И тоже почти сразу же пришел ответ.
Письмо в Крюково из Еревана.
24.04.59 г.
ЗДРАВСТВУЙ, ИРОЧКА!
Получил твоё письмо, очень обрадовался, но оно несколько запоздало. Потом я тебе напишу, почему. Признаться, право, я не ожидал от тебя письма, прошло столько времени, и вдруг, бац… письмо!
Ирочка, я с 17 марта был в Москве, был там до 10 апреля, и с радостью увидел бы тебя какой ты стала, но увы, письмо запоздало. Но ничего, в августе я снова буду в Москве, и тогда мы обязательно встретимся и о многом поговорим.
Живу, я, Ирочка, ничего, скучновато, только. Работаю тоже конструктором. Я старший инженер – конструктор проектного отдела завода имени Кирова, одного из крупнейших заводов Армении – химзавод синтетического каучука.
Представь, себе, Ирочка, что после тебя я там был с десяток дней. Я оттуда сорвался 11 апреля 1957 года, и через 10 дней, 22 апреля я поступил в Ереване работать в 1 трест пом. Прораба, получал 790 рублей. Там проработал 6 месяцев, и в октябре 1957 года поступил в министерство строительства Арм. ССР инженером одного ерундового отдела. Целый день читал газеты и журналы., и делал вид, что что-то делаю. Но через месяц мне стало не в терпёж, и я ушел оттуда туда, где в настоящий момент работаю. Получаю сейчас 1250 руб. и премия 200–250 рублей в месяц, так что жить можно. Но собираюсь в этот год сорваться отсюда куда-нибудь – устроиться в Москве, или под Москвой где-нибудь, но не знаю, можно ли где-нибудь прописаться.
Погода в этот год удалась, не то, что в тот год. Стоят яркие солнечные дни, 15 гр. тепла было сегодня днём.
Пиши, как ты живёшь, не вышла ли ты замуж, как проводишь время, вспоминаешь ли ты меня и Каджаранскую гостиницу? Я и ты одни в номере, играет джаз, и мы танцуем. Всё таки время было хорошее, или такое на меня сейчас нашло, я сам не знаю, но мне приятно вспоминать вечера, которые мы вместе проводили, правда ты со мной не слишком была хороша. Ты, наверное, ко мне приходила от скуки, не знаю… Тебе всё это было виднее. Тем не менее, ты мне нравилась, как девушка. Письмо пишу в воскресный вечер, в 8 часов по московскому времени. Дома никого нет, я один, только радио передаёт музыку, почти такую, как тогда, но только тебя нет рядом.
Ну, пока! Пиши. Жду твоего ответа.
Лёва.
Я тогда, кажется, тебя целовал и крепко. Помнишь ли ты это?
Крепко тебя целую.
Лёва.
Спустя какое-то время, когда я вернулась в Дзержинку, неожиданно Лёва приехал в Москву, и, зная мой адрес, разыскал меня в Гремячем. Он приехал вечером. Как часто бывало, кто-то из нашей семьи коротал время, играя в карты. Был в этот вечер у нас дома и Виктор. Его считали уже почти членом нашей семьи. Я познакомила Виктора с Лёвушкой, который понял, что приехал слишком поздно. Переночевать мы его устроили у той же Фени. А утром он уехал, и больше я о нём ничего не слышала.
Переписывалась я и с девочками.
Прислала мне письмо Ниночка Пузанова. Кстати, вскоре она встретила очень хорошего человека. Кажется, его тоже зовут Виктором. После того, как у них стали бурно развиваться отношения, она перестала мне писать, и, даже больше того, стала избегать меня. А как-то при встрече, объяснила мне, что очень боится, что он каким-то образом может узнать о ней что-нибудь компрометирующее, и поэтому не хочет его ни с кем знакомить из прежних подруг и друзей.
Кажется, от Ниночки это было последнее письмо. И то, возможно потому, что я ей была должна 25 рублей.
