Инга Максимовская
Мега Сайз. План Б
–Ты поучи еще меня, где сердце. Деньги давай. Надеюсь их то не потеряла?– перестала изображать гиперзаботу тетушка – рекетир.– Переоденься и выгуляй Пубусеночка. Из – за тебя я не в состоянии сама вывести моего малыша. И что это? Ты на паперти что ли сидела. Тут даже не хватит на витамины для моего мальчика.
Я промолчала, как и всегда. Хотя очень хотелось высказать тетушке, что витамины ее чертову дрищеногому «мальчику» не нужны, зато очень требуется хороший кнут или пендель под тощий бесхвостый зад. Поганец пинчер посмотрел на меня с превосходством. Иногда кажется, что он умеет читать мысли. Я люблю животных, очень. И думала не бывает исключений в моей безусловной к ним любви. Но, оказалось я ошибалась. Иногда мне кажется, что Леська права, и дрожащий Пинчер – это самый страшный демон ада, случайно попавший не в то тело.
Вчерашний зной сменился ледяным холодом. Вот такое вот хреновое лето. Я накинула куртку, прямо поверх одежды, насквозь пропахшей моим «приключением» и свалилась на колени перед наглым песиком, который будто превратился в желе и никак не желал вдеваться в шлейку, украшенную миллионом сверкающих кристаллов.
– Свитерок ему надень,– крикнула Глафира. Я с тоской посмотрела на леопардовое безумие, больше похожее на одеяние Сергея Зверева в лучшие его годы и вздохнула.– В магазин забеги, ребенку нужно свежее куриное филе. А мне возьмешь корвалолу. Если что – то еще вспомню, позвоню.
Я понуро вывалилась в подъезд, нащупав в кармане спортивных брюк свой допотопный телефон и купюру, оставшуюся от гонорара за мой позор смешанный с восхитительным удовольствием. Глянула на дисплей и застонала. Десять непринятых от Марка. Господи, пусть он одумался и решил меня взять обратно на работу. Клянусь, я больше не буду бить посуду, ломать мебель и обливать клиентов супом.
– Я думал ты решила сбежать, чтобы не платить долг,– не поздоровавшись загоготал в трубку мой бывший начальник.
–Я просто телефон не ношу с собой, потому что теряю все время, – жалко проблеяла я, ежась под порывами ледяного ветра.– Марк, ты что – то хотел?
– Да, хотел узнать, когда ты думаешь рассчитаться со мной,– в голосе его смеха больше не было, зато я услышала что – то такое, от чего ноги стали ватными. Ходили слухи, что хозяин ресторана в котором я работаю совсем не душка, и отнюдь не лапочка. И основной доход он черпает совсем не из дешевой забегаловки, которая является прикрытием для его черных делишек. Но я была слишком далека от сплетен, о чем теперь горячо жалею.
– У меня нет денег, ты же знаешь,– прижав к груди Пубусика, выдохнула я. Перед глазами всплыла пачка денег, которую я, дурища, постеснялась взять за предоставленную богатому мерзавцу, услугу. Он ведь получил, что желал. Дура я дура. Эти деньги бы решили все мои проблемы. А может вернуться в замок чертова любителя девственниц и…– Давай я отработаю. Верни меня в ресторан, пожалуйста.
– Чтобы ты его спалила, затопила, разрушила? Ты же стихия, Машка. Пострашнее торнадо. Короче, деньги мне нужны через месяц. Квартиру продай. Нет, будешь отрабатывать, но совсем не официанткой. Поверь, тебе не понравится. Поняла меня?
– У меня нет квартиры,– уныло вздохнула я, понимая, что попала, как кур во щи. И спасти меня сможет только чудо.
