Неожиданно всё это. Меньше всего рассчитывала проснуться в квартире Дикого и в его футболке.
А ещё вчерашний вечер… Воспоминания пчелиным роем вертятся в голове, жаля осознанием, что я очень даже наслаждалась общением с Ником. И не только общением… Чёрт возьми, мне ведь в какой-то момент на полном серьёзе захотелось его поцеловать.
Его! Этого дикого, чокнутого, наглого… И надо признать, временами адекватного. Потому что вслед за возмущением вдруг накрывает пониманием, что вчера в полном дерьме была бы, если бы не он. На пьяную голову слишком легко шла на контакт, и вдруг бы прямо там, в доме Тима, девственности лишилась бы с первым заинтересовавшимся. А после моих танцев на столе такие запросто нашлись бы.
А даже если предположить, что обошлось бы без подобного и я бы ушла вовремя – смогла бы самостоятельно куда-либо добраться? Сознание конкретно так плыть начало в какой-то момент. Меня ведь вырубать стало в буквальном смысле и тошнить, как никогда в жизни.
А Дикий, кстати, помог. На руках меня носил, волосы мне держал, вытирать лицо помогал, умываться… Много чего, в общем. Необычно как-то. И даже неловко. Я ведь смутно помню и то, как он меня переодевал и спать укладывал.
Зачем-то вспоминаю, что нижнее бельё на мне не одного комплекта, да и скорее простое, хлопчатобумажное. Лифчик обычный чёрный, а трусы розовые.
Морщусь. Как будто мне есть дело до мнения Дикого. Надеюсь, увидев, как я блюю, он потерял ко мне интерес и объявит своей какую-нибудь другую. Которая, может, даже рада этому будет.
Надо признать, эта радость какой-нибудь не обременённой интеллектом девчонки вполне возможна. Ведь несмотря на то, что этот парень – редкостный наглец, внешностью ни разу не обделён. Да и деньгами, судя по всему, тоже…
Неплохая у него квартира. Двухуровневая, в приятных глазу коричнево чёрных оттенках. Мебель качественная, явно не в копеечку. Музыкальный центр, гитары дорогие, тренажёры самые разные… Спала я на очень удобной и просторной кровати, да и вообще, тут даже по полу ходить одно удовольствие. Как ни странно, ещё и чисто. Не то чтобы до идеала, но собирать пыль уж точно не приходится. Из намёка на беспорядок только явно уже давно не мокрые вещи на сушилке и несколько гантелей на полу.
Интересно, где именно Ник так неплохо зарабатывает, чтобы позволить себе такую квартиру. Ведь, судя по всему, живёт один.
Открываю холодильник, решив сначала поесть, а потом уже таблетки от раскалывающейся головы принимать. Их ещё найти надо. Но раз Дикий сказал, что в аптечке всё есть, то даже не сомневаюсь.
Как-то мало сочетается его кликуха с порядком и дизайном квартиры. Но этот парень вообще довольно противоречив. И опасен. Я решила держаться от него подальше – я буду. Дождусь только, отблагодарю и уйду. А то вот так сваливать, оставляя дверь открытой, не кажется хорошей идеей. Тем более после того, как обо мне позаботились.
Хмурюсь неожиданной мысли, что, возможно, позаботились лишь потому, что считают своей.
Да и наплевать, что там этот Дикий себе вообразил и чем руководствовался. Я буду вести себя так, как сама считаю правильным. И в любом случае правильной не кажется идея уйти с незапертой дверью. У Ника тут явно есть что грабить. Вот даже сейф видела. Он, конечно, встроен в стену и имеет код; но всё равно не хочется, чтобы в глаза попадался лишним людям.
Интересно, что Дикий там хранит? Неужели наличку? Почему-то кажется, что там может быть что-то поинтереснее. Этот парень явно имеет какие-то секреты.
Готовит вот на удивление неплохо. Отлично даже. Действительно вкусные говяжий стейк и запечённые овощи. Я бы даже решила, что это из ресторана, но на кухне видны следы готовки. Посуду за собой Ник не помыл, хотя посудомойка есть. Впрочем, электрогриль в неё вряд ли влезет.
