Ирина Габба
На роду написано
Глава 3. Без мужицкой помощи никак
Каким бы спокойным ни был Антип, а с завхозом-кладовщиком спорил частенько. Мужчина тот был не чист на руку – терял или делал вид, что теряет казенный инвентарь, не торопился чинить технику и в материальном аспекте не внушал доверия. Постоянно что-то скрывал, секретничал, пропадал так, что всем коровником найти его не могли. Антип не лез с вопросами и упреками, во всем полагаясь на председателя Никанора Ефимовича, мужчину предпенсионного возраста, без семьи. Держался многодетный отец до тех пор, пока Нина не начала жаловаться мужу на то, что комбикорма урезаны, коровам не достает еды, удой уменьшается. Тогда Антип подошел к завхозу и скромно спросил, почему убавилось пропитание скота. Ответ же получил в грубом тоне о том, что не его это дело, и совать свой нос в чужие обязанности не стоит, а то можно и схлопотать. Это еще раз убедило Антипа в том, что завхоз что-то утаивает, и надо бы пожаловаться на него. С советом инициатор пошел к Анатолию. Тот в совхозе работал дольше, может что-то и подскажет.
– Даже не вздумай влезать! – попытался остудил Антипин пыл Анатолий. – Ты знаешь, сколько у него братьев и заступников?! Половина села за него драться пойдет!
– Да быть такого не может!
– Как не может-то? Еще как может! – не успокаивался Анатолий. – Еще до тебя на него как-то взъелся конюх, написал жалобу, пошел к главе…
– И что?
– А то… Избили его потом. А кто, не известно. Завхоз выговором устным отделался и дальше работать продолжил.
– А конюх что?
– Переехал он. Подальше отсюда деревню выбрал.
– Ну не убили же его. Живой, – не успокаивался Антип.
– Живой-то живой, да вот только без одного глаза теперь.
– Так где же доказательства того, что к этому завхоз причастен? – пытался разобраться любопытный мужчина.
– Какие тебе доказательства нужны? Все село знает, что без него тут не обошлось, – не переставал настаивать на своем Анатолий, всерьез испугавшись за друга.
– Думаешь, не жаловаться председателю? – засомневался Антип.
– Не жаловаться! Даже не вздумай! – уверил его товарищ.
На том и расстались. Работал бы Антип и дальше спокойно, но позвал его к себе Никанор Ефимович. Кабинет председателя был скромным. Портрет Брежнева Леонида Ильича не висел, зато оставались на стене Сталин и Ленин. На столе большой кувшин с водой и стаканы. На подоконнике цветущая герань. Начальник предложил присесть и сразу же завел с ним беседу.
– Мне не жаловался никто, но дошли слухи, что кладовщик наш инвентарь теряет и вообще работает из рук вон плохо. Ты что можешь сказать по этому поводу, Антип?
– А почему вы именно меня вызвали? Я человек маленький, наговаривать ни на кого не хочу, за работой других не слежу, – пытался уйти от разговора скотник.
– А следить и не надо. Надо наблюдать да на ус мотать, – не унимался Никанор Ефимович. – А позвал я не только тебя. Ты не первый, к кому я обращаюсь с таким вопросом.
– А остальные что говорят? – хотел обезопасить себя Антип.
– Ты за остальных не думай. Говорят или не говорят, дело не твое. Мне важно услышать мнение надежного и ответственного работника как ты.
– А если известно ему станет, кто жаловался на него, что тогда? – спросил Антип, вспомнив свой недавний разговор с Анатолием.
– Анонимность обещаю. Мне факты нужны и верные данные, – продолжал давить Никанор Ефимович.
– Данные-то у меня откуда? – удивился мужчина. – Я ж не слежу за завхозом. Это он следит за мной.
– А ты свои наблюдения опиши, – мягко предложил ему председатель. – У тебя жена доярка. Может она что-то видела или слышала.
– Она баба. Что она может разглядеть в мужской работе, – Антип был готов наговорить, что угодно, лишь бы председатель отстал от него.
– Не согласен. Бабы они особенно внимательные, – вдумчиво произнес председатель, налил в стакан воды и поставил перед скотником.
– Я многого сказать не могу, – начал Антип, понимая, что просто так его из кабинета не выпустят, – передам только слова жены…
– Вот, вот же молодец! – перебил его Никанор Ефимович. – Что? Что она говорит?
