bannerbannerbanner
Семь смертей майора Казанцева

Илья Владимирович Рясной
Семь смертей майора Казанцева

Полная версия

И резанула неожиданная и болезненная мысль. А что, если в пепел там обратился Свиток? Может, лежал он спокойно на полке. Ждал своего вызволителя – то есть меня. И тут замыкание, пожар. И Предмета нет.

Стоп, это уже паранойя! Предмет в целости и сохранности. И я найду его обязательно. Для этого надо разобраться с гибелью Сартакова. И искать Иву.

Ива Даньянова, она же фигурант Мышь. Первоочередной объект розыска. Я вывел на экран компьютера ее цветную фотографию, которую нашел в Инстаграммах. Женщина лет двадцати пяти. Тонкие, прямые, но немножко грубые черты лица. Пышные белые, явно натурального цвета, волосы. Пронзительные голубые глаза. Типичная скандинавка. Ее далекие предки, наверное, ходили из Варяг в Греки, жили набегами и грабежами.

Ну и где же тебя искать, краса северная? «Гопники» сейчас идут по ее связям и контактам. Пока успехами порадовать не могут. А время капает.

Женщины – вы непредсказуемы, ветрены, безрассудны и обладаете железной интуицией, в том числе ощущением опасности.

И вообще вы странные существа.

Я прошелся по комнате вдоль стены. Десять фотографий. Красивые лица. Почти родные. Такая традиция – в каждом моем логове висят фотографии женщин, которые здесь побывали. Когда появляется новая властительница моего сердца, галерея отправляется в сейф. Чтобы потом вернуться на место, увеличившись на одну фотокартинку.

Интересно, что они всегда уходили от меня сами. И достаточно быстро. Ощущали несовместимость наших ритмов жизни и мироощущения. Притом несовместимость эта принципиальна. Уходила одна, приходила другая. И все повторялось.

Зачем мне нужна эта галерея? Наверное, эта какая-то связь с обыденным миром. Чтобы ощущать себя человеком, а не бездушной функцией «Фрактала».

А вот Иве здесь не было бы места ни при каком раскладе. Я не представляю, чтобы смог связаться с такой женщиной. Она слишком похожа на Снежную Королеву.

Звонок коммуникатора, лежавшего на письменном столе, оторвал меня от созерцания галереи моих бывших. Так, это сообщение от Лешего. Отчет. Что-то сдвинулось? Надеемся.

«Отчет по объекту «Мышь».

Итак, что у нас нового?.. Я надеялся, что сейчас мне кинут адресок или телефонный контакт. Но Ива как пребывала для нас в тени, так и не собираясь оттуда выходить. Получена информация с милицейских дорожных камер. Система «Сель» фиксирует поток транспорта и номера машин. «Мазда» Ивы три дня назад выехала из города по Можайскому шоссе. За пределами Москвы таких камер не густо, так что дальше маршрут отследить не представилось возможным. Ну, хоть что-то. Направление известно, и «гопники» будут его отрабатывать. Суженный сектор поиска – это уже немало… Но и не много.

Другая часть «гопников» отрабатывала линию Сартакова.

Хреново сработал я с ним. Ужасно начал партию. Ошибка за ошибкой. Меня расслабило то, что Звеньевой время исполнения заказа строго не ограничивал. Это означало, что не следует бить землю копытом, рвать удила, но и плестись, как груженая лошадь-водовоз, тоже не стоит. Размеренная спланированная работа наше все. Ан нет! Все сразу пошло наперекосяк.

Мне нужно было сразу вытрясать из Сартакова все, что только можно, как только я заподозрил близкое присутствие деста. Да еще должен был в обязательном порядке установить за ним слежку – срисовать его контакты, да и чтобы не пропал ненароком. И ведь возникала такая мысль, но я самонадеянно посчитал, что противнику Сартаков больше не интересен. А он был интересен.

По мере расследования начали открываться любопытные подробности. Оказывается, никакого совещания в Департаменте культуры в тот день не было. Вместе с тем педантичный и до фанатизма преданный трудовой дисциплине главный хранитель убыл с работы в разгар рабочего дня под явно ложным предлогом, да так и не вернулся. Шатался где-то по своим делам в рабочее время, что для него совершенно нехарактерно.