Вот так плотно завтракать – наверное, не лучшее начало дня, но удержаться невозможно просто. Доедаю всё полностью и в качестве благодарности за вкусную еду мою посуду и за собой, и за Диким. Если, конечно, готовил действительно он, а не девчонка какая-нибудь, которую сюда привёл…
Морщусь от прострелившей в висках боли и иду опустошать аптечку. А потом, приняв душ и воспользовавшись любезно оставленным мне полотенцем, привожу в порядок кровать после себя в комнате. Дикий, судя по всему, спал в гостиной на диване. Его я тоже убираю.
Странно, но чувствую даже что-то типа тепла к нему за своеобразную заботу обо мне и за то, как удобно тут всё организовал.
******
Успеваю только написать Ане, что приеду где-то через два часа, как слышу, как поворачивается ключ на входной двери. Ну надо же… Дикий всё-таки сдержал слово по времени.
Если это, конечно, он, а не его родители, например. В квартире ни намёка на их периодическое присутствие, но мало ли.
Настороженно выхожу навстречу. Дикий.
Причём странный какой-то… Будто разбитый. Смотрит перед собой пустым взглядом, сквозь который я умудряюсь прочувствовать такую тоску, что в груди странно тянет, ноет как будто.
Непривычно видеть Дикого именно таким. Словно даже человеком. Чувствующим, уязвимым. У меня сердце пропускает удар, а сама я, наверное, и дышать забываю.
Это ощущение не длится долго – он будто выходит из странного оцепенения и смотрит на меня более осмысленным взглядом. Ещё и ухмыляется чему-то.
– День дерьмо, – то ли просто сообщает, то ли поясняет тот настрой, который я уловила. – Хорошо хоть ты дома.
Кусаю губу, не зная, как и реагировать на последнее его заявление. Звучит так, будто это наш совместный дом, где я тут преданно жду его. Опять эти собственнические замашки?
Впрочем, придираться к формулировке не тянет. Не сейчас, когда Дикому явно хреново, как бы ни храбрился. Я же вижу. И не железная. Равнодушной к чужим страданиям редко остаюсь – лишь там, где знаю, что полностью заслужили.
Дикий, конечно, мудак, но не конченный. Поэтому, неловко вздохнув, успокаивающе проговариваю:
– Всё наладится…
Он ухмыляется, будто я сказала что-то забавное. И смотрит на меня прожигающим изучающим взглядом, как на любопытный экземпляр.
– Думаешь?
Вот теперь Дикий мне вполне знаком. Это его нахальное выражение лица самоуверенного подонка, который привык всё контролировать. Такого утешать и не тянет.
Я прям сразу вспоминаю, с кем сейчас говорю. И про требование насчёт пуговицы тоже.
Но вместо того, чтобы послать его и просто уйти, всё-таки отвечаю на дурацкий вопрос:
– Ты наглый, – спокойно констатирую, больше не впуская в голос мягкие нотки, которые Дикому, видимо, кажутся нелепыми. – У таких обычно всё налаживается.
Хмыкнув, Дикий проходится мне по фигуре каким-то задумчивым взглядом.
– Интересные выводы, – насмешливо подмечает.
В зелёных глазах появляется новый опасный блеск, и я нервно сглатываю. Всё-таки разговаривать с ним будучи трезвой – совсем не то же, что пьяной. Наверное, мне только показалось вчера, что Дикий смотрел и вёл себя как нормальный парень.
– Я пойду, – почему-то в мой голос проскальзывают хрипловатые нотки.
Уже разворачиваюсь к двери, когда слышу небрежное:
– А если мне хреново, и я нуждаюсь в утешении?
Замираю. Что-то мне подсказывает, что это Дикий таким образом издевается над моей недавней неуклюжей попыткой оказать ему поддержку, чем и вправду вот так странно просит остаться и побыть с ним ещё немного. Но… Вопрос будто на надрыве, даже если и стёбный. Просто чувствую, и всё тут.
Не ухожу. Но осторожно подмечаю, снова повернувшись к Дикому:
– Не думаю, что ты в этом нуждаешься.
Его губы слегка дёргаются, пытаясь, видимо, опять изобразить очередную ухмылку. Но в итоге её нет. А смотрит Дикий как-то пусто на этот раз.
– Действительно.
