Раны уданца быстро воспалились, и путешественникам пришлось пристать к берегу в поисках лекарства. Тут им помог Вэллос – прекрасный охотник и, как оказалось, травник.
Пока варвар занимался сбором трав и приготовлением отваров и мазей, девушки – Ильяса и Аста (Анабель всюду следовала за возлюбленным и присматривала за больным) – решили немного поохотиться, чтобы пополнить запасы свежего мяса.
Место, где плот пристал к берегу, выглядело живописно и необычно: каменная арка, увитая лианами и поросшая висячими растениями, сквозь которую вытекал широкий мелкий ручей с кристально-прозрачной водой. Глубина ручья не превышала половины роста человека, а дно устилала крупная разноцветная галька. Берега покрывала пышная зелень густого леса. Ветви деревьев нависали над самой водой, отражаясь в гладкой поверхности, как в хрустальном зеркале. Путешественники с трудом отыскали свободное от леса пространство – небольшой каменистый пятачок у подножия увитой ползучей зеленью вертикальной скалы, на плоской вершине которой устроили гнёзда нырки – крупные водоплавающие птицы, прозванные так за умение ловко нырять и ловить рыбу на глубине.
Как только на суше разбили временный лагерь – пара шалашей-навесов и кострище – Аста, взглянув на скалу, спросила:
– Кто соскучился по яичнице?
Соскучились, конечно же, все.
– Я добуду вам свежих яиц! – пообещала виолка.
Забросив за спину самодельную корзинку из тонких прутьев, она схватилась за толстые ветви лиан, оплетавших скалу, и ловко полезла наверх.
– А может, не надо?.. – воскликнул Лайэм, глядя вслед отчаянной любовнице.
– Смелая девушка, – восхищённо вздохнула Анабель.
Аста поднималась выше и выше, ловко карабкаясь по лианам, подтягиваясь на руках и упираясь ногами в уступы или узлы сплетённых ветвей. Вскоре она достигла вершины. Прогнав мирно сидящую пару нырков с гнёзд, начала собирать яйца, кладя их в корзинку. Птицы с возмущёнными криками носились у девушки над головой, но она не обращала на них внимания. Тогда нырки развернулись и куда-то улетели. Закончив грабёж, Аста начала спуск той же дорогой, что и поднималась.
Виолка была уже на полпути до земли, когда со стороны реки появилась целая стая нырков – около десятка больших злых птиц. Они с громкими криками набросились на разорительницу гнёзд, клюя в спину, плечи и голову острыми крепкими клювами и пытаясь сбросить вниз; били крыльями и хватали за волосы; прицельно «бомбили» испражнениями и отрыгнутой полупереваренной рыбой. Аста прижалась к скале, судорожно вцепившись в лианы. Отбиваться она не могла, так как тогда сорвалась и упала бы вниз, на острые камни.
Лайэм, Ильяса и Анабель подняли крик, стараясь отпугнуть взбесившихся птиц, но те не обращали на них внимания, продолжая прицельные и болезненные атаки на виолку. Видя, что шум и размахивания руками не приносят никакого толка, Ильяса схватила лук и начала стрелять в стаю. Она не прицеливалась, а просто посылала стрелу за стрелой. Птицы кружились так тесно, что ни одна стрела не пролетела мимо: одной пробила крыло, другой грудь, третьей вырвала хвост или снесла голову. Стая начала стремительно редеть. Когда их осталось несколько особей, птицы бросили жертву и унеслись прочь. Аста, не дожидаясь их возвращения, быстро спустилась вниз, почти соскользнула по лиане, ободрав в кровь ладони. Исклёванная, избитая сильными крыльями, покрытая кровью, царапинами, перьями и птичьим дерьмом, в потёках разбитых яиц, с всклокоченными волосами и отвратительно воняющая полупереваренной рыбой – Аста выглядела одновременно и смешно, и жалко.
– Ненормальные кучки перьев! Куры облезлые! Безмозглые рыбоеды! – бушевала виолка, выдирая из волос перья и помёт. – Какие-то бешеные собаки, а не птицы!
