Ирина Фуллер
Искусство обольщения для воров-аристократов
Любопытное уточнение.
Она старалась не смотреть в сторону Данни, чтобы не видеть его довольное лицо. Именно этим – чрезмерной защитой и контролем – занимались ее братья и настоящий отец. Только она решила, что останется, хотя бы на время, без их постоянного надзора, как на охранный пост вступил Гроус.
– Ну да… что ж, все выглядит вполне достоверно. Хороший план, господин Гроус.
– С этих пор можете называть меня только вымышленным именем, и только когда мы одни. Когда мы на людях, вы должны называть меня «папа».
Собственные слова вызвали у него ухмылку. Сама Алиона готова была вновь расхохотаться, но горло отчего-то сжал спазм. Чувства, которые она испытала в свой четырнадцатый день рождения, вновь напомнили о себе.
Гроус обошел стол, чуть прошелся по комнате и застыл за спиной Алионы, что скоро стало нервировать ее. Она впилась взглядом в собственное дело, но, желая вернуть самообладание, отвлеклась и спросила:
– Не будет ли лучше, если я буду называть вас папой всегда?
Когда пауза затянулась, Алиона решила, что так и не услышит ответ. Однако Гроус все же сказал:
– Когда я буду обучать вас, ваше обращение ко мне как к отцу может быть неуместным, – голос его звучал равнодушно, будто речь шла об уроках математики.
Алиона медленно кивнула. Данни вскочил на ноги, заслужив от сестры суровый взгляд.
Гроус невозмутимо обошел Алиону и присел на угол стола:
– Если же вы случайно назовете меня моим вымышленным именем в присутствии посторонних, никто не обратит внимания. Это совсем не редкость, когда дети-подростки называют своих родителей по имени в силу непомерного желания казаться взрослее.
Алиона бросила взгляд на личное дело Гроуса и, едва слышно фыркнув, произнесла:
– “Кроу Кальери”. Вы не слишком старались, придумывая себе псевдоним, не так ли?
– Как вы могли прочесть, мы будем выдавать себя за граждан Норбергии. Для жителя Морланда имена этой страны в целом звучат непривычно, поэтому у нас есть некоторая свобода в выборе. Вы много лет знаете меня как Кайлера Гроуса. Полагаю, ваши отец и братья зовут меня просто по фамилии, когда перемывают мне кости. Таким образом, выбрав имя, наиболее похожее на привычное вам, мы сведем опасность ошибки с вашей стороны к минимуму. В случае же, если вы забудетесь, люди сочтут, что ослышались.
– Лион Кальери, – она постучала пальцем по своему личному делу. – Тогда вы начинайте звать меня так.
Вздохнув, она снова вернулась к чтению текстов, однако не нашла там ничего, что могло бы позволить продолжить разговор. Страстно желая как можно скорее закончить беседу и покинуть этот дом, она спросила:
– Ну что ж… Когда мы отправляемся в Морланд? Мне нужно собрать вещи.
– Прежде, чем это произойдет, нам с вами необходимо немного подготовиться. Вы – личность не публичная, и все же нужно внести кое-какие изменения во внешность в качестве меры предосторожности. К тому же будет нелишним добавить нам с вами немного сходства.
Это показалось Алионе делом непростым. Волосы у обоих были темными, глаза – голубыми, только вот ее – как безоблачное небо, а его – как холодная сталь. Чертами они и вовсе обладали разными: у нее овальное лицо, пухлые губы, круглые глаза, широкие брови. Мягкие, плавные линии. У него же все будто высекли топором: остро, угловато, грубо. Губы узкие, скулы торчат, нос как клюв, взгляд из-под нависших бровей пронзительный. Да еще кожа Алионы, мраморно-белая, так отличалась от его смуглой, обветренной, словно он проводил свои дни не в кабинете, а где-нибудь на плантациях или на борту рыболовецкого судна. Совсем не аристократично.
– Волшебство обличия – не моя сильная сторона, – размышлял Гроус вслух, – поэтому, во избежание неприятностей, используем немагические методы изменения внешности. Я пригласил в ваш дом парикмахера и портного.
