Ирина Дегтярева
Черный халифат
Петр уже больше месяца не слышал этого своего псевдонима – Кабир Салим. Так его звали в Ираке и так будут звать в Сирийской Арабской Республике.
– Сам я светиться не стану, но познакомлю с человеком, который сведет тебя с вербовщиками, – Эмре достал из шкафчика фотоаппарат. Подсоединил его к ноутбуку. Опустил белый экран, свернутый в рулон, висящий на стене.
Про себя Петр решил, что Эмре тут практикует отхожий промысел, фотографирует клиентов и знакомых на документы.
Эмре снабдил его мобильным телефоном с местным номером, договорились о месте встречи, когда Петр отзвонится, уладив свои дела. * * *
Чернявый стал за эти годы почти седым и морщинистым, как черепаха…
Бахрам Бехзад – так его звали – нашелся без труда. Он жил в Сулукуле, где кроме курдов живут и цыгане, в тех же трущобах, которые всё собираются снести, но которые, как и бразильские фавелы, особенно в Сан Паоло, разрастаются быстрее, чем их убирают.
В бытность здесь Аббаса Петр не слишком опасался тут появляться. Аборигены знали, что он приятель курдов. А теперь… Прошло довольно много лет. Обитатели трущоб сменились. Молодежь в Сулукуле долго не задерживается. Либо идут воевать в соседнюю Сирию, либо погибают в столкновениях с местной полицией, на работу ведь их в Турции не принимают с распростертыми объятьями – разве что на самые невостребованные и низкооплачиваемые должности. Да еще многие уезжают в Европу, в надежде затеряться там, а не быть в Турции под вечным приглядом полиции и спецслужб.
Петр с опаской оглянулся. Сквозь дождливую пелену увидел темный силуэт – за ним явно кто-то крался. С трудом Горюнов отыскал нужный барак и нос к носу столкнулся с Бахрамом.
– А, Поляк! – Словно виделись только вчера, Бахрам хлопнул Петра по плечу. Он назвал Петра давно забытым прозвищем, приклеившимся к нему в 1996 году. Курды знали его как поляка Марека Брожека. – Ты ко мне? – Он кому-то подал знак рукой. Силуэт, «провожавший» Горюнова, растаял, словно смытый дождем.
– Бахрам, ты не меняешься, – покачал головой Петр. – Разве что физиономия как печеное яблоко. Ждал меня? Глаза проглядел?
– Ты тогда исчез, – Бахрам пропустил гостя вперед в барак. Назвать по-другому это продолговатое одноэтажное сооружение язык не поворачивался. Несколько дверей выходили в темный сырой коридор, где пахло плесенью, кальянным и сигаретным дымом. Вместо некоторых дверей шторы, из-за которых доносились мужские голоса и хохот. – Думали, тебя митовцы за жабры взяли. Ан, нет! Выплыл. И к нам на огонек заглянул.
Они зашли в дальнюю квадратную комнату с ковром на приподнятом над полом подиуме. Там вразброс валялись атласные засаленные подушки, красные и зеленые, и чья-то синяя куртка.
– Садись! – грубовато велел Бахрам. – Говори, чего приперся? Меня Аббас предупреждал, что такой вариант возможен.
– Где Аббас? – так же сменил вальяжный тон на сердитый Петр. Его раздражала загадочность Бахрама.
– Ты прекрасно знаешь, где он, иначе не пришел бы. Он говорил, что ты появишься.
– Не подозревал, что Аббас провидец. Может, у него и магический шар имеется?
Бахрам достал из-за пояса «Беретту» и бухнул ее на столик у двери. Там стояли джезва с закопченным донышком и несколько пустых грязных стаканчиков. Они звякнули, когда на столешницу положили пистолет. Когда раздраженный Бахрам демонстративно выложил ствол, Петр виду не подал и, откинув чужую куртку, сел на подиум, застеленный зелено-белым ковром.
– Слушай, Бахрам! Давай короче! У меня дел выше крыши, и я спать хочу. Мы давно знаем друг друга. Ты и тогда был перестраховщиком. Аббас мне доверял. Вспомни об этом и давай колись, что там он для меня передал?
