Инга Леровая
Портрет на память
Глава четвертая
Зима вошла в полную силу и морозы грянули нешуточные. Кристине разрешили работать дома. Чтобы не мерзла, а она стала жутко мерзлявой, и не дай демон, не заболела. На фирме все знали, что она не умеет бездельничать. Балансы будут сведены и отчеты сданы в срок. Это был единственный факт, полностью устраивающий Кристину, что она трудилась дома. Остальное заставляло сжимать кулаки, цедить грязные ругательства и еще больше замыкаться в себе. Берт принес ей витамины и таблетки для хорошего самочувствия, но Кристина выкинула их.
Ей были нужны вовсе не таблетки. Нужна была свобода располагать собой. Только этой свободы она лишилась по милости лучшей подруги. Назад не отыграешь. Кристина уже не злилась на Виолетту, от судьбы не уйдешь, да и частенько заплаканные глаза подруги вызывали жалость. Виолетта умоляла о прощении почти каждый день и Кристина невольно чувствовала себя беспощадным монстром. Хотя это Кристина попала в ад.
Густаво победил, победил максимально драматично и напоказ, и это бесило Кристину. Виолетта отдала визитку собственнице фирмы и начался кошмар. На Кристину орали, упрашивали, кидали пачки денег на стол, стояли перед ней на коленях, снова упрашивали… Атаковали со всех сторон. Густаво всех перехитрил. Он не уговаривал Кристину сам, они и не виделись после того, как Кристина, по словам Густаво, вернулась. За него воевало издательство и автор той книги, в которую требовались иллюстрации.
Автор подловила Кристину на улице, затащила в кафе и картинно встала на одно колено, протягивая свою книгу. Книга поначалу вышла без картинок и по невероятному стечению обстоятельств взлетела. Среди массы подобных творений читатели выделили именно ее, голосовали рублем, автор стала популярной и богатой. Она задумала подарочное издание с напутствием и картинками, самолично провела кастинг среди уличных художников и нашла Густаво.
Густаво согласился и делал вид, что ищет модель, а в реальности тупо пропивал аванс. Пока Кристина не притащилась в парк на свою беду. Чем жестче Кристина отнекивалась, тем быстрее машина уговаривания набирала обороты и давила. Снимок с коленопреклоненным автором облетел все газеты и литературные порталы. К счастью, лицо Кристины на фото не попало. Но все равно, Кристина была вынуждена поменять электронную почту, читатели подхватили затею и забрасывали ее письмами.
Представитель издательства тряс перед ней договором с довольно высоким процентом с продаж. Вообще невиданная глупость. Делиться прибылью даже не с художником, а с моделью – кто об этом мог подумать. Но все как будто сошли с ума. Густаво оказался демонической личностью и дирижировал этим оркестром мастерски. С подачи Густаво Кристине предложили фактически трудоустройство на год с регулярной зарплатой за позирование и процентами.
Шумиха шла на пользу книге. Тираж допечатывали несколько раз. Издательство открыло предварительную запись на покупку подарочного издания и каждый день информировало Кристину о количестве безумцев, желающих иметь книжку с картинками. Сама книжка по ходу дела грозила превратиться в фотоальбом – читатели без остановки выбирали сцены для иллюстраций.
Владелицы фирмы обожали Густаво, который обладал манящей порочной харизмой и умело пользовался своими чарами. Иногда Кристине казалось, что собственницы обе готовы прыгнуть в постель к этому демону, а хитрый художник пока всего лишь нарисовал портрет их младшего брата подростка. И стал вхож в дом. Ему разрешили и в офисе появляться в любое время. Холода спасли Кристину, позволили запереться в своей квартире и не встречаться с Густаво.
Что такое корчиться между молотом и наковальней, Кристина испытала на своей шкуре. Попыталась уволиться, но по-хорошему это не получилось, а судиться не было сил. Кристина наняла опытного юриста, но и юрист быстро сдался и посоветовал согласиться, только подписать правильные договоры. Бертран помог, предоставил справку о болезни с мудреным названием. И в договор включили запрет на телесный контакт в любой форме. Густаво не имел права касаться Кристины во время позирования даже пальцем.
