Игорь Николаевич Макаров
След волка и другие рассказы

Полная версия

Несколько слов от автора

В сущности это не оконченный роман. Точнее он почти родился, но до настоящего времени как-то не оформился в окончательном виде. Нет начала, хотя намётки на какой-то конец вроде бы и есть. Жизнь покажет, что из того выйдет. Ко всему прочему я больше поэт, чем прозаик, потому мои романы, по примеру Лермонтова, это скорее цикл рассказов, чем романы Толстого. Ко всему прочему для меня душевные копания Пьера Безухова есть такая бредятина недалёкого человека, поскольку жизнь меня приучила к принятию быстрых и разумных решений, иначе бы я давно щёлкнул хвостом или нарезал дуба, что описывать их для меня весьма тоскливое занятие, даже контр продуктивное. Кстати, сей герой плохо кончил. Может быть из-за своей шизы?

Я почти уверен, что почитатели таланта Толстого меня смешают с грязью, но сие их дело. Они же наивно верят, что в Африке живут афроафриканцы, поскольку в США обитают афроамериканцы. Чувствуется, что ЕГЭ они сдали на отлично.

Но вернёмся к нашим баранам, то есть к сей писульке. Жанр я не берусь её установить. Вроде бы это и боевики, и приключенческие рассказы, с вкраплением фантастики, но замешаны они на таком кондовом реализме, что дальше некуда.

Для искателей разного рода прототипов добавлю: их в жизни никогда не было и даже близко, – система таких сжирает не морщась, и ещё, как говорится, не пытайтесь повторить написанное в жизни и проверять мои слова на практике, если жизнь вам дорога хотя бы как память.

Кюйсун или Улыбка волка

Не верьте волку, когда он улыбается, – он просто показывает зубы.

Неясный шорох шагов и удары чем-то железным по мерзлому грунту, послышались впереди на дороге. Что-то высокое и лохматое, похожее на человека, замерло на обочине и, затем, присев и покопавшись, бесшумно и осторожно двинулось на шум. Это не был ни йете, ни снежный человек, ни одичавший бомж. Это был Кюйсун, что в переводе с удэгейского значит чёрт, нечистый. Но это был не нечистый, а человек. То, что он сейчас делал, было интересно и, может быть, неестественно, но было вполне осязаемо и человеческие деянья вполне подходили под эту статью. Он не просто копался на дороге, а одевал на ноги обувь, точнее нечто похожее на носки, только сшитые из лохматой собачьей шкуры шерстью наружу похожие скорее на детские пинетки, которые затягивались сзади на кожаные ремешки. При ходьбе шерсть глушила шаги, и человек их не слышал в десяти метрах. Охотники раньше использовали для этого плетеные чулки из лошадиных волос, но в свое время Кюйсун не нашел лошадиных волос, да и вязать за свою долгую жизнь он так и не научился. Так что ему приходилось пользоваться этим заменителем чулок, сшитым из собачьей шкуры. Данные пинетки были не столь долговечны и не на столько бесшумны, как чулки из волос лошади, но это не сильно его смущало, так как человек, по сравнению со зверем, был слеп и глух, и на пяти метрах не видит и не слышит того, что зверь видит и слышит на ста метрах.

