Игорь Сотников
Гиперпанк Безза… Книга вторая
А Клим вдруг решил подумать об Алексе так, что он ему указывает на нечто сзади происходящее, на что Клим должен немедленно обратить своё внимание. И Клим, следуя этому ходу, всё же своей мысли, оборачивается назад от Алекса в первую очередь, и для вида, чтобы убедиться в том, что у них есть ещё время, отведённое Валькирией, и что же он там видит?
А видит он, опять же во-первых, что он сам того не предполагая, очень верно оценил посыл ему Алекса, указавшего, что с той стороны в их сторону уже не просто намечается опасность, а она с непоколебимой решимостью, не сводя своего бескомпромиссного взгляда с одной точки – Клима, надвигается в лице одного из тех логотипов.
И пока Клим застыл в одном положении своего оцепенения, есть мгновение, чтобы пояснить, что стало отправной точкой для этого действия со стороны одного из логотипов. Так Валькирия, в предшествии того, что сейчас неумолимо надвигалось на Клима в лице одного из логотипов, неспеша, твёрдым шагом выдвинулась навстречу этим логотипам, не сводящих с них своих невозмутимых ничем взглядов.
На что уже не смотрели Алекс с Климом, принявшись между собой препираться, а зря, там было на что и на то посмотреть, как нелегко даётся этот неспешный и твёрдый ход Валькирии, что есть силы своими созданными для мягкости отношений с действительностью губами, вытягивающей на своём лице маску холодной деловитости, не давая проступиться на лице бледности. И всё это под холодными и жёсткими взглядами логотипов, для кого она всего лишь объект их внимания и всё.
Между тем Валькирия к ним подходит, останавливается в тех пределах, которые она для себя считает самими конструктивными для будущего разговора, с предъявлением этим типам новых открывшихся только что обстоятельств этого дела, не дающим, как Валькирия уже говорила здесь, компании, чьими представителями являются эти её логотипы, вывести рассматриваемый вопрос с беглецом в частное определение из подсудности общей юрисдикции.
И как только Валькирия всё это сообщила этим логотипам, стоящим в холодном отстранении от неё, как буквально в тоже мгновение, без какого-либо промедления, один из этих логотипов, стоящий чуть ближе к Валькирии, хватается рукой за ухо, где имевший место и ведущий из-за шеи провод в ухо, указывает на его прямую связь и сообщение с неким контрольным центром, принявшимся инструктировать логотипа. Тогда как второй логотип, тут же своим, одно отрицание внешней реальности, холодным и ещё раз нейтрализующим в объекте его рассмотрения всё живое взглядом, упёрся в сторону проглядывающего из-за спины Валькирии Клима.
На что, на оценку ситуации, ушло одно лишь мгновение, и логотип, чуть ли не сбивая со своего пути Валькирию, с трудом успевшую отстраниться от него в сторону, с безусловностью приоритета своего целеполагания, что получает в себе выражение механического, напролом, следования логотипом к своей цели, выдвигается в сторону Клима, теперь застывшего в одном положении своего оцепенения и открытым ртом при виде этой надвигающей на него опасности.
Куда также устремляется и взгляд Алекса, в оторопи выронившего из рук всё в них находящееся. И вот когда механически двигающемуся к ним логотипу оставалось совсем ничего до них, то Клима внутри что-то провоцирующее его на действия одёргивает, и он, сунув в руки Алекса пудреницу со словами: «Держи», не давая тому возможности отреагировать теми же рефлексами, подскакивает на ноги и выдвинувшись навстречу логотипу, собой перекрывает тому проход сюда.
Но Климу не только не удаётся встать на пути этого логотипа и остановить его, а он буквально на ходу логотипом сбивается и как какая-то безделица отбрасывается в сторону, чуть ли не в боковую стенку его вминая, этим прущим напролом бульдозером. На чьём пути лучше не вставать, он в момент тебя закатает в асфальт и железобетон.