–Ненавижу когда мне врут. Я проверил. Халупа в которой ты проживаешь с теткой записана на имя Марьи Афанасьевны Колывановой. Тебя так вроде величают, а Манька Облигация? Ты получила ее в наследство от матери. Не делай вид, что не знала. Ни за что не поверю, что можно быть настолько дурой. И только попробуй кому-нибудь передарить. Я тебя на руку натяну, как Хрюшу. Поняла меня ? –прорычал Марк. А мне показалось, что на мою глупую голову свалилась ледяная глыба.– Через месяц мне нужна хата или деньги.
– Но как же? Где я буду жить, мы с тетей и Пубусиком? Марк, пожалуйста…
– Да плевал я … Хотя. Знаешь, Машка, работенка у меня для тебя найдется. Жди указаний, – хмыкнул мой мучитель и отключился. Я обвалилась на скамейку, и зарыдала в голос. Даже пинчер проникся моментом и перестал рваться из моих рук. Притих. И задрожал. И эта дрожь маленького тельца привела меня в чувства. Значит мама мне оставила квартиру, в которой я всю свою жизнь прожила как приблудыш. И что мне делать теперь? Вернуться за деньгами в дом Виктора Романовича? Не вариант. Он просто пошлет меня и выкинет, как дешевую шлюху. Да и мне тупо стыдно. Господи, что же я натворила? Этот странный мужчина наверняка даже разговаривать со мной больше не станет. Где он, а где я?
Я не помнила, как поднялась по лестнице, как зашла в квартиру, ставшую вдруг какой –то совсем чужой. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот.
– Корвалол где? – тут же появилась в прихожей Глафира. – За смертью тебя посылать. Мальчика совсем заморозила. Такая же, как мать твоя непутевая. Та в подоле принесла, и оставила, кукушка. Даже собачку доверить нельзя.
Странно, но Пубусик зарычал, когда тетушка попыталась забрать его, прижался теснее ко мне, и я прониклась к этому малышу даже симпатией.
– Глаш, почему ты меня забрала? – спокойно спросила я.– Отдала бы в детдом? Зачем оставила?
– А люди бы что сказали? Я ж не скотина какая, не кукушка как некоторые,– не моргнув глазом ответила тетушка. Врет, она врет мне всю жизнь. Забрала она меня, чтобы на улице не оказаться. И жила всю жизнь на пособия, которые ей платило щедрое государство за сироту. А потом просто пользовалась мной. К горлу покатила едкая тошнота. Захотелось просто исчезнуть, испариться. – Твоя шалава мать то не подумала о кровиночке. А я старалась вырастить тебя чистой.
– У тебя не вышло,– криво ухмыльнулась я.
Глава 3
–Представляешь? Старый придурок совсем офонарел,– Ромка с силой ударил кулаком по полированной столешнице барной стойки, так, что стоящие на ней опорожненные уже стопки, подпрыгнули, жалобно звякнув.
– Ну, старик твой отнюдь не стар, я младше года на три всего. Он Суперстар, скорее. Мне до него как до луны на карачках, – ухмыльнулся его собеседник. В полумраке ревущего музыкой ночного клуба, эта улыбка показалась мерцающим оскалом хищного зверя. Роман поежился, но отмахнулся от липкого предчувствия.
– Марк, ты не слышал что ли меня? Папуля лишил меня денег, сука, –Муромцев задохнулся от злости, вихоящейся в нем с самого утра разрушительным, черным торнадо. Он посмотрел на приятеля, который стал ему чуть ли не братом за короткий промежуток времени. Наследник империи и не помнил, где познакомился с Марком, вроде на каком то очередном «пати». Но казалось, что он знал этого едкого, непонятного ему мужчину всю жизнь. Кто – то познакомил, вроде. Но то, что Марк сам подсел к нему и предложил веселье он не помнил.