– Это мудрое решение, господин Гроус.
Он застыл, внимательно взглянув ей в глаза.
– То есть, папа. Или я должна сказать Кроу? Данная ситуация попадает под описанную вами? Или мы еще не начали работу над делом?
– Расслабься немного, Лион, – потребовал Гроус тоном, который совсем не располагал к умиротворению и спокойствию. – Будь проще. И не пытайся постоянно продемонстрировать свой интеллект.
Она удивленно подняла бровь: когда это она пыталась делать что-то подобное? По ее мнению, по крайней мере, в присутствии Гроуса, она только и делала, что непонимающе хлопала глазами и задавала идиотские вопросы.
– Женщина не должна быть глупой, – продолжал тем временем он, – но для быстрого достижения результата лучше, если она не носит мозги вместо сумочки. Ты должна обладать широким кругозором и живым умом, быть по-женски мудрой, но ни в коем случае не казаться умнее мужчины, являющегося целью. Не просто не быть равной по уму, – подчеркнул он, – но всячески демонстрировать ему его превосходство. Однако не перестарайся, поведение должно быть естественным.
То, что он говорил, звучало как набор противоречий.
– Мое поведение не может быть естественным, когда я вынуждена играть.
Гроус возвел глаза к потолку. После недолгой паузы он подался вперед, нависая над Алионой:
– Видите ли, госпожа Ламарин, – процедил он, – дело в том, что меня не волнуют ваши взгляды на то, как нужно вести себя в той или иной ситуации. Вы просто будете делать так, как я скажу. Я требую полного послушания.
Щеки Алионы залило гневным румянцем. Данни попытался встать, но Гроус – теперь не фигурально, а на самом деле, при помощи магии – заставил его оставаться в кресле.
Алиона чувствовала, как сердце бьется в горле от злости и нервного напряжения. Именно этого она опасалась! Но к этому же и была готова.
– Не думайте, что можете разговаривать со мной в таком тоне! – прошипела она яростно, чувствуя, как раздуваются крылья носа. – Кем вы себя возомнили?
Гроус отстранился, продолжая сидеть на столе. На его лице появилась самодовольная ухмылка.
– А теперь скажите откровенно, вы ощутили страх передо мной? Учитывая мою репутацию и нашу разницу в возрасте? Отвечайте честно.
Обескураженная такой резкой сменой настроения, она нахмурила брови.
– Возможно, у меня возникло чувство… дискомфорта.
Он кивнул.
– Можете облечь это в такую форму, если удобнее. Главное, ответьте на этот вопрос себе.
«Безусловно».
– Но ваш ответ на мои слова был резким. Вами руководили эмоции, но в первую очередь вы заботились о своем будущем спокойствии. Вы притворялись более смелой, чем есть на самом деле, чтобы поставить меня на место и избавиться от диктатуры в дальнейшем. У вас была цель, – Гроус поднял одну руку, словно изображая чашу весов, – и было доступное средство, – он поднял вторую руку.
Чаши весов уравновесились. Гроус внимательно смотрел на Алиону, которая глубоко задумалась.
– Вы поступаете так постоянно. В своем общении с людьми вы притворяетесь гораздо чаще, чем вам хотелось бы думать. Это и называется «взаимоотношения».
ГЛАВА 2. Преображение
Алиона была младшей из трех детей Ламаринов, к тому же единственной дочерью, поэтому ее всегда опекали и баловали сверх меры. Почему при этом она не выросла зефирной принцессой? Что ж, сколько о ней заботились, столько же и подчиняли, «воспитывали», отчитывали, ограничивали. Каждый в семье считал своим долгом давать ей указания, что и как делать. Когда терпеть это стало невыносимо, она ушла из дома. Это были восемь часов, наполненные страхом и восторгом.
Ее нашли и вернули домой. Она кричала, что ей уже пятнадцать. Все кричали что-то в ответ. Когда страсти чуть поутихли, Алиону выслушали и пообещали давать больше свободы.
Разумеется, все не изменилось в одночасье, но стало терпимее.