– Как-то жаловалась недавно, что урезал завхоз комбикорм и коровы не доедают.
– Так. Еще что? – начальник был в нетерпении.
– Да ничего больше, – пожал плечами Антип. – Еды не хватает, удой упал. Не сильно. Но упал.
– Ясненько, понятненько, – задумался председатель. – Вижу, что не добавишь больше ничего.
– Нет, не добавлю, – уверил его скотник, желая как можно быстрее вернуться домой.
– Ну хорошо, Антип, иди, – Никанор Ефимович протянул руку в знак благодарности и проводил подопечного до двери.
Этим же вечером председателем был опрошен и Анатолий, который лишь нахваливал завхоза, боясь попасть под раздачу его родни и друзей. Но узнал, что Антип не испугался указать на недостающие комбикорма, чем не слабо подставил и себя, и свою семью. Встревоженный мужчина тут же побежал к другу и с порога заявил, что зря тот доверился Никанору Ефимовичу – не будет никакой анонимности, и Антипу теперь придется ходить и оглядываться. Нина из-за таких слов тоже встревожилась не на шутку и сильно пожалела о том, что когда-то рассказала мужу о делах завхоза. На следующий день к друзьям прибежала и Леонида с совсем еще маленькой Оленькой на руках. Утром она услышала разговор двух старушек в местном магазине о том, что уволят скоро кладовщика совхозного за дела его незаконные. А открылась вся правда, по словам все тех же бабулек, благодаря скотнику Антипу. Он же рассудил, что переживать об услышанном не стоит. Зато появилось недоверие к Никанору Ефимовичу, не сдержавшему обещание об анонимности.
Антип, долго не думая, на следующее же утро поспешил к Анатолию, а вместе к ним к злосчастному завхозу. Того не оказалось дома, калитка была заперта, на двери висел замок. Не застав его до работы, они поспешили на ферму – срочно нужно было переговорить и все объяснить. Но и там завхоза не оказалось. Выяснилось, что с сегодняшнего дня тот уволен с позорной записью в личном деле и замаранной трудовой книжкой. Куда подался недобросовестный кладовщик никто не знал. Да и мало кого это волновало. Важнее было то, что Никанор Ефимович доволен и счастлив. Ему Василий Борисович тут же выписал благодарственное письмо за обнаружение вора, похитившего немало государственного добра. Отправлять за решетку завхоза не стали, просто выгнали. Судя по размышлениям председателя, в Такеево он больше не покажется. С облегчением выдохнув, Антип подумал, что миновала его гроза. Но Анатолий предостерег – радоваться еще слишком рано.
1971 год встретил такеевцев огромными непроходимыми сугробами. Всем селом выходили, чтобы почистить дорожки до фельдшера и школы. Копали с утра до вечера. Настеньке этой зимой было чуть больше двух лет, подрос и Филатушка, ходил в первый класс, прилежно учился. Наденька казалась совсем уже взрослой и серьезной девочкой. Все в доме Антипа было гладко и мирно. Село давно приняло их, здесь они были как родные. Навещать свекровь Нине не хотелось. Ездили как-то раз в Ольховку, сразу после рождения Настеньки. Наслушалась женщина о том, что рожать в третий раз было лишним. Только переехали, только обосновались, не успели освоиться, зато расплодились. После таких слов Нина не торопилась на родину. А когда Антип предложил навестить матушку, ласково отказалась, сославшись на заснеженность дорог. Тогда мужчина решил скататься один – наверняка и матери нужно помочь в борьбе с обрушившемся снегопадом. С такими добрыми намерениями он попросил у Никанора Ефимовича лошадь с санями и рано утром, пока еще было темно, тронулся в путь. Обещал заночевать и вернуться. Обняв на крыльце Нину и поцеловав детей, мужчина ловко запрыгнул в сани, закутал свои ноги ватным одеялом и поспешил в Ольховку.