Финансово Кристина выиграла, ее счет пополнялся с бешеной скоростью и надо быть совсем идиоткой, чтобы не ценить такую удачу. Она выкупила квартиру, в которой жила, и зачем-то смежную тоже. У нее появилась тайная норка, о которой никто не знал. Через год можно будет забыть о работе вообще. Умом Кристина понимала, что вытащила счастливый билет. Но осознавать, что этот денежный поток рухнул на нее по воле Густаво, было тягостно.
Густаво преследовал две цели и не скрывал их. Первая – иметь в постоянном доступе Кристину. Глазеть на нее, рисовать, наряжать согласно сюжету книги в довольно вызывающие одежки. И вторая – обеспечить будущее Кристине. Он сам заявил об этом на подписании документов. “Я согласен не касаться тебя, малявка, – сказал Густаво с дьявольской усмешкой. – Но благодаря мне, ты никогда не будешь нуждаться в деньгах. Я так хочу и так будет. Когда-нибудь ты оценишь и простишь".
“Я оценила, – хотелось завопить Кристине. – Но не прощу". И как всегда промолчала. Что толку обсуждать эту историю, лишь сотрясать воздух. Ее и так считают везунчиком все, кроме Виолетты и Берта. Только они видели и понимали, какой ценой достаются Кристине деньги, халявные, по мнению многих. Виолетта выгрызла уступку, позволяющую ей находиться с Кристиной в мастерской. Это немного помогало. Сама Кристина хотела бы относиться к этой ситуации проще, включить цинизм и оптимизм. Брать, пока дают. Пользоваться и кайфовать.
Она ведь всей душой мечтала о финансовой независимости, готова была работать до черных мушек в глазах. Чтобы доказать себе, что она самодостаточная. Чтобы компенсировать бедное детство. Чтобы поставить достойный памятник родителям на могилу. Чтобы помогать старику, спасшему ее. Мечты сбылись. У нее есть собственное жилье и памятник родителям она поставит уже летом. Старику сразу отправила посылку с полезными в хижине вещами и теплым спортивным костюмом в подарок к празднику.
Только никакой радости Кристина не ощущала. Как будто она снова превратилась в маленькую бесправную девочку, которую тягают туда-сюда любящие родственники. И везде надо быть послушной и благодарной. На редких встречах с автором книги, на совещаниях с владелицами фирмы, в мастерской для Густаво, которую напополам арендовали издательство и фирма. В мастерской было сложнее всего. Здесь она оказалась совершенно беззащитной.
Густаво впивался в нее цепким взглядом, рассматривал каждый миллиметр на лице и теле Кристины. Не прикасался. Но у Кристины было жутковатое ощущение, что ее сжимают в объятиях и целуют. Как хорошо, что организм Кристины разучился возбуждаться. Женская суть сломалась. Она не реагировала телесно на взгляды Густаво. Не смущалась, не загоралась от его страсти, не увлажнялась, не заигрывала в ответ. Оставалась равнодушной.
Наверно, Густаво это выводило из себя. Ему нравилось подчинять и обольщать. Кристина при внешней покорности не подчинялась и не обольщалась. Приходила, переодевалась в заготовленные костюмы и вставала в нужную позу. На час или два. Как живая статуя. Только была вынуждена запретить Виолетте сопровождать ее. Мастерская настолько пропахла Густаво, что Виолетта с порога начинала облизывать губы и чихать.
– Хочешь совет, малявка? – время от времени Густаво напивался и начинал поучать Кристину. То, что Кристина не отвечала, его не останавливало. – Запомни как надо решать проблемы! Кроме меня никто тебе такого не скажет.
Густаво обошел вокруг Кристины, восхищенно поцокал, показал рукой, куда нужно сдвинуться. Одобрительно кивнул и вернулся к мольберту.
– Так вот. Ты должна трахнуть свою проблему первой и получить удовольствие. Иначе проблема сама тебя трахнет, как уж сможет. И, скорее всего, тебе не понравится.
– Угу, – кисло соглашалась Кристина. Как трахнуть проблему по имени Густаво, у нее идей не было. А еще ей снова начал сниться таинственный шаман из детских снов. В новых снах шамана окружали призраки, они стаей налетали на Кристину щекотали и щипались. От страха она немедленно просыпалась. И весь день не могла прийти в себя.
