Иосиф Гольман
Белая река, черный асфальт
© Гольман И., 2025
© Оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025
Издательство Азбука®
* * *
Эта книга вряд ли была бы написана без предшествующих, длинных и захватывающих, бесед с Мариной Вячеславовной Кащенко и Александром Всеволодовичем Алексеевым.
Тем не менее все нижеизложенное – литературное художественное произведение, в связи с чем претензии от опознавших себя персонажей категорически не принимаются.
Об адвокатах, подсудимых и серии «защитница. Адвокатские истории»
Уголовные дела о дорожно-транспортных происшествиях – необычные. Почему? Объясняю.
Итальянский врач-психиатр и криминолог Чезаре Ломброзо считал, что преступники таковыми рождаются. Наши ученые с этим утверждением спорят, соглашаясь лишь с тем, что будущий нарушитель закона, изначально готовый к совершению злодеяния, формируется задолго до того, как отправится «на дело»: он идет к нему всю жизнь.
Будущий вор часто начинает с карманов в школьной раздевалке, а насильник едва ли не с детского сада привыкает получать удовольствие от ужаса в глазах кошки, к хвосту которой он сам же привязал консервную банку.
Вор, грабитель, мошенник стали «нехорошими людьми» до совершения преступления. Да что там до, они были такими вчера и даже позавчера. Таковы все или почти все преступники!
Но не те (в массе своей), кто садится на скамью подсудимых за совершение преступления, связанного с нарушением правил дорожного движения. Не отсюда ли сочувствие, которое вызывают у нас истории попавших в ДТП людей: от простого работяги-водителя до потомка известной актерской династии?..
А как все случается с ними, действительно ли так далеки они от «нехороших парней», как нам порой видится, справедлива ли определенная им законом кара?
Вопросы эти меня занимали всю профессиональную жизнь, да и, честно говоря, продолжают занимать по сей день. Поэтому, когда мы с адвокатом Александром Алексеевым стали участниками очередной такой истории, мы решили «отдать» ее Иосифу Гольману. Ведь в традиции русской словесности – перекладывать на плечи больших писателей груз становиться «носителями совестного акта» (по И. Ильину) или «тайновидцами духа» (по А. Меню). Иосиф Гольман прекрасно справился: населил фабулу своими героями, отправил их в иные края, сделал персонажей и окружающую их реальность неузнаваемыми даже для нас – участников процесса. Но при этом талантливый прозаик не изменил логике событий, рассмотрел характеры со всех сторон и, кажется, ответил на вопросы, которые мучили меня. И, думаю, не только меня.
И еще о важном.
Роман выходит в серии «Защитница. Адвокатские истории», посему ясно, что он – не только об обвиняемом, но и об его адвокатах. Очевидное достоинство писателя в том, что, в отличие от большинства своих коллег, он показал правозащитников не красноречивыми фокусниками, не просителями, вымаливающими у власти «милость к павшим», а рыцарями, коими судебные адвокаты чаще всего и являются, потому что по всему миру бесстрашно бросаются в сражение с мельницами и молохами, уже назначившими маленького человека отвечать не только за то, в чем он грешен, но и за деяния других.
Кого? Об этом вы узнаете, прочитав эту книгу.
Марина Вячеславовна Кащенко
Предисловие
Другая Россия. Белогорск. Радости и беды уральского городка. Возможная командировка Шеметовой и Багрова
Вот уж правду говорят, что есть как минимум две России – Москва и не Москва. И это вовсе не два разных географических измерения, как север и юг, например. Скорее, как две разные планеты. А может, и вообще – вселенные. Потому что в них даже время течет по-разному: в столице стремительно, а в многочисленных нестолицах – вальяжно и не спеша.
Наверное, именно поэтому многих молодых (с горячей кровью и здоровым нетерпением) тянет в живущую на сверхзвуке Москву. Однако есть немало людей, для которых единственно возможной представляется жизнь спокойная, предсказуемая, в любимых неизменных пейзажах и без убийственной торопливости.