Почему этот ответ не звучит для меня убедительно? Почему слышать его мне как-то даже не по себе? Словно ковыряет что-то изнутри.
Вряд ли я вообще смогу привыкнуть думать о Диком как о человеке, которому может быть грустно. Машинально подвох ищу. Но ведь чувствую, что его нет. Даже если он и вправду думает, будто не нуждается в утешении – что-то всё равно случилось, и не отпускает его никак. Я это чувствую и почему-то не могу оставаться равнодушной.
Сейчас передо мной совсем не Дикий.
– Ник…
Он едва уловимо вздрагивает, словно удивившись тому, что я по имени называю. Слишком привык к обращению «Дикий»? Видимо, да, раз его имя не все помнят вообще.
От этого мне, конечно, даже интереснее, откуда эта дурацкая кликуха пошла. Но, наверное, не стоит спрашивать его об этом сейчас, когда я её как бы отбрасываю обращением по имени. К тому же… Я ведь помню это его «скажу, если поцелуешь». И как потянулась к нему, пьяная идиотка. Теперь с него станется взамен ответа потребовать нечто подобное, тем более что пуговицу расстегнуть он мне вообще без поводов велел.
Нет уж, не так мне и интересно, как там что и откуда у этого… Дикого.
– Что? – торопит с ответом он, правда, совсем не настойчиво.
И смотрит так пристально, что мне не по себе. Я как-то даже сразу забываю, что хотела ему сказать. Да и хотела ли? Его имя просто сорвалось с губ.
– Спасибо, что помог мне вчера, – нахожу, наверное, самые подходящие слова.
Вот только взгляд Дикого неодобрительно мрачнеет.
– Больше чтобы я тебя на подобных тусовках не видел, – обозначает он.
Тем самым своим бесящим непоколебимым тоном. Опять эти его замашки собственника.
Неужели Ник и сам не понимает, насколько это странно – объявить своей любую девушку и вести себя так, как будто это сложившийся факт? Как-то это даже… дико.
А ну да, точно. Дикий же.
Но я всё-таки попытаюсь.
– Я не твоя девушка, – вздохнув, мягко сообщаю, будто объясняю сложную тему непонятливому ребёнку. – И даже будь я ею, сама распоряжалась бы своим временем и решала, куда мне идти.
Дикий сначала ухмыляется, будто забавляется моему тону или ситуации в целом. В этот момент мне кажется, что он прекрасно всё мной сказанное и сам понимает, но кайфует от ситуации и того, как реагирую я.
Но потом мне становится не до этих наблюдений – его взгляд резко меняется, темнеет, а затем… Его резкий рывок – и я прижата к ближайшей стене, как-то инстинктивно отодвинувшись туда при движении Дикого. А он нависает надо мной, расположив руки по обеим сторонам в районе моих плеч. И теперь в его глазах горит пугающий огонь непонятных мне чувств.
Почему-то гораздо медленнее и осторожнее делаю новый выдох. Боюсь дышать, когда Дикий так близко? Что за чертовщина?..
Вот только сердце вопреки разуму ускоряет биение, когда я замечаю, как же его лицо рядом сейчас… Дикому достаточно только наклониться.
– Не моя, значит, – раздосадовано и одновременно вкрадчиво проговаривает он. Так близко, что почти касаясь губами кожи где-то в районе моего виска.
Дикий так чертовски рядом, что меня швыряет исходящими от него волнами странной, почти отчаянной жажды. Вот именно что дикой, необъяснимой, прожигающей. Меня прошибает мелкой дрожью.
– А ну пусти, – шиплю, слыша, что мой голос звучит натянуто.
Мне не по себе. Но Дикий не должен это чувствовать.
Впрочем, ему, похоже, не до того, чтобы заметить. Блуждает мне по лицу взглядом, весь напряжён и дышит сбито. Приближает своё лицо к моему, так что между нашими губами всего ничего. Табуны мурашек мгновенно пробегают по телу.
– Тебя сожрут там без меня, – грубовато и в то же время надрывно выдавливает Дикий, который нависает надо мной уже куда более низко. Почти в губы мне выговаривает.
Чувствую горячее дыхание кожей, и в груди всё сжимается от слишком близкого контакта между нами. И того факта, что мы тут одни. А этот парень и в присутствии остальных наглее некуда себя ведёт.