Как же Евдокия обрадовалась, когда увидела сына. Выскочила из дома в чем была, крепко прижалась к нему и даже всплакнула. Дом наполовину был завален снегом. А с дорогой старушку соединяла лишь узенькая тропиночка, которую она кое-как сама смогла выкопать. Пробираясь к крыльцу, Евдокия ворчала что слишком далеко уехал ее единственный сынок и навещает редко. А дочери совсем пропали, не приезжают, не пишут, не вспоминают. Антип же старался успокоить ее – даже если те и приехали бы, то ничем бы не помогли. Мужья у них работают, а женскими силами справиться с такими сугробами будет сложно. Выпив чаю, Антип направился к бывшим соседям, чтобы попросить хорошую лопату и подмогу. Перед домом быстро собрались добровольцы – многие были рады видеть «беглеца». Так они в шутку называли Антипа после его отъезда. Разгребать сугробы пришлось весь день. Евдокия же наготовила еды вдоволь и кормила своих спасителей. Небольшие участки за домом и возле колодца Антип оставил себе на следующий день. Попрощался с бывшими односельчанами и лег спать. Но его матери было не до сна.
– Антип, Антипушка…
– Что, мам?
– Почему вы так редко приезжаете? Совсем забросили меня.
– Не можем чаще, никак. Мы же вдвоем работаем, выходных мало, – честно ответил ей сын.
– И нравится тебе там, в Такеево?
– Да, очень нравится. И совхоз нравится, и люди. Ты ведь уже спрашивала об этом, – напомнил ей сонный и уставший мужчина.
– Да, спрашивала. А еще раз спрашиваю, потому что поверить не могу. Как можно вот так легко и просто бросить свою родину и уехать, куда глаза глядят, – недоумевала старушка.
– Не права ты, мам, не права. Мы выбирали село, ты ведь знаешь. Мы не поехали наобум, – Антип старался поддержать разговор, чтобы успокоить родительницу.
– Это все твоя Нина виновата. Сначала околдовала тебя, потом быстренько родила, а затем увезла с глаз моих подальше, – Евдокия была настолько возмущена, что даже села на кровать, чтобы продолжить речь.
– Мам, не вставай, спи давай, я сильно устал, – только и смог ответить Антип.
– Коварная она у тебя, очень коварная, – продолжала свою мысль старушка.
– Хорошая она, очень хорошая, – не согласился с ней сын, искренне любящий жену и детей.
– У меня сердце не на месте, сынок. Прям выпрыгнет сейчас или остановится, – снова легла Евдокия.
– Почему?
– Предчувствие у меня плохое, – почти шепотом произнесла она. – Как будто вижу я тебя в последний раз.
– Не говори ерунды. Ну что придумываешь? – удивился Антип. – Уснуть тебе срочно надо, тогда и мысли всякие плохие в голову лезть не будут.
– Видимо на роду у нас написано без мужицкой помощи да поддержки жить, – старушка начала тихонько плакать.
– Ты чего так расстроилась-то? – мужчина тут же встал, подошел к матери и сел у ее кровати. – Нельзя такие слова говорить, знаешь ведь.
– Знаю, сынок, знаю, – всхлипывая и вытирая слезы проговорила Евдокия, – но ничего не могу с собой поделать.
– Я же рядом, все хорошо. Вот весна придет, я снова к тебе приеду. Будем с тобой снег раскидывать, чтобы быстрее растаял, – пытался успокоить ее Антип, напрочь забыв о сне.
– А ты можешь остаться еще на денек? – с надеждой спросила расстроенная мать.
– Нет, никак. Мне лошадь с санями на работу вернуть надо. Не мое ж это добро-то, совхозное.
– Что верно, то верно, Антипушка. Правильно ты говоришь. Какой председатель у тебя хороший, раз отпустил тебя в такой путь.
– Ладно, мама, давай спать. Устал я очень.
– Давай, сынок, давай.
Антип вернулся на свою кровать и заснул в то же мгновение, в которое его голова коснулась подушки. Не помнил он, когда в последний раз был таким вымотанным. Поутру, только солнце встало, мужчина почувствовал приятный запах свежеприготовленных оладушек. Тут же ему вспомнилось детство – домик, который находился близко к Озеркам, отец, уходящий на фронт, и радостные сестры, совсем не подозревающие о том, что видят кормильца в последний раз. Туго им пришлось в то время. Еды толком не было. Мать сажала много подсолнухов, собирала семечки, сушила. И, отправляя в школу детей, давала каждому по стакану семян. Этим они и питались до вечера. По весне вместо картофеля сажали его кожуру. Часто ели крапивный суп. Все лето запасались ягодами, грибами и всем тем, что найдут. Не хотел Антип такой тяжелой участи для своей семьи. Считал, что мужчина на то он и мужчина, чтобы находиться рядом и быть опорой. Уплетая оладушки и запивая вкусным чаем с малиновыми и смородиновыми листьями, которые мать заблаговременно засушила еще летом, Антип с умилением вспоминал своих детей и рассказывал Евдокии об их успехах и шкодничестве. Старушка внимательно слушала и улыбалась.