Никто до этого дня здесь, в Чечне, не подозревал о его появлении. На нём была одета кухлянка-одежда северных народов, и потому в кромешной темноте он казался лохматым. Правда, кухлянка была сшита не из оленьих шкур, как обычно шьют их аборигены севера, а из собачьих, что делала её более лохматой, чем оригинальная. Кроме всего прочего, на нём были одеты настоящие унты, но не собачьи, а из оленьего камуса, меховые штаны, из той же собаки, что делало его ещё более похожим в темноте на зверя. Он был вооружен бесшумной снайперской винтовкой с ночным прицелом, кроме того, у него под одеждой был одет ремень с пистолетом и охотничий нож. Пистолет был, конечно, обычный, хотя и очень надежный и множество раз проверенный – обыкновенный армейский ПМ, но нож был отменной ручной работы и им чёрт, живя до командировки в Чечню в Приморье, запросто разделывал без правки кабанов и прочую живность, что попадала ему на мушку. Конечно, нож не был боевым ножом-финкой, но заточка его вполне отвечала целями войны, если добавить, что этот нож он не собирался использовать как боевое оружие, то в хозяйстве, особенно таком немудрящем, которым было его хозяйство, подобный нож был необходим. Кроме этого ножа, у него был ещё небольшой перочинный ножик, которым он открывал банки, но к этому ножу он привык и прошёл с ним не один десяток тысяч километров и был у него вроде талисманом. Просто люди и вещи срастаются и становятся их частью, такой частью был и этот нож. Он был ещё дорог и тем, что его сделал ему брат много лет назад.

Он двигался так, словно скрадывал козу или иного зверя. Шаг, другой и остановка, хотя знал, что это не зверь, и к человеку в темноте можно подойти вплотную и тот ничего и не услышит. Но он действовал так по привычки. Он подошёл к чеченцам шагов на двадцать и поднял винтовку. Через ночной прицел хорошо просматривалось две неясные фигуры, согнувшиеся над полотном дороге. Один из них был значительно крупней и выше, а второй, вероятно, был или подростком, или маленькой женщиной. Он тихонько щёлкнул тумблером подсветки прицела и выцелил мужчину в грудь, но тут услышал впереди по ходу шаги. Шёл ещё один человек, тяжело шаркая ногами. Видимо он что-то нёс на спине, так как держал правую руку на уровне плеча и склонялся набок, что было хорошо видно через прицел. Когда шедший поравнялся со всей группой, послышался неясный хлопок выстрела и лязг автоматически перезаряжающегося затвора винтовки, но находящиеся на дороге этого не услышали, так как убитый выронил свой груз и стал довольно шумно заваливаться. Следующий выстрел свалил мужчину, который, не поняв причину падения своего приятеля, стал выпрямляться, чтобы подойти к нему. Подросток, а это был именно подросток, тоже не успел ничего понять и просто опомниться, когда его схватила за шиворот сильная, но не грубая рука. Схвативший тотчас обшарил его и, не найдя ничего опасного: ни ножа, ни пистолета – приставил к его виску дуло ПМа. Лязг курка по бойку для малолетнего героя этой драмы показался громом выстрела, и он на ватных ногах завалился на уже подмерзшую дорогу, потому что его отпустили держащие за шиворот руки.

Кюйсун вставил в пистолет обойму, которую вытащил перед тем, как припугнуть маленького террориста, и засунул в кобуру под свою странную одежду. Подняв два автомата, что валялись рядом с убитыми, осторожно двинулся в ту сторону, откуда пришёл носильщик. Отойдя на расстояние, достаточное для того, чтобы его не видел подросток, чёрт закинул оружие в куртину тростника, что торчала рядом с обочиной, и пошёл дальше. В метрах пятидесяти был поворот направо, на грунтовку, он свернул на просёлок и скоро увидел в кустах стоящую "Ниву". Остановившись, он прислушался, но звук не выдал присутствие кого-либо. Осторожно подкравшись к машине сзади, он заглянул в кабину. Она была пуста. Тогда он, не опасаясь, обошёл её кругом и направился на дорогу, где и снял свои странные приспособления для бесшумной ходьбы.

Утром саперы, проверяющие полотно дороги, нашли двух убитых мужчин и полумертвого от страха и холода пацана. Рядом валялся ста пятидесяти миллиметровый снаряд, запал, подъехавшие следаки нашли недалеко два автомата и машину "Нива" белого цвета. Допрос пацана ничего не дал. Он только испуганно твердил одно: "Чёрт убил моего папу и чуть не убил меня! Он хотел выстрелить мне в голову из пистолета, но у него пистолет не выстрелил ", – и снова одно и то же.