Петр не раскрыл Аббасу в 96-м, кем является на самом деле. Аббас мог только догадываться. Неужели догадки привели курда к правильному умозаключению и поэтому такие странные речи произносит Бахрам? Петр взглянул на собеседника пристально и прикинул: «Нет, он выглядит скорее раздосадованным и непонимающим. Аббас не мог не подозревать, хотя мы и сделали так, что помощь РПК оружием оказывали как бы вовсе не мы, а организация, сочувствующая курдам, борющимся за существование собственной родины. Подпольный «Союз сочувствующих». Мы – лишь посредники. Но, даже догадываясь, Аббас наверняка не посвятил бы в свои догадки Бахрама».
– Ты знаешь, что Дилар погибла?
– Когда? Как?! – Петр встал и подошел к Бахраму.
– Полгода назад. В стычке с полицией. Ну это официальная версия. А если говорить откровенно… – Он достал из кармана пачку сигарет, протянул Петру. Тот покачал головой. Бахрам закурил. – Ее убили наши. Курды. Понимаешь?
– Чего же не понять! С кем она схлестнулась? – Петр вдохнул табачный дым, который источала сигарета Бахрама, и досадливо покашлял. Хотелось курить, а тут еще такие новости.
В 96-м он обучал Дилар в числе других девчонок и парней по договоренности с Аббасом. Почти целый год. До тех пор, пока MIT не арестовала Ахмета Мардини, который через Петра вел переговоры о снабжении курдов оружием и амуницией. Именно тогда Горюнова и отозвали из опасения, что следом за арестом Мардини могут выйти и на его окружение, и на псевдополяка. Однако исчезновение Петра в качестве побочного эффекта вызвало подозрения и в курдской среде. Не Марек ли Брожек сдал митовцам их командира Мардини?
– Она рвалась воевать в Сирию. У нее там дядя и братья. Дилар… – Бахрам улыбнулся, обнажив желтоватые от табака зубы, – ты же помнишь ее. Она не только сама хотела, но и многих курдов увлекла идеей воевать в Сирии, чтобы потом все-таки получить наш Курдистан в награду за бои на стороне Асада. Но ты ведь знаешь, многие приросли в Турции – удобно, с полицией более-менее ладят, наркотой торгуют. И все у них тип-топ. А тут Дилар со своей агитацией и верой в справедливость. Начала баламутить молодежь, ту самую, которая у наркобаронов дилерами подвизалась. Как думаешь, им понравилась такая утечка кадров?
– Застрелили?
– Забили бейсбольными битами и сбросили в Босфор. Три дня Аббас метался по городу, искал. Поднял всех на ноги… И нашли. У моста Мехмеда Фатиха. Зацепилась за корягу.
– Погоди, но они не были женаты…
– Какое это имеет значение? – Бахрам смял сигарету пальцами, она хрустнула, рассыпались не сгоревшие табачные крошки. – Аббас… Ты бы видел его тогда. Труп нашли цыгане, привезли сюда. – Он взглянул на подиум с атласными подушками так, словно истерзанный убийцами, испорченный водой и рыбами труп лежал тут и сейчас.
Петр болезненно поморщился. Подошел к окну, заколоченному фанерой и задернутому пыльной коричневой шторой. Он не удивился бы, если бы за листом фанеры находился лист стали. Курды всегда готовы к вторжению властей и к сражению с ними. Подиум – наверняка схрон оружия. Несколько секунд займет, чтобы откинуть ковер, поднять две-три доски и вооружить всех бойцов, которые сейчас расположились в соседних комнатах барака. Они развлекаются игрой в карты и тавла. Тут же совершают намазы. Но в любой момент готовы драться и воевать.
– Он озлобился, – продолжал Бахрам. – Разочаровался во всем, чем мы жили. Еще и арест Мардини, – курд покосился на гостя. Видимо, все же считал его виновником ареста командира.
– Мардини арестовали в 99-м, как и Оджалана, если не ошибаюсь, – спокойно напомнил Петр. – Долго же Аббас ждал, чтобы впасть в уныние.
– Гибель Дилар его подломила… – сочувственно покачал головой Бахрам.
Петр не считал, что Аббаса может хоть что-то подломить. Даже смерть возлюбленной и соратницы по борьбе за признание курдов не турками, не иранцами или иракцами, а нацией.
– Короче, Бахрам, дорогой, откинем лирику. Где Аббас?