Как наследница большого состояния, финансово Алиона не нуждалась в работе. Она все еще училась, якобы выбрав ученую степень в качестве цели на ближайшее десятилетие. Но сердцем мечтала испытать себя, узнать, чего стоит на самом деле.
Предстоящую кражу она воспринимала как возможность вырваться из семейного гнезда и проявить самостоятельность. Сделать, наконец, что-то полезное. Изведать глубины собственной личности.
На следующий день после визита в дом Гроуса она спустилась в столовую напряженная, но счастливая, полная нервного предвкушения и томительного ожидания. Как в детстве, когда перед днем рождения она не могла ни спать, ни есть, ни слушать нянюшкины сказки. Все ее существо было сосредоточено на предстоящем событии.
Братья уже завтракали. Марк оповестил ее о том, что некий господин Браш должен был явиться с минуты на минуту. Имя показалось Алионе знакомым, но только когда крепко сбитый мужчина с длинными, гладкими, точно зеркало, рыжими волосами появился в гостиной, она вспомнила, где слышала его фамилию. Браш считался самым популярным стилистом Фентерры. Колонку с его советами в каком-то девичьем журнале часто вслух зачитывала невеста Марка, намекая, что тому стоило бы укоротить свои бурно вьющиеся волосы. “Так уже не носят!” – возмущалась она.
Окинув «объект» критическим взглядом, господин Браш надул и без того пухлые губы и покачал головой.
– Дорогая моя, – пропел он, обходя Алиону, ощущавшую себя диковинным чудовищем, из которого намеревались сделать розового пуделя. – Разве можно ТАК запускать свои волосы? Это же катастрофа. Все, что нам остается – обрить вас наголо!
Алиона не оценила шутку и попыталась что-то ответить, но ее прервали, схватив за подбородок. Приблизившись так, что она ощутила дынный запах его дыхания, господин Браш начал пристально разглядывать ее кожу.
– Неплохо. Но нужно затемнить на два-три тона. Болезненная бледность не в моде уже… – мужчина картинно взглянул на наручные часы, – полтора столетия.
Продолжая всматриваться в ее лицо, Браш принялся перечислять, какие процедуры следовало провести. Когда он упомянул какие-то втирания против морщин, Алиона, прижав пальцы к вискам, воскликнула:
– У меня нет морщин!
– Милочка! Если ты всегда ходишь с таким хмурым лицом, то удивительно, что у тебя их так мало!
Данни и Марк, наблюдавшие за процессом из мягких кресел будуара матери, переглянулись и хмыкнули. У Алионы было несколько домашних прозвищ. Среди них – “Хмуреныш”, “Ворчун” и “Злодиона”.
Господин Браш использовал разные средства: и простые, и магические. Дольше всего он возился с волосами, которые отчего-то показались ему главной проблемой. На взгляд Алионы, они были обыкновенными, но Браш наложил с десяток масок, чтобы выровнять, увлажнить, разгладить, придать блеск, защитить от солнца, подготовить к окрашиванию… На седьмой Алиона сбилась со счету и запуталась, какая была для чего. Наконец, он обмазал ее какой-то волшебной мазью, от которой и без того темные волосы превратились в черные. Смыл. Подстриг. Волосы оставались длинными, но теперь неровные кончики не доставали до поясницы. Браш сделал что-то еще, Алиона не уловила, что именно, но пряди стали обрамлять лицо как-то иначе. Получилось… красиво.
– Не думаю, что смогу повторить этот фокус, – заметила она, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, чтобы запомнить собственное отражение таким прекрасным.
И тогда Браш, воодушевленный больше прежнего – видимо, одобрение в глазах клиента осчастливило его – принялся объяснять, как простыми движениями можно было создать нужный эффект.
Закончив работу над волосами, он стал осматривать кожу Алионы, потирая подбородок и хмуря белесые брови.
– Что не так? – не выдержала она.
– Планировался загар, буквально на тройку. Но… сейчас вижу, что у тебя совершенно не тот типаж. Не выйдет из тебя страстная, яркая южанка.