Так начиналась эта странная легенда о призраке, явившемся в Чеченских горах, в первую Чеченскую войну. Несвязанного, казалось, с какими-то структурами ни гражданскими, ни силовыми, действующего автономно, не оставляющего следов, и редко попадавшего посторонним на глаза. Говорили, что он показывается только тем, кому хочет. Хотя реальная история была несколько иной, и о ней мало кто знал до конца, кроме, пожалуй, одного человека.

Она началась месяцем ранее. Ничего не предвещало появление этого странного человека на трассе в Чечне, если бы ни случайный разговор одного из саперов с только что приехавшими на блокпост офицерами одной из частей.

Солдатик срочной службы, только что вернувшийся из своего очередного утреннего обхода трассы, подошёл к блокпосту, где и отирались данные служители Марса, попросил закурить и, в сердцах, стал ругаться на чеченцев, которые каждый день минируют трассу.

– А что этих минеров нельзя выбить? – спросил его старлей довольно молодой, со спокойным красивым лицом и умными, твердыми, холодноватыми глазами.

– Они же ночью лазят, а, поди, их там поймай? – сказал сапер и отошёл.

– Если сильно захотеть, то перещёлкать их можно запросто, – никому не обращаясь, сказал старлей.

– Вот ты бы и выбил их, – насмешливо сказал майор Иваненко, командир батальона. – Чай очко жим-жим ползать по ночи и караулить чеченов, а сам туда же.

Он, мягко говоря, недолюбливал этого слегка высокомерного новичка, недавно переведенного к ним из другой части, и не преминул воспользоваться случаем поставить того на место. Майор не нравилось в этом старшем лейтенанте какое-то особенное спокойствие и хладнокровие, какая-та внутренняя уверенность и какая-то тайна, что таилась где-то глубоко в его глазах. Он чувствовал в нем силу и превосходство. Тем более в боевых условиях эти качества выводили его на первые роли в батальоне, хотя он даже не был ротным. К нему обращались и солдаты и офицеры, он всегда давал дельные советы и никому не отказывал в помощи, делая своё дело без суеты и спешки, словно бы над ним не ходила смерть, как и над всеми ими. Он постепенно и незаметно забирал реальную власть в батальоне, не сильно-то напрашиваясь ни на звания, ни на должности. Поговаривали, что он нагрубил генералу, и его отправили в Чечню в отместку, понизив его в должности и звании. Хотя на должности он не рвался, а ныне командовал ротой, так как всех офицеров в данной роте выбили.

– Если бы у меня была бесшумная снайперская винтовка с ночным прицелом, то я бы это сделал, – неожиданно так же хладнокровно ответил тот.

– Ты случайно не рехнулся? – переспросил опешивший майор.

– Нет, но я бы это сделал без особых проблем, но, конечно бы, не всех выбил, но крови бы попортил им, хотя башку здесь потерять запросто, – продолжил старший лейтенант, скорее размышляя вслух и не обращая особенно внимания на майора.

– Ты в себе? – вмешался в их разговор капитан, находившийся рядом. – Тут профи со всей России, а ты, сопля, без года неделя в армии и из себя корчишь Рембо.

–Капитан, – так же спокойно и бесстрастно ответил старший лейтенант, особенно налегая на вы. Его звали Андрей, – извините, но вы не полезешь к чёрту в пасть без особенной надобности, да и сильным вы себя чувствуешь только в толпе и не станете спать на снегу и скрадывать в ночи чеченцев. Вы человек города, а я всё детство провел в лесу, и отец меня ещё пацаном зимой таскал по тайге, – так же спокойно и хладнокровно продолжил говоривший. – Я уверен, что вы ни разу не кормил комаров на солонцах и не проходили десятки километров по следам коз и кабанов, которые в лесу себя чувствуют лучше любого самого отмороженного боевика.

– Ты что предлагаешь мне пойти с тобой? – взъерепенился обозленный капитан.

– Я вас не возьму.