– Странно. – Прищурив черные глаза, он посмотрел на Петра. – Мне казалось, что она тебе нравилась. Да и ты ей. Я еще тогда удивлялся, что Аббас тебя терпит.
– Где Аббас?
– Назойливый ты, Поляк, – Бахрам оглянулся на незапертую дверь, подошел к ней и плотно закрыл – она разбухла от сырости, и ему пришлось поддать по ней мыском армейского ботинка. – В Сирии, – чуть понизил он свой хрипловатый голос. – И воюет не на стороне курдов и не в рядах правительственных войск. В ИГИЛ подался. Ты, гляжу, не удивлен?
– Как он туда попал? Ведь стопроцентно не фанатик, ему мозги не запудришь. Не в смертники же он решил записаться с горя.
Это предположение вызвало у Бахрама смех. Смех перешел в кашель заядлого курильщика.
– Аббас там, конечно, не пушечное мясо. Один из командиров. Его уважают. Говорят, отчаянный вояка. Ну, я и так знаю, что он крутой.
– Как он это сделал? – Петр присел на подоконник. – Не являясь оголтелым фанатиком, будучи курдом, приперся в ИГИЛ к их лидерам и добился сам положения лидера.
Бахрам воззрился довольно зло на назойливого и хамоватого поляка, вернее, араба, выдающего себя почему-то за поляка. С самой первой их встречи курд считал, что Марек либо иракский шпион, либо беглый уголовник. Бахрам убеждал в этом Аббаса, но тот в ответ отмахивался или смеялся.
– Может, он действительно ищет смерти, – пробурчал Бахрам. – А вообще, Аббас спутался с чеченцами, что живут в Стамбуле. Ну, с теми, что сбежали сюда из России, когда их там поприжали на Кавказе. Деньги, которые они получили от американцев, уже иссякли. Кто-то, конечно, вложился в бизнес, но не у всех бизнес задался. Всё же они в Турции не совсем свои. В пику России и в силу своих интересов их тут приютили, не выдавали российским спецслужбам. А воевать ребята привыкли. На это же подсаживаются, как на адреналиновый наркотик. Да и чувство власти над людьми – подчиненными или врагами – все равно пьянит.
– Да ты философ! Мудрец!
– Ну тебя, шайтан в человечьем обличье!
– Ладно, Бахрам, не кипятись. Так что чеченские боевики? Признали в Аббасе неформального лидера и под знаменем Курдистана восторженными рядами двинулись к границе с Сирией?
– Ты бы не иронизировал! Аббас знает что делать.
– Вот в этом я не сомневаюсь, – серьезно согласился Петр, думая, что здорово недооценил Аббаса. – А чеченцы не староваты для ведения активных боевых действий?
– Так они молодую кровь вливали, – оживился Бахрам. – Из России, с Кавказа, и не только из Чечни по призыву турецких чеченцев приехали парни в Стамбул. Кстати, даже с семьями. Перешли границу с Сирией. Аббас с ними нашел общий язык. Какие-то договоренности…
– Короче, он с ними? И что, руководит этим чеченским батальоном?
– Говорю же, не только чеченцы! Кстати, молодежь и даже подростки. Да у них свои командиры… Слыхал о таком – Умаре Аш-Шишани?.. Кавказцы – ребята упорные, опытные, их уже обкатали в войне в Чечне, они организовывали теракты. Их используют в качестве штурмовиков.
– Аббас с тобой на связи? – Петр попытался поймать взгляд Бахрама, но тот избегал смотреть в глаза. – Как же ты объясняешь это вашим соратникам? Ведь он, по-вашему, предатель.
– Он мне как брат, – с угрозой в голосе процедил курд. – После гибели Дилар его никто не осуждал за этот поступок.
Петр не поверил, что все дружно посочувствовали. Он знал многих местных курдов. Все-таки в большинстве своем они ребята вменяемые, патриотичные и не могут не понимать, что в случае поддержки ими ИГИЛ и, не дай Бог, торжества ИГИЛ, курдов перережут первыми же, что и делали уже радикальные исламисты. Они легко, без зазрения совести расправлялись с теми, кто добровольно сдавался в плен, с союзниками, чем-то им не угодившими. А уж тем более не потерпят тех, кто захочет в рамках завоеванных ИГИЛ территорий выделить собственное государство Курдистан. Нет, Аббаса никто из РПК не одобрил бы – это факт. Бахрам просто действительно по-братски любит Аббаса, всегда смотрел ему в рот, готов был внимать любым исходящим от Аббаса постулатам и целеуказаниям.