Ближе к вечеру в мастерскую врывался кто-нибудь из хозяек фирмы и Кристина понимала, что ее время закончилось. Торопилась в раздевалку, сбрасывала с себя прозрачную маечку и полупрозрачные шаровары. Очевидно было, какое действо начнется скоро на диванчике в углу. Не хотела знать и слышать. Выбегала на улицу, толком не застегнувшись, но пошлые звуки все равно успевали достигнуть ушей. Густаво исполнял свой же совет. Трахал проблему первым.
Не придумывалось, как выпутаться из этой давящей ситуации, не могла Кристина понять, почему их с Густаво жизненные пути так перехлестнулись. Они такие разные. А возраст? И что заставляет мастера ни в грош не ставить свой талант? Несчастливое детство? Неудавшаяся любовь? У Кристины тоже есть, о чем сожалеть, и несладкое детство в наличии. Только ведь она не захватывает в рабство беззащитных людей.
Пусть Кристина сдвинута на успехе, финансовом благополучии, на этот крючок Густаво ее и поймал, но ведь они чужие люди. Зачем мотать нервы друг другу. Нельзя же почти три месяца рисовать десяток иллюстраций, а тем более год. Темнит что-то Густаво. Портреты поставщиков нарисовал за три дня по фотографиям. И все пришли в восторг. Накидали мешок новых фотографий. А тут для какой-то книжонки…
Вздыхать поминутно стало привычкой. Кристина даже пыталась представлять, что Густаво ее отец. Проявляет строгость, воспитывает, учит жизни. Только после этих попыток Густаво и стал таскать любовниц в мастерскую. Как будто ревность хотел в ней пробудить. Таким беспросветным все казалось. Друзья хоть и поддерживали, а тоже напрягали. Берт проявлял внимание, но на нежные ухаживания Берта Кристина не могла ответить, да и не хотела. К тому же видела, что Виолетта без ума от Бертрана.
Дома Кристина не расставалась с ежедневником, часто перелистывала страницы, надеясь поймать воспоминания. Может, зря она фиксирует каждую мысль? Зря описывает, как Густаво изводит ее. Напивается, трахается чуть ли не на глазах у нее с руководительницами фирмы, говорит всякие пошлости. И при этом не отпускает, требует позировать каждый день. Заваливает деньгами и пытается возбудить. Как будто поспорил сам с собой, что Кристина ему подчинится.
Незаметно началась весна и днем вовсю жарило солнце. Но вечерами было еще холодно. Кристина шла в мастерскую, не зная чего ожидать. Как по минному полю каждый день. Густаво сидел, сгорбившись, у окна. Смотрел хмуро. Кинул на стол пачку схематических картинок. Позы. Кристина кивнула, побрела напяливать на себя одежду героини, прозрачное и вызывающее. Опять гаремные иллюстрации. Густаво, что, каждый абзац в книге отрисовывает?
– Вредно жрать столько подавителей, – вдруг буркнул Густаво, глядя в упор на почти голую Кристину. – Когда у тебя женские дни?
– Вам какое дело? – напряжение сказывалось, Кристина ответила грубо, добавила крепкое словцо.
– Когда, спрашиваю? – Густаво напирал, оттеснил Кристину в угол, уперся ладонями в стены.
– Никогда. Не бывает у меня женских дней. И не будет. Отстаньте!
– Почему не будет?
– Так получилось, – Кристина не хотела говорить правду, а что соврать, не могла сообразить.
– Что получилось? – не отставал Густаво. – Говори, ну! Не выпущу, пока не скажешь.
– Я упала в реку с обрыва, – заорала Кристина. – Еле выжила. Сбой всех систем, не помню ничего, не женщина я больше, бесполое существо. Понятно?
– Как это? Не может такого быть, – севшим голосом прохрипел Густаво.
– Может! Вот я, перед вами! А вы мне никто, чтобы допрашивать. Слышите? Никто! И я вам никто, чтобы душу открывать, – Кристина поднырнула под руку Густаво. – Вы мне надоели. Вы чудовище. Я вас ненавижу. Не приду я больше, хоть убейте. Подавитесь своими деньгами. Я вам не кукла!