Алиона готова была оскорбиться: дурнушкой она уж точно не была. Однако Браш продолжил:
– Я не могу! У меня рука не поднимется испортить эту холодную северную красоту, – он провел кончиками пальцев по ее подбородку, повернул голову, как кукле, вправо, влево, затем воскликнул: – Решено! Решено! Мы заставим этот лед сверкать.
Браш суетливо принялся рыться в своем чемоданчике, пока не извлек на свет жестянку с белесо-перламутровым гелем. Он велел Алионе втереть крем в лицо, руки, грудь, затем вручил одну баночку, чтобы она могла взять ее с собой.
И лишь после этого занялся макияжем. Пока он кружил над ней, Алиона рассматривала кисти: кожа сделалась слегка мерцающей, и в то же время более гладкой и светлой. Точно мрамор, покрытый тончайшим слоем бриллиантовой пудры.
После Браша явился портной и принялся перечислять все наряды, что ему велели сшить. Алиона почувствовала, как усиливается головная боль: примерки могли длиться часами. И она просто не могла представить, сколько времени Гроус намеревался провести в Думтауне, если приказал сшить столько одежды.
Однако все прошло быстрее, чем она думала. Намного быстрее, поскольку господин Сью оказался умелым волшебником. Когда цвета и материалы были выбраны, он извлек из своего сундучка маленькую расписную шкатулку и, открыв ее, выпустил на волю волшебные инструменты. Взмахом руки господин Сью заставил первую ткань окутать Алиону, отчего она вмиг оказалась в сапфирово-синем коконе из первоклассного шелка. Сорочка исчезла, а будущее платье плотно легло по фигуре. Другой рукой Сью призвал инструменты подлететь к модели: большие ножницы с белой ручкой кружили, точно чайка, откусывая то тут, то там куски материала; мотки с нитками жужжали над головой, подобно стае пчел; брусочек мела ставил пометки на талии, рукавах, подоле – Алиона едва успевала следить за этим юрким малышом; наконец, две дюжины булавок и иголок сновали повсюду, чудом умудряясь не уколоть. Всем этим, точно кукловод, руководил господин Сью.
Алиона любила простую одежду: брюки, юбки, рубашки, свитера. Но для важных мероприятий ей, разумеется, заказывали платья. Вот только портные, с которыми ей доводилось иметь дело раньше, расходовали магию скупо или вовсе ею не пользовались. Не каждый был одарен талантом так непринужденно управлять твердыми объектами.
Правда, в какой-то момент сила подвела и Сью: ножницы вдруг упали на пол, громко звякнув о каменную плитку, моточки перепутались между собой, замедлив жужжание.
Мастер раздосадованно взмахнул руками, нахмурился, будто прилагая больше мысленных усилий. Работа возобновилась. Алионе было неведомо, знал ли Сью причину этой оплошности. Но она понимала: так проявлялось исчезновение магии. Те самые первые тревожные звоночки.
Она стиснула зубы, ощущая еще большую решительность, чем прежде.
Данни, читавший книгу, бросил взгляд на сестру, стоявшую сейчас у зеркала в почти дошитом белом коктейльном платье.
– Неужели все это нужно? Цирк какой-то… Алиона, оставь пару нарядов и возьми с собой нормальную одежду. Не обязательно во всем слушаться этого Гроуса…
– Совершенно с тобой не согласен, младший-младший, – раздался голос самого Гроуса, и Алиона невольно вздрогнула.
Спор не разразился: следом за гостем в комнату вошла госпожа Ламарин.
– Никогда не видела тебя такой! – она восторженно провела рукой по черным волосам дочери. – Я всегда знала, что ты красавица, но посмотри, как невероятно хороша ты сейчас!
– Меня одного это беспокоит? – уточнил Данни.
Алиона же с неприятным для нее самой волнением ожидала реакции Гроуса. Заметит ли он изменения? Одобрит ли?
Он глядел оценивающе, и это одновременно волновало и злило.
– Хм, – задумчиво протянул он, потирая подбородок.
Неуверенно обняв себя, Алиона силилась ничего не сказать и не спросить, чтобы не выдать, как ждет вердикт.