Марк опрокинул в рот очередной дринк и прищурился. Этот зажравшийся мажор уже начал его раздражать. Точнее, он его начал бесить с первой минуты их «случайного» знакомства. Но вот почему – то именно сейчас ему хотелось просто отмудохать этого поганца, не ценящего того, что ему преподнесла жизнь на блюдечке с голубой каемочкой. Но на кону были слишком большие интересы. Жизнь парадоксальная штука. Проклятый поганец ненавидит отца, который дал ему роскошную жизнь. Марк своего отца обожал, хотя получал от него только тычки, унижение и побои. Мужчина мотнул головой, гоня ненужные мысли.
– Расслабься, Ромуальдо. Отвлекись. В конце концов друзья тебе на что? Я могу помочь, ты же знаешь. Деньги не проблема. Потом вернешь, как папаня твой одумается, – наверное именно таким голосом говорил с глупой Евой коварный змей искуситель. Лицо мажора разгладилось, ноздри заходили ходуном.– Не парься. Давай лучше поиграем. Видишь малышку?
Ромка проследил взгляд приятеля и увидел девчонку, какую – то мелкую, бедно одетую, улыбающуюся во все свои тридцать два белоснежных зуба, веселящуюся в компании таких же убогих подруг. Малышка, да. Совсем девчонка, лет двадцать, не больше.
– Что предлагаешь? – криво усмехнулся младший Муромцев, чувствуя странный прилив возбуждения. Игры Марка ему всегда нравились.– Завалить нищенку? Это скучно. Такие дуры как эта ведутся даже на пузырь шампанского. Не разочаровывай меня, брат.
– Она тебе не даст, Ромашка. Девчонка с принципами, сто пудово, посмотри на нее. Приперлась в ночной клуб в одеянии достойном монахини. Она даже контроль бы не прошла. Я приказал пропустить. Редко такие райские птички в это гнездо порока залетают. Подумал, что будет забавно, да и тебе надо отвлечься,– кривая улыбка на лице Марка казалась сейчас злой и неестественной.– Пошлет она тебя. Если только … Давай так – ставка штука баксов. Если ты ее завалишь без вот этого. Ты ж у нас обаятельный мерзавец. Хотя… Знаешь Ромка, деньги это мусор. Если ты выиграешь, я поступлюсь своими правилами. Ты хотел большую игру? Я подарю тебе мир крупных ставок. По рукам?
Маленький пакетик, заполненный белым порошком упал на стойку. Роман ухмыльнулся. Вечер стал многообещающим и куражным.
– А если с этим?– голос Романа дрожал. Его мечта приблизилась к исполнению так близко, что он уже вдыхал ее аромат, наслаждался им.
– Тогда я выиграл. А ты проиграл. Но, у тебя будет утешительный приз – маленькая чистая птичка, с которой ты сделаешь все, что хочется. Не жалко тебе наивняшку, а Романо?
– По рукам,– хмыкнул младший Муромцев, соскакивая с высокого табурета. Дело было не в деньгах. В крови гудел азарт. Штука баксов совсем не тот интерес, который преследовал Марк. Бабки ничто в сравнении с удовольствием от собственной силы, власти над глупым стадным убожеством, смотрящим как он приближается к нищенскому столу, явно кажущемуся малышке шикарным. Нет, ему не было жаль несчастную жертву. Тело скрутила первая судорога возбуждения.
Мария
– Огурец хочу,– пробубнила я набитым до отказа ртом. Ну да, я ем, когда нервничаю. И все мои переживания оседают на талии, боках и всем остальном организме лишним весом. С детства так. Тетушка радела о моей невинности, а культуру правильного питания не привила. Хотя, это и невозможно было, учитывая, что кормила она меня картошкой, серыми макаронами и всем тем, что только могла найти подешевле.– Огурец, майонез, белую булку, сыр и хочу ликера вкусного с лимоном.
– А ты не лопнешь, деточка? – хмыкнула Леська, уставившаяся в недра рефрижератора, в котором не хватало только болтающейся в петле, несчастной, самоубившейся мыши. Холодильник подруги сиял чистотой.