– Чем же я так тебе не угодил? – обиженно и зло спросил кэп. Желваки на его скулах заиграли, и губы зло вытянулись в одну струнку. – Или ты думаешь, что я подготовлен хуже тебя? Я уже десять лет в армии, а ты, на сколько я знаю, в армии только срочную в офицерах двухгодюшниках отирался, а потом подписал контракт. Сопляк!

– Я бы в армию никогда бы и не пошёл, если была бы другая работа. Для меня армия мало интересна, если она не воюет. А насчет твоей хваленой подготовки: у тебя нервы не совсем в порядке и руки работают быстрее и раньше головы, да и твои теоретические знания – есть суть теория, которую нужно привязывать к жизни, особенно если времени и сил порой на это не хватает. – И насмешливо добавил. – Не суй свою голову туда, куда собака кое-что не совала. Это бесплатный совет.

Капитан схватил за грудки полу – лежащего старлея и приподнял его почти на полметра.

– Я тебя удавлю, гнида! – брызгая слюной, прошептал он деревянными от злобы губами.

– Положи туда, где взял, – столь же насмешливо и спокойно глядя ему в глаза, сказал старлей. – Тебе надо не воевать, а дома детишек нянькать и бабу мацать по углам.

– Хорош, мужики, – вмешался Иващенко, видимо вспомнив свой командирский долг, – вы ещё подерётесь, – и, дождавшись когда капитан опустит старлея на скамейку, с которой тот его стащил, – а ты, гадёныш, пойдешь у меня чеченов караулить по дорогам, коль ты такой храбрый.

Старлей насмешливо молчал.

– Что, очко играет? – саркастически улыбаясь, спросил капитан.

– У меня нет винтовки и одежды, в которой можно спать на снегу. Таскать на себе спальные мешки и палатки – это дело капитана. У него к заднице унитаз прикручен, а мне нужна экипировка и соответствующее оружие. На снегу в кроссовках не спят.

–Ты у меня действительно пойдёшь чеченов караулить, – выдавил взбешенный майор.

– "Где нам, дуракам, чай пить?" – ответил старший лейтенант словами Чаадаева.

Этот бы спор остался лишь в исторических анналах батальона, если бы остался совсем. Может быть, его запомнили конфликтующие или скоро забыли, но неожиданно эта сора имела продолжение..

А продолжением был разговор, что состоялся через неделю.

Разговор этого несколько высокомерного старшего лейтенанта, с майором из ФСБ.

– Что ты действительно знаешь, как выбить тех, кто минирует трассу? – спросил недоверчиво майор, с некоторой насмешкой.

Майора звали Сергей Викторович Левченко. В его прямые обязанности входило борьба и с теми, кто по ночам минирует дороги. Когда к нему пришел Иващенко с предложением ночного патрулирования дороги одним зазнавшимся старлеем, он не сильно поверил в эту затею, но, на всякий случай, пригласил на разговор этого парня, со слабой надеждой, что услышит что-нибудь путевое от него.

– Это, возможно, сделать, но опасно и весьма рискованно, – подтвердил свои слова Андрей своим обычным спокойным голосом.

– И как же ты это собираешься делать? – майор был достаточно умён, чтобы выслушивать всех подряд и извлекать идеи даже из того дерьма, в котором ему приходилось ковыряться всю жизнь. Вероятно бы, он так и остался бы рядовым бойцом спецназа, если бы ни это его качество… и упорство.

– Тут есть один способ: ночное выслеживание со снайперской винтовкой с ночным прицелом, – спокойно, не вдаваясь в подробности, лаконично ответил старлей. Он был не в духе и мало верил, что эта затея что-либо стоит и, потому, не сильно и напирал, не проявляя особого энтузиазма в развитии своей идеи. Ему было лень это делать, да и лезть к чёрту в пасть и одному, он не особенно и горел желанием.

– Если ты выйдёшь дальше блокпоста вечером, то там и останешься, но только тяжелее на девять грамм, – резонно заметил майор, прощупывая этого спокойного, молчаливого молодого человека. Для него эта мысль казалась абсурдной, но он хотел просто разобраться во всём, что думает этот довольно странный человек. Впрочем, он ему нравился, он даже ненароком подумал о том, что не хотел бы иметь во врагах этого человека.