С трудом умудряюсь не терять нить разговора. Дикий что, думает, будто его заявление – повод для меня согласиться стать его? Ну допустим, у них в универе и вправду неадекваты одни. Ну так этот ведь опасен для меня в первую очередь. Виснет тут надо мной, взглядом прожигает, да и вообще жаром опаляет от того, как близко. Чувствую себя поглощённой. Сосредоточиться не могу, а надо.
Ещё и оттолкнуть грубо не решаюсь.
– Справлюсь, уж поверь, – враждебно огрызаюсь, усиленно поддерживая зрительный контакт и не позволяя Дикому продавить меня и в этом. – Мне не впервой.
Его глаза ещё сильнее темнеют, а челюсть сжимается так, что я различаю играющие желваки.
– Почему не впервой? – требовательно, но негромко спрашивает Дикий, ловя мой взгляд своим. – Что у тебя было?
Мне вдруг становится мучительно интересно, что у него вообще на уме. Откуда эти вопросы, ищущий взгляд, почему я чувствую его чуть ли не потребность в моём ответе?
И вообще, какого чёрта мы всё ещё так рядом?..
– Тебя не касается, – чуть ли не рычу, наконец, найдя силы пошевелиться.
Вот только высвобождаюсь я ненадолго. Дикий быстрым движением преграждает мне путь, и теперь его рука нахально ложится мне на талию, притягивая к горячему телу.
И, кажется, время на мгновение останавливается, а я глупо замираю вместе с ним. Чувствую себя пойманной, ловя взгляд зелёных глаз, которые смотрят почти заворожёно, заставляя сердце стучать быстрее. Другая рука Дикого касается моего лица, на удивление мягко, почти нежно. Пальцы гладят меня по щеке, пока пульс бьёт мне в виски и закладывает уши. Ник медленно проводит пальцами по скулам, поднимаясь выше и заправляя волосы за ушко.
– Такая нежная кожа, – шепчет.
Сглатываю, стараясь прогнуть ступор. Дикий ведь явно не собирается ограничиваться такими лёгкими прикосновениями. Смотрит жадно, держит крепко. И едва ли его вообще что-то остановит, если я так и буду молча дрожать, как дура.
– Прекрати… – Боже, это мой голос вообще? Звучит, как жалкий писк. Сглатываю и продолжаю уже более громко и уверенно: – Ты же можешь быть нормальным. В глубине души ты наверняка…
– Не думай, что раскусила меня, – резко перебивает Дикий, но руки вдруг убирает. От неожиданности чуть шатаюсь, едва устояв на месте. – «В глубине души»… – повторяет с издевательской ухмылкой. – Иди давай, раз там тебя сестра ждёт.
Дважды меня просить не надо – поспешно разувшись и прихватив верхнюю одежду, хлопаю дверью, оставляя Дикого одного. Не буду даже думать, что это всё вообще было.
Аня встречает меня у порога. Суетится вся, в лицо мне заглядывает и мнётся. А сама совсем не готова к выходу ещё, хотя у неё в школе вторая смена.
Ну да ладно. Я ей не бдящая мамочка, да и сестра уже не ребёнок, должна сознавать риски. Наверное, не хотела уходить, пока я там пропадаю.
– Ну наконец-то, Ника, – словно в подтверждение этой мысли облегчённо заговаривает Аня, кусая губу и явно нервничая. – Ты где была?
Неужели из-за этого так волновалась? Вздыхаю. Я должна была учесть, что мы только недавно начали вдвоём жить. Не время вот так пропадать.
– Я ведь говорила, что на тусовке моих новых однокурсников. Немного перебрала, а потому была не в состоянии приехать раньше, – мягко поясняю, на что взвинченная Аня всё ещё не успокаивается.
Более того, такое ощущение, что толком и не слышит меня. В каких-то своих мыслях витает.
– Ладно, а сейчас ты как? – нетерпеливо спрашивает.
– Намного лучше, – настороженно говорю, уже даже не сомневаясь, что причина её состояния не в моей задержке. – Кстати, в школу ты успеваешь, ко второму уроку уж точно, – на всякий случай добавляю.
