Ирина Фуллер
Искусство обольщения для воров-аристократов
Чуть отклонившись назад, он принял скучающий вид и спросил:
– Запомнили последовательность взглядов?
Алиона, весьма впечатленная тем, что приняла сперва за чистую монету, закусила губу. Нужно было время, чтобы прийти в себя и найтись с ответом.
– Сначала заинтересованный…
Гроус медленно кивнул.
– Потом испуганно отведенный в сторону, как будто бы вы смутились того, что вас поймали.
Еще один кивок.
– А затем, э-э, – она чуть нахмурилась, подбирая слова, – несмелый, но настойчивый, и не сразу в глаза, а сначала… будто вы думаете о чем-то непристойном.
Впервые на лице Гроуса Алиона увидела нескрываемое одобрение.
– Из вас может выйти толк, – заявил он. – Приступим к практической части.
Алиона посмотрела на свои руки, пытаясь сосредоточиться. Глубоко вздохнув, она медленно подняла взгляд и заглянула собеседнику в глаза. Тот тут же недовольно цокнул языком и отвернулся. Алиона, словно извиняясь, пожала плечами.
– Мы еще не знакомы, а вы уже хотите убить меня за что-то? – язвительно уточнил Гроус.
– Проблема в том, что мы все же знакомы, так что желание объяснимо, – пробормотала она, опуская взгляд.
Выдохнув, Алиона сосредоточилась, постаралась изобразить заинтересованность и посмотрела на Гроуса.
Несколько секунд она внимательно глядела на него, но, наконец, он закатил глаза, и она разочарованно фыркнула.
– У меня что-то на лице? – с наигранной вежливостью поинтересовался он.
– Да, жутко раздражающее выражение, – сердито отозвалась она, а затем жалобно добавила: – Я стараюсь!
Алиона чувствовала себя глупо, ужасно глупо. У нее не получалось изобразить заинтересованный взгляд. Чего ради он вообще взял ее на это дело, нашел бы кого-нибудь более способного!
Гроус придвинулся чуть ближе, сел на пятки, его колено уткнулось в ее. Опершись на руку, он чуть склонился к Алионе, и эта близость была более чем смущающей.
– Смотрите, – приказал он, и она послушно уставилась в его глаза.
Сначала ей было смешно – что, как она сама рассудила, было защитной реакцией на неловкость. Но постепенно уголки губ опустились, а щеки вновь стали горячими и, она была уверена, красными, как флаг Фентерры. Она не могла понять, что такого было во взгляде стальных глаз, отчего в них безо всяких слов читались откровенные желания.
– Вы используете какую-то магию? – прошептала она, не отводя взгляд.
– Эта магия называется “обольщение”, и она вам доступна, – так же тихо отозвался он. – Вот только… сделайте другое лицо.
– Прошу прощения? – опешила Алиона.
Гроус чуть нахмурился и неопределенно взмахнул рукой в ее сторону:
– Оно слишком… невинное. Ливингстон не должен думать о том, чтобы накормить вас мороженым, хотелось бы, чтобы вы рождали в нем другие мысли и желания.
Слова отдались резкой болью в груди.
– Я взяла с собой только одно лицо, – Алиона принялась разглаживать складки на платье, стараясь во что бы то ни стало сохранить ровный тон. – Придется как-то работать с тем, что есть.
Затем она в очередной раз устремила взор на собственные пальцы. Она слишком старалась, вот в чем было дело. Притворство никогда не было ее сильной стороной. Следовало расслабиться и подумать о чем-то волнующем.
Она сидела совершенно одна в компании мужчины, которого почти не знала. Мужчины, который был старше ее на десять лет и большую часть жизни считал лишь неприметной девчонкой, дочерью давнего знакомого. А теперь обучал, как соблазнять. Разве это само по себе не волнительно? Вот только этот мужчина выглядел так, будто способен на убийство от скуки. Если бы он был чуточку более… приятным, милым, обаятельным! Он и в Фентерре не особенно старался нравиться: отец и братья вечно обсуждали его поведение, высказывания, споры на встречах.
Ну как тут расслабиться?
Алиона вздохнула. К счастью, Гроус терпеливо ждал.