– А ты налей и отойди.– разочарованно заглянув через плечо худющей, как палка от швабры, подруги, буркнула я.– Живешь, как отшельница – солнцеедка.
– Ты давай с темы не соскакивай. Признавайся, тот маньячелло с Лимончелло каким был? Симпомпончик, хоть? Или похож на кабана в костюме от Армани?
– Оооо,– промычала я, как Семен Семеныч Горбунков, вытаращила глаза и изобразила руками фигуру типа квадрат.
– Понятно, судя по описанию секси,– заржала Леська, выудив из холодильника тощий пакет с майонезом и скукоженный огурец, явно переживший огуречный конец света.– И богатый. Ты хоть с Марком расплатишься теперь. Да и от тетки своей ненормальной съедешь. Съедешь ведь? А то, что останется положишь на депозит. Потихоньку копеечка будет капать. Или еще лучше, в золото вложись. Она как на дрожжах растет постоянно. Господи, наконец то у тебя мозг перетек обратно в голову из того места, на котором ты сидишь, – зафонтанировала восторгом подруга.
– Я деньги не взяла,– икнула я, глядя в закаменевшую спину Олеськи.
– Ты деньги, что? Повтори, я не расслышала, – голос, искаженный тем, что вопрос был задан в холодильник, отозвался потусторонним эхом в съемной квартире на пятом этаже хрущевки.
– Не взяла,– пискнула я обморочно. Черт. Зачем я вообще начала рассказывать про свой позор? Вчера, когда я явилась на порог подруги, выглядела я по всей видимости очень не очень, говорить не могла, только бессвязно всхлипывала и тряслась, как собака больная чумкой. Поэтому рассказала я ей сокращенный вариант моей сумасшедшей истории. Ровно до момента подписания контракта.
– Это шутка, да? – прищурилась Леська. Я сжалась на табуретке, пытаясь превратиться в бактерию. Подруга размеренным шагом пересекла кухню и ухватилась за пульт от телевизора. В моменты сильных душевных волнений ее действия никогда не поддаются логике. Сейчас Лисена молча защелкала кнопками, хаотично переключая каналы. – Как думаешь, если я тебе в ухо дуну, эхо услышу, или свист там какой? Ну как когда в вакуум орут, – наконец отмерла она, остановившись на идиотском канале светской хроники. Странный рандом у моей подружейки.
–В в вакууме звук не распространяется. Там материя, понимаешь…– господи, зачем я умничать начала? Олеська стала похожа на готовящегося к нападению бородавочника.
–Все ты виновата. С идеями своими гениальными. А я не такая, я не умею быть акулой, как…– всхлипнула я, отгрызая попку вялому огурцу, и при этом бездумно глядя в экран телевизора. Подавилась чертовым овощем, закашлялась. – Это он, черт, Леська это же…
– Кто акула? – прорычала подруга, треснув меня со всей силы по горбу.
– Каракула, блин. Это же он, он, он, – некультурно ткнула я пальцем в экран, с которого смотрел на всех с высока мой ночной любовник.
– Твой дефлоратор Муромцев? – простонала Леська с придыханием.– Он же…
–Ля-ля- ля,– заткнув по детски уши пальцами заголосила я и закрыла глаза, лишь бы не видеть и не слышать того, что говорила Олеська, восторженно закатив ясны очи так, что вероятнее всего смогла увидеть свои же извилины.
– Собирайся,– выткнув мои пальцы из слуховых ходов приказала подруга.
– Кудай то?
– Поедем в гости к самому завидному холостяку нашей великой необъятной страны,– хмыкнула поганка фурия, которая раньше выглядела как моя любимая приятельница, а сейчас была похожа на злобную курицу из мультика.
– Ни за что,– выдохнула я. Леська замолчала на полуслове, и как то странно посмотрела в мою сторону.