Но Аня не меняется в лице. Да и с чего бы ей было так париться именно из-за школы? Новая её воодушевила, но вряд ли настолько, чтобы переживать по каждому пропуску.
Она протяжно вздыхает, пока я окончательно разуваюсь и иду к гардеробной, чтобы снять верхнюю одежду. Напрягаюсь. Судя по всему, у сестрёнки что-то серьёзное на уме.
Неужели опять…
– Прежде, чем я туда пойду, хочу посоветоваться с тобой, – решается она.
– Конечно, давай, – соглашаюсь, и мы проходим в её комнату.
Аня садится на кровать, обнимая подушку. Смотрит на меня внимательным и грустным взглядом, от которого сердце слегка щемит. Всё-таки немало моя сестрёнка уже пережила.
– Это по поводу папы, – тихо признаётся она.
Ну вот. Всё-таки опять. Впрочем, я уже была почти уверена, что дело именно в этом. Аня давно вбила себе в голову, что полицейские не очень-то расследовали его смерть.
– Ань… – устало вздыхаю.
– Нет, послушай, – горячо перебивает она, явно набравшись уверенности. – Я вчера разговорилась с новым одноклассником, он как услышал мою фамилию, сразу вспомнил, что на работе у своего папы перебирал архивы с уголовными делами, и там было дело по смерти Беликова, дата та же! Мы поговорили с Аликом, там точно речь о нашем папе была, но он внутрь папки не заглядывал, ему бы и не дали, но зато мы теперь точно знаем, в какой именно полицейской части это дело есть!
Что-то мне не нравится этот энтузиазм в её голосе. Да и вообще тот факт, что она с неким Аликом тему смерти папы хоть немного, но обсуждала. Впрочем, винить её за это не могу – учитывая, что сама скорее избегаю подобных разговоров.
– К чему ты клонишь? – осторожно спрашиваю.
– Это невероятное совпадение, просто судьбоносное, ты понимаешь? – почти отчаянно проговаривает она, и смотрит на меня таким взглядом, что невозможно не прочувствовать важность этой темы для неё. – Я всегда чувствовала, что в деле папы не всё так гладко, и вот она, возможность убедиться. Вселенная будто подталкивает меня и даёт понять, что я права.
У Ани хорошая интуиция, это факт. Но вся бурда со Вселенной, подталкивающей на верные действия, мне всегда была скорее чужда. В то же время с пониманием отношусь к тому, что для сестрёнки тут всё иначе. Да и пару раз уже было, что она с точностью предугадывала события.
Но эта тема с папой… Да что ж она никак не отпустит Аню? Ей ведь три годика было, когда его не стало. И потом мы с мамой не то чтобы многое ей об этом рассказывали. Коротко совсем.
– Ань, убийцу поймали и посадили, – с сожалением, но максимально твёрдо напоминаю. – Совпадает орудие, отпечатки, да и он признался в конце концов. Дело было максимально прозрачным.
Но сестрёнка будто и не слышит меня. Резко и решительно заявляет:
– Я хочу выкрасть дело папы, прочитать там всё и убедиться. Он не мог быть в том месте, где совершилось преступление.
– На кладбище? – вспоминаю я. – Не знаю, вдруг забрёл нечаянно.
И только потом до меня доходит смысл других её слов. Что? Выкрасть?!
– Наш папа? – невесело ухмыляется Аня. – Чёрта с два он там был.
Ну да, он не любил подобные места. Но я не собираюсь развивать эту тему, потому что сейчас куда важнее другая:
– Выкрасть я тебе ничего не дам. Если отец Алика не может передать тебе эту папку, то точно не стоит туда соваться. Десять лет прошло, Ань.
Насколько я знаю, дела любой давности засекречены. И если бы мне было восемнадцать не сейчас, а когда расследование только проводилось – могли бы раскрыть мне детали. Но тогда полицейские по большей части беседовали с мамой, да и дело оказалось быстро раскрытым. Наверняка давно покоится в архивах, и запросы на него уже и не примут. Учитывая, что убийца папы умер два года назад.
Впрочем, это всё Аня знает даже лучше меня. Слишком давно её мысли направлены в эту сторону.