Наверняка у него была договоренность о какой-то встрече. Которой он, впрочем, не придавал особого значения, и даже вскользь проговорился мне. Взволновался, только увидев удостоверение сотрудника ФСБ.

И встречался он с дестом. Потому что только дест мог использовать яд отсроченной смерти. Вернувшись после этой встречи домой, Сартаков точно в запланированный убийцей срок отбыл в лучшие миры.

Почему убит главный хранитель музея? Это как раз понятно. Десту не нужен свидетель. Их эти твари никогда не оставляют в живых. Важно иное. Если Сартаков стал не нужен, значит, дест получил от него то, что хотел.

Вопрос – что именно. Вряд ли Свиток. Десты еще и крайне прагматичны. Получив Предмет, дест просто оставил бы Сартакова в покое и исчез бы в непроглядной тьме, где водятся такие, как он. Значит, получил он всего лишь сведенья о том, в каком направлении искать Предмет. Нашел, значит, зацепку, сволочь такая.

Получается, я отстаю от врага. И пока не вижу возможности сократить дистанцию…

Глава 9

Леший запросил срочную встречу.

Мы должны были пересечься на Страстном бульваре в тихом скверике. Я заранее примостился на лавочке, наблюдая, как мамаши старательно выгуливают своих чад, укрывая зонтиками от мелкого противного дождя.

Безмятежность простой жизни обычно вызывала во мне неподконтрольный приступ сентиментальности. И прежде всего, самим фактом своего существования. Которое, как я был уверен, невозможно без той грязи и крови, в которой мне приходится пачкаться. Откуда эта уверенность? Я просто это знал. Но сейчас эта мирная идиллия раздражала. Она казалась мне поверхностной.

Леший появился минута в минуту. Он шел по скверу вразвалочку, под зонтиком, походка развязная. Весь в сером – брюки, рубашка с короткими рукавами, туфли. Даже серый галстук зачем-то нацепил. Морда каторжная, нос сломан, шрам на подбородке, улыбка кривая и циничная, фигура по-медвежьи массивная. Обыватели от него опасливо шарахались и держали дистанцию.

– Что за спешность? – спросил я, когда он плюхнулся на лавку, не обращая внимания, что она мокрая.

– Расследование принимает интересный оборот, Старьевщик. Возникла неотложная необходимость переговорить с глазу на глаз. Так сказать, наметить направление поиска.

– Сначала доложи о результатах.

– По уличным видеокамерам мы установили часть маршрута Сартакова. Далеко не весь маршрут, но и этого достаточно, чтобы сильно задуматься, – тут Леший сам задумался, замолчав и глядя куда-то сквозь дождь.

– Не томи, Леший!

– Он парковал машину на Улице Авиаторов.

– Улица Авиаторов? Это…

– Это напротив филиала архивного центра.

– Сгоревшего филиала.

– И что у нас получается, так сказать? – со смаком протянул Леший давно прилипшее у нему слово паразит. – Наш головастик был перед пожаром в архиве. Мы ищем старинную рукопись или сведенья о ней. Архив, пожар, гибель. Бывают такие совпадения?

– Все бывает. Но не в этом случае.

– Точно. Связь присутствует, – Леший посмотрел на часы. – У меня через сорок минут встреча со Стеллой Лощанской.

– Кто такая?

– Старший научный сотрудник филиала архива. Она там вроде секретарши, кадровика, администратора. И, главное, человек, призвание которого быть в курсе всего.

– Где встречаетесь?

– В окружной прокуратуре.

– Легенда?

– Следственный Главк Генеральной прокуратуры. Проверка по факту поджога.

– Отлично. Поехали.

– Тебе нужно лишний раз мелькать?

– Похоже, что сейчас нужно.

Стелла уже ждала в отведенном для нашего мероприятия тесном кабинете на третьем этаже здания Прокуратуры Северного округа. Полноватая, не слишком красивая, с упрямым взором карих глаз, она была бледна, руки тряслись. Переживает за родную организацию, которой отдавала всю себя и с которой давно слилась воедино? Возможно.