На самом деле, если не считать злодейского лица, его можно было назвать привлекательным… ну или по крайней мере, интересным. Необычным уж точно. Это был такой тип внешности, на грани между уродством и неземной красотой. Когда кажется: если бы что-то хотя бы немного было иначе, он стал бы ужасно отталкивающим. Но именно в том, как были расположены его глаза, как четко были очерчены губы, и даже в этих глубоких складках у рта таилась какая-то сила, вызывающая желание смотреть снова и снова.
И она посмотрела: не с тем, чтобы захватить его внимание, а с тем, чтобы увидеть в этом человеке что-то еще. Не одного из скучных типов из Совета, что раз в месяц приходили к отцу и обсуждали политику, крупные сделки и инвестиции. И не того скучающего аристократа, который подарил ей куклу на четырнадцатилетие. А мужчину. Интересного, загадочного. Проживающего свои лучшие годы и обладающего неожиданно пронзительным взглядом.
Алиона была уверена – он знал о том, как действовал на женщин, и соблазнял осознанно. Может, мужчины из знатных семей Фентерры и считали, что им стоило сторониться Гроуса из-за неясного прошлого и возможных криминальных связей, а вот Алиона поняла, что по-настоящему опасными были его глаза. От таких можно вспыхнуть и сгореть, рассыпавшись в пепел.
Она, будто испуганно, отвела взгляд в сторону, сглотнула. Затем оценила его руки: длинные пальцы, эпатажные кольца. Посмотрела куда-то в район живота – плоский, подтянутый, даже под свободной мягкой рубашкой видно. Проследила дорожку пуговиц. Губы ее в этот момент сами по себе чуть распахнулись, и это показалось уместным. Увидев, как дернулся его кадык, Алиона, наконец, снова взглянула на его лицо и, встретившись взглядом, невольно улыбнулась. Улыбнулась, потому что знала, что все сделала правильно.
Гроус несколько секунд сидел неподвижно, а затем, сложив руки на груди, делано безразлично произнес:
– Я знал, что ваша высокая способность к обучению затмит отсутствие каких-либо начальных навыков.
Он мог изображать равнодушие, но Алиона почувствовала: что-то в его голосе изменилось.
Полет оказался утомительней, чем ожидала Алиона. Гроус еще какое-то время нудно объяснял ей, как именно надо смотреть, куда направлять взгляд, а куда – не стоит. Слушая его, Алиона потянулась к чаю, сделала пару глотков, оперлась спиной о самый устойчивый на вид чемодан и…
– Лион, просыпайся. Лион! Лион!
Первые секунды она не могла понять, что за Лион спала рядом и почему никак не хотела проснуться, если ее так настойчиво будили. Затем, наконец, разум очнулся окончательно, и Алиона резко села. Оглянувшись по сторонам, она обнаружила себя сидящей на ковре посреди поля с серо-желтой невысокой травой. Рядом стоял Гроус. Даже удивительно, что она сразу узнала его, несмотря на непривычно темные волосы и бородку.
– Извини, папа, я не сразу сообразила, что ты будишь меня.
– Слезай с ковра, – приказал он.
Вздохнув, она хотела было подняться, как вдруг Гроус галантно предложил ей руку. Удивленно посмотрев на протянутую ладонь, Алиона перевела взгляд на мужское лицо. На ее собственном застыла маска изумления. Гроус закатил глаза:
– Будь добра, когда в следующий раз кто-то предложит помощь, откроет дверь или подвинет стул в ресторане, не смотри на этого человека как на трехголового зверя.
Кивнув, Алиона воспользовалась помощью и поднялась на ноги.
– Я росла с двумя братьями, – пояснила она, – Марк и Данни, конечно, очень заботятся обо мне, но скорее спихнут с лестницы, чем подадут руку.
– И скорее спихнут с лестницы любого потенциального ухажера, чем позволят ему подать вам руку, не так ли? – хмыкнул Гроус.
Алиона не ответила, хотя вдруг осознала, что это было правдой. Братья, особенно Данни, поднимали на смех любого, кто проявлял к ней симпатию. А она, видимо, так и не успела влюбиться, чтобы почувствовать желание противостоять им.