И что удивительно, так это то, что Клим, несмотря на свой вынос с пути логотипа и прямо спиной об стенку, всё равно не сдаётся, а он хоть и с истеричной болью, а пытается вставить фигуральные палки в колёса этому бульдозеру, логотипу.
– Ты, гад, мне руку сломал! – на повышенных эмоциях и в истерике орёт на логотипа Клим. Сумев неожиданно не просто замедлить его ход к найдёнышу и к Алексу, резко подскочившему на ноги и готовящемуся защищаться от нападения (как, то это другой вопрос), а остановить и перевести его внимание на себя.
– Не сломал, а всего лишь вывихнул. – Холодным, один в один механическим голосом, говорит логотип, смотря на Клима.
– А мне плевать! – орёт Клим. – Это дело не меняет. – Уже грозно добавляет Клим, рукой держась за плечо другой руки.
– Позволю не согласиться. – Звучит ответ логотипа. – Меняет. – И на этом моменте все стороны этого конфликта сумели зафиксировать своё внимание только последственно – так резко и неожиданно всё дальнейшее случилось с Климом, когда его за вывихнутую плечевую кисть руки взял логотип, и с такой невероятной по эффекту силой её даже не дёрнул, а продёрнул, что у Алекса внутри всё ёкнуло и потемнело при виде того, что ему представилось – логотип, создалось такое ощущение, всю костную составляющую в Климе из её телесного обрамления продёрнул. И Климу можно сказать ещё повезло, что логотип из него весь костный крестец не выдернул. Впрочем, и того, что сделал логотип – вправил ему плечо, хватило для того, чтобы потерявший сознание Клим, в момент рухнул в ноги логотипа, придержавшего того за руку.
Логотип же с сопровождающей его и отвечающей его зрительному образу беспристрастностью выражения своего интеллектуального начала, созерцательно посмотрел на свалившегося перед ним Клима, и так как он не был его целью, отпустил его руку, и резко перевёл своё внимание в сторону Алекса и найдёныша, застывших сейчас в одном безмолвном единении, ожидая на свой счёт решения логотипа.
И к выдоху облегчения Алекса, логотип не обратил никакого на него внимания, сразу направившись к найдёнышу. Рядом с которым он опустился на одно колено и приложил руку к его шее, как понятливо догадался Алекс, чтобы прощупать его пульс и идентифицировать найдёныша в качестве…
– А вот мы почему-то это и не сделали. – Сбился с наблюдательной мысли Алекс, недоказуемо и пока что интуитивно решив, что человек всё же более чаще совершает преступные оплошности в сравнении с искусственным интеллектом, каким наполнены все эти автономные логотипы, под которыми Алекс подразумевает роботоподобную единицу сути. – А ведь это в первую очередь напрашивается сделать. – Ещё раз себя укорил Алекс, затем задался заинтересовавшим себя вопросом: «А почему интересно, они определяют пульс, прикладывая руку к шее, а мы, берясь за запястье руки?», на него ответил: «Это человечней», и осёкся в себе, увидев качественное изменение в физике лица логотипа. Кого как будто накрыло несвойственное ему затруднение.
Где выход из него, к невероятному удивлению Алекса, он видит почему-то в нём.
– Он жив. – Вдруг вообще для всех говорит вслух логотип, чья внутренняя программа видимо не предусматривала такой поворот событий, вот он и сбился, не получив также техподдержки от своего модератора движения.
И вот сейчас, как сумел понять Алекс, для него настал момент истины и всего остального. И пока там, в мозговом центре контроля за деятельностью логотипов, находятся в растерянности и не сообразили, что дальше делать (они действовали, исходя из оказавшейся ложной информации о наличие здесь трупа), он должен взять на себя инициативу.