Она теребила клетчатый розово-синий носовой платок. И, откликаясь с готовностью на наши вопросы, верещала без умолку.

Да, Сартакова она знает хорошо. «Бла, бла, бла» – это многословные характеристики его как важного и понимающего мужчины… Да, он приходил к Анне Иордановне, заведующей филиалом. «Бла, бла, бла» – славословия по поводу прекрасного и чуткого руководителя, которого все так любили… Да, они о чем-то говорили в кабинете. «Бла, бла, бла» – о том, какие важные дела объединяют Анну Иордановну и Сартакова во благо российской и мировой исторической науки и архивного дела.

Мы не первый раз работаем при допросах на пару с Лешим. Ощущаем друг друга с полуслова и одного взгляда, пасуем подачи. И очень хорошо умеем выдавливать из людей откровенность. И хотя бы один из нас моментально просечет, где этой откровенности хронически не хватает.

– О чем они говорили? – спросил Леший.

– Я не имею привычки слушать чужие разговоры, – Стелла в позе оскорбленной невинности.

– Но что-то до вас должно было донестись… Поймите, мы расследуем поджог. Нам важно все. И малейший нюанс может перевернуть всю картину происшествия. Пока она неприглядная с точки зрения вины сотрудников архива. Налицо классическая халатность. Но в каждом деле есть оправдательные моменты. Однако вскрыть их невозможно без действенного сотрудничества работников архива. Вы это понимаете?

– Какая халатность? – взвилась Стелла. – Какая ответственность?

– Сгорели уникальные документы. Сгорело здание. Ущерб огромен. Но мы не хотим ничьей крови и огульных обвинений. Поэтому говорите все. И мы поможем.

– Но какое отношение это имеет…

– Имеет, – веско отрезал Леший.

– О каком-то дневнике они говорили! – сдалась Стелла. – О каком – не расслышала.

– О чем еще?

– Об это шалаве Даньяновой.

– Иве Даньянове? – напрягся я. – Вы ее лично знаете?

– Да кто же ее, шлюху, не знает. Месяцами у нас зависала в архиве. Все в бумагах копалась. Диссертацию пишет. Она и диссертация! Ей на дискотеках с неграми зажигать!

Теперь уж и понукать Стеллу не надо было – наболело. Если у тебя ушки на макушке, и ты трудолюбиво копишь сплетни и всякие предосудительные истории, то появляется непреодолимое желание поделиться своими информационными накоплениями, нажитыми непосильным трудом.

 

– А вы ее давно не видели? – спросил я.

– Неделю назад видела. Она обещала на мою радость пару недель не появляться. Как сказала – отпуск и развлечения. С очередным бездельником на его папином «Гелентвагене» веселится!

– И где она может веселиться? – полюбопытствовал я.

– А я знаю?

– Ее телефоны не отвечают.

– Вот так она веселится. Отрыв, как сама говорит. От всего.

«Если она еще жива», – подумал я.

В свете развивающихся событий это был далеко не факт. Уверен, что Стелла сильно обрадуется, если Даньянова загнется в корчах. Такие искренние чувства у женщин возможны, только когда между ними пробежал черный кот, то есть блондинистый атлет. Ну или не атлет. Но пробежал.

Итак, выяснилось, что Сартаков встречался с заведующей филиалом. Это зацепка.

– Телефончик Анны Иордановны не дадите? – спросил я.

– Вы что, ничего не знаете? – изумилась Стелла.

– Чего мы не знаем.

– Вы ей не дозвонитесь.

– Почему?

– Утром… – как-то с трудом произнесла Стелла, скорбно понурив плечи. – Сердце…

– Умерла?

– Архив был всей ее жизнью. Вот сердце и не выдержало.

Что-то у многих вокруг меня не выдерживает сердце.

Мы переглянулись с Лешим. И он кивнул. Сейчас займется…

Этим же вечером я снова переступил порог морга. И снова тот же патологоанатом. Только усмешка еще шире. Мол, всегда рады видеть постоянных клиентов, которые каждый день заглядывают по поводу новых трупов.

– У вас профессиональный интерес к людям, погибшим от сердечной недостаточности? – поинтересовался он, узнав, по чью душу, точнее, тело, пришли.