Кристина орала, срывая голос, но Густаво, казалось не понимал ее. Смотрел безумными глазами, потерявшими стальной оттенок. Два белесых пятна на бледном лице. Пошатываясь, пошел к выходу, хлопнул дверью. Кристина опустилась на диван, ее колотило. После эмоционального взрыва, она чувствовала опустошение. Даже заплакать не могла. Не осталось сил.
Сидела одна в мастерской до темноты, Густаво не вернулся. Наверняка напился до беспамятства. Кристина поднялась, включила свет. Огляделась. Каждый день она сюда приходила как на казнь, ни разу не поинтересовалась, на какой стадии их работа. Открыла папку с рисунками для книги. Среди карандашных набросков нашелся договор с издательством. И подписанный акт выполненных работ.
Еще две недели назад Густаво передал все иллюстрации заказчику и получил деньги. А Кристина-то гадала, откуда их Густаво берет. На счет Кристины Густаво регулярно отправлял значительные суммы. В последний раз сумма была просто огромной. Зачем? Чего он добивается? Они, и правда, друг другу никто. Может, теперь Густаво это поймет? Кристина обшарила мастерскую. Остальное не представляло интереса. Портреты по фотографиям. На какую ерунду Густаво растрачивал свой талант.
Кристина заперла мастерскую и вернулась домой. Схватилась опять за ежедневник. Записала подробно про ссору. Перечитала. Странно, Густаво ждал ее женских дней. Неужели рассчитывал, что тогда Кристина захочет отдохнуть, попросит пощады? Не такой же он идиот. Но если судить непредвзято, Густаво шокировало известие, что Кристина бесполое существо. Наверно, он с подобным не встречался. Поломанная девушка, не часто такое встретишь.
Неделю Кристина не ходила в мастерскую и никто ее не беспокоил. Да и кому она нужна, если договор по книге закрыт? Густаво просто исполнял неторопливо свои сторонние заказы, попутно развлекался с заказчицами и вынуждал Кристину позировать просто так, для неясных целей. И если бы Кристина не вспылила, сколько бы еще это безумие продолжалось? До женских дней Кристины? Бесконечно?
В своих размышлениях Кристина еще неделю ходила по кругу. Унылые что да почему. А Густаво пропал. Для успокоения совести, Кристина зашла в мастерскую. Там все осталось как было. После их ссоры никто сюда не приходил. Найдя коробку, Кристина собрала все свои портреты. Наброски, схемы, даже дурацкую одежду. Каждую мелочь. Все, что хоть как-то относилось к ней. Уходить, так уходить.
На душе было неспокойно. Кристина хотела бы расстаться иначе. Готова вернуть деньги. Оставить записку? А если Густаво воспримет это неправильно? Как попытку помириться. Тишину взорвал телефонный звонок. Кристина вздрогнула. Густаво любил старинные телефоны с дисками, притащил в мастерскую несколько штук. Кристина и не подозревала, что они работают. С третьей попытки она взяла нужную трубку.
– Ну, наконец-то, – рявкнули в трубке. – Когда заберете?
– Забрать? Что? – растерялась Кристина.
– Записывайте адрес, некогда мне с вами тут.
– Я вообще ни при чем, я случайно, вы ошиблись, – но возражения остались неуслышанными, трубку бросили.
Кристина все же посмотрела в телефоне адрес, какая-то организация странная, то ли больница, то ли богадельня. Что там мог заказать Густаво? Больничный халат? Для чего? Обрядить по-идиотски Кристину? В доктора поиграть? Кристина высмеивала сама себя, но шагала по нужному адресу. Как будто на веревке ее туда тянули. Оказалась, больница. И первый, кого там встретила Кристина, был Бертран.
– Крис, ты зачем здесь? Уже знаешь?
– Что знаешь? Позвонили в мастерскую, велели прийти. Забрать. Я не поняла ничего.
– Тебя это не касается, Крис. Погуляй, я скоро освобожусь, отвезу домой. Или покатаемся. Хочешь?
– Берт, я не поняла. Что надо забрать?