Глава 4
– Да впервые в жизни я эту девку видел. Это не наш контингент. Я вообще удивился, когда вас увидел в компании этой особы, – дернул плечом официант, брезгливо скривив губы. – Виктор Романович, что-то случилось? Обокрала вас эта лохушка, или…
– Появиться, позвонишь сразу. Понял? – Муромцев поморщился, бросил на стол купюру, даже не глянув на ее номинал и молча пошел к выходу. На хрена он вообще сюда приперся? Словно черт его толкал, не иначе. Эта поганка Марджери украла у него очень важную вещь – покой и уверенность в собственной непогрешимости. Зачем ему глупышка эта непонятная, не мог себе объяснить этот сильный, уверенный в себе мужчина. Ее проблемы… Он может тучи разогнать над гребаным хмурым городом, а неприятности праведницы – шлюхи решил бы щелчком пальцев, а потом… Вот это «потом» его больше всего и бесило, выводило из и без того шаткого равновесия. Искал он девку совсем не для того, чтобы побыть добрым Самаритянином. В конце концов, миллион то она взяла, поборола брезгливость. Нет, Виктор просто снова хотел ощутить тот восторг, которого давно не испытывал ни с одной из холеных, оборзевших баб, при мысли о которых брюки не трещали по швам. Чертова дура…
Он вдохнул пропахший бензином и выхлопными газами пыльный воздух и вздрогнул от резкого звонка мобильника. Посмотрел на дисплей и едва сдержался, чтобы не запулить дорогой телефон в ствол растущего неподалеку дерева.
– Романыч, твой отпрыск у нас. В этот раз…– голос несущийся из мембраны, искаженный расстоянием сегодня был взволнованнее обычного.
– Плевать,– выплюнул Муромцев, твердо решив, что сейчас отключится и заблокирует этот контакт к чертям собачьим. К горлу подскочила едкая тошнота. – Мне надоела эта евпатория, полкан. Делай с чертовым ублюдком то, что давно было надо. Банкуй, Василий. Я затыкался подчищать хвосты за наследничком.
– Дело серьезное, Романыч. Там такой срок корячится…
– Еду,– нехотя выдохнул Виктор, доставая из кармана ключи от машины. На его репутации сын преступник отразится не самым восхитительным образом. И это жутко бесит.
Сына Муромцев увидел только через два часа. И в отличие от выжатого, словно лимон, Виктора Романовича, выглядел он уверенно и самодовльно. Сидел, развалившись на казенном стуле, словно на троне, и на губах его блуждала улыбка, которую захотелось смазать, вымарать. А потом пойти и принять душ с хлоркой, попытаться смыть с себя боль женщины, которой он предлагал деньги за жизнь ее единственной дочери, находящейся сейчас в реанимации. Болтающейся между жизнью и смертью, из-за этой мрази, уверенной в своей безнаказанности.
– Я свободен? – насмешливый голос сына резанул, словно удар хлыстом.– Нищие купились, отец?
– Нищие? – прорычал старший Муромцев, ослепнув от алой пелены, свалившейся ему на глаза. – Ты чуть не угробил девочку. Ей исполнилось восемнадцать, сука. Вчера. Она отмечала день рождения. Мать копила деньги, чтобы она нормально отпраздновать могла совершеннолетие, не хуже других. Что ты ей подсыпал, ублюдок? – ярость вырывалась толчками. Глаза матери, единственный ребенок которой, скорее всего останется инвалидом, он никогда не сможет забыть, во сне будут являться. Она бросила ему в лицо поганые деньги, которыми он позорно пытался выкупить урода, сидящего напротив и ухмыляющегося по клоунски. Бросила, а потом безвольно собирала их с пола. Дочке нужно лечение. Виктор Романович очнулся, только почувствовав саднящую боль в кулаке и услышав хруст. Наконец смог увидеть сына, с лица которого словно ластиком стерло нахальство. И в глазах его он страха не увидел. Скорее ненависть.