Гроус скрутил Ковролет в рулон и аккуратно уложил в неглубокий ров. Огляделся, будто запоминая место, а затем подхватил большую часть чемоданов и предложил Алионе следовать за ним. Сгорая от любопытства, но умудрившись удержаться от вопросов, она взяла оставшийся багаж.
Пока они шли, ее голубое платье путалось в траве. Синий же тулуз Гроуса эффектно скользил по колосьям, благодаря гладкой ткани.
Несмотря на неудобства и сухую землю, что пыталась забраться в туфли, Алиона успела поразмышлять и ответить себе на некоторые вопросы.
Поскольку они достигли Морланда незаконным путем, приземлиться на официальную посадочную площадку для ковров-самолетов или прямо в городе, на глазах у всех, они не могли. Поэтому Гроус избрал столь безлюдное и удаленное от цивилизации место. Что ей не было понятно, так это куда они теперь направлялись и каковы были дальнейшие действия.
Вскоре они вышли на уходящую вдаль серой змейкой пустынную дорогу.
– Будем ловить машину? – не выдержала Алиона.
– В некотором роде, – загадочно отозвался Гроус.
Вытянув вперед руку, он что-то пробормотал, схватил воздух – это всегда сопровождалось каким-то кровожадным, паучьим движением его пальцев – и дернул на себя невидимую веревку.
Алиона принялась оглядываться, ожидая чего-то, но воздух, казалось, застыл, точно густой йогурт, обволакивая все вокруг: ни звука, ни движения. Солнце нагревало асфальт, от которого исходил жар. Хотелось пить.
Вдруг Алиона почувствовала вибрации. Скоро земля задрожала гораздо ощутимее, и Алиона крепче сжала ручку чемодана. Нарастающий гул обещал появление самолета, не меньше. Однако, наконец, из дрожащего горячего воздуха перед ней и Гроусом возник серебристый автобус.
Дверь в передней части его открылась, и путешественники увидели тучного темнокожего водителя в очках с очень толстыми стеклами.
– Залезай, чё стоим? – произнес он с, как показалось Алионе, жутчайшим акцентом.
Язык Морланда практически не отличался от языка Фентерры, но вот произношение сразу выдавало происхождение. Хорошо, что Норбергия располагалась рядом с Фентеррой, и говор отличался не так сильно. Не живший там человек и вовсе не заметил бы разницы.
Гроус позволил Алионе зайти в автобус первой, сам же сперва загрузил багаж в специальное отделение, а затем поднялся следом.
Она прошла вперед по салону. Гроус сначала расплатился с водителем и получил билеты. Комфортабельные кресла обещали славную поездку. Пассажиров было немного, все они расположились на местах впереди, большинство спало. В самом конце сидел мужчина в желтовато-серых пальто и шляпе. Лицо его невозможно было разглядеть из-за поднятого ворота.
Алиона же села на свободное кресло в центре, но из динамика тут же раздался грозный голос:
– Ваши места номер двадцать семь и двадцать восемь.
Закатив глаза, Алиона пересела. Автобус тронулся. Почти сразу рядом с ней приземлился Гроус.
– Надеюсь, ты выспалась, – заметил он.
– Думаю, да…
– Прекрасно. Тогда продолжим.
Он глубоко вздохнул, будто ожидалась особенно трудная тема для изучения. Бросил взгляд на кресла впереди и сзади – рядом не было никого, и он, судя по всему, счел обстановку безопасной для предстоящего разговора.
– Наблюдая за вами, я заметил, – прошептал Гроус и чуть задумался, будто подбирая слова.
Он небрежно коснулся ладони Алионы самыми кончиками пальцев, привлекая ее и без того сосредоточенное внимание к следующей фразе:
– Заметил, что вы не тактильный человек.
Он развернулся на своем кресле, чтобы глядеть на ее профиль. Алиона сидела идеально ровно: няня и мечтать не могла, что однажды ее подопечная сумеет вытянуть позвоночник в настолько прямую линию. Гроус сжал ее ладонь.
– Но видите ли, для нашей с вами… общей задачи… – его голос звучал как урчание кота, – важны случайные прикосновения.