И Алекс на этот раз не растерялся, накинувшись на логотипа. – И чего хлопаем глазами, вызывай службу экстренного спасения и перенаправляй объект в больницу. Так ведь прописано в твоих инструкциях. – Алекс совсем не случайно зафиксировал внимание логотипа на приписанных в нём алгоритмах действий при внештатных ситуациях. Против чего даже модератор его контроля не смог ничего поделать, и от логотипа немедленно поступил звонок в службу экстренной помощи. Приведя сюда вначале Валькирию и второго логотипа, где первой, с трудом скрывая, улыбался Алекс, держа на своих коленях Клима, впавшего в беспамятство, а в руках пудреницу, всё же давшей им выиграть время (логотип, сбитый с толку, не пытался считкой идентифицировать найдёныша), а второму объекту внимания уделял требовательное внимание первый логотип, тоже находящийся в режиме ожидания инструкций со стороны технической поддержки.
– Будет не плохо, если Клима поместят не слишком далеко от нашего найдёныша. Будет кому присмотреть за ним. – Тихо и буквально на ухо Алексу проговорила Валькирия, вызвав у Алекса покраснение в ушах, и что удивительно, то по совсем не служебному поводу.
Глава 3
Провал.
– Наведи мне справки о …– на этом месте Валькирия резко осекается, глядя на гиперов, кем в социально-технологическом плане ещё являются логотипы, принявшиеся сопровождать отправку на машине скорой помощи, своего рода реанимобиле, пострадавшего Клима с обнаруженным им же типом так и невыясненной типологии и качества, без прямо прочерчиваемого в его сторону состава преступления, плюс вместе с ними туда уложили тёмный пластиковый пакет с бездыханным телом ещё одного неизвестного, подозреваемого в своей предумышленной смерти. Где эти логотипы держали под своим визуальным контролем не только то, что происходило там, вокруг них, но они также не оставляли без своего внимания и её. И это и навело её на те самые мысли, которые заставили её так резко перебить себя и сменить ход своей прежней мысли.
А вот на другой стороне мобильной связи, посредством которой Валькирия держала сейчас связь с оперативным диспетчером технической отдела их службы, сразу вот так не сообразили, что на другой стороне связи происходит, и оперативный диспетчер начал монотонно призывать Валькирию к ответу. – О ком навести справки? Я ничего не слышу. Что за связь такая проклятая!
Но Валькирия не спешит успокоить диспетчера, убрав от уха мобильный телефон, и продолжая всматриваться в логотипов, пытаясь проанализировать нечто с ними связанное. – А ведь они проследят все мои запросы. – Проговорила себе буквально в нос Валькирия, посмотрела на телефон и выключила его. Тем самым усадив в нервный осадок диспетчера, всегда к такому состоянию мандража приходящему, когда его работа пересекается с запросами к нему Валькирией. Кто своей непредсказуемостью поведения, вот как сейчас, всегда вгоняет в дёрганное состояние и непонимание весь оперативный диспетчерский состав. И теперь диспетчеру, вот больше у него других дел нет, как только думать, что сейчас такое было и не произошло ли какого-то опасного для жизни Валькирии происшествия, раз она так резко закончила с ним разговор.
И, конечно, он мог бы запросто решить эту проблему, перезвонив ей. Но как часто уже случалось с ним и с другими диспетчерами, нарывавшимся на презрительное и гневное недовольство ответа Валькирии: «Это ещё что за опека такая! Я что, сама, без вашего присмотра не справлюсь?!», его рука на полпути к вызову ей остановилась. И оперативный диспетчер, уже не находя себе спокойного места, – он, ни сидеть, ни стоять не мог, а принялся нахаживать километраж из стороны в сторону по своему кабинету, – исходя нервным потоком предубеждения в сторону Валькирии, – вот что за стерва такая, – не сводил своего взгляда с оперативного пульта и ждал и не ждал, чёрт её побери, от неё звонка, всё порываясь сам ей позвонить.