Дочистив двор, Антип запряг лошадь и тронулся в обратный путь. С собой мать отправила ему много съестного – заготовки, сушеные ягоды и яблоки, два десятка яиц. Семьянину не терпелось оказаться на пороге родной квартирки. Небольшой, но уютной и теплой. А первое, что хотел спросить он у Василия Борисовича, как вернется, так это о расширении. Ведь глава обещал, что с пополнением и жилье у них станет больше. Живо и красочно представлял он себе, как все его семейство переезжает в просторную трехкомнатную квартиру. С такими мечтами Антип и не заметил, как почти добрался до Такеева. Оставалось миновать озеро да кладбище. Из-за огромных сугробов он не сразу заметил пятерых мужчин, для чего-то стоящих на обочине. Подъехав к ним и разглядев поближе, Антип понял, что они не местные.
– Вас подвезти, что ли? – спросил он у незнакомцев.
– Нет, подвозить нас не надо. Нам поговорить бы. Ты Антип же?
– Да, он самый. Поговорить? – мужчина был удивлен и не понимал, о чем может пойти речь с теми, кого он знать не знает.
– О том, что гнилой ты человек, – угрожающе приблизился один из толпы.
– Товарищи, объясните толком, в чем дело. Почему ругаетесь?
– А потому и ругаемся, что ты хорошего человека работы лишил, наговорил про него всякие гадости председателю. Разве не было такого?
– Вы о завхозе, что ли, речь ведете? – Антип начал понимать, что это за люди и что им нужно.
– О нем самом, о нем.
– Неужто бить будете?
– Будем. Боишься? – один из незнакомцев схватил лошадь за упряжь, второй скинул с Антипа одеяло и за грудки вытащил его из саней.
– Пятеро на одного не совсем по-человечески, ребята. Согласны?
– А наговаривать на завхоза это по-человечески? – пятерка окружила его.
В это время, как назло, больше никого на дороге не оказалось. Да и кому нужно было ездить куда-то в такую пургу. Драка завязалась тут же. Силы, конечно, были не равно, но Антип боролся как мог. Под рукой кроме сумки с материнскими гостинцами больше ничего не было. Удар за ударом, ему становилось все хуже. Цель перед незнакомцами была не просто проучить его, а избить так, чтобы тот несколько месяцев вставать не мог. Больше всего ударов пришлось по голове и животу. Пинали они его до тех пор, пока тот не перестал издавать звуки и защищаться. Снег побагровел – так много было крови вокруг. Накрыв избитого одеялом, пятерка проверила, что есть в санях, и быстро отыскала съестную сумку. Посчитав находку хорошей оплатой за услугу, они забрали ее и ушли. Нина в это время часто выглядывала в окно, ожидая, что Антип вот-вот появится на горизонте. Она переживала, но даже и подумать не могла, что муж лежит около деревни, один, в крови, без сознания.
Глава 4. Отпустите ее, пусть уж вцепится!
– Толечка, пожалуйста, выйди ему навстречу! – взмолилась Нина, прибежав в дом подруги.
– Да что ты переживаешь-то? – не мог понять ее мужчина. – У матери же он. Задержался, видать.
– Да, – согласилась с мужем Леонида. – Ты ж ее знаешь. Придумала ему полсотни всяких дел и не отпускает.
– Нет, – сердце Нины было не на месте, – чувствую, что-то произошло.
– Ну что может произойти? – лень было Анатолию просить фермерского коня.
– Да что угодно! – Нине было сложно сдержать эмоции. – Вдруг сани сломались или что-то преградило ему дорогу!
– Скатайся, погляди, – попросила мужа Леонида. – На самом деле, зима все-таки на дворе.
– Пожалуйста! – снова взмолилась Нина.
– Хорошо-хорошо, успокойся, – он поднялся с кровати, набросил фуфайку и пошел в сторону фермы.
– Как же медленно он ползет, – негодовала Леонида, наблюдая за супругом из окна.
– Главное, что ползет.
– Эй! Толя! Ну иди ты бодрее! Ну е-мое! – выйдя во двор и за ворота, закричала хозяйка дома.