Гроус обошел ее кругом. Ножницы, иголки и нитки уже закончили свое дело, поэтому улетели в чемоданчик портного и теперь не мешали осмотру.
– Хм…
Алиона сжала кулаки.
Он встал перед ней, рассматривая лицо, но не глядя в глаза. Голос матери из далеких воспоминаний напомнил: “Нельзя бить людей!”. Распространялось ли это правило только на братьев или на самодовольных мужланов тоже?
– Алиона не лошадь, хватит ее разглядывать, как будто думаете, покупать ли! – взбеленился Данни.
Гроус скосил глаза в сторону молодого человека, вздохнул, затем-таки встретился взглядом с самой Алионой.
– Браш сказал, что загар мне не пойдет, поэтому…
– Да, так лучше, – сухо кивнул Гроус, а затем громко объявил для всех: – Все идет по плану, завтра отправляемся в Морланд.
С этими словами он отошел к портному, чтобы выяснить, что уже было готово. Госпожа Ламарин подкралась к Алионе и прошептала:
– Ты расцвела, Алиона, но помни, твое главное преимущество – то, что скрыто от глаз.
Алиона шокировано приоткрыла рот: она не собиралась никому показывать то, что было скрыто, даже ради дела! Однако возмущение прошло, когда мама продолжила:
– Твой уникальный ум и доброе сердце. Твоя неповторимая, сильная личность. Мужчины, – она коротко кивнула куда-то в сторону Гроуса, – любят оценивать глазами, но, кто бы что ни говорил, потом влюбляются в душу.
Примерки продолжались еще больше часа. Гроус остался тут же, усевшись на стул, передвинутый от туалетного столика. Госпожа Ламарин ушла по делам. И одна Алиона стояла и стояла, время от времени уходя за ширму, чтобы сменить очередной комплект и закутаться в кокон новой ткани.
Завершая последний наряд, портной принялся кружить вокруг нее, взмахивая руками и щелкая пальцами, как будто пытаясь в воздухе воссоздать формы Алионы. Ткань, поддаваясь движениям талантливых рук, принимала нужные очертания. Господин Сью провел мизинцем вдоль позвоночника, и на платье появилась тоненькая молния. Он зажал ткань над коленями, та так и осталась складками, создавая интересный рисунок.
– Обворожительно, – заключил, наконец, портной, и это означало, что шедевр завершен.
– Слишком короткое, – заявил Гроус безапелляционно со своего места.
– Впервые слышу, как ты говоришь что-то разумное, – отозвался Данни.
Прежде чем разразился скандал – а Гроус уже повернулся всем телом к оппоненту – Алиона спросила:
– Но разве это не хорошо?
– Платье короткое, и у него глубокое декольте. Не будем демонстрировать Ливингстону все наши богатства сразу.
Алиона неловко прочистила горло и кивнула.
– Тогда, может быть, лучше сделать вырез не таким глубоким? – предложила она. – Потому что такое платье не может быть длинным.
Господин Сью активно закивал головой.
– Удлинение исключено, – заявил он.
Подняв бровь, будто бы взвешивая все за и против, Гроус задумчиво посмотрел на грудь Алионы, потом на ноги. Постучал пальцем по подбородку, размышляя.
Алиона многозначительно прочистила горло. Да что он себе позволял?
– Закрывайте верх.
Господин Сью подошел к Алионе и, аккуратно взявшись за ткань, потянул вырез наверх, словно пытаясь подтянуть платье. Ткань волшебным образом послушалась мастера, пряча от чужих взглядов женскую грудь.
– Вот сюда какое-нибудь короткое колье, и ты будешь ослепительна, – негромко, словно делясь каким-то секретом, сказал господин Сью, указывая на шею Алионы.
Она устало улыбнулась.
ГЛАВА 3. Союз Вечных Земель Морланда
В семь утра, на рассвете нового дня, когда всё вокруг только пробуждалось, Алиона уже спускалась в гостиную своего дома, готовая отправиться в путешествие к берегам Морланда.