–Нет, легче на двести девяносто – столько примерно весит наша бессмертная душа, – и чуть помедлив, добавил. – Правда, можно и не выходить по вечерам, если жить на трассе.

– И как же ты собираешься на ней жить?

– Булка хлеба на день и пара банок консервов, сверх этой булки, вполне хватит для поддержания жизни человеческой. Паёк вполне уместится в вещмешке или пакете, который можно выбросить на ходу на обочину дороги в условленном месте. Это о снабжении. Одежда нужна, конечно, особенная. Примерно такие носят чукчи и якуты кухлянки. Можно сшить их из собачьих шкур. Штаны тоже нужны меховые. Унты, но не собачьи, какие шьют наши мужики, а настоящие из камуса.

– Где же взять этих собак?

– Собак-то можно настрелять, только не сильно лохматых и не черных, и не белых – сложнее их выделать и сшить одежду.

– Сшить-то я найду где… – задумчиво сказал майор. – Ладно, иди, служи. Я подумаю над твоим предложением. А как связываться, ведь ты же не собираешься таскать на спине рацию?

– Хватит и мобильника, но лучше спутниковую связь, но звонить буду только я или в условленное время.

– А если мне срочно потребуется?

– Я, думаю, можно, но лучше только в оговоренное время.

– Почему ты не хочешь взять с собой кого-нибудь?

– Двое более уязвимы, да и не так много у нас охотников, что станут торчать в горах безвылазно много дней, а тем более без телевизора. – И подумав, старлей добавил. – Чтобы ходить с кем-нибудь в разведку, надо сжевать с ним пудик соли хотя бы…

Старлей не придал особого значения этому разговору. Основа для этого мероприятия была чересчур зыбкой и дальше трепотни, по его мнению, не должна была уйти. Он отлично понимал, что это интриги комбата и бывших иже с ним.

Майор Левченко доложил своему начальству об этом разговоре случайно, просто ему было нечего сказать на очередном докладе у полковника, а тот, как всегда, требовал успешных действий и свежих идей. Полковник задумался и спросил:

– Ты просматривал его личное дело?

– Да, в нем ничего особенного: учился, после школы закончил институт, работал по специальности, женился. Развелся и уехал к отцу, так как некуда было податься… Ещё торчал без работы месяца три, а потом пошёл в армию. Детям пять и три года, он постоянно помогает семье. Так: страстный охотник, все субботы и воскресения пропадает в тайге, приличный стрелок. Пока всё. В Чечню напросился сам, но, скорее всего, из материальных соображений и семьи. Мне порекомендовал его майор Иващенко, но видимо из-за личной неприязни.

– Ты с ним разговаривал лично?

– Да, производит приятное впечатление, но несколько замкнут, но обстоятельный мужик.

– Нам обещают новые разработки против радио фугасов, но это когда будет ещё и поступит ли столько сколько надо. Попробуй ты этого старшего лейтенанта, коль напрашивается, подбери к нему пару.

– В общем-то, он не напрашивается, но и не отказывается, только напарника брать не хочет.

– Почему?

– Видимо он одиночка и не любит связываться с незнакомыми людьми. Говорит о пудах соли, но это так – для отмазки.

– Ладно, попробуй, но пусть он будет осторожен, может, что и выйдет, – полковник Фоменко был старым оперативным работником и особенно не надеялся на успех этой операции, но понимал, что можно при случает поставить галочку в очередном отчете, о том, что организовали ночное патрулирование опасных участков дороги, в целях выявления и предотвращения минирования этих самых дорог.

Спустя несколько дней после этого разговора, старший лейтенант был откомандирован в распоряжение ФСБ, и с того момента никто ничего о нём не слышал.