И отступать она при этом явно не желает:
– Я знаю полицейскую часть и знаю, где там архивы. И я знаю, что не всё так просто, как сказали маме. Я не прощу себе, если не буду действовать.
Вздыхаю. На самом деле, удача вообще то, что Аня решила посоветоваться со мной. Учитывая её решимость, могла бы и втихую решиться на нечто подобное, а мне потом бы из полиции по этому поводу звонили бы.
А так… Раз уж я знаю заранее, могу хотя бы попытаться исправить ситуацию. Хоть как-то.
– Тогда уж лучше я сделаю это, – сама не верю в то, что говорю. Но разве есть выбор? Не запереть же Аню или круглосуточно бдеть, где она и чем занимается. – Говори, где там и что.
Судя по взгляду сестрёнки – ей моя идея очень даже нравится. Ну конечно, самой ведь страшно было, скорее от отчаяния собиралась. И сейчас смотрит чуть ли не с восхищением. Она вообще часто так на меня смотрит – так уж складывается, что постоянно выручаю её. С детства пошло.
– Ты пойдёшь туда одна? – с опаской спрашивает Аня.
Вот теперь она начинает думать о рисках, а не когда сама нацеливалась.
– Ну не с тобой же, – сурово пресекаю.
Аня нервно усмехается, кусает губы. Так и чувствую, что её разрывает между страхом за меня и желанием узнать все подробности дела папы.
Которое¸ кстати, я без понятия, как красть. Любая полицейская часть под надёжной охраной.
– Это рискованно, Ник. Я и сама боюсь… – тихо лепечет Аня, а я почему-то вздрагиваю от обращения «Ник». Вроде бы довольно привычный вариант сокращения моего имени, но воображение тут же рисует Дикого у меня в голове. И тот его обжигающий взгляд. – Нужно найти человека, готового рисковать. По-своему отбитого. Кому никто не указ. И который ничего не боится, – а вот после этих слов Дикий мою голову уже совсем упорно не собирается покидать.
Аня же, сама того не зная, в точности именно его описала. Хотя я ей о нём не говорила. Почему-то скрыла все наши с ним перепалки, как и то, что у него ночевала.
– Есть такой на примете, – неуверенно говорю, то ли чтобы Аню подбодрить, то ли и вправду собираясь так сделать. – Только не факт, что с ним можно договориться.
– Попробуй, Ник, пожалуйста…
Да уж, «Ник, пожалуйста». Уже так и слышу, как это ему буду говорить. И вижу ту его усмешку, которая сто процентов последует за моей просьбой помочь выкрасть кое-что из полицейского участка.
А ведь без его участия, наверное, не стоит и пытаться. Я без понятия, как там и что делается, а у него и знакомые наверняка самые разные.
– Ладно, – обречённо соглашаюсь. – Но ничего не обещаю.
*****
Колеблюсь, собираясь на пары. В какой-то момент голову посещает сомнительная идея прийти в универ в той самой рубашке, что в первый день, но с расстёгнутой пуговицей. Специально для Дикого. Смягчить его тем самым, настроить на нужный лад, показывая ему и всем остальным, что типа принимаю его авторитет.
К счастью, этот дурацкий план недолго омрачает мне разум. Я быстро вспоминаю, что Дикий и без того многое себе возомнил, а если я ещё вот так чуть ли не стелиться начну – вообще непонятно, что дальше. Он наверняка будет этим пользоваться, продолжать наглеть и права качать. Ещё не хватило превратиться в одну из его марионеток, которых у него и так целая группа.
По поводу наших с Андреем задумок… Не знаю, это надо по ситуации смотреть, осторожнее. Не особо мне понравилась та тусовка и её окончание. Да и сейчас приоритеты другие.
Так что пока решаю остановиться на том, что собиралась сделать сама, без чьего-либо участия – прийти в универ раньше всех и занять место.
Причём если изначально у меня толком и не было мыслей, какое именно, то, проходя в почти пустой кабинет, вдруг уверенно иду именно к тому самому, где уже сидела. С Диким.
Сто процентов, эта парта закреплена именно за ним. И если он придёт, сразу заметит, что я его тут жду. Почему-то не сомневаюсь, что его это скорее озадачит, чем взбесит. Если это место настолько неприкосновенно, наверняка однокурсники уже сотни раз дали бы мне понять, как это было, когда я на столе танцевала. Но нет, сейчас постепенно приходящие и заполняющие кабинет ребята смотрят на меня скорее с любопытством и почти даже весельем, чем с ужасом или осуждением.