– У них всё под контролем. – Процедила себе свозь зубы Валькирия, с ненавистью глядя на логотипов, с механической размеренностью проводящих в жизнь чью-то задумку и конструирование жизни по анонимной разнарядке тех конструкторов и архитекторов осмысления жизни, кто всегда находится в тени во всех публичных мероприятиях. – И тут о защите своих личных данных, а тем более служебных, говорить не приходиться, – посмотрев вновь на телефон в своих руках, проговорила Валькирия, с трудом избавившись от искушения забросить телефон точно в голову одному из логотипов, в вон в того, кто её чуть не сбил с ног, с фосфорного цвета пружиной исходящей из его уха. Тогда как у всех гиперботов такого отклонения от стандарта своего норматива не наблюдалось. В связи с чем Валькирия его даже выделила отдельно, назвав Модником, то есть Модусом, что будет ближе к его технологическому инструментарию.
А вот с чем это было связано, то Валькирии ещё не хватало во все эти перипетии чьего-то умалишения и сдвига разума ввязываться. У неё и помимо этих проблем полно занятости. И телефон она всё-таки при себе придержит, мало ли ещё он как сможет пригодится.
– А это значит…– проговорила Валькирия, на этот раз многозначительно посмотрев на стоящего тут, неподалёку, Алекса. От кого сейчас требуется, не только молчаливая поддержка, в чём он, надо ему отдать должное, вполне себе преуспел, а если он такой большой умник, как за себя он часто между своих коллег по работе говорил, и всем видом ей всегда показывал, – вы, Валькирия Вагнеровна, не смотрите на то, что я такой не шибко взрачный, если ко мне подойти подобающе, то вы потом не нахвалитесь в мою сторону, – то он сейчас сообразит, чем ей помочь в том положении, в котором она оказалась.
И Алекс, ясень пень, готов ей помочь, вот только ему конкретики с её стороны не хватает. Вот как только она хоть как-то обозначит, что от него требуется, то он в миг ей окажет помощь.
Что же касается Валькирии, то она задумчиво посмотрела на Алекса, пробуждая в нём глубинные смыслы себя и всякие странные обнадёженности, и закончила эту свою фразу. – Нельзя использовать все эти технические приборы коммуникации и каналы связи. Всё в тот же момент им будет известно. – Кивнув в сторону логотипов, с жёсткостью договорила Валькирия. На совсем чуть-чуть задумалась, и с просветлением в глазах подвела свой итог сказанному. – Придётся работать по старинке. Ходить везде пешком и вести разговоры только с глазу на глаз. Справимся, как думаешь? – уже с долей иронии спросила Алекса Валькирия, вдруг осознав, как это всё, столь самое обыденное в век отсутствия всякого прогресса жизненное действие, необычно для неё и вообще в этом времени, где шага бесконтрольного со стороны технологий и не сделаешь.
– Справимся. – С тем же блеском во взгляде, что и у Валькирии, ответил ей Алекс, посмотрев на телефон в её руках, чем вызвал с её стороны вопрос: Что?
– У меня есть задумка. – Говорит Алекс, и протянув руку по направлению телефона, спрашивает Валькирию. – Можно?
И, конечно, можно, хоть и хотелось Валькирии на пути к этому ответу спросить Алекса зачем. Но она сдержала в себе любопытство, и протянула Алексу телефон. Алекс же берёт из её рук телефон и набирает по нему номер оперативного диспетчера. Кто, изведясь от нервного ожидания звонка Валькирии, – да что ж такое, что она не звонит?! А может с ней что-то случилось, а я, что за бесчувственная скотина, тут сижу и никак не реагирую, – было бросился в карман за сигаретой, чтобы успокоить нервы и перевести дух на дымные рельсы. А его руки при этом дрожат и ими сложно зажечь с первого раза спичку, в момент ломающуюся от такого своего жёсткого прикосновения с коробком, и диспетчеру приходиться вновь лезть в коробок за новой спичкой, чтобы и её затем сломанную об коробок с проклятиями выбросить прямо на пол.