Мысленно она примеряла на себя новое имя: Лион. Не слишком отлично от настоящего, и все же…
У камина о чем-то негромко переговаривались отец и высокий мужчина с короткой темной бородой, коротко бритыми висками и зачесанными назад черными волосами. Алиона замерла на нижней ступеньке лестницы. На незнакомце было нечто вроде темно-синего халата, простроченного так, что однотонная блестящая атласная ткань казалась изрезанной геометричным рисунком. Такие “тулузы” носили жители Норбергии, государства к северу от Фентерры.
Склонив голову набок, Алиона попыталась соединить картинку, которую видела, и собственные логические выводы. Этим человеком мог быть только Кайлер Гроус. Именно он должен был прибыть в эту комнату рано утром, именно он должен был ждать сейчас Алиону у камина.
Удивительно, насколько прическа и одежда изменили его! Интеллигентный авантюрист в элегантном костюме исчез, оставив вместо себя безжалостного вожака головорезов с севера. Черный цвет и борода добавили его грубо высеченному профилю флер безжалостного мясника. А традиционный костюм Норбергии – под тулузом можно было заметить белые мягкие брюки и рубашку из такой же ткани – добавлял ему бандитского шика: посмотрите, как я невероятно богат, и помните, каким образом были заработаны эти деньги!
Однако Алиона решила не позволять Гроусу наслаждаться ее удивлением. Вспомнив хладнокровие, какое продемонстрировал он, увидев ее после работы Браша и Сью, она нацепила маску безразличия и прошла вперед.
Отец, наконец, заметил ее и поприветствовал. Гроус повернулся и поднял черную бровь. Когда Алиона повседневным тоном поздоровалась с ним, не забыв назвать «папочкой», он ухмыльнулся и вернулся к разговору с ее настоящим родителем.
Она присела на диван. Разглядывая блестящие стальные кольца на пальцах Гроуса, вспоминала тот параграф из его личного дела, в котором рассказывалось, чем он зарабатывал на жизнь. Богатый вдовец, Кроу Кальери разрабатывал месторождения железных руд в Норбергии. Лион, его единственная дочь, достигнув совершеннолетия, стала помогать ему в управлении. Это, в конце концов, объясняло внешний вид партнера по операции.
– Это безумие! – воскликнул вдруг ее настоящий отец.
– У тебя есть иные варианты? – поинтересовался Гроус.
Он, как всегда, был уверен в том, что все будет так, как он решил, и поэтому голос его был предельно спокоен. Отец же негодовал:
– Я не подвергну Алиону подобной опасности!
– Пока она со мной, тебе не о чем волноваться.
Старший Ламарин зло расхохотался.
– Можешь не верить в мое благородство, но поверь в мое желание довести это дело до конца. Поверь человеку, который зубы чистит при помощи магии. Я на себе ощущаю, как сила угасает каждый день, поэтому сделаю все, чтобы артефакт оказался в Фентерре.
– Вот именно! – отец Алионы сердито ткнул пальцем в грудь Гроуса. – Ты ни перед чем не остановишься.
– Даже если так, в том, что в моих интересах доставить твою дочь в Морланд, ты не должен сомневаться.
Отец стиснул зубы.
– Пап? – подала голос донельзя заинтригованная Алиона. – Как мы будем добираться до Думтауна?
На ее вопрос обернулись оба мужчины. Ламарин заметил это и раздраженно ткнул Гроуса плечом, проходя мимо. Подойдя к дочери, он подал ей руку, и она встала, сжимая отцовскую ладонь.
– Качество ваших поддельных документов не создаст проблем в Морланде, но исключает, по мнению Гроуса, возможность купить билеты на самолет.
– Для внутренних рейсов они были бы удовлетворительны, – пояснил Гроус, – но в случае авиаперелета в Морланд придется столкнуться с пограничниками. Моей магии не хватит, чтобы убедить их в нашей благонадежности: охранные чары на границе невероятно мощны.
– Оу, что ж… – задумчиво протянула Алиона.
– Гроус предлагает лететь на ковре-самолете, – ошарашил ее отец.
Алиона издала смешок, но под серьезным взглядом Гроуса скрыла его за кашлем.