Впрочем, живут в них и люди, которым все давно без разницы. Типа «живут», но не очень управляют своей жизнью. Да и не стремятся к этому.
Такими в полной мере были все члены небольшой семьи Гильдеевых.
Отец, Тимур Рифатович, сорока шести лет от роду, выглядел как немощный старик. По состоянию здоровья он и был стариком: былую силу сжег алкоголь, употребляемый в количествах, неподъемных даже для его, в прошлом могучего, организма.
Сын, как это часто бывает, пошел по отцовским стопам. Неплохой парень, добрый и веселый. Вот только пить начал рано и сразу крепко. Армия случилась для него просто спасением, жаль, что ненадолго. Однако по возвращении из рядов юный Ринат Тимурович, к радости мамы Далии, все же как-то слегка остепенился. Да и работа не позволяла квасить ежедневно: Ринат ездил на старом автобусе, возил шоферов после смены домой и рано утром на автобазу, для чего специально открыл в правах категорию «Д».
Слава богу, что квасить перестал. Потому что судьба уготовила ему тяжкое испытание, которое пьяному не пройти.
Лихой мотоциклист обгонял по встречке старенький «Жигуль», неторопливую пенсионерскую «четверку», просевшую на задние колеса из-за груза картошки. Обгонял к тому же на повороте. Обгонял, рискуя не только своей жизнью, но и двумя душами: мотоцикл был тяжелый, «Иж» с коляской, такие не редкость в деревнях и маленьких городках.
Ринат даже не успел нажать на педаль тормоза, как из-за поворота выскочило ЭТО и на полной скорости влетело ему под колеса.
Вряд ли уместно описывать в деталях, что было дальше. И без натуралистических подробностей тошно.
Формально Ринат Тимурович мог быть обвинен в смерти, как написано в законе, «двух и более лиц». Однако девять сидевших в салоне шоферов четко указали следователю, что в данной ситуации Ринат ничего сделать не мог. Фактически о него просто ударились, шансов избежать трагедии у водителя автобуса не было.
Эту же версию подтвердила автотехническая экспертиза. Автобус, кстати, оказался, несмотря на возраст, исправен. И крайне уместным было то, что Ринат предыдущим вечером ничего не пил, иначе все стало бы для него гораздо хуже.
Хотя, если уж совсем честно, то не выпил он потому, что мама, Далия, встала на пороге и сказала сыну: «Только через мой труп». Ринат, у которого присутствовали и деньги, и желание выпить, обернулся было в поисках помощи от такого же постоянно страждущего отца. Но увидел лишь его почти безжизненное тело: Тимуру Рифатовичу хватило ранее принятого, чтобы на несколько часов покинуть постылую реальность.
В тот вечер Ринат здорово разозлился на мать, лишившую его желанного удовольствия. Зато, когда закрывали уголовное дело ввиду отсутствия состава преступления, был ей несказанно благодарен. Его и так преследовали ночные кошмары. На мотоцикле убилось целое семейство: отец, мать и маленькая девочка. А если бы он еще и знал, что виновен в их смерти, – то как после этого жить?
Даже поначалу перестал пить. Через месяц после трагедии, правда, вновь стал пропускать по стаканчику. Но уже не столь напористо, как прежде. Вполне в рамках терпимого для уральского городка.
Наверное, настала пора и про городок, основанный еще Петром, рассказать. А чтобы он не был безымянным, назовем его Белогорск и поместим, скажем, в Башкирию.
Некоторые отвязные путешественники, побывавшие и на Тянь-Шане, и в Тибете, считают Уральские горы чуть ли не холмами.
Это не так.
Вообще не так.
Это горы – настоящие. И не только на севере, где жизнь – испытание. Но и на юге Урала.
Нет, конечно, здесь властвует Красота.
Величественные вершины (полтора-два километра – разве не величие по сравнению с даже двухметровым человеком?) по несколько раз в году меняли цвет. Да что там в году: они и за сутки могли из синих стать зелеными, а то и черными. Белыми, кстати, тоже могли: некоторые кряжи имели меловое происхождение.