Однако же история с гибелью Дилар мнилась Петру совсем мутной. Выгодная моральная отмазка для Аббаса перед соратниками. Если бы убийство не случилось, нечто подобное ему стоило придумать, чтобы оправдать свой уход в ИГИЛ.
– Бахрам, давай ближе к делу. Что от меня хотел Аббас?
– Намекал, что ты, скорее всего, появишься. И сказал, дескать, он сделал все, чтобы ты появился. Велел свести тебя с одним человеком, который поможет. Но я не собираюсь вникать, зачем все это. Аббас приказал не трепаться и не расспрашивать тебя.
Петр теперь уже не был так уверен, стоит ли ему соваться в Сирию, учитывая все эти странности в словах Бахрама. Сомнений и до того хватало, но теперь прибавилось – насторожила «прозорливость» Аббаса относительно действий Поляка. Если он понимает, что Марек – российский разведчик, то зачем он ему в Сирии, в ИГИЛ? Не собирается ли Аббас продать россиянина задорого экстремистам? А затем по телеку в череде новостей о зверствах игиловцев покажут, как Горюнову режут горло, и выдадут информацию, кем он является на самом деле.
Такая вероятность велика и, прежде чем начать действовать, встречаться с человеком, с которым планирует свести его Бахрам, Петр решил связаться с Центром и посоветоваться.
– У тебя можно переночевать? – спросил он.
Курд пожал плечами, что означало согласие.
– Живи сколько хочешь. Аббас просил помогать. Оставайся в этой комнате. Тебе дадут одеяло и подушку. Зарифа накормит.
– Она тут? – Петр снял куртку и снова сел на подиум. – Не воюет? Она ведь так рвалась.
– Сам ее и спросишь.
Через десять минут пухленькая девушка на подносе принесла еду – креветки и рыбу в кляре, соус из йогурта. Рис и чечевицу. Чай и сласти.
Девушка в длинном платье и в легком платке нежно-сиреневого цвета поставила поднос на стол. Едва взглянула на Петра и собиралась уже уйти, когда он ее окликнул:
– Зарифа, дорогая, не узнаешь старых знакомых? Я бы сказал больше – своего учителя, – с улыбкой сказал Петр.
– Узнала, – коротко бросила она.
– И?.. – протянул вопросительно он. – Я, конечно, не ждал от тебя восторженных визгов, но могла бы хоть изобразить, что обрадовалась. Вроде я тебя не обижал…
– Эфенди Брожек, я… – Она оглянулась на дверь и сказала негромко: – Дилар погибла, Аббас уехал, а Бахрам сделал из меня тут прислугу. Мы с Дилар хотели в Сирию, а теперь Аббас подался к этим головорезам.
– Мы вроде на «ты» были. Что это еще за «эфенди»?
– Ты тоже собираешься к ним? – Зарифа поправила платок. Глаза у нее были подведены черным карандашом и оттого казались больше и чернее, грустные и полные ожидания, непонятного Петру.
– По-моему, о моих планах знают все, кроме меня. – Он взял креветку с блюда и закинул ее себе в рот.
Зарифа вдруг бросилась к нему и схватила за локоть. Он едва не подавился.
– Возьми меня с собой! Слышишь? Я все буду делать.
Петр с возмущением стряхнул девушку с себя:
– Ты в своем уме? Ты – курдянка! Тебя убьют только за это.
– Я могу притвориться, – она зашмыгала носом. – Не хочу здесь оставаться.
– Неужели ты не понимаешь? Это не война на стороне сирийского правительства, не на стороне курдов – это бойня, бессмысленная для тебя.
– Я хочу быть полезной. Знаю, что Аббас там не просто так. И ты такой, как он… Авантюрист, – добавила она, явно имея в виду нечто большее.
– Ага, – произнес Петр, подошел к двери и прислушался. – А что же Дилар? Она была в курсе о тебе и Аббасе?
Девушка молча кивнула. Он прикидывал варианты, насколько ему может пригодиться эта щекотливая информация о взаимоотношениях Аббаса и Зарифы. Это еще раз подтверждало догадку Петра, что Аббас в Сирии вовсе не из-за гибели Дилар. Она лишь повод. Весомый для многих, для большинства, но не для Бахрама и Зарифы.