Алиона едва улавливала смысл слов, так как кожу жгло там, где подушечки его пальцев касались ее ладони. Было ли ей приятно? Могло бы быть. Наверное. Если бы контакт был искренним. Сейчас же она чувствовала себя как на уроках физкультуры: ее тело снова немного не дотягивало до нужных стандартов, чтобы сдать нормативы.
– Лион, расслабься, – мягко потребовал Гроус и подбадривающе сжал ее плечо.
Жест, заставивший ее превратиться в изваяние. Она медленно повернулась, опустила взгляд на его тяжелую, теплую ладонь, затем посмотрела Гроусу в глаза.
– Вы знаете, что три самых бессмысленных фразы в мире, это “расслабься”, “не бойся” и “не переживай”?
Он хмыкнул.
– Уверен, их гораздо больше, – произнес он.
Алиона на мгновение задумалась, какие еще слова можно было счесть бесполезными, но Гроус отвлек ее тем, что медленно переместил руку с плеча на шею, коснулся позвонков. Чтобы снять нарастающее напряжение, она – явно громче, чем следовало бы – спросила:
– Если уж на то пошло, разве это не должна делать я?
Он прижал палец к ее губам, шикнув. Вновь огляделся и, лишь убедившись, что никто не подслушивает, ответил:
– Разумеется. Но пока мне кажется, что вы можете прикоснуться к моей шее только с намерением придушить.
Она не смогла сдержать улыбки.
– Хорошо, давайте просто возьмемся за руки, – предложил Гроус, садясь в кресле ровно и протягивая ей открытую ладонь.
Это она могла. Их руки соприкоснулись. Спустя несколько минут, когда Алионе надоело переживать из-за этого или чувствовать неловкость, она отвернулась к окну и сосредоточилась на пейзаже. Там ее ждала довольно однообразная картина: степи с высушенной землей и торчащими из нее кустарниками, чуть вдали – холмы, а за ними – светло-голубое, будто выцветшее на солнце небо.
Когда Алиона совсем было расслабилась, Гроус начал поглаживать ее запястье, заставив вновь напрячься. Она повернулась, чтобы упереться взглядом в профиль его спокойного лица.
– У вас сухие руки, попробуйте пользоваться маслами, – предложила она.
Губы Гроуса дрогнули, он посмотрел на нее насмешливо и тихо ответил:
– Вы пытаетесь заполнить неловкий момент глупым комментарием, тогда как могли бы просто расслабиться. Ведь я не делаю ничего особенного.
– А если я буду трогать вас, где вздумается? – прошипела она, склоняясь к нему и сердито глядя на невозмутимое лицо.
Он перевел на нее взгляд, тонких губ коснулась коварная улыбка:
– Я не скажу и слова против.
Алиона раздраженно откинулась на спинку кресла, продолжая ощущать, как его пальцы рисуют круги на тонкой и чувствительной коже запястья.
И только она начала привыкать к этому, как он отпустил ее кисть и принялся, едва касаясь, гладить тыльную сторону ее руки, то притрагиваясь к пальцам, то проводя по оголенной коже почти до сгиба локтя, посылая мурашки по ее телу. Когда Гроус начал выводить узоры, Алиона страдальчески закатила глаза. А потом вдруг заметила, что…
– Вы пишете буквы?
Она вопросительно поглядела на Гроуса, тот довольно кивнул.
– Л-И-О-Н, – поняла она.
Неловкость как рукой сняло, теперь разум пытался разгадать каждое зашифрованное послание. “Кальери”, “Думтаун”, “Норбергия”.
– М-А-Л-Ы-Ш-К-А-Л-И, – “прочитав” последнее, Алиона стукнула Гроуса по колену.
Она догадывалась, что он лишь дразнил ее, но шутка смешной не показалась.
– Ваш черед, – он положил тяжелую ладонь на ее колено и как ни в чем не бывало добавил: – Рисуйте.
Сглотнув, Алиона принялась пальцем выводить на его руке буквы, складывающиеся в слова.
– Думаю, можем продолжить, – удовлетворенно кивнул Гроус спустя четверть часа. – Положите голову мне на колени.
Алиона возмущенно охнула. Такое в ее кругу – да и в его вообще-то тоже – считалось жестом весьма интимным и было просто неприемлемо в общественном месте.