Врач долго ощупывал Андрея, заставлял делать то простые движения, то несложные упражнения, то проверял реакцию на свет и ещё что-то, в чём он почти не разбирался. Затем он записывал наблюдения в тоненькую тетрадь и снова заставлял что-то делать. Он возился с ним больше часа, изредка одобрительно хмыкал и удивленно вскидывал брови или хмурился. Забавный старичок понравился Андрею. Они во время обследования коснулись многих вопросов, начиная с литературы и искусства, политики, женщин, охоты, войны, отношения с начальством. Андрей отвечал охотно, даже не соглашался с ним и довольно мирно оспаривал точку зрения доктора, впрочем, подозревая подспудно двойное дно этих разговоров. Затем провёл многочасовое тестирование, где Андрею пришлось заполнить множество анкет, в которых была намешана всякая мура. Он был знаком с этой методой, но в тонкости сильно не вникал.

Вечером врач представил свои выводы в письменном виде Левченко. Выводы были если не восторженные, то во многом хвалебные. Были отмечены редкие природные данные Андрея: острый ум, интеллект явно выше среднего уровня, широкий кругозор и начитанность, великолепные физические данные: эластичные мышца гимнаста, уравновешенная и крепкая психика, хорошая реакция на раздражители, великолепные зрение и слух, обоняние, правда, были ближе к среднему уровню, на что, впрочем, внимание не акцентировалось. Отмечалась хорошая память. Были ещё какие-то медицинские выводы, на которые неосведомленное в них начальство просто не обращает внимание. Доктор отметил, что инстинкты его близки не к человеческим инстинктам, а к инстинктам зверя. Например, болевой порог его был очень низкий. Он выносил боль, которую не вынес бы обыкновенный человек, просто умерев от шока. Отличался очень большой выносливостью, что была, по мнению доктора, скорее природной, чем приобретенной. Опытный доктор даже предположил в нём война от бога, способного к убийству.

Инструктора спецназа были более строги к нему, но отметили также хорошую стрелковую подготовку и крепкие нервы, редкую выдержку и… необщительность, отбраковав его по этому признаку, как перспективного спецназовца. Кроме всего прочего, они сообщили, что он перессорился со многими инструкторами и даже с одним подрался.

Через два дня состоялся разговор Фоменко с генералом.

– Ну, как там твой проект с этим скороспелым фсбешником? – спросил насмешливо генерал, рассматривая сквозь прищур глаз сосредоточенного и немного злого в этот день полковника.

– На редкость любопытный тип, – ответил Фоменко, зачем-то перебирая бумаги, пока не добрался до рапортички Левченко и не выудил её из стопки бумаг. – Вот майор Левченко докладывает.

Генерал взял бумагу, прочёл её и задумался.

– Ладно, попробуй его в деле. Погибнет, спишем на потери армии, получится что – флаг ему в руки. Курировать будет майор Левченко, коль отыскал его, – коротко отрезал генерал, внутренне собираясь и становясь суровей и жестче прямо на глазах. – Будут результаты – доложите. – И уже совсем изменившись, перескочив мыслью на неотложные дела, отрешенно сказал полковнику, собирающему свои бумажки. – Вы свободны, Геннадий Николаевич.

Генерал пожал крепкую руку полковника и тотчас уткнулся в срочные документы, которых у него было тоже предостаточно.

Таким маловероятным и малопонятным способом, вопреки всякой логике, на дорогах Чечни возник этот странный призрак, о котором заговорили позднее многие.