Но оперативный диспетчер всё же справляется и вот спичка зажжена и даже начала разгораться, и ему только и осталось, как протянуть к ней сигарету, заблаговременно вставленную в рот, и … Чёрт всех побери! На пульте связи раздаётся так неожиданно долгожданный звонок, что у диспетчера не выдерживают нервы, и он, продёрнувшись в себе от испуга, что есть силы из себя выдувает, что там есть, и как результат, огонь вместе со спичкой, сигаретой и коробком пропадают, а сам диспетчер, на всё это плюнув, бросается в сторону пульта. Где им выхватывается телефонная трубка, и он впопыхах кричит в трубку: Я слушаю.
Позвонивший же Алекс выдерживает небольшую паузу, чтобы диспетчер успокоился немного и не проглотил им сказанные слова, после которой говорит одно лишь слово: «Ассанж». После чего возникает со всех сторон вопросительная к Алексу пауза: «Ассанж!?», и все ждут от Алекса пояснения.
И если диспетчеру Алекс поясняет следующим образом: «Есть ориентировка на этого типа. Накопай мне всё, что есть на него», то Валькирия получила от него другое пояснение, как только Алекс выключил и вернул ей телефон. – Это имя есть знаковый хэштег для их поисковых систем. Оно замыкает на себя все микросхемы гиперов, что нам и даст выиграть время, самое ценное, что у нас есть.
– Я тебя поняла. – Подмигнув Алексу, сказала Валькирия.
– Если на их стороне технологическое преимущество, то на нашей стороне человеческая непредсказуемость. – Добавил Алекс.
– Вот только с ней быстро ходить не получается, а нам, судя по адресу того типа, не близко идти. – Говорит Валькирия, только сейчас осознавшая, что работать по старинке, не так клёво, как бы сказали её современники, а если ближе к ней, то она с трудом себе представляет, как всё время ходить одними ногами, не используя автоматические средства перемещения. – Хотя ведь никто ими не запрещает пользоваться. Если нас и будут отслеживать, то по звонкам, и…– И опять это многоточливое «и» наводит страха на Валькирию, догадавшуюся о том вначале, как она раньше об этом не догадалась. А уж затем идёт своя конкретика, выраженная в том, что Валькирия начала себя осторожно ощупывать.
И эта её осторожность была вызвана не связи с тем, что она всегда к себе трепетно и уважительно относилась, требуя неукоснительного уважения к себе, и не сметь без моего того соизволения и желания в первую очередь нарушать границы моего комфорта, а тут преследовалась цель скрыть в себе некие производимые ею действия. А именно её поиск на себе некоего предмета, который был на неё помещён без её спроса, значит тайно. А для чего, то разве ещё не ясно. Чтобы вести за ней тайную слежку. И этим предметом был жучок, как на своём шпионском сленге называют отслеживающие устройства оперативники из спецслужб.
Ну а кто посмел такую дерзкую выходку, с проникновением в святые святых всякой девушки место – в её спальню, то это и не вопрос интеллекта, а здесь достаточно простой осмотрительности по сторонам, чтобы понять, кто может быть в этом заинтересован, и что главное, не подсуден по этическим и моральным аспектам обвинения. Это гиперботы, у кого не существует ни моральных, ни каких-либо других этических моментов подсудности, чем и пользуются архитекторы новых смыслов систем человеческого опознания.
А между тем это направление рук Валькирии не прошло мимо Алекса, кто как выясняется, очень внимателен к Валькирии, и не всегда сдержан на язык, когда это надо. И он не держит свой язык за зубами, а берёт и спрашивает Валькирию. – Вы что-то потеряли?
В результате чего прямо отбивает у Валькирии всякое желание искать на себе последствия вмешательства этих гиперботов в свою личную жизнь, и от неё ничего другого сейчас не следует ожидать, как только язвительного слова. – Если я ищу что-то, то это ещё не значит, что я потеряла. – На что Алекс в лице замораживается, не ожидая от неё такой холодности.
Что уже со своей стороны за Алексом замечает Валькирия, и она, дабы смягчить ситуацию, наклонившись к Алексу так, чтобы не быть лицом к гиперботам, тихо, с заговорщицким подтекстом, ему говорит. – Жучок я ищу. Понял.