– А ничего, что мы едем в автобусе, полном людей, – прошипела она.
– Хорошо, что вы об этом подумали, – тихо отозвался Гроус, озираясь, – но не стоит волноваться, нас не видно. К тому же, маловероятно, что кто-то из пассажиров этого автобуса вращается в кругах Ливингстона. Опасность быть раскрытыми минимальна. Если все же кто-то здесь знаком с ним, я в любом случае не намерен делать ничего, что может поставить под угрозу наше дело.
Алиона медленно перевела на него взгляд. Вот уж о чем, а о провале операции она думала в последнюю очередь! Неужели он совсем не понимал, что все его требования вступали в конфликт с ее воспитанием и скромностью?
– Давай, Лион, положи голову, – нетерпеливо потребовал он.
– Если вам что-то от меня нужно, попросите вежливо.
Настроение Гроуса сменилось, это было заметно по вспыхнувшим глазам, сжатым губам и более резким складкам у рта.
– Мы здесь не для того, чтобы расшаркиваться друг перед другом, – процедил он.
– О, буду иметь это в виду, когда решу продемонстрировать отсутствие манер.
Она всегда была тихоней, редко с кем-то конфликтовала, но не выносила давления и вот такого требования беспрекословного повиновения. На вежливую просьбу она всегда готова была откликнуться, порой даже в ущерб себе, но любую грубость и деспотизм воспринимала в штыки. При этом все в ней начинало дрожать от неприятного волнения, ладони потели, щеки горели. Это было не надменное сопротивление чьей-либо власти, а паника, страх и слепое отчаянное нежелание подчиняться чужой воле.
– Хорошо… Лион, дорогая, будь добра, приляг, ты устала, – тихо пропел он голосом, полным фальшивой заботы.
– Сначала объясните, зачем, – отозвалась она.
– Вы сказали, если я хочу чего-то от вас, достаточно вежливо попросить, – прошипел Гроус.
– Нет, я не так сказала. Я сказала: если чего-то хотите, просите вежливо. Из этого не следует, что я соглашусь.
Несколько мгновений он смотрел на нее, будто размышляя, где будет прятать труп. Затем внезапно схватил за плечо, заставив испуганно всхлипнуть. Медленно и мягко привлек к себе, отчего ей пришлось судорожно схватиться за подлокотник его кресла. Сумев удержать равновесие, она прислушалась к шипящему шелесту, в который превратилась речь Гроуса:
– Вы не в отпуске. Я руковожу операцией, и если говорю положить голову мне на колени… Просто. Так. И сделайте.
Кровь прилила к ее лицу, едва сдерживаемая ярость грозилась выплеснуться в некрасивую сцену, где она шлет его к праотцам и требует остановить автобус.
– Если хотите, чтобы все это сработало, – выдохнула она ему в ухо, – обращайтесь со мной уважительно. Думаете, Данни нет рядом, и я совсем беззащитна? Можете делать, что вздумается?
Он отпустил ее руку, и она медленно отстранилась.
– Я так не думаю, – процедил он сквозь зубы. – Просто не хочу тратить время, которого у нас и так нет, на любезности. Я взял вас с собой, считая рассудительной, не вздорной барышней…
– Вы думали, что я буду во всем вас слушаться, – оборвала она яростным шепотом, – но не учли, что тихая серая мышка выросла с двумя братьями. Первое, чему они меня научили, как больно бить и быстро бегать.
Гроус сощурился, лицо его стало совсем недобрым, и Алиона с большим трудом удержалась от того, чтобы нервно сглотнуть и безропотно на все согласиться.
К счастью, он сдался раньше. Усмехнулся, черты лица вдруг смягчились, и он даже перестал походить на кровожадного маньяка. Затем небрежно, легонько провел костяшками пальцев по ее скуле и заметил:
– Вы дерзите, а глаза как у оленя, увидевшего охотника.
Сердце, и правда, колотилось, как будто к смерти готовилось.
– Объясните, для чего, – чуть более миролюбиво, чем прежде, сказала она.
– Сядьте ближе, я отвечу.