Анатолий прибавил шагу, но, увидев, как Леонида продолжает сверлить его взглядом, побежал. На ферме, как назло, не оказалось конюха Федора – отъехал на санях в райцентр. За неимением завхоза, мужчине пришлось искать Никанора Ефимовича. Далось это тоже с трудом – сегодня все как будто сговорились сбежать со своих рабочих мест. Пока Анатолий искал председателя, Федор, не торопясь выезжая из деревни, приметил совхозные сани и багровый снег рядом. Молодой парнишка поторопил коня и с ужасом обнаружил Антипа, лежащего в крови. Фуфайка на нем была изодрана, ни шапки, ни варежек. Федор с надеждой оглянулся вокруг, но никого поблизости не увидев, в одиночку потащил Антипа на свои сани. Избитый не проронил ни звука. На миг парнишке показалось, что тот мертв. Но, прислонив ухо к его груди, он услышал биение сердца, и продолжил тащить. Накрыв израненного ватным одеялом, найденным на его же санях, Федор привязал лошадь к своей повозке и медленно поехал в деревню. День выдался морозный – на улице ни души. Намереваясь сначала отвезти Антипа домой, парнишка вскоре передумал и направился в фельдшерский пункт. Амина, молодой, но опытный и сердобольный медик, не поддалась чувствам, подобно Федору. Она всегда была строга и прямолинейна.
– Ты его хоть аккуратно в сани-то перетащил?
– Ну, вроде, да, – замешкался юноша.
– Вроде или да? – нахмурилась Амина, быстро оглядывая избитого.
– Ну, вроде, да.
– Чего стоишь-то?! Быстрее заносим! – скомандовала фельдшер, открывая ворота пункта.
Позвонив в центральную больницу, Амина вызвала машину и наказала Федору ехать к Нине. Это показалось парнишке плохой идеей, ведь сообщать о беде никому не хочется. Но под строгим взглядом фельдшера он все же поехал к Нининому дому. Ее там не оказалось. Торопясь к Леониде, Федор думал, что за такую плохую новость от этой женщины может и прилететь чем-нибудь. Побаивался он ее. Заметив юношу из окна дома подруги, Нина встревожилась еще больше – что конюх тут потерял. Федор, забежав в дом, снял шапку, открыл рот, но никак не мог выдавить из себя нужные слова.
– Ты чего мычишь?! – нахмурилась Леонида.
– Эм, в общем… – начал говорить Федор.
– Что в общем? Что?! – не сдержалась Нина.
– Антипа избили…
– Кто избил, где? – воскликнули взволнованные женщины.
– Я не знаю, – пожал плечами парнишка.
– Федор! Говори уже! Хватит мямлить! – закричала Леонида.
– Я его у деревни нашел, в крови. У фельдшера он сейчас, – наконец-то объяснил ситуацию юноша.
– Я побежала! – Нина, немедля ни секунды, набросила фуфайку на плечи и выбежала во двор.
– Куда ты понеслась?! – закричала подруга. – Федор же не зря тут, отвезет!
Быстро добравшись до фельдшерского пункта, Нина обнаружила там и Анатолия. Мужчина, пробегая мимо учреждения к дому председателя, увидел совхозные сани и лошадь, на которых уехал Антип и, заподозрив неладное, забежал узнать, что случилось. Мужчина сидел перед другом, схватившись за голову. Увидев Нину, он тут же уступил ей место, сокрушаясь о своей медлительности и лени. Расстроенная, она все поняла по его взгляду, и бросилась к мужу. Никогда еще Нина не видела Антипа в таком состоянии – холодный, почти бездыханный, в крови. Поизмывались над ним вдоволь. Кто – было не важно. Нину волновал только один вопрос – когда же приедет помощь с района.
– А почему у него руки такие синие? – нежно и с опаской коснувшись пальчиков мужа, спросила Нина.
– Бледно-синюшные, – уточнила Амина. – Отморозил, значит.
– Боже! За что нам такое?! – Ниной овладело отчаяние.
– Пальчики не критичны, – решила утешить ее фельдшер. – Сейчас важнее, чтобы он пришел в сознание, а сотрясение, если оно есть, не оказалось слишком сильным.
– Сотрясение?! – ужаснулась Нина.
– Сотрясение мозга.
– А если сильным оно окажется?!
– О плохом думать не будем, – Амина, как могла, пыталась подбодрить ее. – Машина уже едет.
– Почему ты такая спокойная?! Я места себе не нахожу!