Письмо в Крюково из Дзержинки – «Москва _ Люберцы, п/ул. Дзержинская, дом 1-А. Кв. 2. Пузановой Нине».
13.04.59 г.
ИРИНА, ЗДРАВСТВУЙ!
Что ты к нам не показываешься? Погода стоит замечательная.
Часто вижу: Виктора Д., Нэрсика, в общем – всех. Видела в окно, как В. опускал в п/я письмо, определённо тебе.
У меня ничего не было страшного. Всё в порядке.
Слушай, Ира, напиши, как живёшь, приезжай, буду очень рада.
Розова В. давно не видела. В общем, приедешь, всё расскажу подробнее.
Если у тебя есть такая возможность, то пришли мне 25 рублей. Деньги мне очень нужны. Купили мне демисезонное пальто. Вся залезла в долг по уши, такого у меня не было. Если, вообще, есть деньги, одолжи. Я буду благодарна тебе. Всю зиму денег домой не давала – сама знаешь, почему, поездки к Лене и т. д. А так, я никогда бы у тебя бы и не спросила долга.
С мамашей – натянутые отношения. Мне вывернуться из долгов – будет чудесно. Извини, небрежно и не последовательно пишу.
Да, в июне, июле – едем на море! Если всё утрясётся! (денежные отношения).
Всего доброго – Нина.
Мама к тебе с приветом и наилучшими пожеланиями.
В последующем, когда я уже был начальником лаборатории в НИХТИ, Н. Пузанова работала у меня в лаборатории, а затем в Москве и я несколько раз пользовался её услугами в части подписки на лимитированные издания.
Я написала своей самой лучшей подружке по техникому – Катеньке Жильцовой – той, с которой мы были донорами.
Она тоже сразу откликнулась на моё письмо. У нас возобновилась переписка. Все письма её дышали такой любовью, такой преданностью, которые сейчас, наверное, редко встречаются.
Жива ли она сейчас? Как сложилась её жизнь? Уже не раз я ловила себя на мысли, что хочу написать ей, найти её…
Письмо в Крюково из Можайска – «Г. МОЖАЙСК. МИЗ. ЖИЛЬЦОВОЙ».
1.1.59 г.
МИЛАЯ, ИРА!
Твою открытку получила очень давно, но не могла ответить.
Родная, я у тебя была в сентябре, с тех пор многое изменилось. Ира, я жду тебя к нам в Можайск. Мне даже немного страшно писать о тех изменениях, которые уже свершились, если можно так сказать.
Во-первых, я вышла замуж.
Во-вторых, нам дали комнату, и мы, следовательно, имеем свой угол.
Вот и всё!
Милая, как мне приятно получать от тебя открытки и письма, но очень жаль, что ты не пишешь ничего о себе.
Убедительно прошу, напиши всё подробно за эти прошедшие 2 года. Как твои родные? Как живут и чувствуют себя? Я помню твоего папу, бабусю, Бор и Надю.
Жалею, что мы с тобой так и не встретились. В тот раз я бы тебе сказала, что очень люблю человека, который никогда не сможет полюбить меня. Ты бы поверила?
А вот теперь я жена этого человека.
Ира, родная, если ты сможешь, приезжай (лучше на Новый год). Мы будем одни, может быть, приедет Коля (мой брат). Посмотришь наше «богатство», посмотришь Можайск. Знаю заранее, что Можайск тебя удивит своим видом. А «богатство» удивлять тебя не должно. Есть всё то, чем мы пользовались в общежитии, вернее, нет ни посуды, ни корыта, ни стола, и всего другого нет. Зато, есть кровать и свой керогаз. Ира, знаешь, как хорошо начинать так жить.
Каждая новая вещь радует и заставляет думать, что я самый счастливый человек. Нам за это время подарили скатерть. Мама дала ватное одеяло, тканьёвое одеяло, подушки и постельное бельё. Мы купили такие вещи, как зеркало, щётку, веник.