– Ничего. Крис, подожди меня, – Бертран ушел, а Кристина топталась в холле, не понимая, что ей теперь делать.
– Вы забирать? – вдруг обратился к ней санитар.
– Я, наверно, – Кристина пожала плечами.
– Идите за мной, – санитар сунул Кристине в руки халат. – Накиньте.
Кристина послушно побрела за санитаром по длинному коридору. Пахло лекарствами, дезинфекцией и еще чем-то малоприятным. Из палат доносились стоны, ругань, плач. Где-то гремел телевизор. Санитар открыл двери в палату, пропустил Кристину вперед. Четыре кровати, кто-то на них лежал. Кристина завертела головой, понимая, что ее сюда привели по ошибке. На ближней койке дернулся пациент. Седая голова, седая отросшая щетина, забинтованные руки.
– Густаво! – обомлела Кристина. Как он здесь очутился? Почему?
– Забирайте.
– Что с ним?
– Уснул пьяный в сугробе, пальцы себе отморозил. Заметили со скорой, привезли. А то бы насмерть замерз.
– Как пальцы? – Кристина хлопала глазами. – Он же художник. Известный.
– Отрисовался, – санитар не миндальничал, насмотрелся трагедий. – Да не переживай ты, дед крепкий. Без пары-тройки пальцев жить можно.
– Крис, ты зря пришла, – подал голос Густаво. – Уходи. Я тебе никто.
И Кристина согласно кивнула, никто, это правда. Можно уходить. Пауза затягивалась. Кристина смотрела на поседевшего Густаво и не знала, как ей поступить. Густаво спокойно сидел на койке и не намеревался вставать. Поглядывал исподлобья на Кристину. Санитару это быстро надоело. Он ухватил Густаво за шиворот и поволок в коридор. Кристина пошла следом. В холле санитар отпустил Густаво и скрылся.
– Не беспокойся, малявка. До мастерской я и сам дойду.
– До мастерской? Вы работать собрались?
– Поживу там, раз уж не замерз.
– Там нет нормальных условий. И беспорядок.
– Все лучше, чем в сугробе, – хрипло засмеялся Густаво и подмигнул. Кристина лишь слабо улыбнулась в ответ.
Глава пятая
Стоять вдвоем в холле больницы и чего-то выжидать было глупо. Никто на помощь не придет, им с Густаво надо самим как-то выпутываться из этой ситуации. Кристина мялась и, хотя она была не виновата впрямую в беде Густаво, смущение перед ним имелось. Не могла она просто так взять и уйти. Сочувствовала и сожалела. А чем помочь не знала. Спросила самое простое.
– Где вы живете, Густаво? Мастерская это не выход. Ваша семья должна же о вас позаботиться. Пока руки заживут. Я могу позвонить им…
– Нет у меня семьи.
– Я вызову вам такси. Говорите адрес.
– Я уже сказал, чтобы ты отвалила, – Густаво открыл локтем входную дверь и вышел на улицу.
Кристина вздохнула. Теперь точно могла спокойно уйти. И все же вызвала такси. Вредный Густаво не пугал ее как прежде, он стал временно беспомощным, пусть и вел себя по-прежнему, вызывающе. Первый шок прошел и Кристина подумала, что до мастерской они могут доехать вместе. Она заберет оттуда коробку с вещами, а Густаво может делать, что хочет. Решил жить в мастерской? Ладно, ей-то какое дело. Густаво не возражал, покорно сел в такси.
Казалось, он потерял интерес к ней и Кристину это уязвило. Неужели, она была интересна только как сексуальный объект? Как возможная родительница? В таком случае, все к лучшему. Ей не надо переживать за Густаво, лучше заняться своей жизнью. А то она забыла, когда посещала спортзал. Перестала гулять в парке, не радовалась весне. С друзьями можно организовать пикник. В театр сходить. Кристина вздохнула полной грудью. Она свободна.
– Оставь это! – Кристина вздрогнула, едва коробку не выронила.
– Что?
– Оставь коробку, – повторил Густаво, заметив, что Кристина собралась уходить из мастерской. – Пару дней, так и быть отдохни, а потом позируешь дальше.