Сдерживая смех, Ильяса и Анабель согласно кивали, а Лайэм обнял подругу и примирительно сказал:
– Иди, помойся, милая… Они защищали гнёзда, не нужно на них сердиться.
Из всей добычи, что принесла виолка, набралось едва ли с десяток целых свежих яиц. Остальные либо разбились, либо оказались насижеными. Зато, как компенсация, появились целых семь птичьих тушек. Правда, не очень вкусные и жилистые, но для похлёбки годились.
На следующий день Ильяса и Аста отправились на охоту в лес. Они с трудом пробирались среди густой зелени, переплетённых лиан и огромных кустов папоротников, внимательно вглядываясь в зелёный сумрак, царивший под пышными кронами деревьев. Каждый подозрительный шелест, треск сухого сучка или мелькание размытой тени настораживал и заставлял напряжённо замирать, прислушиваясь и вглядываясь.
Ильяса шла впереди, Аста – на шаг позади и чуть сбоку. Дорогу алмостке преградила толстая зелёная лиана, испещрённая сероватыми пятнами лишайника. Женщина небрежно отодвинула её рукой и прошла под ней, пригнувшись. Но не успела сделать и двух шагов, как лиана резко изогнулась и обхватила её за плечи и шею. Ильяса почувствовала, как невероятная сила начала медленно и целенаправленно сжимать кости и выжимать из лёгких воздух. Она начала задыхаться, не в силах вдохнуть или крикнуть. Пальцы беспомощно скребли по гладкой поверхности, в глазах начало темнеть… Внезапно перед ней возникло сосредоточенное лицо Асты. Взгляд виолки, ледяной, напряжённо-жёсткий, был направлен куда-то поверх головы алмостки. В руках она сжимала меч, держа его вертикально перед собой. Вот она наклонила клинок, словно намереваясь срубить Ильясе голову, приподняла левый локоть… Ильяса испуганно прищурилась, не в силах оторвать взгляд от полированной блестящей поверхности…
Аста молниеносно взмахнула клинком и тиски, сжимавшие грудь Ильясы, медленно ослабли. Женщина упала на колени, судорожно хватая открытым ртом воздух и растирая посиневшую шею. Рядом свалилось что-то грузное и гибкое, свившись несколькими кольцами. Повернув голову, Ильяса увидела невероятных размеров обезглавленное змеиное тело, покрытое гладкой зелёной пятнистой кожей. То, что она приняла за лиану, оказалось огромным удавом, и она едва не стала его добычей. И только точный удар виолки, снёсший гаду голову, спас её от неминуемой смерти.
– Думаю, на сегодня охота закончена, – улыбнулась Аста, поднимая змею за хвост. – Этого мяса нам хватит на пару дней и ещё останется на наживку.
– Ты собираешься есть змеиное мясо? – прохрипела Ильяса, поднимаясь и с ненавистью глядя на толстую гибкую «колбасу».
– Почему бы и нет? Оно довольно вкусное, вот увидишь! – И, помолчав, добавила с улыбкой: – Разве ты не хочешь отомстить? Она чуть не слопала тебя, так давай слопаем её!
Река разлилась, расширилась и замедлила течение. Прозрачные воды помутнели, приобрели зеленовато-коричневый оттенок. Горы отступили, уступив место болотистой низине.
– Это Дикое болото, – Лайэм, окинул взглядом унылый пейзаж, раскинувшийся справа. – О нём ходит дурная слава. Лежцы обходят эти места стороной. Говорят, тут водятся ужасные древние чудища и обитают болотники – племя совершенно диких варваров, живущих в сплетённых из тростника хижинах и одевающихся в звериные шкуры. Я, правда, ничего такого сам не видел, но и не заходил сюда никогда.
– Странное место… – Ильяса с любопытством посмотрела на покрытую тиной и гниющими растениями почти неподвижную воду. Плот медленно, утиным шагом, продвигался среди зарослей водяных лилий и огромных пятнистых листьев, покрывавших всё видимое пространство. – Откуда тут взялось болото? Ведь Гарвальд – горы, пусть и старые.