– А что, и тут сердечная недостаточность? – спросил я.

– Гражданка Воронцова умерла примерно от того же, от чего и прежний предмет вашего интереса.

– Вас это не удивляет?

– Нисколько… Смотреть товар будете?

– Товар, – усмехнулся я. – Будем.

Та же холодная комната. Труп под простыней.

Я проделал те же манипуляции с покойной Воронцовой, что и с Сартаковым – надавил ладонями на грудь, принюхиваясь. Патологоанатом закатил глаза – мол, везет же ему на психов с красными корочками спецслужб.

А я ощутил главное. Сладковатый запах яда отсроченной смерти.

Дест встречался с руководителем погоревшего филиала Архивного центра Воронцовой.

Вторая жертва. Лихое начало. То ли еще будет…

Глава 10

Небоскреб возвышался на пятьдесят этажей над всеми окрестностями вокруг улицы Мичурина, что рядом с парком имени Тимирязева. Прямо мемориальный заповедник советских селекционеров. А за парком еще простираются поля Тимирязевской академии.

Я поднялся на лифте на последний этаж. Толкнул дверь с надписью «служебный вход», за которой лестница вела вверх, на технические чердачные помещения. Там вдоль всего здания тянулся длинный коридор с пыльными трубами, алюминиевыми коробами. Там же была ржавая жестяная, но очень крепкая дверь с надписью «техническое помещение».

Я отпер ее ключом. За ней был крошечный тамбур и еще одна дверь, куда более солидная, массивная, с мигающей лампочкой около панели паппилярного идентификатора.

Я подложил на панель ладонь. Послышался щелчок. Идентификация завершена. Все в порядке, иначе тамбур бы уже наполнился усыпляющим газом, или долбануло бы электричеством. А еще где-то зазвучал бы сигнал тревоги, и группа быстрого реагирования рванула бы на вызов.

Провернул в замочной скважине вполне обычный ключ, я с трудом открыл массивную дверь. Шагнул за порог.

Все, я на месте. Узкая и длинная комната, заполненная компьютерной аппаратурой, мониторами. Через всю стену шел огромный черный экран.

Это информационно-поисковый пункт «Фрактала», которым я могу пользоваться в любое время. Отсюда можно протянуть электронные щупальца туда, куда простым смертным путь заказан. Возможности по получению и обработке информации здесь огромные. Куда больше, чем у моего сказочного ноутбука. Который, впрочем, у меня с собой, и я его тут же подключил в общую сеть.

Сколько же денег, материальных и организационных ресурсов нужно, чтобы обустроить такой тихий уголок. А ведь пункт этот наверняка не единственный. Не удивлюсь, если есть что-то куда круче.

Здесь имелись все условия для жизни. Просторный мягкий диван, два кресла, санузел, мощный кондиционер и огромный, щедро заполненный холодильник. Даже баночка черной икры имелась. Кто-то хорошо присматривает за порядком. Кто? Будем считать – домовой. Ни я, ни он друг друга видеть не должны.

Я приземлился на кресло оператора. И принялся за работу. Подключал хитрые программы. Вводил поисковые параметры, алгоритмы поиска и инициировал имитацию искусственного интеллекта.

Часа три, не поднимая головы, тер пальцами клавиатуру и шерстил мышь чудо-компьютера. Умею я это дело. И люблю – но только когда есть результат.

А результата не было. Все мои поиски – и по Предмету, и по связям фигурантов, и по местонахождению Ивы – все впустую. Компьютеры сегодня напрочь отказывалась служить палочкой-выручалочкой.

«Гопники» тоже рыли носом землю. Главные их цели были Ива и таинственный дест. И тоже пока ничем меня не радовали. Все концы враг вполне успешно и кроваво обрубил.

Мой Поиск тормозил.

Конечно, можно заняться ерундой и написать длинный и красивый план оперативных мероприятий, задействовать на его выполнение тысячу человек. Но все без толку. Реально прорыв может быть только в этих направлениях – дест и Ива.

Оторвавшись от работы, я открыл холодильник. Сжевал бутерброд с краковской колбасой. Запил минеральной газированной водой. Прошелся по комнате.