И, конечно, Алекс всё понял, в лице в момент оттаяв. – Думаете, что они уже заранее об этом позаботились? – спрашивает Алекс, кивая в сторону гиперботов.
– Такой вариант исключать нельзя. – Говорит Валькирия.
– Тогда выходит, что они и нас с вами предусмотрели. – Совсем малопонятно говорит Алекс, вызывая в Валькирии вопросительное недоумение. – Что ты имеешь в виду? – спрашивает Валькирия.
– Искусственные интеллекты всегда действуют предсказуемо, планомерно и схематично. И каждая проводимая ими операция планируется на самых ранних этапах её проведения. В нашем случае это значит то, что они нас включили в это расследование, как один из планируемых ими элементов. Где они, на основании наших характеристик, каждый наш последующий шаг просчитали, и взяли в этот проект. И теперь, в общем, им остаётся только следовать заведомо ими просчитанным путём. – Проговорил Алекс, вызвав прилив крови в голове Валькирии, ставшей ещё красивше и неприступней в своей ярости, хорошо, что в сторону только логотипов.
– Мы сломаем им все схемы! – отбила зубами этот вызов логотипам Валькирия, смотря в сторону логотипов. После чего она возвращается к Алексу, изучающе на него смотрит с таким странным видом, как будто она не решается его спросить о чём-то, тогда как это на неё так непохоже, и Алекс даже не выдерживается и вмешивается в этот её ход противоречивой мысли.
– Спрашивайте, что хотите. – Говорит Алекс.
– Если всё так, как ты говоришь. И они на основе нашего анализа и характеристик просчитали для себя дальнейшую программу своих действия, то ты мне должен сейчас прямо сказать, на что они во мне прежде всего рассчитывают в своих расчётах. – Обращается со всем этим Валькирия к Алексу. Отчего не впасть в сердечную дрожь и лёгкое затмение со своим головокружением, практически невозможно. И Алекс познал всё это, еле себя сдерживая от выражения наиглупейшей улыбки на своём не менее глупом лице, которая всегда проявляется на одном виде выражения лицевого атавизма, как бы такую совокупность незрелой, а самой первозданной мысли обозвали антропологи.
Но также Алекс благоразумно подозревает, что всё то, что в нём так заставляет радоваться за себя, все эти глубинные, сердечные причины, или просто привязанность к своему природному началу, для которого в порядке вещей брать штурмом всякую непокорность и завоёвывать сердца неприступных красоток, не должно ни в коем случае дойти до понимания Валькирией. Иначе, скажем так, у них не сложатся рабочие отношения, не смогут они, как прежде доверять друг другу, предполагая в каждом поступке своего напарника и другие смыслы, связанные с его личным я. А совмещать личное и рабочие отношения никому ещё не удавалось без вреда, как деловым отношениям, так и самой работе. В общем, служебные романы категорически неприемлемы и недопустимы, как бы Алекс не пыжился себя обнадёживать в своих, ничего не имеющих общего с реальностью фантазиях.
При этом это ещё не самая сложная проблема для Алекса, решившего похоронить свои самые светлые чувства в самом мрачном подземелье своей души, и остаться навсегда отшельником мысли, одним одиночеством в ночи, – и в нём даже проскальзывала отчаянная мысль поселиться в монастыре изгнанником, если … а давайте без этого если, а то и так тошно, – а сейчас перед ним встала невозможно сложная дилемма с ответом Валькирии на этот её вопрос, предполагающий со всех сторон неприемлемые для Валькирии ответы. Где она обязательно во всём виноватым не этих гиперботов сочтёт, – а это ведь они стоят за её анализом и данными ей характеристиками, – а именно его, сумевшего так паскудно всё это ими надуманное озвучить, как обязательно решит она. Хотя он будет максимально деликатно и осторожно проговаривать всё то, что в ней приметили выдающегося служба аналитики гиперботов, смягчая по максимуму все эти угловатости.