– Болото это лежит между трёх рек: Эйверсом, Риу и Сиу, которые впадают в него. Постепенно сточные и речные воды подтопили некогда плодородную равнину, вот и получилась топь. За века тут развелась всякая нечисть… С такой скоростью мы будем болтаться здесь полдекады, не меньше. Предлагаю плыть и ночью, не приставая к берегу, чтобы поскорее покинуть это место.
Товарищи согласились с Лайэмом. Дикое болото производило тягостное впечатление. От воды поднимался неприятный дух, странная гнетущая тишина будоражила нервы, а крупная рябь, внезапно возникавшая то с одной, то с другой стороны плота, говорила о том, что под тёмной водой скрывается что-то большое, и это что-то заинтересовалось непонятным движущимся предметом, вторгшимся в его царство стоячей воды и неподвижных растений.
Установили дежурство. Пока четверо спали, один охранял их сон, поддерживая небольшой огонёк в очаге.
Ночью болото казалось особенно жутким и одновременно завораживающе-прекрасным. Поднимавшиеся от стоячей воды испарения конденсировались в полупрозрачную дымку или негустой туман, сквозь который причудливыми силуэтами проглядывали искривлённые полузасохшие деревья, растущие на множественных илистых островках. Их кривые ветви начинали светиться с наступлением темноты неярким мигающим разноцветным светом, отзывающимся на любой звук или колебание воздуха вспышками, затуханием и изменением цвета. Казалось, что по деревьям струится жидкий радужный огонь, что они пылают в холодном костре. Такие же огоньки, только отдельными точками, хаотично вспыхивали и гасли в любом обозримом пространстве, похожие то на красные глаза хищника, то на зелёные безобидные светлячки, то на жёлтые фонарики в руках бредущих цепочкой гномов…
И ещё, с наступлением ночи, болото начинало рождать странные пугающие звуки: протяжные мучительные стоны, горестные вздохи, резкие пронзительные вскрики, зловещий хохот, леденящее душу уханье, жалобный детский плач или безнадёжный зов плутающего странника.
А однажды на рассвете, когда тьма отступила и туман рассеялся, всех разбудил полный отвращения крик Анабель, отправившейся на корму, чтобы посетить оборудованный там туалет. Дежурившая ночью Ильяса схватила меч и бросилась на помощь подруге. Та, прижавшись к рукоятке рулевого весла, с ужасом взирала на нечто длинное, толстое, коричневое, покрытое густой слизью, корчащееся на палубе. Существо не имело головы. Вместо неё с одного конца торчала щётка из тонких извивающихся усиков-щупалец, которые слепо шарили в воздухе, подрагивая, словно принюхиваясь. Вот оно повернуло «голову» в сторону Анабель и поползло, изгибаясь и оставляя за собой мерзкую слизь. Девушка вновь завизжала, а Ильяса, взмахнув мечом, отрубила гадине то, что было вместо головы. Из обрубка медленно потекла густая чёрная жидкость, распространяя в свежем утреннем воздухе гнилостную вонь. Ударом ноги алмостка сбросила за борт и продолжавшее корчиться тело, и клубок не прекращавших шевелиться щупалец.
– Ч-что это? – дрожащим голосом вопросила Анабель.
– Представления не имею. Но, думаю, ничего хорошего эта тварь не представляет.
Внезапно вода в тех местах, где погрузились в болото останки убитой твари, взбурлила, и десятки извивающихся, увенчанных щупальцами тел устроили потасовку. Они вмиг расправились с тем, что осталось от товарки, и, привлечённые, то ли вонью, оставшейся от вытекшей из особи жидкости, то ли запахом людей, повернули к плоту. Они атаковали со всех сторон, наползая на тростниковые пучки, падая, срываясь и снова штурмуя высокие борта. Некоторые, самые упорные или самые ловкие, проникли на палубу и начали слепо крутить пучками щупалец, в поисках вожделенной добычи. Ильяса криками призвала товарищей на помощь, пинками сбрасывая агрессоров обратно в болото. Но они упорно возвращались, плыли следом, как привязанные. Люди уже запыхались, сбрасывая и убивая чудищ, а те и не думали отступать. Так продолжалось до тех пор, пока не взошло солнце и не припекло горячими лучами. Лишь тогда отвратительные монстры отступили и начали исчезать в мутной глубине один за другим.