Интересно, что комната была вовсе не глухая, без окон и дверей, как требовали правила информационной безопасности. Здесь было небольшое, похожее на амбразуру, окошко. Из него с высоты пары сотен метров открывался благолепный вид на Тимирязевский парк и половину Москвы.

Во многих городах пришлось мне жить. Но ни один не притягивал меня так, как этот. Чем? Какой-то взаимный резонанс у меня с Москвой. А еще здесь есть ощущение, что это мировой центр событий. Притом на сегодня этот центр главный, кто бы что ни говорил.

Разгоняя застывшую во время сидения за компом кровь, я сделал несколько гимнастических упражнений – резких, на максимум своих сил и даже выше этого. Так учили мои продвинутые инструктора в очень закрытом заведении. Кости вроде пока не трещат, связки не рвутся. Возраст уже не двадцать лет, но еще и не пятьдесят.

Не пятьдесят, но уже за сорок. Время летит стремительно – в какой-то плотной череде событий, так что не успеваешь даже оглянуться и насладиться жизнью. Восемнадцать лет моей жизни – это сплошные Предметы, Поиски, боевые действия. И вновь Предметы. Я был вписан в эту картину идеально. О чем говорил хотя бы тот факт, что у меня не было ни одного провала за всю карьеру. И вот теперь меня гложил мерзкий зубастенький червячок – а ведь счет поражений может быть открыт на этом деле.

Ну, нет, только не уныние! Уныние – причина бед и поражений. Работа с энтузиазмом, песнями и плясками – вот наш путь. Поэтому разогнал кровь, позанимался лечебной физкультурой – пора и обратно в операторское кресло, Старьевщик!

– Ну что же ты, – укоризненно произнес я, пододвинув к себе свой ноутбук, перемигивавшийся и общавшийся в локальной сети со своими соратниками. – Подводишь, старик.

Тут он пискнул в ответ. Будто откликнулся на мои обоснованные претензии.

А потом полезла инфа. Скудная. Жиденькая. Но все же что-то.

Я забегал пальцами по клавишам. Иногда отдавал голосовые команды.

И через три минуты имел на экране изображение.

Духов переулок. Там видеокамера банка «Российская история» зафиксировала вскользь Сартакова. Почему так комп долго искал его? Сложность была в том, что изображение нечеткое, и нашей нейросети идентифицировать объект с первого раза не удавалось. Я бы ни за что не признал главного хранителя Музей Востока в этой фигуре, но компьютер выдал заключение – он.

Сартаков шел по улице, согнувшись от бьющего в лицо колючего дождя. А рядом… Зуб даю, что это липовый профессор Стокгольмского университета Хансен. А на проверку матерый и ушлый дест.

Вырванная из времени и перенесенная из прошлого картинка. Наверное, именно в тот момент дест продумывал, как бы ввести поаккуратнее смертельный яд главному хранителю. Но пока они друзья. Улыбаются. Обсуждают что-то.

Для одного скоро все закончится. А для другого только начинается.

Изображение деста было мутное. Можно было проследить динамику движений, которая так же индивидуальная, как отпечатки пальцев. И задать поиск по аналогии.

Я мертвой хваткой вцепился в эту зацепку. Но, как это ни удивительно, больше ни одной записи деста найти не удалось нигде. Не любил он камеры. Обходил их или умел как-то бороться с ними. Как? Спросить бы его самого, накачав перед этим сывороткой правды. Но это вряд ли удастся. Насколько я знаю, ни одного деста «Фракталу» пока не удалось взять живым.

Переведя дыхание, я задумался ненадолго. Потом сбросил информацию на сервер, откуда она попадет прямиком к Звеньевому. Это была важная информация, которую надлежало сообщать немедленно…

Момент оказался еще более важным, чем я предполагал. Вскоре сорок пришло сообщение, окрашенное зеленым цветом. Код означал – сдохни, но исполни. Сне предписывалось через сорок минут быть как штык у дома 12 по Моховой.

Я посмотрел на часы – вроде успеваю. Предстоит пройти полкилометра пешком и спуститься в метро. Ведь в информационный пункт инструкциями запрещено прибывать на личных автомашинах. Только ногами. Только в толпе на общественном транспорте.