– Дальше? Вы уже закончили иллюстрации к книге! Хватит меня обманывать.
– Ты на работе, забыла?
– Но как вы собираетесь рисовать?
– Это моя проблема, мне ее трахать. А ты займись своим здоровьем. Найди врачей. И этих. Психов. Чтобы память тебе вернули.
– Мне и так хорошо! – Кристина выскочила из мастерской, швырнув коробку на пол.
Этого пьяницу Густаво ничего не берет. Похоже, он даже не жалеет, что обморозил руки и собирается доставать ее как раньше. Зря Кристина расчувствовалась. Не стоит проявлять дружелюбие. Только позволь и Густаво на шею сядет. Около дома Кристина заметила автомобиль Берта и притормозила. Этого еще принесло. О чем им говорить? Как поступить? Ответить на ухаживания Берта? Или поставить точку, наконец?
Кристина решительно подошла к машине. Обрадованный Берт выскочил, вручил букет цветов. Белые розы. Кристина очень любила розы. С самого детства, с колыбели. Нежные бутоны, запах и шипы. Любила сама их выбирать. Поэтому нахмурилась. Принять розы от мужчины для Кристины было равносильно признанию в любви. Берт смотрел обеспокоенно, знал, что Кристина увиделась с Густаво.
– Берт, ты ведь нормальный мужик? Здоровый? С правильными инстинктами?
– Вроде да, – Берт улыбнулся. – Нас регулярно проверяют. Здоровье, психику, реакции, профессионализм.
– И семью нормальную ты, наверно, хочешь? Дом? Детей? Да?
– Ну, не сразу, – Бертран растерялся от прямого вопроса. – Но со временем, конечно. Семья с любимой, дети. Это для всех важно, не только для мужиков.
– А для меня не важно. Нисколько. Я не хочу семью заводить. И тем более детей.
– Ты просто молодая, Крис. Только колледж закончила. Я понимаю, что тебе погулять хочется. Развлечься.
– Я не просто молодая, я урод. Меня бесит, когда меня трогают. Я не испытываю тяги к противоположному полу, не возбуждаюсь, секса не желаю, – Кристине доставляло садистское удовольствие говорить дикую правду Берту в лицо. – Я не смогу иметь детей, Берт. Подумай об этом, когда будешь в следующий раз звать меня кататься и покупать розы. Я не шучу. Мне отношения не в радость. А секс… Противно даже подумать, не то, что тискаться с кем-то.
– Но почему, Крис? Что с тобой случилось? Расскажи мне. Пройди обследование, – Берт попытался взять Кристину за руку, но Кристина оказалась проворнее – шагнула назад и закрылась букетом.
– Не надо выяснять, Берт. И таскать меня по врачам тоже не надо, – Кристина сунула букет обратно в руки Берту. – Подари это Виолетте. Она в сто раз лучше меня. В миллион раз. И замуж за тебя пойдет, и детей нарожает.
– Но я ее не люблю. Хотя она очень симпатичная и уютная.
– А я тебя не люблю! Я никого не люблю, понятно?
– Кто это сделал с тобой, Крис?
– Что?
– Убил в тебе чувства. Ты не была такой резкой.
– Может, ты, Берт?
– Я? Ты меня подозреваешь в чем-то? В чем? И почему? – лицо Берта пошло пятнами.
– Нипочему. Прощай, Берт. Не надо больше подарков, цветов, прогулок. Не надо! Надеюсь, ты не уснешь пьяным в сугробе и не отморозишь себе уши.
– Сугробы растаяли.
– Растаяли? Замечательно! Мы все выяснили!
Кристина припустила домой как заяц. Она была довольна собой. Хотя бы часть правды она сумела высказать и ей стало легче. Хватить огрызаться и убегать. Пусть от нее все отстанут. Она не способна на взаимность. И это не изменится. Возможно, в старости, она будет кусать локти, что осталась одна. Но сейчас, она хотела одиночества. Тотального одиночества. Безопасного одиночества.