– Истерия и крики Антипу не помогут, Нина, – Амина вела себя как профессионал, но тоже переживала за пациента. – Постарайтесь взять себя в руки.
– Толя, беги домой! Заберите моих детей к себе!
Леонида, узнав от мужа, что случилось с Антипом, начала судорожно размышлять о том, кому понадобилось так изувечить его. Вмиг взгляды супругом пересеклись и оба поняли – завхоз. Анатолий начал сокрушаться и винить себя в том, что не предостерег Антипа, не был на чеку, расслабился. Его жена не одобрила нытья, сославшись на то, что заранее всего не предусмотришь, и помчалась в фельдшерский пункт поддержать подругу. Увидев избитого, Леонида заставила себя молчать, но хотелось кричать и рыдать – настолько плохо выглядел мужчина. Он казался мертвым, и только еле заметное дыхание показывало, что он все же жив.
– Все будет хорошо, все будет хорошо, как заведенная начала повторять подруга.
– Не знаю, я ничего не понимаю, – только и смогла выговорить убитая горем Нина.
– Почему машины все еще нет? – спросила Леонида у Амины.
– Заснежено же, едет, скоро будет, – спокойно ответила фельдшер. – Я все что могла, сделала.
– Понимаю, понимаю, огромное тебе спасибо, – поблагодарила ее Нина. – Слава богу, что ты тут есть.
– Все будет хорошо, – в очередной раз подбодрила ее медик.
– Машина! – крикнула вдруг Леонида, услышав звук приближающегося автомобиля.
– Где? – тут же встрепенулась Нина.
– Так, успокоились! Сидите здесь, я сама встречу медработников! – выпалила Амина, накинула шаль и выбежала во двор.
Стоило фельдшеру выйти, Антип неожиданно открыл глаза, сделал глубокий вдох, посмотрел на Нину и, сказав еле слышное: «Береги детей», выдохнул, потеряв сознание. Леонида, сначала обрадованная тем, что друг очнулся, ту же поняла, что он прощается с женой. Нина, не вполне осознав, что случилось, прильнула к груди мужа, пытаясь услышать биение сердца. В эту же секунду в пункт зашли приехавшие, увидели взволнованных женщин и поспешили к пациенту.
– Что с ним? Что?! – только и могла кричать Нина.
– Он пришел в себя, что-то сказал и снова уснул! – быстро объяснила медработникам Леонида.
– Перестаньте шуметь! Вы мешаете им! – пыталась сохранять спокойствие Амина.
– К сожалению, он мертв, – сказал мужчина в белом халате, обращаясь к остальным.
– Мертв? – переспросила Нина.
– Как мертв? – не поверила в это и ее подруга.
– Горе-то какое, – только и смогла проговорить Амина, вытирая тут же скатившуюся по щеке слезу.
– Умер! Он умер! – что есть мочи закричала Нина, бросившись к подруге.
Леонида обняла вдову, сильно прижав к себе. Нина зарыдала так, что приехавшие сразу же вышли, чтобы дать горю выплеснуться. «Первые минуты осознания того, что близкого человека нет в живых, самые тяжелые», – произнес врач, обращаясь на улице к Амине. Мужчина негодовал на фельдшера – неужели нельзя было предвидеть, что случай смертельный, не пришлось бы гнать транспорт и понапрасну тратить горючее. Амина же честно призналась, что надеялась на хороший исход.
– Ладно уж, не ругайте ее, – заступился за девушку смелый шофер. – Видно же, что неопытная.
– Ты ведь знаешь, я после операции, я устал, – вздыхая произнес врач.
– А вам в совхоз водители не требуются случайно? – с улыбкой спросил водитель Амину.
– Нашел время амуры крутить! Человек умер! Заводи машину и по коням! – скомандовал медик, усаживаясь в кабину.
– Я в совхозе не работаю! Почем мне знать?! – грубо ответила фельдшер, потеплее укутываясь шалью.
– Ты его протри хорошенько, – отдал последние указания врач, – и как можно быстрее отдай родне, не держи долго в пункте.
Амина, вернувшись к женщинам, увидела, как Нина всеми силами пытается вырваться из объятий подруги, чтобы прижаться к умершему мужу.
– Не отпущу! – рыдая, твердила Леонида. – Не отпущу! Перестань хотя бы так орать!
– Отпусти меня! – не унималась Нина и билась в истерике, колотя подругу что есть мочи.