Друзья перевели дух и, с опаской зачерпнув воды, начали смывать с палубы чёрные вонючие маслянистые пятна, оставшиеся после разрубленных чудовищ.
– Не нравится мне это место… – пробормотал Лайэм. – Как бы ускорить наше движение? Парус мало помогает.
– Может, нарубить шестов и отталкиваться ото дна? Судя по водяным зарослям – тут неглубоко, – предложил Вэллос. – Если каждый возьмёт по шесту, мы поплывём быстрее.
На том и порешили. Вскоре им встретился островок, густо поросший толстым крепким бамбуком. С трудом срубили четыре штуки, из которых получились отличные длинные шесты. Все дружно налегли на «вёсла», а Лайэм, как настоящий кормчий, направлял плот в узкие протоки между стенами осоки и полями плавучих растений.
В этот день они прошли больше, чем в предыдущие два.
Река сделала резкий поворот почти под прямым углом, и плот закачался на чистой, лишённой растительности, воде. Течение усилилось, и в изнурительной работе шестами отпала потребность. Но путешественники их не выбросили, здраво рассудив, что они могут ещё пригодиться.
Эйверс бежал меж высоких берегов, прорезанных в холмах. Отголоском ушедшего назад болота являлись густые заросли осоки и камыша, заключавшие течение в зелёную стену, да мутная, не очистившаяся от гнилостного ила вода, непригодная для питья. Путешественники уже начали страдать от жажды, так как запас воды, набранный в последнем чистом ручье перед болотом, закончился ещё день назад. А речную воду – даже отфильтрованную через несколько слоёв ткани и прокипячённую, было противно пить из-за неприятного «болотного» привкуса.
Впереди показался высокий, поросший деревьями, остров. Приблизившись, все увидели, что ветви гнутся от обилия плодов. Фруктовые деревья на речном островке! Как странно. Кто их насадил? Люди или птицы занесли семена?
Островок встретился как раз кстати. Решили пристать и отдохнуть пару дней на твёрдой земле, размять ноги и поискать съестного: поймать какую-либо дичь, накопать корешков для похлёбки или собрать спелых фруктов.
Плот привязали к растущему у самой воды дереву, и сошли на берег.
Островок оказался небольшим, вытянутым по течению, густо поросшим фруктовыми деревьями и ягодными кустарниками. Создавалось впечатление, что их тут посадили специально. Из животных водились только кролики, но зато в изобилии. Поставили с десяток силков, в которые тут же угодили несколько глупых любопытных созданий. Сытный обед и ужин были обеспечены.
Ещё одно приятное открытие ждало друзей в середине острова: родник, бьющий из-под земли и стекающий в чашеобразное углубление. Оттуда он нитевидным водопадом срывался в реку с обрывистого берега.
Сытые, довольные, отдохнувшие путешественники разбрелись по острову, совсем забыв об осторожности.
Ильяса заметила просвет впереди и решила выйти на поляну и позагорать на солнышке. В отличие от безразличной Асты, девушка стеснялась раздеваться перед посторонними мужчинами догола. Хотя Лайэм был не совсем посторонним, но те времена, когда они предавались вместе страсти, ушли в прошлое, и казались такими далёкими, словно происходили в предыдущей жизни. А Вэллос – совершенно чужой, да к тому же постоянно находится под бдительным и немного ревнивым взглядом Анабель. Айоска, хоть и подружилась с виолкой и алмосткой, но поглядывала на подруг с ревностью, когда, как ей казалось, те вели себя не совсем пристойно или провоцирующе.