– Так что? – напомнила о себе девушка.
– Ничего, – развел он руками. – Я пока сам не знаю, как сложатся события. Подождем, поглядим…
– Я могла бы выдать себя за твою жену, а по сути, стала бы твоим телохранителем.
Петр, как никто другой, знал, на что способна эта девушка, но, решив охладить ее пыл, улыбнулся:
– Свое тело я могу сберечь и сам.
– От тебя будут ожидать сопротивления, если нападут на тебя, а вот от меня вряд ли… – настаивала на своем Зарифа. Она шагнула к нему. – Я хочу увидеть Аббаса хоть раз и ради этого готова на все. На все, слышишь? Я знаю, кто ты, и, если ты меня не возьмешь, то расскажу всем.
– Ну, допустим, про меня ты ровным счетом ничего не знаешь, – на его лице никак не отразилось волнение, хотя Петра не устраивало подобное развитие событий. Такой вариант с Александровым они не обсуждали. – А если будешь болтать и выдавать свои фантазии за действительность… Мои способности ты видела, когда я вас обучал… Давай успокоимся и подумаем. Может, ты и впрямь понадобишься… Принеси одеяло и подушку. Спать хочу.
Зарифа взглянула на него с разочарованием, но с привычной покорностью исполнила просьбу.
Несмотря на то, что день едва перевалил за половину, Петр выключил свет, снял ботинки и лег под одеяло. В комнате было довольно стыло. Он укрылся до подбородка и постарался уснуть сразу же. Чувствовал себя совершенно разбитым и перегруженным кажущимися бессвязными и нелепыми сведениями. Но сон по приказу, даже самому категоричному, не шел. Беспокоили незнакомые запахи в комнате. Ковер под спиной кололся жестким ворсом. Источал смесь запахов одеколона, табака и еще чего-то тревожного.
Остаться в одиночестве ему хотелось и по другой причине – Дилар. В темноте комнаты он наконец согнал с лица маску равнодушия и самоуверенности. Если бы Бахрам видел его сейчас, то, по меньшей мере, удивился бы. Петр выглядел растерянным и… потерянным.
Увлекся он тогда этой смуглой девчонкой в камуфляже и полупрозрачном газовом голубом платке, с трудом удерживающем густые черные блестящие волосы, завивающиеся мелкими кудряшками. Петр увидел ее богатую шевелюру без платка гораздо позже…
А тогда Аббас привез его на карьер, где добывали мрамор, далеко от города. Тут собралась группа молодых курдов. Стайка девушек, среди которых были Зарифа и Дилар, держалась отдельно от парней. Шушукались и хихикали. Дилар смотрела на нового инструктора строго и с вызовом…
Петра волновали тогда только налаживающиеся взаимоотношения с Аббасом. Было необходимо показать себя с лучшей стороны, вызвать доверие. И когда Аббас предложил стать инструктором по стрельбе и рукопашному бою для молодых курдов – бойцов РПК, Петр не стал отказываться.
– Сам же говорил, что хорошо стреляешь, а мы без профессионалов задыхаемся, – сказал Аббас в первую же их встречу, едва они познакомились.
Петр разглядывал волевое, с жесткими чертами лицо Аббаса. Оно выглядело, словно бы он его накачал в тренажерном зале – крепкие скулы, большой, но тонкий нос, крупный подбородок, массивный лоб. Да и сам собой Аббас был крепким, здоровым мужиком. Петр не сомневался, что курд способен быть прекрасным инструктором по специальной и боевой подготовке. Однако предложил эту работу ему, малознакомому и, в общем, подозрительному типу непонятной национальности. Может, поскольку сам является командиром и ему быть инструктором негоже по статусу. Но Петр решил, что это предложение последовало из-за желания Аббаса держать Поляка поблизости и заинтересовать его финансово.
– С чего ты взял, что я профессионал? – тем не менее попробовал возразить он. – Так, был в паре заварушек… Я – самоучка.
– Ничего, – покачал бритой головой Аббас. – По нашим меркам ты – профессионал.
Конечно, Аббас не верил в существование организации в России, согласной помогать курдам оружием и амуницией. Он понимал, откуда исходит такого рода помощь, тем более что в советское время помощь курдам активно осуществлялась.
