив откуда дует ветер, выбрал место для костра. Заняв самую энергичную и беспокойную часть пикникующих работой, Игорь достал телефон.
– Кто тебе звонил? – Таня ещё в машине уловила его беспокойство.
– Миша звонил. С Куликова поля. Собирают там всех. – Игорь набрал Колин номер. – Алё. Привет. Шо там за хипиш?
– Привет, Игорь. Собираем всех. Ожидается нападение на лагерь.
– Да оно каждый день ожидается. Коля, я же не в соседнем квартале, мне ехать и ехать, обидно будет, если вхолостую. И бензин сожгу и вообще… Когда хоть оно ожидается?
– Да чёрт его знает! То ли сегодня, то ли завтра…
– То ли послезавтра. – Игорь скептически усмехнулся.
– Игорь, шо я тебе могу сказать? Решай сам. – Коля был спокоен как автоответчик. – Мы же не в армии.
– Да уж. Спасибо, помог – внёс ясность! Друг называется. Пока. – Игорь с досадой отключил телефон.
Взглянув на вопросительно глядящую Таню, он с наигранной бодростью воскликнул: «Гуляем!» – и двинулся к машине. Там, под водительским сиденьем лежала остро отточенная сапёрная лопатка. Инструмент для «покопать» и для самообороны тоже. С её помощью он быстро вырыл небольшую прямоугольную ямку в грунте, отмеряя её ширину шампуром – импровизированный мангал. Женщины расстелили на траве скатерть и прижимали её к грунту содержимым многочисленных пакетов из багажника. Витя-кум, не дожидаясь этого дастархана[2], принялся разливать вино по стаканам. Чем притянул к своей голове подзатыльник от супруги: «Ты, как всегда, впереди паровоза с выпивкой своей!..» Однако кум, воробей битый, от такого лёгкого артиллерийского удара занимаемые позиции не оставлял, очевидно, никогда. Вот и теперь он только вжал голову в плечи, героически продолжая булькать.
– Мне не наливай пока. – Игорь сказал это, чиркая спичкой под сухой травой в ямке, два пучка которой, под видом дров, принесли мальчишки. Благо, в багажнике был заготовлен мешок отличных, черешневых чурочек.
– Почему?! – Витя неподдельно и возмущённо удивился. Ещё бы! Союзник и собутыльник, на которого возлагались такие большие надежды, предал, оставив одного на самом острие атаки.
– Я потом, под шашлычок. Мне сегодня ещё руль крутить. – Игорь поморщился от пыхнувшего в глаза дыма.
– Да ладно тебе… – принялся было убалтывать кум.
Однако Лёшка, узревший дым костра и посчитавший, что два пучка травы есть выполненный долг, избавил Игоря от Витиных уговоров. Он бросил возле костра ещё одну веточку и утащил Игоря заниматься более нужными и важными делами.
Вооружившись вместо топора лопатой, прихватив нож и несколько гусиных перьев, ещё утром выдранных Таней по просьбе Игоря из домашних лапчатых, они углубились в заросли. Сашка, к этому времени уже променявший заготовку дров на поедание йогурта, провожал их перемазанной мордочкой, сидя на коленях у матери.
Пока искали пару тонких, ровных веток для стрел и одну толстую для лука, пока строгали лук, натягивали тетиву, пока разрезали вдоль стержней перья, прилаживая половинки изолентой к древку стрелы, пока Игорь, отвлекшись от луковых дел, демонстрировал метание лопатки в толстое дерево, от костра потянуло самым вкусным на планете ароматом. А когда Лёшке и присоединившемуся Сашке уже стало надоедать бегать за стрелами, а Игорь больше оглядывался на процесс у костра, чем смотрел на полёт выпущенной им стрелы, «индейцам» пришло время поглощать добычу.
Шашлык дошёл до нужной кондиции, шкворчал, брызгал на угли ароматным соком и источал в окружающую среду сногсшибательный запах. Витя тоже дошёл до нужной кондиции и источал в окружающую среду смех, матерные анекдоты, сигаретный дым и немножко винных паров. Всё было замечательно – шашлык вкусный, компания весёлая. Таня довольная, под лёгким хмельком, весело смеялась над Витиными приколами и изредка посылала Игорю улыбки. Сашка, плотно поев, уснул у Игоря на руках, а Лёшка возился на берегу, шлёпая оперением стрелы по воде. Было так, как давно мечталось и хотелось. Однако на душе скребли кошки, царапая когтями по ощущению счастья. Слушая тосты, Витины хохмы или Сашкино лопотанье, Игорь, нет-нет, да и метнётся мыслями на Куликово поле: «Как там? Что там?..» Как зубная боль дёргалась мысль: «А как ты будешь жить, если там что-то серьёзное произойдёт? А ты тут шашлык жрёшь?..»
Поэтому он тихо и незаметно обрадовался мелкому дождику, начавшему смачивать сверху и быстро прогнавшему их. Обратный исход был быстр и не характерно для нетрезвых организован. Выгрузив из машины всех и вся, послав Тане конспиративный воздушный поцелуй, распрощавшись с пьяными кумовьями, мальчуганами и «тёщей», Игорь рванул в Одессу. И если бы был кто-то, кто мог видеть сверху его и мысли его, то этот кто-то увидел бы, как маленькой серебристой букашкой ползла машина, а от неё, сполохами полярного сияния, назад и вперёд метались мысли. Назад, к молодой женщине и двум её сыновьям летела спокойная, тёплая и ласковая бирюзовая волна. Вперёд летел яростный оранжевый поток. И был ещё один язычок, цветов грусти и беспокойства, причудливо переплетающихся жёлтого, зелёного и синего. Эта мысль летела тоже вперёд, но не на Куликово поле, а рядом, к дому, к сыну и дочерям…