Кусты расступились, и девушка вышла к подножию невысокого холма. Прямо перед глазами темнел узкий зев пещеры. Земля у входа желтела примятой истоптанной травой и белела обглоданными костями. Напротив входа высился толстый столб, увенчанный изображением оскалившейся звероподобной головы и покрытый бурыми пятнами, тройными параллельными царапинами и глубокими зазубринами, оставленными явно не топором дровосека. Движимая любопытством, Ильяса подошла ближе.
Со столба свисали обрывки верёвок, а земля вокруг пропиталась застарелой и не очень кровью. Приглядевшись к разбросанным вокруг костям, девушка со скрытым страхом поняла, что все они человеческие.
Рука невольно потянулась к мечу. Ильяса настороженно оглянулась. Разум подсказывал, что нужно бежать с этого нехорошего места, но любопытство удерживало на месте.
Бесшумно ступая, девушка обошла поляну по периметру и осторожно приблизилась к входу. Из зева исходил зловонный запах и доносился чуть слышный храп. Кто или что пряталось в непроницаемой темноте? Можно было бы разбудить его, чтобы удовлетворить любопытство, но это чистой воды безумие! А вдруг это какой-нибудь монстр, наподобие тех, что водятся в Диком болоте? Она одна не справится с ним. Нужно позвать товарищей и рассказать им о находке.
Ильяса сделала несколько шагов назад, намереваясь уйти. Нога наступила на старую, хрупкую, иссушенную солнцем и ветрами кость, и та громко, предательски хрустнула. Тотчас из пещеры донёслось недовольное шипение, словно проснулся целый клубок змей. Девушка замерла, с напряжением вглядываясь в темноту входа. Что-то там шевелилось, что-то большое и грузное. Послышались шелест, хруст, шуршание, громкое сопение, и наружу выткнулась тупорылая морда. На Ильясу уставились два жёлтых змеиных глаза, полуприкрытые тяжёлыми веками. Вытянутые отверстия на конце морды раздулись, с шумом втягивая воздух и принюхиваясь. Глаза сфокусировались на девушке, пасть приоткрылась, выпуская наружу длинный узкий чёрный язык, извивающийся, как потревоженная змея. Тварь, с трудом протискиваясь через узкий проход, начала выбираться из пещеры.
Ильяса медленно отступала, не отводя взгляда от выползающего из пещеры чудовища. В длину оно имело шагов шесть-семь, а в высоту – половину человеческого роста. Бурую грубую кожу покрывали большие белые бородавки. На шее и лапах топорщились жёсткие складки. По спине, от головы до кончика короткого толстого хвоста, шёл костяной гребень, похожий на торчащие вверх зубы. Большая шишковатая голова с вытянутой пастью, полной острых треугольных зубов, величиной с ладонь, тяжело покачивалась при движении, роняя на землю мутные капли тягучей слюны, вытекавшей между зубов. Массивные вывернутые лапы, поддерживающие огромное раздутое пузо, волочащееся по земле, неуклюже переступали, загребая длинными серповидными когтями траву.
Девушка упёрлась спиной в столб и поняла, что отступать дальше некуда. Осталось или драться, или убегать. Разум настаивал на втором варианте, безрассудная храбрость и азарт, склоняли к первому. Всё же разум победил, поддерживаемый инстинктом самосохранения и материнским инстинктом, твердящим, что она обязана оберегать растущую в ней жизнь любым способом, даже ценой позорного бегства.
Ильяса сделала шаг в сторону, намереваясь обойти столб и укрыться в зарослях. Но монстр, вопреки кажущейся неуклюжести и массивности, вдруг сделал резкий рывок вперёд, выбрасывая из пасти превратившийся в длинный и тонкий канат язык, который мгновенно обвился вокруг ноги девушки. Она почувствовала резкий рывок и едва устояла на ногах. Спасла алмостку быстрая реакция. Взмахнув рукой, с зажатым в ней мечом, она отсекла мерзкий отросток. Чудовище отпрянуло, присев на задние лапы. Шея его раздулась, и воздух огласило резкое шипение, переходящее в свист, от которого даже уши заложило. Когти с силой впились в землю, пропарывая в твёрдой почве глубокие борозды.