Леса были такими, что не только заблудиться можно, но и на медведя нарваться.
Дороги то круто задирались вверх, то чуть не отвесно падали вниз. Не надо никаких Эверестов, чтобы на спуске захватило дух. Для тех, у кого отказали тормоза, предусматривались специальные гравийные ловушки.
Впрочем, водителей большегрузов больше волновали подъемы: мощности двигателей не хватало, особенно в соответствующую погоду. Чтобы уменьшить предательское проскальзывание колес, по обочинам горных трасс расставляли красные ящики с песком. Ну а лопата имелась у любого нормального шофера.
Съедешь же (или въедешь) наконец на ровное место – тоже не зевай. Ударит снегопад – в долине вполне можно потерять дорогу. Это летом непонятно, зачем вдоль трассы воткнуты высокие шесты с красными тряпками на концах. А зимой очень даже понятно: кроме них ничего в метели и не увидишь.
Про реки отдельный разговор.
Чистая холоднющая вода стремительно неслась с гор по крутому наклону, бурля порогами и водопадами. Ниагар, понятно, не встречалось. Но свой порог высшей категории сложности имелся почти у каждой речки. А уж гибло там и людей, и неосторожных животных явно больше, чем на знаменитой североамериканской речке.
Короче, природа была фантастически красива, однако отнюдь не идиллична. Горы, реки и леса не только давали человеку кров, стройматериалы и пищу, но также собирали с людей дань в виде их жизней. Этот мрачный налог исправно платился до нашей эры, при царе, а потом и при советской власти. Не перестали платить его и сегодня. Разве что к опасностям природным добавились опасности рукотворные. Плюс прочие опасности, к сожалению, широко распространенные на Руси.
И все же люди несказанно любили этот край.
Да, многие уезжали.
Тело мигрировало в Уфу, столицу республики, а то и дальше – в Москву, или за границу. А душа же все равно оставалась привязанной к этой воде, к этому воздуху, к этим лесам и горам.
Но вернемся к нашим героям.
Ринат после страшной трагедии ходил сам не свой. Как уже было сказано, он стал гораздо меньше пить.
Поскольку автобус оказался серьезно поврежден, его пересадили на совсем древний, когда-то зеленый ЗИЛок, выпуска конца пятидесятых. По обоюдному согласию с гаишниками, ЗИЛ-ветеран техосмотров не проходил. Правда, и госномеров не имел. Обычная практика – выкинуть жалко, авось еще послужит, но требованиям, предъявляемым к автомобилям, уже не удовлетворяет. Такие машины назывались почему-то бобиками или дворнягами. Ездили они обычно по территории автобазы, огромной, как все на Урале, – площадей здесь никогда не жалели. Перевозили бобики тяжелые детали и агрегаты. Иногда ненадолго выскакивали по какой-то надобности в город, дэпээсники были местные и легко прощали подобные прегрешения.
Впрочем, город – не совсем то, что мы себе обычно под этим словом представляем.
Все те же горы, те же подъемы и спуски, что и на сотню километров вокруг.
Те же сосны на склонах: невысокие, кривоватые, зато с медвяной корой, золотящейся в солнечных лучах. А в непогоду почти черные.
В центре несколько блочных многоэтажек, пара новомодных «монолитов» и даже забранная в бетон, с пешеходной зоной и стилизованными под старину фонариками, симпатичная набережная. Но это на левом берегу. На правом, вплотную подходя к реке, то, что в Сибири с полным основанием называют тайгой.
В пятистах метрах от городского центра дома становились ниже. А еще дальше улицы обступали обычные деревенские избы. Некоторые из бревен. Некоторые из камня. Как ни странно, каменные были дешевле.
А может, и не странно вовсе: горы-то из камней сложены.
Статус у каменных был точно ниже, поэтому те, кто о статусе заботился, свои каменные дома обкладывали облицовочным материалом: кирпичом, сайдингом или просто беленой штукатуркой. Голый камень выглядывал только там, где хозяевам на статус было плевать.
Таких тоже хватало.