Отсоединив ноутбук от сети, я сунул его в сумку и взвесил в руке. Своя ноша не тянет… Ну а теперь вперед…

В метро меня ждал водоворот людей. Приезжие, москвичи, средний класс и бродяги. Им нет никакого дела до Предметов. Во всяком случае, им так кажется. А мне кажется, что однажды из-за Предмета, попавшего не в те руки, их размеренный быт и привычная жизнь могут пойти юзом.

На месте я был минута в минуту. Вскоре у дома номер 12 аккуратно, как причаливающая к пирсу богатая яхта, притерся длинный черный лимузин. Распахнулась дверь. И я занырнул в прохладный салон.

Шикарно. Стекла лимузина затемнены. Бар наполнен напитками и льдом. А салон настолько длинный, что можно в боулинг шары катать.

Любит Звеньевой театральные жесты и декорации. Этого лимузина я раньше никогда не видел. Но так уж повелось – на этих встречах всегда ждут сюрпризы.

– Получили изображение? – развалившись на мягком кожаном сиденье в неестественно шикарном лимузине, осведомился я, дабы начать разговор.

Конечно, он получил. И оно его задело настолько, что явилось поводом для срочного рандеву.

– Если это тот, о ком я думаю, то проблемы у нас грандиозные, – произнес бесцветно Звеньевой.

– Из-за одного деста?

– Если бы. Это не просто дест. Это системщик.

– Что это за зверь такой?

– Тебе лучше не знать.

– То есть лучше держать меня в неведении? Я же работаю. Мне информация нужна как воздух.

– Пока тебе хватит имеющейся у тебя информации.

– Системщик, – я будто попробовал это слово на вкус. – Голова кругом от этих наших терминов. Как игрушка какая-то компьютерная. Для самых маленьких. В них такие словечки.

– Игрушка… А ты не думал о том, что проигрывающий игрок однажды может просто перевернуть игровой стол? И хорошо, когда есть, кому следить за правилами.

– И следит за правилами «Фрактал»?

– По мере сил. Которые далеко не беспредельны, – кинул Звеньевой. – Что-то разговорились мы с тобой!

И действительно, разговорились. Обычно Звеньевой не откровенничал.

Иногда эти сверхсекретность, когда наверняка не знаешь даже на кого работаешь, сильно утомляет. Я успокаиваю себя только тем, что в этом должен быть какой-то практический смысл. Иначе придется смириться с мыслью, что я работаю на сумасшедших.

Но это еще не беда. Беда в том, что в голосе Звеньевого я впервые услышал колокольчиком звенящие нотки страха. Раньше, когда он излагал мне это задание, у него была растерянность. Теперь настоящий страх у совершенно бесстрашного человека. А ведь это не Звеньевой открывается передо мной с новой стороны. Это ситуация выходила за все мыслимые рамки. Время перемен. Раскаленный мир. И мы у задвижки печи.

– Католик, – со вздохом выдавил Звеньевой.

– Что?! – с замиранием сердца переспросил я.

– Его псевдоним Католик… И закрыли тему. Работай…

«Чикаго», – забилось у меня в голове.

Да, это было в Чикаго…

Глава 11

В последнее время таких мест становилось в Чикаго все больше. Очередной район, отвоеванный маргинальным хаосом и преступностью у упорядоченной городской среды. Запустение, сомнительные личности, вечная криминальная опасность, разбитые окна и выбоины на асфальте. А еще отсутствие полиции, которая предпочитала лишний раз здесь не появляться, чтобы не получить по голове камнем. В общем, отличное место для финальной драмы Поиска.

 

Кровь. Стрельба. Драка насмерть. И в итоге я стоял на плоской крыше краснокирпичного девятиэтажного дома, рядом с коробом жужжащего вентилятора. В руке у меня был «Вальтер». У ног лежал шикарный пакет из дорогого бутика, в котором был Предмет.

Мои противники тоже были здесь. Один дест, крупный, мускулистый негр, валялся бездыханным, под ним растекалась лужа крови. Другой – статный латинос, стоял на самом краю крыши. Он понимал, что не может сделать ничего, и тщетно пытался прожечь меня насквозь своим взором.