Машина оставила Андрея на одном из поворотов трассы, на которой он должен был торчать ближайшие ночи. Майор определил место, где ему будут оставлять продукты. Это был съезд с дороги, куда сваливали мусор военные и некоторые местные жители, целлофановый пакет в этом месте едва ли бы привлёк чьё-то внимание, тем более сверху продукты были накрыты бумагой и завернуты плотно во второй пакет. Ночью Андрей ходил по дороге, день проводил на ближайшей сопке, с которой наблюдал за трассой или спал, зарывшись в листья. Неделя прошла безрезультатно. Хотя он добросовестно бил ноги многие километры, но никого не встречал. Вечером, наблюдая с горы, которую по старой приморской привычке величал сопкой, он заметил проехавшую белую "Ниву". Она скрылась за поворотом, который не просматривался с горы, но так и не появилась на полотне дороги, которое за леском хорошо была видна с сопки. Там был только небольшой лес, по которому пробегал ручеек. Это место часто минировали, и Андрей решил найти подозрительную машину. Как стемнело, он выбрался на трассу и направился к повороту на просёлок, где укрылась «Нива», но, ещё не доходя до него, выйдя из-за поворота, он услышал шум.

События, последовавшие после этого, мы уже описали выше.

Через неделю следователи вновь выезжали на трассу: те же саперы нашли ещё троих убитых чеченцев на дороге и только несколько далее. Один, правда, лежал немного в стороне, но он, видимо, пытался бежать, но неудачно. А через два дня нашли ещё двоих… После чего трупы перестали появляться на этой трассе, как и мины.

Андрей доложил о происшествии и убитых майору утром. Майор выслушал и обещал перезвонить. Позвонил он только вечером, видимо проверяя его сообщение, и определил ему новое место патрулирования. Он было в километрах тридцати по этой же трассе, так что к нему он добрался только к утру следующего дня.

Обычно минировали участок, проходящий мимо хребта поросшего лесом и не просматривавшегося дальше полукилометра с дороги в ту и другую сторону. Но ему сразу повезло. Он, прейдя на рассвете в намеченный квадрат, присмотрел себе место для днёвки. Ему приглянулась скала вокруг, которой дорога делала петлю и с вершины она просматривалась километра на два-три. На вершине была удобная площадка для наблюдения, образующая небольшой балкончик. На ней росло несколько невысоких кустов, под которыми можно было легко спрятаться. С него дорога была видна в оба конца довольно хорошо, но, поднимаясь вверх по склону, он заметил свежий человеческий след. Это было подозрительно и опасно. Человек направлялся к тому же уступу, куда шёл Андрей. Он подумал, что человеческое мышление шаблонно. Он невольно удвоил осторожность и утроил внимание, но уже ближе к балкону он нашёл обратный след. Сделав полукруг, Андрей нашёл ещё несколько следов примерно недельной давности. Все они вели на облюбованную им для дневки площадку. На ней сейчас не было никого. Это было удачей. Поднявшись наверх, он позавтракал банкой тушенки с хлебом и запил крепким сладким чаем, что сварил вчера днём, и завалился спать, зарывшись в ворох опавшей листвы, что лежала большим слоем под валуном на краю площадки. Когда он проснулся, то увидел идущих вдоль дороги солдат. Они шли по обочинам и внимательно рассматривали гору, где он лежал. Вместе с ними были сапёры, которые осторожно водили перед собой миноискателями, и проводник с собакой.

Неожиданно собака засуетилась, что-то вынюхивая на полотне дороги, остановилась и села рядом с почти высохшей лужей и залаяла. Вокруг неё засуетились люди и стали осторожно тыкать прутьями и разгребать землю руками. Скоро показался фугас, и через бинокль было отлично видно, что это большой снаряд, калибром никак не меньше ста двадцати миллиметров. Один из саперов стал осторожно колдовать над ним. Действие затягивалось, и Андрей решил проверить, откуда приходил незнакомец. Следы были чёткие, и следить было легко. Скоро они вывели его на просёлочную дорогу, где и закончились на небольшой полянке. Там останавливалась легковая машина. Марки он не определил, так как не интересовался автомобилями и тем более протекторами. Машина приезжала сюда неоднократно и останавливалась на ней. Там можно было развернуться довольно легко в отличие от других мест из-за заросших обочин просёлка. Это Андрей определил без проблем, в отличие от марки машины. Он узнал и то, что эта машина не ездила ни разу дальше этой поляны. Сделав полукруг, он нашёл следы, что вели на гору в противоположную сторону от поляны. Поднявшись на перевал, куда те шли, он увидел дорогу. Следы разделились: одни пошли вниз, а другие по хребту. Он предполагал, что они должны закончиться таким же тупиком, каким были и следы, что привели его на уступ. Его предположение оказалось верным: неизвестный вышел на вершину холма и остановился, потоптался и пошёл обратно.