На въезде с уфимского тракта дорога раздваивалась. Прямая широкая улица вела в центр. А узкая заворачивала направо и лезла в крутую гору, чуть не под сорок пять градусов. Вверху целые кварталы бараков пугали подъезжающих своими кривыми черными стенами. Бараки, кстати, были деревянными. Их в свое время строили зэки. Поскольку зэков и деревьев в те времена было не перечесть, жилфонд и оказался из сосновых кряжей.
Впрочем, не только почерневшие от старости и непогод бараки выглядели страшновато. Были такие же дома поменьше, частные, вдоль улицы, карабкавшейся в гору: с водой в колодце и сортиром в будке. Кроме перманентной нищеты, усугубляемой вредными привычками, здесь все могло мгновенно дополнительно усугубиться горным расположением, когда один дом нависает над другим, тот над третьим и так далее.
Один хороший ливень на вершинах – и со двора верхнего соседа может улететь к нижнему что угодно: от мопеда до содержимого выгребной ямы. Бывало, что и сам дом съезжал. Горы шутить не любят.
Район назывался Откос и считался неблагополучным. Кто сумел вырваться из привычной здешней колеи (хорошей учебой, мелким бизнесом или просто удачно «зашившись» от пьянки), старались перебраться в более престижные места.
Именно на Откосе обитала семья Гильдеевых. Здесь вырос Тимур, сюда привел свою юную жену Далию, отсюда же вывез на кладбище своих, тоже еще не старых, но выработавшихся и измученных спиртной отравой, родителей.
Вообще же в городке была традиция, что жена приходит жить в дом к мужу. Даже если этот дом по качеству сильно уступает родительскому.
Впрочем, про традиции можно говорить лишь условно.
У башкиров одни традиции, у татар другие, у русских третьи.
Жили, кстати, все дружно. По крайней мере, если кто кого недолюбливал, то уж точно не из-за веры или разреза глаз.
Сильно верующих особо не было.
Родителей Тимур хоронил с муллой, при этом в мечеть мог не заходить целый год.
То же касается и русских: церкви имелись, на Пасху были полны. В остальное время их посещали в основном богомольные старушки. Вот уж кто казался бессмертным: и при Сталине они были, и при Брежневе. Были и при Петре, разумеется, ведь именно в то время Урал активно заселялся мастеровыми людьми.
Теперь расскажем про вторую семью, важную для нашего повествования.
Наполовину русскую, наполовину башкирскую. Отец, Ишмурзин Радик Алиханович. Мама, Вера Ивановна. Разумеется, Ишмурзина – здесь редко оставляют девичью фамилию. Старшая дочка имела русское имя Наташа. Младшая – башкирское (и татарское) Алсу. Это красивое имя стало популярным после того, как одна его талантливая носительница стала популярной певицей.
Папа был известным человеком в городе.
Именно он последние четверть века рулил городской автобазой. Умный, трудолюбивый и, что принципиально, малопьющий. Такого оборота, кстати, в Белогорске не использовали. Если человек не уходил в запои и не срывался с катушек, то про него говорили – не пьет.
Валютных миллионов не скопил, однако все, что должен иметь уважаемый житель Белогорска, Радик Алиханович имел.
Пожалуй, этот «джентльменский набор» стоит перечислить.
Свой дом, капитальный, не новомодный коттедж, а старая огромная изба. Пять окон на одну улицу, три на другую. Рубил дом отец Радика Алихановича. А жить в нем без проблем смогли бы и его внуки.
Металлическая крыша. Внутренний двор асфальтирован. «Не эстетично?» – усмехнется столичный дизайнер.
Зато «дешево, надежно и практично»: особенно когда нужно выгребать снег после февральского снегопада, а такой снегопад запросто может идти неделю.
Из животных имелась корова, были на дворе и куры. Хлев, разумеется, был сложен из таких же мощных бревен, что и дом. Огромный, рассчитанный, наверное, на маленькое стадо. Однако времена действительно изменились, и двух из трех коров отвезли родственникам в деревню еще десять лет назад.