– Да… конечно… – проговорила она, чувствуя себя глупо: они ведь шутили? – Перелететь океан на ковре-самолете это… мечта, а не путешествие. Соленый воздух в лицо… чайки…
– Ковер-самолет, – начал Гроус, отходя от камина, – это испытанный временем магический вид транспорта. Сегодня довольно редкий, но, по счастью, у меня на чердаке обнаружился один экземпляр. Он быстроходен, комфортабелен, защищен магическим полем, – сделал акцент он, – исключающим любое взаимодействие с соленым воздухом, птицами и, благодаря высоте полета, пограничными чарами.
– Тогда почему ковры не пользуются широкой популярностью? – спросила Алиона.
Гроус обреченно вздохнул, словно принимая на себя тяжелое бремя человека, которому приходится объяснять окружающим очевидные вещи.
– Это очень дорогостоящий вид перемещений, поскольку требует больших магических затрат со стороны управляющего и является ценным, но не износостойким волшебным предметом. Самолетам помогают технологии, магические затраты минимальны, с их изобретением ковры быстро забылись, как и дирижабли. К тому же из-за трудностей с обнаружением и популярностью у неблагонадежных лиц, тридцать лет назад ковры были запрещены мировым сообществом. Допустимы только зарегистрированные полеты внутри страны, на которые получено специальное разрешение.
– Но как же…
– Если ни вы, ни я, ни ваш отец не станем докладывать кому-либо об использовании моего ковра… или лучше сказать «о существовании моего ковра», то никто ничего не узнает.
Алиона беспокойно прошлась по комнате.
– Лететь, не зарегистрировав полет, – полное безрассудство. Если что-то пойдет не так, и мы потерпим крушение, никто из официальных представителей не примет мер для нашего поиска. К нам на выручку не отправят ни одного Стража.
Ламарин старший часто закивал, Гроус же сжал зубы.
– Безрассудством было бы зарегистрировать полет, – он вздохнул. – Переживать совершенно не о чем: помимо моей магической энергии ковер сам наделен чарами, подобно артефакту. Это означает, что, если что-то выйдет из-под контроля, ему хватит собственной магии, чтобы безопасно приземлиться.
Когда он многозначительно посмотрел на Алиону, она, закусив губу, задумалась.
– Почему я никогда не слышала о коврах-самолетах? – спросила, наконец, она.
– Вы действительно пребываете в святой уверенности, что знаете все на свете?
Глава семейства Ламарин, наверное, продолжил бы спор с Гроусом, но Алиона решительно подняла подбородок и произнесла:
– Если других вариантов нет, чего же мы ждем?
Ее отец измученно хлопнул себя по лбу. Алиона же позволила Гроусу взять чемоданы, чтобы поскорее оказаться в саду. Братья еще спали, но, если Данни спустится и узнает о ковре-самолете, они застрянут еще на час.
Марк, в отличие от Данни и даже отца, все время подготовки сохранял молчаливое спокойствие, но Алиона знала: он тоже переживал. Просто Марк обычно боролся со своей тревожностью не вспышками ярости, как Данни. Он что-либо предпринимал. Алиона не знала, что делал старший брат за ее спиной в этот раз, но была уверена: он держал руку на пульсе.
С мамой они попрощались еще накануне. Более легкая на подъем, чем муж, умеющая получать удовольствие от жизни, она считала предстоящую авантюру дочери увлекательным приключением. Разумеется, и она волновалась об Алионе, но среди наставлений “быть осторожнее” и “не доверять никому” то и дело звучали фразы вроде “и повеселись там!”.
– Чай?
Это были первые слова, произнесенные на борту Ковролета-78 с того момента, как он тронулся. Выглядел этот транспорт как самый обыкновенный ковер. Гроус опустился на него, умудряясь, даже сидя на старом гобелене с потертым рисунком, сохранять величественную грацию. Алиона неловко уселась рядом. Тут же она инстинктивно начала искать, за что ухватиться, но, разумеется, ни поручней, ни ручек здесь не было. Вцепившись пальцами в мелкий ворс, она затаила дыхание.