Еще в 1947 году вытесненные из Ирака отряды курдов оказались в Азербайджане. Тогда спецслужбы СССР вели с Барзани переговоры, планировалось сформировать спецбригаду для диверсий на Ближнем Востоке из курдов…
Дилар, одна из немногих, желала стать снайпером. Когда Петр начал с ней заниматься, ему шепнули, что она – женщина Аббаса. Он и так не думал ни о каких интрижках, хотя был тогда очень молод и горяч. Однако Дилар сама проявила инициативу. Изучение снайперского дела оказалось надуманным предлогом, чтобы была возможность уединяться с инструктором, ведь занятия – искусство маскироваться, сливаться с местностью – требовали индивидуального подхода. И как здравый смысл Петра ни вопил об осмотрительности, Дилар добилась своего. Один раз они слились с местностью и друг с другом надолго – исчезли из поля зрения группы обучающихся на два с лишним часа. Это не осталось без внимания. Аббасу донесли, и он… Никак не прореагировал. Может, даже способствовал сближению Поляка и Дилар.
Об отношениях с Аббасом Петр ее не расспрашивал. Ему было не до того. Их закружило. От тех дней у него осталось ощущение обжигающего осеннего солнца, раскалившего мраморные плиты и колючие стебли сухой травы, проросшей в щелях камней. Колоски этой травы, если их раскрошить, пахли терпко и напоминали Петру крымские степи, где он бывал в детстве у деда. Вдалеке виднелось море. Платок Дилар, придавленный камнем, трепетал на ровном теплом ветру. Девушка сидела на расстеленной Петром на земле куртке и смотрела на него чуть сбоку, щурясь от солнца и прикрыв часть лица распущенными черными длинными кудрявыми волосами.
Смуглая, но лицо у нее бледное, словно мраморное. Кожа на щеках и лбу будто излучала сияние. Неискушенного в женском вопросе Петра это изумляло и восхищало. Он начинал опасно увлекаться Дилар. Опасно, потому что всерьез… Утаивал от Центра свой разгоревшийся роман. Но тут как раз произошел арест Мардини, и Петра отозвали в срочном порядке в Москву.
Долго тосковать ему не дали. После небольшого отпуска и дополнительного обучения отправили в Ирак…
Он повернулся на бок на жестком ковре подиума-лежанки. Ему почудился резкий запах ила, водорослей, босфорской воды и… крови, засохшей, застарелой. Петр поморщился. Вдруг увидел рядом с собой Дилар. Она лежала на спине, волосы закрывали лицо. Петр, приподнявшись на локте, отвел кудри в сторону и, вздрогнув, отпрянул, увидев окровавленные щеки и лоб. Горюнов проснулся, обливаясь потом, и почувствовал, что кто-то смотрит на него пристально из темноты.
Ущипнув себя, убедился, что не спит, и подобрался, готовый к любым неожиданностям.
– Ты кто? – спросил темноту Петр.
– Мансур, – ответил явно детский голос.
– Включи свет, – хрипло, со сна, велел Горюнов. Сел на подиуме, борясь с тошнотой. Все еще пахло водорослями.
Вспыхнул круглый пыльный плафон под потолком. Свет сначала был тусклый. Потом накал усилился.
– Ты кто? – спросил Петр снова, посмотрев на мальчишку.
Черноволосый, хрупкий, лет десяти, в кожаном коричневом жилете и темно-синей водолазке. Широкие джинсы и расхлябанные, небрежно зашнурованные кроссовки только подчеркивали худобу Мансура. Бледное лицо показалось Петру нездоровым и очень знакомым. Мальчишка не ответил и смотрел, чуть нахмурив брови над черными крупными глазами, влажно блестевшими.
– Зачем ты здесь? – решил сменить тактику Петр.
– Зара сказала, ты собираешься к Аббасу. Возьми меня с собой, – выпалил мальчишка.
– Чего это с тобой Зара откровенничает? Ты чей вообще? – Он потер лицо, пытаясь проснуться окончательно и понять, что это за явление.
– Моя мать Дилар.
– А отец? – заинтересовался Петр.
– Аббас.
– Угу. И ты думаешь, отец обрадуется, если я притащу тебя на войну? Сперва он порешит меня, а затем и твою персону, в лучшем случае, налупит.