Что касается удобств, то умелый и со связями Ишмурзин сделал дом почти городским. Вот только центральное отопление в их довольно престижном районе не было предусмотрено. Поэтому, несмотря на разведенные по комнатам батареи, в целях экономии топили огромную печь. На ней же готовили еду, благо дрова в здешних краях были почти бесплатными.
Итак, отец семейства был шустрым и деловым и давно вошел в высшие слои местного общества.
Мама была доброй и заботливой, как ей и положено.
И очень-очень занятой, несмотря на то, что ни дня не работала по трудовой книжке. На ней дети, дом, живность, участок (как при доме, так и еще отдельно, за городом). Горничная стандартным укладом городка не предусматривалась.
А еще все горожане, работающие (брали отпуск) и неработающие, исчезали из города на две недели в июне и на неделю в августе. Сенокос, огород и малина.
Ягоду никто специально не выращивал. Ее, дикой, до черта было в горах, и у каждого имелось заповедное местечко. Малина душистая настолько, что просто с садовой не сравнить.
Оттуда и вывозили ведрами: на сушку, компоты, пироги, варенье. Бесплатно, с чувством глубокого удовлетворения, как говорил один из наших прошлых лидеров. Главное, с медведем не пересечься, зверь тоже обожал сладкое.
Вот теперь плавно переходим к дочерям, и далее – на финишную прямую нашего неторопливого предисловия.
Старшая – Наталья. Стройная, более-менее симпатичная. Аккуратненькая брюнеточка. И, однозначно, умная.
В лучшей школе городка (а где еще могли учиться дочки завгара Ишмурзина?) она была первой ученицей. Блестяще сдала выпускные и с родительского благословения укатила в столицу, поступив в престижный московский вуз.
Младшая, Алсу, любила сестрицу и одновременно слегка завидовала ей. Она была в семье как Золушка. Нет, никто ее родительской любовью не обделял. Просто так исторически сложилось: Наташка после уроков бегом на кружок или на дополнительные занятия, а Алсу, не проявившая никакой тяги к учению, – на хозяйство. Дрова принеси, печку протопи, золу потом вынеси, за огородом следи – ну точно, Золушка. Разве что не у злой мачехи, а у любящих и любимых мамы с папой.
Мама видела ее расстройство, жаловалась отцу, что, мол, как-то нечестно получается.
Радик Алиханович вызвал младшенькую в горницу и серьезно спросил: готова ли она пахать в науках так же, как сестренка? Если да, то он готов вызвать из деревни родственницу, помочь маме по хозяйству, освободив тем самым Алсу.
Подумала младшая дочка и отказалась.
Выносить золу ей не нравилось. Но алгебра с химией и историей нравились еще меньше.
Уж лучше зола.
Мама только улыбнулась отцову эксперименту. Уж ей ли было не знать свою кровинушку?
Если честно, Алсу давно интересовали только мальчики. Не в плохом смысле, она вовсе не была распутной девицей. Просто с седьмого класса, как образовались у вчера еще ребеночка тугие груди да круглая попка, Алсу готовилась к своему главному жизненному предназначению. И это точно были не алгебра с геометрией.
Мама против такого расклада не возражала. Она знала наверняка, что от дома, любви и деток тоже можно иметь полноценное счастье.
Уместно, наверное, сказать, что красоткой Алсу не была. Однако она была такая… слегка сдобная, что ли, и при этом крепко сбитая. Платьица предпочитала носить в обтяжку, и уже в старших классах на ней нередко останавливались мужские взгляды. Пышные, соломенного цвета, волосы лишь усиливали ее сексуальную притягательность.
Еще одной золушкиной обязанностью было носить домашние обеды отцу. Так уж принято в Белогорске: в ресторан ходили немногие, либо молодежь золотая, либо командировочные на местные предприятия – небольшие, однако союзного, как раньше говорили, значения…
Вот тут-то, на автобазе, и пересеклись тропинки дочки завгара Алсу и сына алкоголика Рината.
Живой обоюдный интерес был совершенно понятен.