Расписались мы с Борисом 27.11.58 г., но его женой я стала с 12 октября. 5 декабря ездили домой. Были в Орехово, но я никого не видела.
Ты мне обязательно напиши мне сразу же, дай ответ. Я тебе на всякий случай даю расписание поездов, т. е. электричек. Буду ждать тебя. Если поедешь, сообщи, я тебя встречу.
Отправление с Белорусского вокзала: 6 ч.-02, 8–33, 12–41, 16–05, 16–36, 19–07, 20–55,22–45. Нужно ехать с этими электричками. С другими не успеешь на автобус. Если поедешь с этими, то сообщи, мы тебя встретим, а лучше приехать раньше.
Приедешь в Можайск, садись на автобус, который идёт до медико-инструментального завода. Автобусы останавливаются за вокзалом.
Сядешь на автобус и едешь до конца. Приедешь и спроси Жильцову Катю или Анфилова Бориса. Ну и всё.
Целую крепко, крепко – Катя
Милая, отвечай скорее в любом случае. Адрес всё тот же.
Письмо в Крюково из Марфино – «Московская область, Можайский район, п/о Марфин Брод. До востребования. Жильцовой».
ИРА, МИЛАЯ!
Получила твоё письмо, была очень рада (наконец-то ты ответила мне, и какие подробности)… Я читала твоё письмо два раза, и сейчас, когда пишу тебе это письмо, хочу ещё раз прочитать.
Ира, как это всё печально, что было с тобой за эти, кажется, 2 года. После всего, ты, надеюсь, всё та же Ирка. Неужели изменилась?
Ира, оставайся той Ореховской Ирой. Знаешь, я не могу представить, что бы осталось от меня, если бы я пережила такое (ты знаешь, какой я человек). Сомнения мучают меня всегда и всюду. Иной раз и не так уж лихо, как моё воображение это представляет.
Ира, немного о себе, вернее, хочется написать много, но не знаю, как это получится.
Когда ты уехала совсем из Орехово-Зуева, я потеряла всякую связь с тобой, а, следовательно, и не знала ничего о тебе, пока ты не вернулась в Шатуру, но, кроме того, что ты в Шатуре, я не знала ничего до этого года.
В техникуме у меня была масса неприятностей. Одну из тех, вспоминая сейчас, не могу быть спокойной.
В 10-ой комнате у одной девушки пропало 300 рублей. Меня обвинили в их краже – ты представляешь? И думаешь кто? Анна Ивановна и Крылова Надя. Я это всё узнала гораздо позже. В общем, переживала страшно, чуть не бросилась под поезд.
Эта история имела такой большой шум. Приезжала мама. Были у Нестеровой. Никонова была секретарём парторганизации. Она заявила, что меня исключат из техникума, если я не отдам эти деньги.
Заушников был секретарём комсомольской организации. Он как-то сразу поверил мне. Да и многие девчонки были на моей стороне. Но, неизвестно, чем бы это кончилось. Совсем случайно выяснилось, что деньги взяла сама Анна Ивановна, а Крылова в этом деле сыграла свою роль (подлую, гадкую роль).
Нестеровой на собрании в общежитии пришлось говорить, что деньги я не брала, и это всё не должно обижать меня. После этого, я разговаривала с Никоновой (говорила грубо). А. И. и я были долго врагами, потом я простила ей, вернее, стала при встрече здороваться, и разговаривать. Крылова до сих пор вызывает к себе отвращение.
Вот, Ира, это был 3-ий курс. В этом же году здорово не ладили с сестрой Ниной. Ты знаешь её характер. Здорово болела бабушка. Я там не жила, но постоянно ходила туда стирать, мыть, готовить, топить печь. Плохо успевала. Вернее, успевала, но больше на 3 (это 3-ий и 4-ый курс).