– Он меня не бьет, – Мансур поджал губы.
– А зря, – Петр посочувствовал Аббасу. – Вали-ка ты, парень, иначе я сам займусь твоим воспитанием. У меня рука тяжелая. Сразу выбью дурь. Детям на войне не место.
Мансур отошел к двери, взялся за ручку и, обернувшись, зло выкрикнул:
– Дети воюют! И получше взрослых. В Башакшехире, я знаю, там тренируют парней… – Он осекся и быстро скрылся за дверью, потому что у Петра на лице проступила крайняя заинтересованность, которую Мансур воспринял как угрозу.
«Час от часу не легче», – подумал Петр, надевая ботинки и куртку. Ему еще хотелось спать, но он решил встретиться с парикмахером Эмре.
Когда позвонил ему, тот, учитывая ночное время, поменял оговоренное заранее место встречи.
– Приходи туда же. Там сейчас пусто.
Через сорок минут, подъехав на такси поближе к Фенеру, дальше пройдя пешком, Петр был настороже, войдя со света больших улиц в темные переулки Фенера. Однако никого не встретил. Пахло дымом и жареным мясом – наносило со стороны Босфора из ночных ресторанов. В редких окнах горел свет, но они были плотно зашторены. Петр постучал в стеклянную дверь парикмахерской. Свет там не зажегся. Эмре отпер.
– Давай быстрее, – недовольно пробурчал он. – Как кто-нибудь от вас является, ни днем ни ночью покоя нет. Иди в подсобку!
В душном и пропитанном смесью запахов различных одеколонов помещении было гораздо теплее, чем на улице, и только теперь Петр почувствовал, как промерз. Некстати пришла на ум мысль: «Когда погибла Дилар? Если осенью, как же холодно было в Босфоре…»
На столе лежали паспорт и автомат Калашникова.
– Родной калаш! – оживился Петр, осматривая автомат, поцарапанный во многих местах на стволе и прикладе с потертым ремешком. – Это все, что ты мне можешь предложить? – Он пролистнул паспорт на имя Кабира Салима.
Вздохнув, Эмре достал из ящика стола три магазина, снаряженных патронами, и бухнул их рядом с автоматом.
– Я переговорил тут с одним парнем. Думаю, будет реально переправить тебя в Сирию.
– Погоди с этим. Наверное, справлюсь сам. Мне нужно передать сообщение в Центр.
Эмре положил чистый лист бумаги перед Петром и вышел из комнаты.
Горюнову было что сообщить. И по поводу «причин» отъезда Аббаса (он в них не поверил), и о гибели Дилар, о предложении Зарифы, ее подозрениях, и о странных словах Мансура о тренировках каких-то парней, очевидно, подростков, в одном из самых неспокойных районов Стамбула – в Башакшехире. Сам Петр не собирался раскручивать эту информацию, но знал, что Центр непременно поручит это другому разведчику, действующему в Турции. А когда тот прояснит ситуацию, Центр, вероятнее всего, предоставит информацию правительству Турции или предаст ее огласке, чтобы лишний раз продемонстрировать – Турция стала полигоном подготовки кадров для ИГИЛ и базой отдыха для боевиков.
Зашифрованную записку Петр отдал вернувшемуся в подсобку Эмре. Тот принес в белом пластиковом контейнере шаурму.
– Небось не успел поесть…
– Спасибо, мамочка, – усмехнулся Петр, принимаясь за еду. В Стамбуле он не опасался съесть собачатину вместо шаурмы. Чеснока и специй тут не жалели, и поэтому во рту горело не только оттого, что шаурма горячая. Зато согрелся.
– Ключи, – Эмре покачал ими перед его носом. – Машина стоит здесь. – Он дал клочок бумаги с адресом и в темно-коричневом портмоне документы на «Тойоту»-пикап.
– Твоя? – Петр заглянул в документы, посмотрел доверенность.
– Не совсем. Не важно.
– Важно, – вздохнул он. – С ней почти наверняка придется распрощаться.
– Да я понимаю, – теперь вздохнул Эмре. – Так что с вербовщиками?
– Я сообщу, если понадобятся. Где, кстати, переходят границу?
– В районе сирийских городов – Тель-Абьяда и Джераблуса.