Она вновь придвинулась так, чтобы слышать его шепот. Он склонился к ее уху и очень тихо заговорил:
– Скромность, безусловно, красит женщину, но в нашем случае необходимо, чтобы вы ее побороли, – его дыхание обожгло ухо, и Алиона подумала, что в сравнении с этими перешептываниями, соприкосновение ее щеки с его бедром выглядело бы не таким уж непристойным. – Мы раздвигаем границы вашего личного пространства, чтобы вы не вздрагивали каждый раз, когда кто-то к вам прикасается.
– Давайте рассчитывать, что все, что нужно, раздвинется само, когда придет время, – уверенно предложила она.
– В критичный момент мы не поднимаемся до уровня наших надежд, а опускаемся до уровня нашей подготовки. Поэтому кладите голову мне на колени, – прорычал он, – и представляйте себя на южноморском пляже.
Она сердито дышала, глядя ему в глаза. Он молчал, но взглядом метал молнии. Алиона подумала: он попросил вежливо и объяснил цель. Выполнил все ее требования, можно и пойти на встречу. Девичья честь не пострадает. По крайней мере, та честь, что воспитывали в ней путем суровых игр и безжалостных соревнований Марк и Данни. Алиона устроилась на своем довольно широком кресле, улегшись на бок, лицом к впереди стоящим сидениям. Ее щека коснулась мягкой ткани мужских брюк.
Алиона была очень напряжена. Рука Гроуса коснулась ее головы и зарылась в мягкие волосы.
– Попробуйте получить удовольствие, – проговорил он, пока его длинные пальцы аккуратно массировали ее кожу.
Алиона смогла лишь мысленно рассмеяться.
Он перебирал ее волосы, легонько касался уха, поглаживал голову широкой ладонью, и ей бы и вправду отпустить тревоги и насладиться приятным ощущениями, но сознание просто вопило об опасности. Незнакомый человек, чужак, посторонний прикасался к ней с совершенно неясными намерениями. Близость была слишком интимной, чтобы Алиона могла продолжать лежать. Она попыталась подняться, но рука Гроуса помешала ей, придавив к бедру.
– Спокойно, – твердо сказал он, а потом повторил это слово, но уже чуть мягче.
– Мне кажется, достаточно… Я уже привыкла.
Алиона ощутила, как вздрогнуло его тело, и поняла, что Гроус рассмеялся.
– Вам нужно расслабиться, – сказал он, отводя ее руку, вцепившуюся в его пальцы.
Она вздохнула. В самом деле, если ее нервировало такое невинное взаимодействие, как она рассчитывала очаровывать Ливингстона? Обольстительные женщины, которых она встречала в жизни и видела в кинофильмах, никогда не смущались, не тушевались, не отводили стыдливо взгляд. Они были полны уверенности в своей привлекательности. Если такая и залепит пощечину, то только в тщательно продуманной ситуации строго в нужный момент.
Как бы повела себя женщина, которая хочет свести с ума?
Алиона набрала воздуха в грудь и решительно перевернулась на спину, ее голова удобно покоилась на бедре Гроуса, взгляд же был устремлен вверх, к потолку. Гроус склонился над ней и с юмором спросил:
– В чем дело?
Алиона лишь дернула плечом.
И куда делась смелая девчонка, выросшая среди пацанов?
Гроус усмехнулся и произнес:
– Понятно… В таком случае вы могли бы закинуть руку за голову. Так ваша фигура будет выглядеть еще более привлекательно.
Он многозначительно опустил взгляд на ее декольте.
Вздохнув, Алиона так и сделала, стараясь выглядеть томно и загадочно.
– Все хорошо, – подбодрил ее Гроус, – но если вы будете вести себя… непосредственно, непринужденно, будто не видите в этом ничего особенного, это сыграет вам на руку. Попробуйте просто поговорить, как будто не пытаетесь соблазнить меня.
– Это несложно, я ведь и не пытаюсь, – проворчала она, а затем поерзала, занимая более удобное положение.
Кресло автобуса было широким и все же недостаточно большим, чтобы разлечься вольготно. Некуда было деть ноги. Наконец, Алиона все же разместилась так, чтобы не чувствовать себя завязанной в узелок.