А что насчёт того, чтобы сказаться не столь сведущим, и кто эти машины знает, что они там себе надумали и решили, то лучше не выводить из себя так Валькирию. Кто всё равно потребует от него честного ответа, и даже не думай тут увиливать от ответа, знаю я вас(!), никогда вы за свои поступки не отвечаете и всё пытаетесь увильнуть от спроса с себя за всё вами «хорошее» сделанное. А вот к чему это она всё сказала, Алекс и вообще не может понять, единственное понимая, что теперь, когда он её так сильно разозлил, она будет к нему ещё более требовательней и беспощадней. – Учти, я как полиграф, по одной интонации и отклонению сердечного ритма и голоса сразу вычисляю, за кого тут меня решили считать. – И после таких её слов, внушающих много пессимизма и оптимизма нисколько, что дальше делать и как быть Алексу не ясно.
А ведь правду ей говорить так непросто, что … Алекс не знает, что выбрать – навсегда с Валькирией испортить отношения, – так принципиально горька это правда, – либо быть признанным придурком в её глазах, с кем вообще не стоит иметь хоть какие-то равноправные отношения.
И Алекс, как бы не сложна была эта задача, всё-таки принял решение, что говорит о нём не как о нюне, а как о решительном человеке. – Не могу я окончательно похоронить свои надежды, сказавшись придурком. Лучше горькая правда, чем придурковатая ложь. – С чем Алекс и обращается к Валькирии, обезоружив её для начала взглядом внимательности к ней, с выявлением в ней тех подробностей и выпуклостей, за которые в ней уцепились гиперботы в плане её использования по своему только назначению.
В чём Алекс проявил завидное для себя усердие, за что он и поздравил сам себя очень интересно, – хоть в этом оторвался, – принявшись уж слишком активно в ней много чего разглядывать и при этом так, как будто он не посторонний для неё человек, а ему это всё дозволено. И, пожалуй, дозволено, раз Валькирию не коробит и не бросает в яростное смятение в ответ на это визуальное угнетение её духа со стороны Алекса. В чьих визуальных намерениях, – она в этом на сто процентов уверена, – как бы он себя не сдерживал, а всё равно промелькнёт мысль природного соблазна, за которым стоит мужская природа и интеллект, руководимый стальной рукой рефлексов к своему размножению. Но Валькирия в себе имеет более крепкое разумное начало, способное ради дела на многое, и сейчас она всё это допускает до себя из всех этих деловых соображений.
Правда, не без контроля со своей стороны за Алексом. А то знает она вот такую человеческую природу, за которой ослабишь контроль или оставишь без присмотра, то она в лице Алекса обязательно много чего себе надумает и сочтёт себя в праве касаться в ней того, что его совершенно не касается. Где Алексу показывается, что ему бы пора уже заканчивать с демонстрацией своей важности и давай уж говори, что надумал, не томи душу.
– Вы слишком спешны и неспокойны в принятии своих решений. – Всё-таки собравшись с духом, Алекс выпаливает вот такое. И как ожидаемый результат, Валькирия остолбевает в охренеть каком умственном ступоре, вообще не дающим ей, набравшей полный рот слов, а со стороны кажется воздуха, вон как щёки надулись, и с глазами навыкат от невозможно никому постичь какого возмущения, всё это выплеснуть из себя на голову Алексу лишь по одной только причине – тогда она подтвердит всё это им заявленное. С чем она категорически не согласна, – это когда такое было, чтобы я эмоционально и экспрессивно действовала, – но при этом она никак сразу опровергнуть это не может. Ей нужно выдержать паузу, чтобы доказать обратное.
Что ей даётся с большим трудом, – она всё время порывалась что-нибудь интригующее на голову Алекса выговорить, и только её крепко внимательный к ней вид её останавливал, – и она удержав себя в рамках не экспрессивного и не шибко эмоционального человека, сглатывает этот накал страстей в виде слюнных выделений, и ровным и леденящим душу голосом проговаривает. – Я это учту. – Отчего Алексу стало страшно неуютно в себе, и несколько боязно насчёт этого её учту. И он надеется очень-очень, что не в его сторону будет этот учёт.