– Это ближе к Шанлыурфе?
Эмре кивнул.
– Джераблус подальше. Он скорее ближе к Биреджику.
Петр облокотился о колени и выглядел удрученным. Его совершенно не радовала перспектива гнать машину через всю Турцию к границе с Сирией. Он-то планировал прилететь, например, в Шанлыурфу, там обзавестись тачкой и заскочить в Сирию на «горячем вороном коне». В крайнем случае, рассчитывал, что кто-то перегонит машину в приграничный город. Но Эмре оказался довольно расторопным типом и повесил на Петра еще одну проблему. Больше полсуток, если без отдыха, за рулем, а значит, нужен напарник или… напарница. Зара, как в воду глядела, чувствовала, что пригодится. Но возникала другая опасность, даже две – оружие и женщина в машине. Если остановит полиция и начнет докапываться…
– Не стоит тебе здесь оставаться, сам понимаешь. Мы и так действуем в нарушение конспирации.
Петр пожал плечами. Риск попасть под пристальный взгляд спецслужб есть всегда и при соблюдении инструкций. А если быть бдительным, работать по обстановке и не всегда по правилам, то можно сохранить не только конспирацию, но и жизнь. Однако для таких «импровизаций» нужен опыт и чутье, и они у Петра имелись.
– Да, пожалуй, – наконец сказал он. – Пойду я. Ты мне предлагаешь тащить с собой автомат?
– Такси? – робко предложил Эмре.
Петр прикинул, что, если таксист повезет пассажира из Фенера в Сулукуле, да еще с продолговатым свертком, он наверняка сообщит в полицию. Стамбульские таксисты, как и большинство таксистов мира, не любят полицию, а чтобы не попасть в неприятности, они стучат.
– Ладно я отвезу сам, – решил Эмре. – Спрячу в машине. Там есть тайник под сиденьем водителя. На полике слева рычажок, потянешь его вверх – откроешь бензобак. А если снова потянешь при открытой дверце бензобака – отодвинется панель под ковриком.
– Праворульная «Тойота»?
– Нет. Переделанная… Ответ из Центра будет не раньше чем завтра вечером. Позвонишь? Тогда встретимся там, где оговаривали.
Петра не интересовало, как осуществляет связь с Центром Эмре, но ему подумалось, что до завтрашнего вечера – это слишком большой срок, и неизвестно, где он будет к тому времени.
Вернувшись к Бахраму в дом, Петр увидел там полицейского – довольно молодого худощавого офицера в форме и в кожаной черной куртке. Он находился в комнате, где спал недавно Горюнов. Сидел на ковре и курил. Видимо, давно, поскольку сигаретный дым, проникший из-под двери, Петр уловил еще в коридоре. Прикинув мгновенно, что бежать бессмысленно, дом наверняка оцеплен, только покалечат при попытке бегства, Петр шагнул в комнату. Но странно, что по его душу полиция, а не люди в штатском. Впрочем, они могли еще не догадываться, с кем имеют дело.
«Бахрам – подлюга!» – мелькнуло в голове гневное.
Однако Бахрам тоже зашел в комнату как ни в чем не бывало и раздраженно спросил у Петра:
– Где тебя носит? Я не заметил, как ты ушел. Пришлось Берку тебя ждать.
– Это большая честь, – промямлил Петр, догадавшись, что полицейский, очевидно, не при исполнении, а тот самый человек, с которым Аббас просил Бахрама его познакомить.
– Он поможет попасть в Сирию, – Бахрам подтвердил догадку Петра. – Будет проводником.
«Хитро придумали. Полицейский – проводник, – Петр пожал руку Берку. – Лучше бы полупроводник, – про себя скаламбурил он. – Проводник влетит в копеечку! Александров не обрадуется».
Денег у Петра хватало, в крайнем случае, мог «занять» у Эмре.
– Авиабилет до Шанлыурфы за твой счет, – сразу предупредил Берк. – И пять тысяч.
– Лир? – прикинулся наивным Петр.
– Ага. Американских, – ухмыльнулся Берк. – Я, знаешь ли, не вербовщик в ИГИЛ, я нормальный, адекватный мусульманин. Мне семью кормить надо. Фанатики так фанатики – лишь бы бабки платили. – Он приподнял форменную куртку на плече двумя пальцами и потряс: – Это кормит.