– Ну… что вам рассказать… – вздохнула она. – Я люблю читать, люблю учиться и мечтаю получить ученую степень по истории.
– Хмм… – в этом мычании послышалось недовольство, и Алиона досадливо зашипела.
– То есть… – она попыталась вспомнить строки из своего личного дела, – больше всего я люблю обустраивать дом и заботиться о наших животных, – фальшивая улыбка. – А еще гулять на природе, любуясь великолепием Норбергских гор, и вдыхать аромат хвойного леса морозным утром.
– Это очень интересно, – проурчал Гроус и вдруг положил руку на ее живот.
Пресс тут же стал деревянным, все мышцы напряглись. Алиона открыла глаза.
Гроус стал поглаживать ее ребра – только пальцами, аккуратно, едва ощутимо. Алиона досадливо закусила губу, безуспешно попыталась расслабиться.
– Ладно, не все сразу, – заключил, наконец, он.
– Думтаун, – в этот же момент объявил водитель. – Кому надо, выходим поживее.
Алиона резко поднялась, заехав лбом в подбородок Гроуса. Он зарычал от боли, схватившись за челюсть. Она прижала ладони к своему лицу, с ужасом представляя, какие ощущения сейчас испытывала ее жертва: у самой-то звезды из глаз посыпались. Не зная, чем помочь, она коснулась его щеки.
– Простите, простите, – причитала она. – Больно?
– А вы как думаете? – прошипел он и уткнулся лбом в ее плечо.
Испытывая чувство вины, она осторожно погладила его руку, коснулась волос.
Гроус вжался в нее сильнее, тихо постанывая. Она сперва продолжала гладить его, жалеть и позволять стискивать себя в объятиях. Потом червячок сомнения подал голос: точно ли ему так больно? И точно ли необходимо прижиматься к ее груди, чтобы облегчить страдания.
Она застыла. Он чуть ослабил объятия. Алиона отстранилась. Гроус глядел на нее с легкой улыбкой, кажется, не испытывая никакой боли.
– Симулянт! – задохнулась она от возмущения и дважды хлопнула его по плечу.
Гроус оправил тулуз, невозмутимо заявив:
– Вы едва не свернули мне челюсть, мои страдания были неподдельны. Но я на практике показал вам, как любую ситуацию можно использовать для сближения. Особенно ту, где вы оказались жертвой. Ничто не вызывает у мужчины такого влечения к женщине, как возможность проявить себя защитником.
– Вот прям ничто? – язвительно проворчала Алиона, поправляя платье и выглядывая в окно. – Это наша остановка или нет? – уточнила она, глядя на одинаковые домики с низкими белыми заборами.
– Это пригород. Мы выходим в центре. Еще полчаса.
Последние тридцать минут дороги они провели в тишине. Алиона смотрела в окно, разглядывая непривычные пейзажи и архитектуру. Гроус, к счастью, больше не докучал ей своими лекциями.
Наконец, они въехали в квартал, плотно застроенный высоченными зданиями. На одной из оживленных улиц они вышли из автобуса.
Воздух пах непривычно. Нельзя было определить, что в нем смешалось, но Фентерра точно ощущалась иначе.
Алиона зябко поежилась: свежее весеннее утро только недавно вступило в свои права. Но от дороги, автомобилей и зданий как будто бы исходило тепло, накопленное еще накануне.
– Нам необходимо попасть к Грандшайн билдинг, – сообщил Гроус, попутно пересчитывая чемоданы. – Это должно быть в шести кварталах отсюда.
Люди огибали их, не особо обращая внимания. Хотя наряд Гроуса должен был бы показаться им необычным. Здесь так не одевались. Конечно, и в самой Норбергии далеко не все носили традиционную одежду, многие позволяли себе брюки и свитера или хотя бы простые рубашки и жакеты. Как и в Фентерре. Но все же жители этих стран стремились к элегантности и опрятности, а вот в Морланде к подобным вещам относились совершенно безразлично. То, что было надето на многих горожанах, походило на стандартный ассортимент фентеррийского магазина пижам.
Подойдя к дороге, Гроус вытянул руку вперед, и тут же перед ним затормозила желтая машина. Через четверть часа, попетляв между столпившимися вдоль улиц высотками, такси оказалось на проспекте Хайфорд, четыреста пять.