Но вот, весной защитила диплом. Получила направление в Можайск (по желанию), и вот я еду узнать, что мне предложат из работы. Директора не было. Пришлось два дня жить в гостинице, и, наконец, он заявился, и я узнала, что работать буду прорабом.
Вот приехала на завод. Работала прорабом до 6-го марта. Начальник Аношин – чудесный мужчина. Я была очень довольна.
За это время (летом) ездила в колхоз. Там вот мы с Борисом и узнали друг друга по-настоящему. Приехали из колхоза, поженились. Свадьбы не было. Нам дали комнатку. Борис хороший конструктор. Сам не интересный, Рост такой же, как у меня. Характер идеальный. Он сам, кажется, не от мира сего. Никогда он не бывает раздражительным, всегда вежлив, и удивительно справедлив. Но слеп на плохое, в людях видит только хорошее, и, если когда удаётся открыть ему глаза на – то плохое, что делают, он бывает и здесь беспощаден до конца.
Ира, он рос один, в общежитиях, на квартирах, всё время по столовым. И сейчас он очень плохо выглядит (худой). Я надеюсь, что он со временем поправится. Очень трудолюбивый. Иногда я не вижу даже, как он моет пол, или готовит обед, а когда был в отпуске, то стирал бельё. Сейчас это делаем вместе, т. к. я устаю, мы ждём сына (4 месяца). Чувствую себя плохо – тошнит, нет аппетита, и быстро устаю. К врачу езжу каждый месяц.
Ира, я немного отвлекаюсь от главной мысли.
Итак, до 6-го марта было всё хорошо, а 6-го, вдруг, приказ. В виду объединения ОКСа и Ремонтно-строительной группы, сократить начальника ОКСа т. Аношина, а назначить начальником – начальника ремонтно-строительной группы.
И второе – перевести Жильцову Е. А. в разнорабочие. Отделу кадров – трудоустроить. Вот с этого момента и начались мои слёзы и мытарства. Я и так себя плохо чувствую, и вдруг начинают нервы трепать. Когда я пошла к начальнику отдела кадров, он развёл руками, и говорит, что приказ с ним не согласовывали, и знает он не больше моего. То же самое говорит и секретарь парторганизации, и председатель профкома, и главный инженер. Тогда я иду к директору. Он со мной очень грубо разговаривал, и ничего ясного не сказал. А после моего прихода к директору, все его «приближенные», так я называю всех, кого я перечислила выше, говорят – не волнуйся, иди в отдел и работай, как работала прорабом. Об этом позвонили новому начальнику, и я делала свою работу.
Приказ почему-то задерживали, тогда я пошла к начальнику отдела кадров, и говорю – «внесите, наконец, ясность в отношении меня». Он обещал это сделать, пошел к директору, а тот 1-го апреля пишет такой приказ, который подтверждает правильность приказа № 13 п.* о переводе Жильцовой в рабочие, с гарантийной ставкой.
Ира, ты представляешь, снова начались мытарства.
Немного отклонюсь. Наш директор очень много работал за границей (последние годы в Германии). В Совнархозе он числился одним из лучших директоров. Вот, за его способности тянуть производство, и прислали на этот завод 5 лет назад, где он работает и поныне. Есть у него жена (которая говорит, что она работала чекисткой), чему я верю, судя по её манерам. Женщина очень скандальная. Директор у неё в подчинении.
Её я знаю очень хорошо с первого дня приезда, т. к. мне дали участок, где строилось две дачи (для директора и инженера). Вот она там и командовала всеми, как хотела. И если кто что-нибудь не выполнял, вернее, шёл против её капризов, она жаловалась мужу, и тут же этот человек увольнялся с завода (причину всегда находили). Вот причиной для такого приказа послужил такой факт.
Аношин – бывший начальник, делал всё согласно проекта, и требовал этого от меня. И вот, когда были сделаны двери, оказалось, что у директорши есть сундук, который не пройдёт в эту дверь. Она потребовала от Аношина немедленно переделать двери, он отказался, и ему не разрешили бывать на этом объекте. Он ездил в горком партии. Но, ничего не помогло, а Г. П. – жена директора сказала, что он ещё пожалеет об этом.