Конечно, оставлять за спиной живого деста – это полная дурь. Но в глубине моей души жили принципы и основы, которые не позволяли мне стать такой же тварью и придавали всей моей работе осмысленность. И я просто не мог выстрелить хладнокровно в поверженного и уже не опасного врага. Пока не опасного… Помешать он мне уже был в не состоянии. Поэтому я дарил ему жизнь.

– Расходимся! – крикнул я.

Он стоял, покачиваясь на самом крае крыши.

– Расходимся? – дест неожиданно захохотал демонически, как окончательно лишившийся разума. – Ты радуешься? Напрасно. Однажды за тобой придет Католик. И ты пожалеешь, что не сдох сегодня.

– Хватит бубнить. Прощай.

– Не прощай! – крикнул дест. – До свиданья в аду. Скоро мы все встретимся там!

И сделал шаг с крыши. Зачем? Почему? Видимо, страх перед заказчиками был больше, чем даже страх смерти. Ну что же, это его выбор.

На этого вскользь упомянутого Католика я не обратил особого внимания. Кровь бурлила в жилах от только что завершившейся схватки. А предстояло еще эвакуироваться с Предметом. И тут могли ждать всяческие неожиданности.

Но все прошло нормально. Докладывать об этих деталях я не стал. Практически и не вспоминал о Католике. Но иногда та дикая сцена выплывала в памяти. Остался в душе нехороший осадочек. Зловещий такой.

И вот здрассьте-мордасти. Нарисовался этот самый Католик. И было понятно, что это очень большая проблема. Его появление на горизонте испугало самого куратора.

Отвлекшись от воспоминаний, я поднялся из-за письменного стола, где просидел минут сорок, рисуя забавные рожицы на листе бумаги. Какой-то шаркающей усталой походкой прошелся по квартире, без обычного удовольствия взирая на великолепные дизайнерские изыски. На плитках кафельного пола расплывчато отражались изящная, заковыристая мебель и тусклые желтые лампы, светящие с уступчатого потолка.

Я щелкнул кнопками на пульте, и жалюзи поползли вниз. А в ванную начала набираться горячая вода.

Странно это. «Фрактал» всегда вкладывал огромные деньги в оформление оперативных квартир, которые не более чем временное пристанище.

«Временное». Это резкое слово, отрывающее меня от благополучия повседневности, которым живет большинство людей. У меня нет ничего постоянного. Вон, на этой квартире сколько я уже? Полтора года. Долго. Почти предел.

Временные квартиры. Временные имена. Временные документы. Даже внешность вовсе не постоянна. И ничего своего. Ни семьи. Ни увлечений с хобби. Разве только люблю заглянуть в театр на новую премьеру нашумевшей пьесы, или прочитать фолиант по истории России. Но это так, чтобы хоть как-то походить на человека. На проверку этой незатейливой постоянной действительности я не принадлежал. Я Старьевщик.

Восемнадцать лет назад, в той катастрофе на ракетном полигоне, я чудом избежал гибели. Наверное, именно тогда я получил предназначение. А пренебрегать предназначением – мало имеется более тяжких грехов. И моя жизнь, мысли, устремление, время – все с той поры принадлежит «Фракталу». Иногда мне кажется, что даже моя смерть не разлучит нас.

Ну а «Фрактал» демонстрирует свое сочувствие и содействие как может – шикарными интерьерами, красивыми вещами, финансовым изобилием. Живу как при коммунизме, получая все необходимое по первому требованию. Только личных требований у меня немного.

Я вышел на балкон. Вздохнул полной грудью сгустившийся вечер. Он впитал до остатка солнечный свет и выплеснул его в черноту тусклым сиянием Луны, россыпью огоньков окон, реклам и фар автомобилей. Все зыбко. Матрица моего мира меняется.

В мою крепость уже стучится всеми четырьмя беспокойными копытами непоседливый бес перемен. От стен становящейся чужой квартиры отражаются и снова впиваются в сознание шальные мысли и беспокойство. Яркая, как фонарь, Луна, светящая прямо в окно, хозяйка всех потаенных темных дел, будто сигнализирует мне – Опасность!