Помимо взглядов, реакции почти никакой. Единственное, что тот парень, который меня к себе не пускал и на телефоне про Дикого написал; хмыкает, покачав головой и чуть притормаживая возле меня. Но в итоге спокойно мимо проходит.
Со стороны вроде бы всё почти как у обычной адекватной группы обычного универа. Андрея, кстати, пока нет.
А Дикий вот уже заходит. Идёт вперёд, словно ничего не замечая перед собой, но потом, конечно, видит меня. Останавливается возле парты, прямо напротив сидящей почему-то с колотящимся сердцем меня, и смотрит. Его глаза слегка блестят от удивления и какого-то настораживающего удовлетворения.
– Привет, Ник, – спешу заговорить, а то в голову уже начинают лезть мысли о плохой идее потворствовать прихотям сестрёнки настолько.
Дикий же явно не лучшая компания для меня. Не стоит пытаться с ним сблизиться. Нет такой причины, которая была бы весомой для подобного…
– Привет, – небрежно откликается Дикий, спокойно садясь рядом под любопытными взглядами. И так же просто обозначает: – Теперь со мной будешь сидеть всегда.
Отвожу взгляд, чтобы абстрагироваться и не реагировать на эти его непоколебимые фразочки. Хотя фиг там получается. Не с ним. Разрываюсь от желания встать.
– Нет проблем, – вместо этого пытаюсь как можно увереннее сказать, отрезая себе путь назад. – Надо поговорить.
– Говори, – соглашается Дикий, устраиваясь так, что его рука оказывается близко к моей, почти соприкасаясь.
От этого меня чуть ли не током бьёт, покалывая кожу, и хочется отодвинуться. Но сдерживаюсь…
– Наедине, – чуть тише прошу.
Уже собираюсь подняться, но Дикий вдруг объявляет:
– Всем выйти.
Серьёзно? Что за странный демонстративный жест? Понты такие дурацкие? Чем всех напрягать, проще было нам двоим выйти.
Я, конечно, понимаю, что не в моих интересах сейчас что-то предъявлять Дикому. Но и удержаться сложно. Этот его выпад слишком уж похож на ребяческое желание выпендриться, показать, какой крутой тут и всеми управляет. Вот только если передо мной, то фиг там я подобное оценю. А если это его обыденная манера – тем более не воодушевляет.
– Проще было бы выйти нам, – негромко, но твёрдо замечаю.
– О чём ты хотела поговорить? – пропускает мои слова Дикий, развернувшись всем корпусом ко мне.
От этого с одной стороны слегка не по себе, тем более что смотрит он внимательно. А тема нам предстоит деликатная. С другой – когда он так сидит, наши руки не настолько близко.
Вздыхаю. Тянуть, в общем-то, некуда.
– Мне очень нужна твоя помощь в одном деликатном деле, – начинаю издалека, поймав себя на дурацкой нерешительности.
Ненавижу подобное состояние. Но немного легче от того, что Дикий ничуть не удивлён моим словам. Реагирует так, будто слышит такое далеко не в первый раз. К нему тут и за помощью обращаются?
Он что-то типа местного решалы в этом универе? Впрочем, какая разница. Не об этом мне думать надо. Вот и Дикий невозмутимо торопит:
– Излагай.
Криво усмехаюсь, не зная, как перейти к главному. Слишком уж оно… специфическое. Может, у меня не так уж нет выбора?
– Надо будет кое-то украсть, – на одном дыхании выпаливаю.
Мельком бросаю взгляд на Дикого – вот теперь он реально удивлён. Озадаченно хмурит брови и смотрит на меня со смесью ошеломления, любопытства и даже веселья. Но вместе с тем вижу и настороженность.
Будь это кто-то другой, решила бы, что ему не всё равно от моего желания вступить на скользкую дорожку. Это не осуждение, а что-то другое… Как будто беспокойство.
– Внезапно, – наконец резюмирует Дикий, хмыкнув. – Думаешь, я подобным занимаюсь?