Вот, Ира, и у меня был почти что такой случай, когда Г. П. заявила, что вы вылетите вместе со своим Аношиным. Я в это не верила, а теперь крепко убеждена в том, что это её проделки. Сам директор очень старый. Ему 67 лет. Говорят, учился вместе с Хрущовым, ну, во всяком случае, он никого не признаёт: ни Горком партии, ни Совнархоз, даже суд для него ничто.
Есть случаи, когда суд восстанавливает уволенных, а он их не берёт. Хоть мало, но ты всё же будешь представлять директора и его жену. Живут 5 лет и не прописаны. Имеют в Москве квартиру. Ира, и как можно много возмущаться. Такого безобразия я ещё нигде не встречала. Настоящий начальник подхалим и карьерист. Как только увидел приказ, что меня переводят в рабочие, тут же написал распоряжение, согласно которого, я должна идти штукатурить. Ира, но у меня уже была там справка о том, что меня должны освободить от всех тяжелых и сверхурочных работ.
8 апреля я была у директора. Он говорит – жалуйтесь на меня, если не согласны, справку не захотел смотреть. И ещё сказал, что у него мне делать нечего.
Я разозлилась, и поехала в горком комсомола. Там рассказала всё. Зашла к юристу, где мне сказали, что не имеют права переводить на другую работу без моего согласия. Если есть сокращение, то могут сократить. Ира, а приказ написан неверно. Согласно – плана по труду, из Совнархоза строителей уволилось на 20 тысяч больше – по сравнению с 1958-ым годом.
Из горкома ему прислали письмо. Не знаю, как будут развиваться события дальше. Я подала заявление в конфликтную комиссию, которая сегодня собирается.
Ну, вот и всё, Ира. Это ужас, что творится. Борис справедливый человек, поэтому он разговаривает за меня, т. к. я не умею говорить. Директору он сказал – «Вы хороший директор, но нельзя быть при этом плохим человеком, что люди и железки, которые лежат у вас на столе, не одно и – то же, и работать нужно с каждым по разному, и я советую вам подумать, и сделать вывод».
Что будет дальше, сказать трудно, во всяком случае, напишу. Уже устала писать. Чуть отдохну, и попробую продолжить свои мысли.
Ну, Ира, сегодня уже 11-ое.
Вчера собиралась конфликтная комиссия, и знаешь, все молчали. Но я почувствовала, что они находятся в трудном положении. Никто, кроме начальника, не взял на себя смелость что-либо сказать. Начальник говорил много, и очень умно, чему я удивилась. Остальные смотрели друг на друга, и отмалчивались. Результат узнаем сегодня.
Ира, ты извини, что так много пишу о себе.
А ты, Ира, со своим письмом взволновала меня так, что я почему-то хожу и целыми днями повторяю твои стихи, их я помню все до одного. И в них ты вся, Ираида Владимировна.
Почему не пишешь о бабусе, о Боре. Что ваша квартира в Шатуре? Ира, а относительно твоих поклонников, и не знаю даже, что и сказать. Знаю одно, что у тебя их всегда было и будет много. А замуж выходить надо только по любви. Ты же не сможешь быть не искренней. Ну, кажется, и всё. Очень люблю тебя.
Целую крепко, крепко.
Катя.
P. S. За эти годы я ничего не сумела себе купить, правда, я этого не переживала никак. Были минуты, когда я приходила в отчаяние, но потом на долгое время это забывалось.
Письмо в Крюково из Можайска.
9.05.59 г.
ИРА. МИЛАЯ, ЗДРАВСТВУЙ!