Машина Берта оставалась под окнами до самой ночи. Иногда Кристине чудилось, что Берт стоит за дверью. Хочет ворваться, объясниться. Что-то доказать, утащить ее к врачам, лечить. Кристина даже убежала в смежную квартиру. Она была очень смелой сегодня, пожалуй, никогда такой смелой она не была, устала. Но и приятное возбуждение билось внутри. Она не будет больше прятаться, она будет бороться за свою свободу. Говорить, что думает.
Она всегда слишком боялась огорчить других. Этот навык ей привили с детства. Будь удобной, если хочешь игрушку. Кристина боялась показать маме, что хочет в гости к дедушке, там вкуснее кормили. Боялась возразить бабушке, когда та ругала маму. Даже автору никчемной книги побоялась сказать, что не читала его произведение и читать не будет. Побоялась сказать Берту, что не хочет пирожных.
Но розы. Это шлагбаум. Граница. Кристина понимала, что загонит себя в ловушку, как с Густаво. Ради денег она согласилась позировать. И теперь она довольно богата, а на душе камень. Возьмет розы, и Берт будет ее обхаживать дальше. Обязательно потащит к врачам. К одним, другим. Потом начнет сокрушаться, что у них нет детей. Снова по врачем. Кристина не согласна так жить. И от Густаво она тоже отделается. Откупится. Или уйдет со скандалом.
“Я хочу любить, – написала она в ежедневнике. – Хочу. Но вокруг меня только любовь – кабала. Наверно, я сама притягиваю таких, кто будет меня мучить. Этот шаблон живет во мне с младенчества. Никогда не исчезнет. Берт, он вроде добрый, но я чувствую в нем угрозу, знаю, что он будет требовать от меня то, что я не смогу ему дать. Как мои родные. Густаво, он злой, ядовитый, его любовь ядовитая. Он как будто и не хочет меня, но тянет к себе. И я не хочу его, но зачем-то забрала его из больницы”.
Кристина писала и писала, на разные лады развивая одну и ту же мысль, что она не сможет найти свою любовь. И правильно, что она поломалась. Как забавно, что человеку не надоедает жалеть себя. Но еще забавнее, что жалеть себя приходится после того, как пожалела других. Кристина не замечала, что сама стала относиться к себе как ее родные. Требовала от себя любви, обещая взамен свободу и независимость.
Завершала свои заметки Кристина одинаково. Начинала писать “я помню, что…” и отпускала контроль. Чаще всего вспоминались мелкие детали. Дверь, закрытая на ключ, – Кристина не могла выйти из комнаты. Еда, простая и сытная, она появлялась, когда Кристина крепко спала. Однажды она притворялась спящей и караулила пару ночей, ожидая того, кто приносит еду. Никто не пришел. Он зря морила себя голодом. Все равно свалилась, заснула, и еда появилась.
Вдруг Кристина вспомнила ощущение чужих рук на своих плечах. Кто-то обнимал ее со спины, дышал в макушку. Руки затряслись, Кристина бросила ручку, забегала по комнате. Нет, она не хотела дальше вспоминать, не надо. Это страшно. Потом. Когда она почувствует себя уверенно. А может, вообще уедет в другой город и не оставит адреса. Кристина сжала руками виски, умоляя память не открываться, пощадить ее.
Остаток весны Кристина почти не притрагивалась к ежедневнику. Просто жила. Ждала лета и тепла. Потому что постоянно мерзла. Раньше она предпочитала это время года, а сейчас ее и лето не обрадовало. Кристина пришла на любимое место на набережной и смотрела на реку. Как она бурлит, вырываясь из-под плотины, и быстро успокаивается, когда пропадает давление извне. Кристина ждала Виолетту, которая попросила о немедленной встрече и была какой-то странной, нервничала, проглатывала слова от волнения.
Они редко виделись, потому что Кристина торчала целыми днями на работе, ее хозяйки расширяли бизнес, создавали филиалы в других городах и, увы, зимняя дистанционка закончилась. Еще ей приходилось позировать Густаво для новой книги. После успеха первой, автор засел за продолжение. Кристина подозревала, что не Густаво рисует по сюжету, это автор сочиняет книгу по рисункам Густаво. На дружбу времени оставалось совсем чуть-чуть.