А нервишки у меня все-таки не в порядке. И виноват во всем новый Поиск. Сейчас он не просто привычная мне работа, а важный этап моей судьбы. Осознание этого факта жило во мне, не нуждаясь в доказательствах. Дальше у меня – восхождение или пропасть.

И ведь идет этот окаянный новый Поиск через пень-колоду. Как его тянуть дальше? Куда бежать, кого трясти? Пока что понятно одно – мне нужна аспирантка Ива Даньянова. И я получу ее.

Я встряхнул головой, прогоняя неуверенность и раздрай. Так не пойдет. Надо чем-то отвлечься. Чем? Ну не напиться же в хлам. Достаточно мне волшебной силы искусства. Обычно помогает.

Я плюхнулся на диван. Закинул ноги на спинку. Нащупал дистанционный пульт телевизора. Глубоко вдавил заедающую кнопку. Загорелся семидесятидюймовый экран.

В он-лайн списке длинный перечень голливудских фильмов ужасов и детективов. Все это по боку. Обывателю необходим леденящий кровь ужастик или кровавый до тошноты боевик, поскольку ему в жизни не хватает острых эмоций. У меня своих ужасов достаточно, зато хронический недобор оптимизма.

Вот то, что надо! «Страна Багровых Туч». Любимый фильм детства о несостоявшемся будущем, снятый в восьмидесятые годы режиссером Романом Викторовым по роману братьев Стругацких. Это про освоение планеты Венера отважными космопроходцами Союза Советских Коммунистических Республик. Когда писался роман, в конце пятидесятых, считалось очевидным, что на сестре Земли присутствует развитая биосфера, бродят первобытные чудовища, вскипают ядерными взрывами залежи урана. Но все оказалось куда скучнее. Советская автоматическая станция «Утренняя звезда», совершив посадку на поверхность Венеры в 1972 году, намеряла там давление в пятьдесят атмосфер и температуру в двести градусов. Какие уж тут чудовища.

К Венере наши станции не летают давно. Человечество потеряло интерес к Сестре Земли. И вообще теряет интерес к миру за пределами своего курятника. Простые люди погружаются в виртуальные грезы, в то время как ушлые ребята манипулируют ими, стремясь к контролю и господству. Гниль прорастает. А Марс и Венера не нужны…

Милый старый фильм. Вездеход с ядерным двигателем как раз ломился через зону природного атомного взрыва. Один из самых драматичных моментов.

Я аж внутренне подобрался… И тут меня сбило со сладостного момента единения с искусством кино настойчивое пиликанье коммуникатора.

Мельком глянув на код, понял, что звонит старший ГОП Леший.

– Нашел объект один? – с места в карьер кинулся я, почему-то уверенный, что звонок касается Ивы.

– А как же, – прохрипел Леший.

С замиранием сердца я спросил:

– Жива?

– Живее и пьянее всех живых!

– В смысле?

– Отрывается в ночном клубе с надутым от собственной важности хлыщом. Держим ее на коротком поводке.

Получается, Ива вовсе не свалила из города, а пряталась где-то в гигантском муравейнике под названием Москва.

– Что за клуб?

– «Единорог». Около метро Щепкинская.

– Знаю. Гламурное место. Мечта идиота.

– Может, извлечь ее оттуда для беседы? Аккуратненько так. Мы сможем.

– Не сомневаюсь. Но не стоит. Она нужна мне спокойная, уверенная в себе и ничего не подозревающая. Сейчас буду…

Я отодвинул деревянную панель на стене. Невесть какое укрытие, но все же прикрывает небольшой сейф, где хранится тревожный комплект и оружие. Провел пальцем по гнезду идентификатора и набрал код.

Со щелчком распахнулась дверца сейфа. Я вынул из его нутра шестнадцатизарядный «Глок», который лег в мою ладонь, как родной.

Давно уже я вышел из возраста, когда с пацанской радостью берут в руки оружие. Вообще не слишком люблю его носить – тяжелая и неудобная вещь, да еще постоянно нужно заботиться о том, чтобы не выронить, не вытащили. Но я всегда отлично чувствовал, когда оно может пригодиться. Сейчас был именно такой случай…

Рейтинг@Mail.ru