– Романыч, ты без фанатизма, не хватало еще, чтобы на нас повесили издевательство над заключенными, – Василий перехватил его руку, занесенную для следующего удара. Господи, где же он так ошибся? Когда милый малыш превратился в это уродливое подобие человека, не ценящего жизни других людей? – Слушай, девку мы спишем. Найдем доказуху, что она сама нажралась дури. Подмажем подружкам этой дурехи. Они за деньги все подпишут. Тут по другой статье корячится не хило. Хранение и распространение – пятнашка минимум. Там я уже не смогу помочь, надо задействовать бугров, а это другой ценник.
– Вась, у тебя есть дочь кажется,– устало потер переносицу Муромцев.– Как бы ты спал, если б вот такая мразь сделала из нее овощ? Из здоровой девочки? Есть суд пострашнее человеческого. Пакуй его по полной.
– Убил бы,– честно ответил полковник, проникаясь к этому зажравшемуся мужику подобием уважения.
– Отец, ты что, реально, из-за этой…? – голос Ромки дрожал, и наконец то в нем появились нотки страха.– Ей цена – сотка в базарный день. У этой курвы сиськи ведерные, сука, строила из себя целку, миразь, профура, мать ее. И ты готов…
– Георгич, оставь нас ненадолго,– в голосе Муромцева старшего прозвучал приказ, полицейский недовольно поднялся со своего командирского кресла. Но к старшему буржую он проникся уважением. Надо же, и среди них бывают люди.
– Ты это, без глупостей, Вить. Я конечно приподзакрою глаза на побои, но…
– Я буду нежен,– криво ухмыльнулся отец задержанного. Честно говоря, Василию Георгиевичу давно хотелось закрыть выползня, похожего на мерзкого червя. Странно, что отец и сын такие разные.
– Мать девчонки взяла деньги. Кроме того я оплачу все расходы по ее лечению и реабилитации,– ровным тоном сказал Муромцев, едва за хозяином кабинета закрылась дверь.
– Это что, ты меня воспитывал так? Браво, папуля,– хмыкнул Ромка, зрачки которого сейчас были похожи на игольные ушки. Черт, он же под кайфом.– Я осознал, раскаиваюсь и все такое…
– Это прекрасно, потому что на этом твоя счастливая жизнь под моим крылом существенно изменится,– скривил губя старший Муромцев, удовлетворенно наблюдая как напрягается лицо сына.– Я отмажу тебя в последний раз, но при условии. Мне нужен наследник, а не обдолбыш, не умеющий ценить свое счастье.
– Не понимаю твоего бреда.
– Я дам тебе месяц. Это много, поверь. Ты должен жениться. Не на силиконовой овце, с которыми любишь проводить время, не на платной бабе за деньги. Приведешь в мой дом чистую колхозницу, так ты их кажется называешь. Условие – она должна быть в тебя про уши влюблена, поверь, я пойму. Она должна любить тебя, а не мои деньги. Такое не сыграешь. И еще, завтра ты приступаешь к работе. Как я и говорил, низшее звено, зарплата соответствующая. Если спустя означенное время ты не выполнишь моих правил, извини. Мордовские лагеря я тебе гарантирую. Будешь шить тапки для нищих. И плевать на все. Деньги и активы уйдут на нужды сирот в детские дома страны.
– Ты рехнулся? – голос сына дрогнул, но в глазах загорелись нехорошие огоньки.
– Не надейся. Признать меня недееспособным у тебя кишка тонка,– ухмыльнулся Муромцев.– И еще, учти, завещание я переписал. В случае моей смерти ты ничего не получишь, если не выполнишь условий. Здорово я подстраховался, сынок? Тебе нравится играть в азартные игры с дьяволом? Значит тебе понравится моя забава. И не дай бог тебе меня обмануть.
– А если я выполню условия?
– Я напишу новое завещание,– оскалился Виктор Романович. – Мне нужен наследник, а не существо под кайфом