Кристина привыкла к несуразностям своей жизни. Привыкла смотреть на собственниц фирмы и не думать, что те бегают к Густаво в мастерскую при каждом удобном случае. Даже радовалась, что тогда она быстрее освобождалась и могла посидеть дома над чтением и анализом своих записок. Привыкла не рассуждать, почему такие отношения могут нравиться. Привыкла к равнодушию Густаво к подобным связям. В этом они с художником были похожи, не ценили тех, кто добивался их любви.
Кристину уже не беспокоило, что Густаво перечисляет большие суммы на ее счет. Привыкла. В конце концов, она не просила и не заставляла. Готова была вернуть по первому требованию. Привыкла, что всегда одна и резко отказывала, если кто-то на улице предлагал ее проводить. Привыкла, что Берт исчез с горизонта, не скучала о нем и не хотела вернуть. Привыкла не вспоминать про два месяца своей жизни, не теребила память.
Виолетта появилась неожиданно и Кристина охнула. Заплаканные виноватые глаза, вся какая-то испуганная. Неужели заболела? Неизлечимо. Мысли Кристины превратились в птиц с острыми клювами, которые тотчас ее заклевали. Она плохая подруга, никудышная подруга. Она никогда не интересовалась здоровьем единственного дорогого человека, которого знала с детства. Который ее любил и все ей прощал.
– Летта, что с тобой? – впервые за год Кристина обняла подругу, прижала ее голову к груди, погладила по кудрявым волосам. – Прошу тебя не расстраивайся. Если нужны деньги на лечение, только скажи.
– Крис, я не больна, – Виолетта оторопела от таких нежностей, но с готовностью обхватила подругу за талию. Неужели Крис стала прежней?
– А почему ты такая? – спросила Кристина в макушку Летте, рост позволял.
– О, какие медовенькие девочки. Пойдемте с нами, нечего лапать друг друга, – проходившие мимо парни замедлили шаг.
– Пасть захлопни, – мгновенно отрезала Кристина, прикрыла рукой ухо Виолетте и добавила пару крепких словечек.
– Крис, ну ты даешь, – восхищенно проговорила Виолетта. Она всегда чувствовала себя в безопасности рядом с подругой. Сама бы Летта не посмела грубить парням и давать отпор.
– Пошли в мастерскую, Густаво будет только вечером, расскажешь все толком.
– Пошли, – Летта подпрыгнула, так была счастлива, что у Крис нашлось для нее время.
В мастерской у Густаво они обнаружили сладкую слабоалкогольную шипучку, и напитки покрепче, конфеты, фрукты и сыр. Кристина смешала им коктейли, и вдруг почувствовала себя очень хорошо. Они устроились на диванчике, после того, как Виолетта налюбовалась на портреты Кристины и наговорила комплиментов. Несколько глотков и Летта раскраснелась, глаза заблестели, она взяла Кристину за руку и решилась, наконец, признаться.
– Крис, ты не обидишься? Останешься мне подругой?
– Летта, ты уже испугала меня до смерти своим появлением и заплаканными глазами, вряд ли я обижусь теперь. Главное, что ты здорова. Говори.
– Я переспала с Бертом. Вчера, – кинулась как в омут Виолетта. – Он предложил, а я не смогла отказаться.
– И что? В чем криминал?
– Но он же ухаживал за тобой. Я предательница?
– Летта, ну ты как ребенок, – захохотала Кристина. – Разве можно считать ухаживаниями пару пирожных? Плевать мне на Берта. Я рада, если ты рада. Тебе понравилось с ним? Он все хорошо сделал? Вид у тебя помятый. И не особо счастливый.
– Мне понравилось, очень, – у Виолетты груз с плеч упал. – А плакала я потом, когда подумала, что ты можешь на меня обидеться.
– Обидеться на тебя из-за Берта? Летта, даже не думай. Получай удовольствие. Заезди его, не давай спуску. Когда свадьба?
– Крис, ты чего? Меня даже родители такое не спросили, когда я ночевать не пришла. Хотя ты знаешь, какие они.
– А я спрашиваю! Не позволю тебя обидеть. Вдруг залетишь. И что тогда?
– Крис, перестань. Берт врач, он все понимает. Позаботится об этом. Он мне уже витамины купил.