Она – ренуаровская девушка, пышная, но абсолютно ничего лишнего. Да еще серо-голубые глаза с поволокой. И соломенная охапка волос.
В этой девушке все было настоящее, кровь с молоком, без сои и консервантов. А чуть-чуть выглядывающая из-под блузки крепкая белая грудь вызывала инстинктивное желание познакомиться с девчонкой поближе.
Он тоже не подкачал.
Невысокий, но очень физически сильный – не слабее отца в молодости, до пьянства, легко гнувшего подкову. Придя недавно из армии, парень не обнаружил своего выпускного костюма – тот был пропит. Поэтому Ринат щеголял в дембельском прикиде. Что не только не принижало парня, но даже делало его более крутым в девчоночьих глазах.
А еще Ринат печалился.
Не для того, чтоб впечатление произвести. Просто не отошел пока от той ужасной трагедии. Хоть и к мулле ходил, и на всякий случай свечку в церкви ставил. За упокой безвинно погибших.
Особенно было жалко ребенка. И зачем только пошел на кладбище? Так хоть лица не видел, а на свежей могилке была заботливо приклеена цветная фотография, спрятанная от дождя в полиэтиленовый файл.
Вот такого, печального, и встретила его Алсу.
Она, как Красная Шапочка в сказке, несла узелок с вкуснейшим домашним обедом. Только не бабушке, а отцу.
Пересеклись глазами, и, видать, что-то отложилось.
На обратном пути попала под дождь.
Поняла, что сейчас насквозь вымокнет.
Ан нет. К тротуару подкатил огромный грязно-зеленый древний ЗИЛок.
– Садись, подброшу, – сказал Ринат в незакрывающееся окно.
– Спасибо, – с удовольствием сказала Алсу и одарила парня теплым, многообещающим взглядом.
Потом он еще не раз подвозил девчонку.
Взаимная симпатия становилась все глубже, особенно после того, как Алсу узнала причину грусти бравого паренька. В общем, она его за муки полюбила. А он ее за состраданье к ним. И еще потому, что не полюбить такое светлое чудо естественной красоты было сложно.
Родители Алсу были категорически против.
Они вряд ли слышали слово мезальянс, но точно его не хотели.
– Сын алкаша будет алкашом, – в лоб убеждала дочку мама. – Ты хочешь быть хозяйкой в их доме на Откосе? – В городке это был самый неблагополучный район, и, конечно, Алсу не хотелось быть хозяйкой старого полуразваленного дома с дырявым сортиром на улице.
– От осинки не родятся апельсинки, – продолжал в том же духе отец.
Дочка же от обсуждения волнующей темы аккуратно уходила.
Она не могла бы поклясться на Библии или Коране, что безумно любит этого парня. Она просто созрела для любви, может чуть рановато по сравнению с подругами. Ей едва минуло восемнадцать.
А еще Алсу точно знала, что не хочет, как Наташка, портить зрение за компьютером да книжками. Хочет же она свой дом, мужа, ночных ласк и того, что за ними неизбежно последует: детей девушка любила всегда. И всегда жалела, что Наташка – старшая, а не младшая сестренка.
В общем, родители, проведя профилактические беседы, даже чуток подуспокоились: Алсу больше разговоров о Ринате не заводила, хотя он частенько подвозил ее до дома.
Оказалось, рано успокоились.
Все произошло в сенокос, когда полгорода брали отпуск: скотину держали очень многие, и в сене на зиму нуждались почти все.
Ни Радик Алиханович, ни Вера Ивановна так и не смогли понять, когда ребята нашли друг друга.
Вроде постоянно были на виду.
Мужчины косили, пока руки слушались. Женщины укладывали стога. Недолгие перерывы на обед, потом опять работа.
Солнце жарило, как в какой-нибудь Сахаре.
Вечером – искупаться в озере, выскочить обожженным ледяной водой и, доползя до летнего стана, плюхнуться на обильно подстеленное, душистое прошлогоднее сено.