Гроус прикрыл глаза, любовно провел ладонями по выцветшему рисунку и застыл.
Ковер задребезжал и начал медленно подниматься. Алиона была почти уверена, что сейчас под ее весом плотная ткань провиснет, однако этого не произошло. Алиона чуть попружинила на месте и обнаружила под собой плотную воздушную подушку. Представилось, что она сидит на упругом облаке.
Однако чем выше поднимался Ковролет, тем страшнее становилось. Не решаясь смотреть вниз, она поняла, что транспортное средство находилось достаточно высоко, только когда везде, насколько мог видеть глаз, простирался туман. Гроус поводил руками, сделал пару резких движений, и Алиона ощутила, как вокруг них образовался невидимый пузырь. Теперь ни ветер, ни холод, ни встречные летающие предметы не представляли никакой опасности. Путешественники словно оказались в капсуле, в которой поддерживались комфортная температура и влажность.
– Поехали! – произнес, наконец, Гроус, и ковер стремительно сорвался с места, держа путь к Союзу Вечных Земель Морланда.
Несколько минут Алиона была неподвижна. Это было странное чувство: никакая видимая преграда не отделяла ее от проносящихся мимо густых, похожих на пенные клубы облаков, однако ощущение полета практически отсутствовало. Не доверяя старому летному устройству, Алиона старалась не совершать лишних движений и напряженно прислушивалась к звукам, которые издавал ласкающий облака Ковролет. Поэтому она испуганно вздрогнула, когда Гроус, вольготно расположившийся почти на краю ковра, вдруг предложил ей чашку чая. Переведя взгляд сначала на него, потом на его руку с многочисленными перстнями, держащую изящную фарфоровую чашечку, Алиона лишь напряженно сжала губы.
– Нам предстоит лететь шесть часов, – светским тоном сообщил ее спутник, откидывая за спину полы тулуза. – Вы, безусловно, можете потратить это время на то, чтобы изображать статую, но я бы предпочел распорядиться им более разумно.
Алиона нехотя согласилась.
Гроус отодвинул чашку с чаем к пирамиде из чемоданов, которые порой чуть покачивались, но в целом вели себя так, будто стояли на твердой неподвижной поверхности.
– В таком случае, думаю, пришло время для практических занятий, – заявил он и, совершенно внезапно, улыбнулся.
Улыбка у него оказалась кровожадная, и Алиона невольно подалась назад. Гроус же, напротив, подвинулся ближе, сев так, что его колено почти касалось ее бедра.
– Итак, – сказал он, глядя как-то по-новому.
Так смотрят на дорогое вино многолетней выдержки, которое держали для особого случая, и вот решили, что настало время откупорить бутылку.
– Первая встреча, – объявил Гроус многозначительно, чуть понизив голос, будто хотел, чтобы Алиона прислушивалась. – Когда время играет против нас, первое впечатление очень важно. У вас практически не будет возможности изменить его. Поэтому, дорогая Лион, – с нажимом произнес он, – вы должны приложить максимум усилий, чтобы понравиться Ливингстону с первого взгляда.
Если раньше она особенно не нервничала, то теперь начала. Кивая в знак согласия, Алиона погружалась в мрачные мысли, главной из которых была «я не смогу».
– Теперь ответим на вопрос «как это сделать?», – продолжил лекторским тоном Гроус. – Ваш внешний вид способен задержать заинтересованный взгляд. Вы должны этот взгляд поймать и завладеть им. Лион?
Она откликнулась. Он смотрел на нее в упор, и Алиона поразилась интенсивности и жару мужского взгляда. Ее щеки запылали, и она хотела было посмотреть куда-нибудь в сторону, но Гроус вдруг сам прервал зрительный контакт, заставив тем самым Алиону продолжать смотреть на него. Все это длилось лишь мгновения, но она успела рассмотреть и его тонкие, будто искривленные насмешкой губы, и острый нос, и даже длинные ресницы, сейчас скрывающие взгляд серо-синих глаз. Через пару секунд он снова осторожно взглянул на Алиону: сначала на ее ключицу, затем на губы, и только потом – в глаза.