Примерная схема действия этой группы была ясна: приезжали они днём или вечером, останавливались в лесу, а вечером или ночью шли на трассу, где и минировали дорогу, при этом оставляли наблюдателя на вершинах или местах с хорошим обзором. Связь поддерживалась, видимо, при помощи рации или телефона. В группе было три-четыре человека, он определил три пары следов, возможно и больше, одна машина, так как протектора подъезжавших машин были одни. Он решил проверить все места, куда могла свернуть машина и простоять там до ночи. Видимо фугасы завозились заранее и оставлялись в придорожных кустах, а ехали налегке, только с шанцевым инструментом.

Спустившись вниз на проселок, он нашёл кострище и развел там же огонь. До пяти вечера он сварил кашу, заправив его обильно тушенкой, накипятил чай и поел с большим аппетитом. Рядом с кострищем валялась пластиковая бутылка, Андрей набрал воды в неё и залил костер, так что со стороны казалось, что его жгли до дождя. Банку из-под тушенки он засунул под корягу и присыпал её землей. На земле возле кострища были заметны свежие следы, несколько подумав, Андрей ещё раз сходил на ручей и полил водой свои наброды. Убедившись, что его пребывание не оставило никаких заметных следов, он решил отдохнуть. Так как после еды потянуло на сон, то он лёг в тростнике за ручьем недалеко от дороги. Проснулся он уже в сумерках. Ничего интересного не происходило. Андрей решил подняться на скалу в надежде, что заметит проезжающую машину. Уже было совсем темно, когда он оказался на площадке. Ничего не изменилось и здесь, только вдалеке горели огоньки селения. Тогда он спустился на дорогу и пошёл дальше по её полотну. Он не надеялся, что встретит на своем пути кого-нибудь. Хотя он по опыту знал, как опасны умственные заключения и как часто расходятся они с жизнью. По логике событий два рейда подряд в одну и ту же точку были маловероятны, но Андрей каким-то чутьем понимал несостоятельность этой версии. Он шёл не спеша, и до полуночи прошёл не больше двадцати километров. Нестерпимо хотелось спать. Он решил покемарить. Слабость и тошнота подступили к горлу, сердце надрывно застучало. Он не стал противиться усталости, свернул с дороги, где завалился в густой бурьян у самой кювета. Проснулся он в часа четыре. Была уже глубокая осень, и до рассвета было ещё не меньше четырех часов. Несмотря на теплую одежду, ноги замерзли и затекли. Необходимо было размять застывшие члены и согреться. Он собрался выйти на дорогу, как услышал гул недалекой машины, и остался на месте, только прилёг в бурьян. Скоро он увидел виновницу тревоги. Машина шла без света и потому двигалась довольно медленно, так что он успел рассмотреть цвет машины, так как у неё всё-таки горели подфарники.

Следующий день он провёл почти в непрерывном поиске съездов с трассы. Их оказалось не так много, но он не успел их все обследовать, так как опасался нарваться на засаду. Так как проезжавшие вполне могли оставить управляемый радиофугас, а это, как минимум один вооруженный человек. Его опасения оказались верными: на фугасе подорвался Урал с ОМОНовцами, погибло три человека, несколько получили ранения. На следующий день он обошёл кругом это место. В километре от него он нашёл подобный же съезд на проселок, куда поворачивала машина не далее, как пару дней назад. Других следов на проселках не было видно. Эта машина, не поехала далеко, а остановилась за густыми кустами. Признаков пирушки или долгого пребывания людей не было, но под картером набежало довольно много масла, хотя на дороги подтёков его не было заметно. Предположительно, что террористы останавливались здесь прошлой ночью и уехали только под утро.