Прикусываю губу. По его голосу так и не скажешь, оскорбляет ли моё предположение, или скорее забавляет. Но на всякий случай решаю не ходить по тонкому льду.
– Думаю, ты можешь всё. В хорошем смысле. Думаю, для тебя не существует ни трудностей, ни препятствий, – мягко подбираю слова. Не то чтобы подлизываюсь, отчасти это правда.
Вот только про «хороший смысл» я бы всё-таки обдумала. Но сказала уверенно, Дикий доволен.
Скользит по мне взглядом гораздо более нагло, по вырезу на этот раз кофточки, по шее, оголённым ключицам, ниже…
– Неплохой прогноз, – удовлетворённо и вкрадчиво проговаривает.
Так, что я прям сразу улавливаю его намёки на то, что он сметёт трудности и препятствия в получении в первую очередь меня.
Давлю в себе недовольство. Как и воспоминания о горящем взгляде Дикого, с которым меня у стенки в своей квартире зажимал. Кусаю губы, продумывая следующие слова, но получается не очень. Просто взять и отбросить эту его недвусмысленную фразочку и наглый взгляд?..
Может, вообще надо было найти кого другого к себе в помощники. Ощущение ошибки не покидает. Но вместе с ним приходит и осознание – теперь, когда Дикий в курсе, что я хочу что-то украсть, фиг там отступит от этой темы. И наверняка докопается.
Чувствую его взгляд теперь уже на своих губах, а также едва уловимое движение в мою сторону. Кажется, самое время заговорить и хоть как-то исправить ситуацию:
– Я прошу тебя как человека, Ник, – это вырывается само, но и хорошо. Потому что, кажется, слова до него всё-таки доходит. Взгляд возвращается к моим глазам, и на месте Дикий всё-таки остаётся, без посягательства на моё личное пространство. Хороший знак, а потому продолжаю: – Без всяких там… расстёгиваний пуговиц и прочего.
Чёрт, откуда это смущение при словах про пуговицу и прочее? Хорошо хоть не промямлила, вряд ли он заметил, что мне немного даже неловко.
Да мне и от всей этой ситуации не по себе по понятным наверняка даже Дикому причинам.
– Просишь как человека что-то украсть, – ухмыляется он.
Тоже не сдерживаю усмешку. Ну да, звучит, конечно, так себе. Вряд ли люди с человеческими качествами привычно занимаются кражами.
Так что, кажется, самое время уже объяснить суть. Хотя мне совсем не нравится посвящать в такие личные темы Дикого. Я вообще ни с кем о папе не говорила, даже с сестрой. А тут ещё и убедительно говорить надо, вряд ли получится ограничиться парочкой общих фраз.
Но назад дороги нет. Да и что-то мне подсказывает, что Дикого сложно удивить какими бы то ни было историями. Вряд ли он пропустит через себя, вот и я не должна. Не сейчас и не перед ним.
– Это не какая-нибудь прихоть, это… – со вздохом начинаю. Небольшая пауза всё-таки приходится кстати, но Дикий, к счастью, не перебивает. Неужели умеет быть и тактичным? – В общем, у меня папа умер. Точнее, его убили. Убийцу посадили, но мы с сестрой колеблемся насчёт кое-каких деталей дела. Например, у папы была с собой папка с документами по работе, а при обнаружении его… – осекаюсь, потому что не знаю, как сказать «трупа» и жалко не расплакаться. И так едва справляюсь, но на удивление голос не дрожит и звучит почти уверенно. Правда, на Дикого не смотрю, хоть и чувствую его безотрывный взгляд. – При обнаружении тела её не было, и у убийцы тоже. Плюс папа каким-то образом был убит на кладбище, но вряд ли вдруг пошёл бы туда. Нюансов много, и мы хотели бы точно знать все подробности дела. Это случилось десять лет назад, и это дело в архивах.
Как ни странно, Дикий молчит. И как будто даже тяжело. Есть что-то напряжённое в этой его паузе.
Не решаюсь её нарушить. Логично, что такую странную историю, да и вообще просьбу, надо переварить. Подавляю порыв разрядить обстановку глупой шуткой, что Лис из Зверополиса отлично умел красть, помимо того, что зеленоглазый Дикий Ник.