Вопреки ожиданиям, чудовище не отступило, а снова ринулось в атаку. Из-под лап вылетели комья земли и трава. Выставив голову, как таран, оно помчалось на противника.
Перехватив меч двумя руками, Ильяса изо всех сил рубанула по голове. Жалобно зазвенев, лезвие отскочило, оставив на коже неглубокий порез. От удара у девушки даже руки занемели. Осталось ощущение, что она ударила по камню.
Чудовище мотнуло головой, зацепив девушку концом морды, отчего та не удержалась на ногах и кубарем покатилась по земле. Зверюга начала растеряно водить мордой из стороны в сторону, выстреливая обрубком языка, словно не понимая, куда исчез враг.
Поднявшись на четвереньки, Ильяса быстро проползла в сторону хвоста, вскочила и, перехватив клинок для нанесения колющего удара, вонзила его в раздутое брюхо твари. Острейшее стальное лезвие с трудом пробило толстую грубую кожу, и медленно, словно нож в густеющую смолу, погрузилось по самую рукоятку.
Чудовище снова громко раздражённо зашипело. Резко извернувшись, оно ударило головой девушку в бок, отбросив шагов на пять. У Ильясы перехватило дыхание от удара о землю. Пока она приходила в себя, тварь быстро подползла к ней и раскрыла зубастую пасть, с намерением оттяпать лакомый кусочек.
Внезапно откуда-то со стороны прилетела стрела и вонзилась зверю в глаз. Завизжав, чудовище яростно замотало головой. Ильяса не стала удивляться и оглядываться в поисках неведомого помощника, а выхватила «айосец» и вонзила в шею зверюги, чудом увернувшись от когтей передней лапы.
Пока она поднималась, из-за кустов выскочила Аста, прыжком взлетела на спину чудовища, оседлав его, как фантастическая наездница, и вонзила кинжал в основание черепа. Навалившись всем телом, она давила на рукоятку, пока лезвие не погрузилось по самую крестовину. Зверюга шипела и извивалась, пытаясь сбросить наездницу, но та крепко держалась за рукоять, сжимая бока сильными ногами.
Постепенно жизненные силы покинули раненое животное, лапы подкосились, и оно рухнуло на землю. Из пасти побежала густая и тёмная кровь. Жёлтые глаза потускнели, тяжёлые веки опустились. Лишь кончик мясистого хвоста ещё слабо подёргивался.
Зашелестели кусты с противоположной стороны, и на поляну выбежал Вэллос. За ним еле поспевала Анабель. Они с изумлением взирали на монстра, гордо восседающую на нём Асту и слегка потрёпанную Ильясу.
– Что это за чудище? – удивлённо воскликнула Анабель.
– Речной бог, – с неким благоговением ответил Вэллос. – Я слышал о нём рассказы от разных варваров, но думал, что это досужие выдумки, сказка, миф… Некоторые прибрежные племена приносят ему в жертву преступников и захваченных в плен врагов.
– Так вот почему тут так много человеческих костей… – Ильяса ковырнула носком сапога лежащую рядом кость. Она откатилась с тихим грустным шелестом.
– Бог или демон, а мы его съедим! – заявила Аста, с трудом вытаскивая кинжал.
Ильяса, уперев в бок ногу, с таким же трудом вытащила меч, и начала тщательно очищать благородное лезвие от чёрной демонской крови. Представив, как жуёт кусок мяса, напитанный человеческой плотью сожранных чудовищем людей, она почувствовала резкий приступ тошноты и едва добежала до кустов. Опорожнив желудок от полупереваренного обеда, вернулась на поляну и решительно заявила:
– Я тебя уважаю, Аста, и безмерно благодарна за вторичное спасение, но жрать это чудище ты будешь сама!
Виолка посмотрела на бледное лицо подруги и насмешливо рассмеялась.
– Какая ты нежная! Надеюсь, это из-за ребёнка. В противном случае, моё уважение к тебе немного поубавится.
Ильяса ничего не ответила. Сунув меч в ножны, развернулась и пошла в сторону лагеря.