Женщины еще могли перед сном немножко потрепаться. Мужики же, приятно измученные тяжким, но благодарным трудом, засыпали мгновенно.
Оказалось, что не все.
Нашли-таки ребята счастливую минутку. Погуляли у реки. Полежали в стожке. Ощутили вкус горячих губ и сладость молодых тел.
Через месяц после приезда с сенокоса Алсу сообщила родителям, что ждет ребенка.
Это в корне меняло дело.
Посовещавшись, родители приняли единственно верное решение: играть свадьбу.
Получилось не пышно, но очень достойно. Большой дом Ишмурзиных был полон гостей, в том числе из городской элиты.
Незадачливый новый родственник, отец жениха, Тимур Рифатович, разумеется, набрался. Правда, тихо, спокойно, без скандалов.
Зато сын его, Ринат, не подвел: ушел с молодой женой своими ногами.
Что ж, дочка сама выбрала себе судьбу.
После пошла обычная жизнь: работа по дому, ожидание первенца.
Конечно, изба Гильдеевых не шла ни в какое сравнение с огромным домом ее родителей. Но, пока любовь не остыла, интерьеры – последнее, что волнует любящих.
Ринат выпивал, однако не так много. С друзьями, с отцом. Один раз по-крупному, так, что ноги не ходили.
В доме, правда, им активно мешала Далия. Впрочем, иногда она тоже соглашалась принять сто грамм, после чего уже не мешала.
Однако пока все в этом плане было терпимо, не только по меркам Откоса, но даже по средним меркам городка.
Кончилась же идиллия быстро и, можно сказать, одномоментно.
Однажды вечером Ринат домой не пришел. В десять – нет. В двенадцать – нет.
Алсу позвонила отцу, тот молча выслушал и повесил трубку. Через полчаса перезвонил сам.
– Он в полиции, – сказал Радик Алиханович. Голосом скорее нежным, чем сердитым. Дочка сразу поняла: отец жалеет ее.
Зачем-то погладив здорово округлившийся живот, она, сдерживая страх, спросила:
– За что?
– Сбил четверых, – ответил отец. – Шли на ночную смену, по проезжей части.
– Живы? – почему-то шепотом спросила Алсу.
– Не все, – уклончиво ответил Радик Алиханович. Алсу в трубку услышала всхлипывания мамы. – Не волнуйся, доча, – тяжело вздохнув, пообещал Ишмурзин, – будем его вытаскивать. Куда ж деваться, родственник, – печально закончил он.
Несомненно, у завгара с двадцатипятилетним стажем все необходимые связи имелись. И в ГАИ, и в следствии, и в суде. Возможно даже, на начальной стадии расследования им были получены некие гарантии.
По крайней мере, к адвокатам Радик Алиханович за все время следствия не обращался. Ни к местным, ни к уфимским, ни к московским. А обратился он к ним лишь тогда, когда следствие завершилось и дело было передано в суд.
Видимо, из-за мощного общественного резонанса стало невозможно спустить дело на тормозах.
Прокурор, разумеется тоже знакомый, объяснил завгару, что ничего не поделаешь. Вина доказана многочисленными уликами, три жертвы скончались, еще одна женщина находится в глубокой коме. И еще сказал одну вещь: его зятю инкриминируют как минимум две статьи. Первая – нарушение ПДД, повлекшее за собой смерть двух и более лиц. Это неосторожность. Вторая – оставление сбитых им лиц в опасности. А вот это уже умышленное преступление.
Тесть неудачливого водилы не зря был четверть века завгаром. Он точно знал, как опасны две перечисленные юристом статьи, соединенные вместе.
Одно лишь убийство по неосторожности – это колония-поселение. Независимо от срока. Гарантированная работа и, соответственно, заработок.
Общежитие вместо камеры или лагерного барака. А главное, приезд семьи.
Тот, кто в подобных случаях воротит нос от малокомфортабельных общежитий в поселениях, просто не сидел в лагерях.
Одно лишь оставление в опасности – срок в лагере, зато небольшой (да к тому же по этой статье редко дают реальные сроки).