В холле огромного отеля, расположившегося в одной из высоток с острым шпилем, было довольно людно. Шикарное фойе, отделанное разными оттенками мрамора от пола до потолка, предлагало гостям отдохнуть на роскошных бархатных диванах, расположить свой багаж на блестящих золотистых тележках и отведать напитков в сверкающем хрусталем баре.
У стойки регистрации все переливалось от перламутра на стенах, люстр из желтого металла с витражными плафонами, защитных магических кристаллов и сотен ящичков с лампочками. В последних хранились ключи.
Сопроводив широкой белозубой улыбкой заученное приветствие “Мы рады видеть вас в Грандшайн Меджик Хотел”, администратор, высокая девушка с элегантной прической, достала для них из такого ящичка круглые карточки с номерами “256” и “257”.
– Одноместные номера класса люкс с видом на море, – пропела она.
– Совершенно верно, – кивнул Гроус.
Алиона удивленно подняла брови: моря тут нигде не было и в помине, но она, разумеется, слышала о зачарованных окнах. Только вот ни разу в жизни не видела: в Фентерре никто не стал бы тратить силу на такую ерунду. Да и прекрасных видов дома хватало с лихвой.
Оставив багаж коридорному, Алиона и Гроус прошли к лифту. Металлическую решетку отодвинул в сторону лифтер, низкорослый лысоватый мужичок с круглыми выпученными глазами и очень кустистыми бровями. Быстро отведя глаза от его лица, Алиона сказала:
– Наши номера двести пятьдесят шесть и двести пятьдесят семь.
– Двадцать пятый этаж, – гаркнул лифтер и резкими движениями закрыл дверь лифта.
Затем он поднял слишком большой для его худосочных рук рычаг, и лифт рванул вверх.
Человек недобро смотрел на Гроуса и Алиону, но вскоре это перестало иметь значение. Лифт ехал слишком быстро. Кабина оказалась стеклянной, и то, как проносились мимо стены шахты, пугало.
Что-то заставило Алиону взглянуть наверх, и она взвизгнула: они стремительно приближались к крыше и вот-вот вместе с лифтом должны были превратиться в лепешку. Гроус тоже поднял голову, но не успел что-либо сказать, потому что лифт проломил бетонную плиту и вылетел из здания. Точно ракета, он пролетел на сотню метров вверх, позволяя пассажирам полюбоваться окрестностями с высоты птичьего полета. Впрочем, они не сумели оценить всей прелести ситуации, с ужасом в глазах глядя то друг на друга, то на уродливого лифтера, то на облака по ту сторону стекла.
В голове Алионы пронеслась сотня мыслей. Возможно, их план раскусили, и этот человек был послан Хранителем, дабы убрать потенциальных грабителей? Узнают ли родители и братья, как глупо она погибла, или их смерть позже инсценируют, дабы не очернять репутацию отеля? Успеет ли она почувствовать боль, когда лифт шмякнется на землю, или умрет мгновенно? Чувствует ли себя Гроус полным идиотом, так скоро провалив операцию? Дадут ли им звание героев посмертно?
Все эти и многие другие мысли проносились очень быстро – значительно быстрее, чем летела кабина.
Наконец, лифтер нажал на рычаг, на несколько мгновений они зависли в воздухе. И вдруг началось стремительное падение вниз. Вцепившись в руку Гроуса, Алиона пыталась убедить себя в том, что спокойствие маленького уродца-лифтера не могло быть напускным. Если он не волновался, то и им, возможно, не о чем было беспокоиться.
Гроус поднял ладони, видимо, намереваясь спасти их при помощи магии, но лифтер лишь мрачно покачал головой.
Кабина же тем временем влетела точно в шахту лифта и через несколько секунд плавно остановилась.
– Двадцать шестой этаж, – гаркнул лифтер и открыл дверь.
Пару мгновений пассажиры пытались прийти в себя. Гроус казался бледным и в то же время разъяренным, но почему-то ни слова не сказал лифтеру. Алиона же, чуть нахмурившись, дрожащими губами уточнила:
– Вы же сказали, нам нужен двадцать пятый.