Извини, что так долго молчала. Твоё письмо мы получили перед маем, числа 29-го. Я очень рада твоим письмам. Опять я чувствую тебя так близко (почти, как вместе). Ира, только ты можешь быть такой! Честное слово, ты единственный человек, подобных тебе нет. В этом письме опять сказалось твоё доброе сердце, твоя готовность помочь даже в тот момент, когда это очень трудно тебе.
Ира, как я рада, что есть хорошие знакомые и у меня. Ты вот уже несколько лет (кажется два года) без меня. И я не думала, что можно быть такой постоянной в своих мыслях, целях. Очень хочу, чтобы ты была самой счастливой в жизни.
Ира, тебе не кажется, что свою жизнь ты не можешь устроить так, как хочется. А? Ира, долго думала над твоим письмом, и ничего не придумала. Всё, что предлагаешь, кажется таким ясным, но… Ира, если бы я была одна, я бы и никогда не задумалась. Всё время до замужества я жила надеждой работать и жить с тобой (это ещё в техникуме). И сейчас хочу быть с тобой, хочу бросить этот «МИЗ» к чертям. Люди здесь очень своеобразные. Работа мастера, прораба – не только не нравится, но и пугает. И не могу представить, что именно на такой работе я и должна работать всю жизнь.
Но другое держит меня. Борис кончил машиностроительный техникум. На заводе работал мастером в кузнечном цехе, техником по оборудованию (это в первые годы). Здесь он 5 лет, но со своим мягким и застенчивым характером не мог, и, может быть, даже не справлялся с работой. Мастер в цехе тоже должен быть собакой. Тогда его перевели в технический отдел, где он работал техником-технологом, а потом инженером-технологом. Вернее, оформили инженером-технологом, а работал он на 50 % конструктором, как и у всех работников тех. отдела. В техотделе он пользуется уважением, как хороший человек. А начальник и главный инженер считают его хорошим специалистом.
Ира, я вот побоялась предложить ему поехать к тебе. Он всю жизнь «скитался» один. Работал в шахтах, с 12-и лет сирота. В шахте по состоянию здоровья не мог больше работать, взял расчёт, и поступил в техникум, в Москве.
Ира, он учился хорошо, но жил очень бедно, не имел за все годы ни костюма, ни пальто, т. к. работая, помогал сёстрам. Они учились. Одна кончила институт, другая – техникум. И только здесь, работая, он купил кое-чего себе из вещей. Работая, он учился в институте. Потом сильно заболел, и до сих пор на 2-ом курсе. Обязательно будет продолжать учиться.
Ира, сейчас, когда он живёт дома, пусть у нас ещё ничего нет, но мы себя чувствуем хорошо, даже в пустой комнате, и нам уютно. Борис очень доволен, что я его люблю (он меня тоже очень любит), что обед всегда готов, постель и бельё чистое. Он просто счастлив, и вот поэтому не предлагаю ему ничего. А он, когда прочитал твоё письмо, долго молчал, Ира, а потом и говорит – «Частная квартира, это всё-таки плохо». Ира, ты понимаешь его?
Потерять опять этот уют, наверное, ему страшно. А потом он говорит, что до родов меня не могут переводить, и что есть смысл здесь спокойно работать эти месяцы, и лучше декретный отпуск быть здесь. А, вообще, мне здесь уже не работать, это ясно, как день. Ира, я по приказу так и числюсь разнорабочей. Работу выполняю мастера. Деньги мне платят. Есть у меня решение завкома, что мой перевод считать не правильным, но отдел кадров, а это значит, директор никак не реагируют на это решение, и приказ новый на моё восстановление не издают. Думаю подать в суд. Вот, Ира и всё.
Милая, родная Ира, как меня мучает всё это. Я хочу одну, а делать приходится другое.
До свидания. Пиши скорее, целую крепко.
Борис эту неделю в колхозе. Я одна. Ира, хочу видеть тебя и говорить. Ты, хоть, пиши письма большие, а главное, не забывай ни о чём. Пиши подробнее и больше о себе.
Твоя Катя.