Все гораздо хуже, когда статьи по неосторожному и умышленному преступлению вменяют одному и тому же лицу. Это сразу переводит отбытие совокупного наказания из колонии-поселения на зону. Пусть даже за первое дали десять лет, а за второе только полтора года. Сложением наказаний с их частичным поглощением может получиться, скажем, одиннадцать лет. Но уже не в полусвободной общаге, да еще с приездом и проживанием рядом семьи, а в конкретном лагере, за колючкой с овчарками и прочими тюремными прелестями.
Потыркался завгар в городке, съездил за адвокатами в Уфу. Все объяснили по-дружески: попала березка под трактор. Поскольку вариантов не было, поехал в Москву.
Там у земляков выведал про лучших защитников.
Подобные сведения переносят, как правило, из уст в уста, они не публичны. Но найти их, при большом желании, можно.
И вот он уже сидит в ничем не примечательной адвокатской конторе у трех вокзалов, в кабинете адвоката Ольги Шеметовой, за ее ничем не примечательным, слегка обшарпанным столом.
Ранее его покрывало большое стекло, неприятно холодившее руки.
Больше не покрывает: за пару дней до этого лопнуло, как взорвалось – аж осколки хлестанули по стенам. На звуки микровзрыва тогда прибежали все конторские работники: толстый (диета закончилась с двухнедельной гастролью виолончелистки-жены) и веселый Волик Томский, степенный умный старик Гескин, юный пионер-адвокат – сын их юридического полка, можно сказать, – Тошка, Антон Крымов. Не прибежала лишь Валентина Семеновна, конторская секретарша, а точнее контороуправительница: она была в отпуске.
А еще на взрыв не прибежал Багров Олег Всеволодович, большая и единственная любовь Шеметовой.
Этот не прибежал, потому что в очередной раз поссорившись с Ольгой, ушел к себе в холостяцкую квартиру, там съел какую-то несвежую гадость и уже третий день не отходил далеко от санузла. Шеметова, несомненно, жалела возлюбленного и даже готова была простить ему очередной уход. Однако к чувству жалости примешивалось и некое женское злорадство: вот от ее фантастических котлеток ему бы точно не хотелось столь системно посещать туалет…
«Эх, Олежка, – привычно подумала она о Багрове. – Когда ж ты поймешь, что лучше меня просто не бывает?»
Впрочем, даже мимолетно подумав о своем, девичьем, Ольга Викторовна ни на миг не потеряла из поля зрения суть рассказа сегодняшнего посетителя.
А рассказ был печальным. Как чисто по-человечески, так и с точки зрения юриспруденции.
Радик Алиханович говорил, иллюстрируя свои слова схемами, составленными следователями. Шеметова, очень внимательно слушая, пока не смогла найти ни единой зацепки, позволяющей хотя бы усомниться в выводах следствия. Ехать же в далекую Башкирию, чтобы быть там в судебном процессе статистом, она не собиралась. Гонорар, конечно, от этого бы не убыл. Просто Ольга считала себя Защитницей с большой буквы.
Впрочем, почему считала – она ею и являлась: нестандартное (как говорил Гескин – перпендикулярное) мышление, плюс легендарная работоспособность, плюс не менее легендарная упертость делали смешливую Ольгу Викторовну неприятным соперником для прокуроров всех рангов.
Так вот, настоящие Защитницы без смысла и пользы для доверителей в суды «не ходят». Пусть даже за безумные гонорары.
В этой же истории плохо было все.
Женщин, идущих в ночную смену на завод «Спецметалл», сбили ночью, на перекрестке, точнее развилке двух дорог. Пригородное неширокое шоссе расходилось здесь под острым углом на две улицы.
Тела на ужасных фото были разбросаны веером, с большими промежутками друг от друга.
Три трупа, одна – полутруп.
Убийцу даже искать не пришлось.
ЗИЛ-дворняга, без госномеров, врезался в забор через пару улиц от места ДТП. Когда через час его заметил патруль, то парня долго не могли привести в чувство, настолько он был пьян.