– А теперь, когда всё, что нужно было выяснили, то идём. – Говорит Валькирии всё тем же ровным, без всякой эмоциональной тональности голосом. Что слышится Алексу как её обида. А вот на кого, то он то здесь причём, и он не желает, чтобы его во всём обвиняли и делали крайним.
И в таком расстройстве духа, где Валькирия в себе безрезультатно искала всё то, что на неё тут наговорили оскорбительного, а Алекс себя некомфортно чувствовал по причине того, что его вынудили быть вестником плохих новостей, они выдвинулись по мостовой в сторону…Для начала, скорей всего, чтобы запутать след логотипов, кто определённо сочтёт за желательное быть в курсе их перемещений.
А вот эта мысль и пришла в голову Алексу, когда он устал корить Валькирию за то, что она его сама заставила делать, а сейчас идёт и на него дуется.
– Так что насчёт жучков? – вдруг задаётся этим вопросом Алекс на одном из дорожных переходов. А так как его вопрос был не ожидаем, и Валькирия была погружена в свои мысли, то она не сразу поняла, о чём её тут спрашивают. И она так и спрашивает, остановившись и повернувшись к Алексу. – Каких жучков?
На что Алекс даёт самый простой ответ. – Которые вы искали в своих карманах.
– Ах, этих! – выразительно говорит Валькирия, вспомнив. После чего она засовывает руки в карманы своей куртки, и лицевым анализом того, что она там сейчас нащупывает в карманах, начинает определять, что она там сейчас такое интересное отыскала в своих карманах. Чего быть не может, если эта вещь именно то, что она сейчас думает, если, конечно, это не предполагаемый жучок, выполненный в таком странном исполнении.
Здесь она замечает, что ни она одна так, с помощью интеллектуального начала, определяет, что она там у себя в кармане нащупала, а Алекс продолжает нагло думать, что его этот вопрос также касается, и она словесно пресекает все его дальнейшие попытки отыскать в её карманах нечто другое, кроме жучков. – Их здесь нет. – Говорит Валькирия.
А Алекс, будучи несколько инертным человеком, сразу не смог отвлечься от того, что по следам шурования Валькирией по своим карманам он там увидел. А именно зажигалку и завалявшуюся сигарету, которые она держит там и всегда значит при себе на самый экстренный случай. Чтобы дымом сигареты успокоить в себе сильно разволновавшиеся нервы и чувства, которые в ней есть, как бы она не уверяла всех в обратном. А вот что станет отправной точкой для этого её, кратно сильного волнения, то Алекс уж слишком много себе вообразил и думает. И хорошо, что ещё про себя и вовремя по времени.
– А что насчёт телефона? – задаётся вопросом Алекс.
– Телефона? – переспрашивает Валькирия, сразу не поняв, что имеет в виду Алекс.
– Они по нему смогут отслеживать наши перемещения. – Говорит Алекс.
– Вот же чёрт! – уже не сдержалась Валькирия, вынимая телефон, и с ненавистью смотря на него. Затем она переводит взгляд на Алекса и спрашивает его. – И что теперь делать?
– Придётся нам на некоторое время все эти средства связи забыть. – Говорит Алекс.
– Что ты имеешь под словом эти? – спрашивает Валькирия.
– Всё, что нас связывает через нейронные, коммуникационные и социальные сети. Те же карточки, средство нашей связи с эмиссионным центром по принятию по нам финансовых решений, геолокационные часы, плюс социальная карта кредита и гарантий, определяющая твою правомочность в социальной сфере коммуникаций. – С непонятным вниманием и требовательностью посмотрел на Валькирию Алекс, как будто она ему чего-то должна. А она никому ничего не должна, вот как. Хотя теперь и с сомнением.