– Ты сейчас вцепишься в него, и нам не отодрать тебя будет!
– Отпусти меня! – вопила вдова, не понимая, что подруга старается ей помочь.
– Сейчас это бесполезно! – выкрикнула Амина, подбежав к женщинам. – Леонида, отпустите ее, пусть уж вцепится!
Стоило Нине вырваться, она тут же упала перед мужем на колени и прижалась к нему. Поверить не могла в то, что нет больше ее любимого, что умер и оставил ее. Амина и Леонида не знали, как утешить вдову, и стоит ли вообще пытаться это сделать, в силе ли они. Казалось, что плач Нины разносился на все село, заходил в каждый двор, проникал в каждый дом. Настолько он был щемящим сердце и бередящим душу. Около получаса раздавался рев безутешной вдовы. Остановить его смог только Никанор Ефимович, узнавший о трагедии со слов Анатолия и тут же прибежавший в фельдшерский пункт. Опечаленный такой новостью, он был невероятно подавлен, но решил закончить вдовьи стенания хотя бы на какое-то время, чтобы дать Амине привести тело Антипа в порядок. Мужчина силой оторвал Нину от уже давно холодного тела супруга, развернул к себе и потряс за плечи.
– Нина, бога ради хватит!
– Не хватит, нет! – вдова не могла успокоиться.
– А я говорю, хватит! – не сдавался Никанор Ефимович.
– Как же хватит-то?! – Нина, казалось, была не в себе.
– Так вот! Хватит кричать! Хоть на миг успокойся!
– Никанор Ефимович, может, не надо… – хотела остановить председателя Амина.
– Цыц! Это нужно прекратить! – обратился он к фельдшеру.
– Не хочу прекращать! Не хочу! Умереть хочу! Убейте меня! – неистово кричала Нина, пытаясь вырваться из крепких мужских рук.
– Да что ж с тобой такое-то?! Дети твои кому нужны будут?! – перешел на крик и Никанор Ефимович, продолжая трясти вдову за плечи.
– Дети, – вдруг тихо произнесла Нина и замерла.
– Дети, дети, – повторил за ней председатель.
– Где мои дети? – задала странный вопрос вдова.
– У меня они, у меня, – напомнила ей Леонида.
– Почему они у тебя? – продолжала спрашивать Нина, не моргая и не шевелясь.
– Ты сама Толю попросила привести их к нам.
– Мне нужно к детям, – вдруг произнесла вдова и как будто наконец-то поняла, что происходит и где она находится.
– Ну слава богу, – выдохнув, сказал Никанор Ефимович и передал безутешную из своих рук в руки ее подруги.
– Пошли, пошли к деткам, – обняла ее Леонида, – Они тебя потеряли, поди.
– Антип, – прошептала Нина, взглянув на мужа, – я скоро вернусь…
– Конечно, вернешься, вместе вернемся, – боясь спугнуть ее, поддакивала Леонида.
Они вышли медленно, без спешки. Ноги у Нины были ватными. Каждый шаг давался вдове с трудом. Но желание поскорее увидеть детей помогало потихоньку ускорять шаг. Ей во что бы то ни стало захотелось прижаться к своим кровинушкам, почувствовать их руки, услышать их голоса. Леонида же думала, как все это время ее Толя справлялся с пятью детьми. Наверняка выл от шума и беготни, совсем не подозревая о том, что его друг скончался всего лишь час назад. Как сказать об этом мужу так, чтобы Нина снова не забилась в истерике – мысль эта не отпускала женщину на всем пути. Но говорить ничего не пришлось. Когда Анатолий увидел женщин на пороге своего дома, он сразу же все понял – их вид был красноречивее любых, даже самых хорошо подобранных и мягких слов. Осознав, что он остался без единственного настоящего друга, мужчина зашел за печку и заплакал. Никто не увидел его слез и не услышал всхлипов, но всем было понятно – ему неимоверно тяжело пережить эту утрату и почти невозможно смириться.
– Ваша мама очень устала, – сказала Нининым деткам Леонида.
– Отчего устала? – спросил Филатушка, подбежав и обняв матушку.
– От ужасных новостей, – Леонида ответила первое, что пришло ей на ум.
– Мам, а что с тобой, почему ты такая? – спросила Наденька, понимая, что дело не просто в плохих новостях.
– Не расспрашивай, – посоветовала ей тетя, – лучше просто обними.
– Иди ко мне, Настенька, – подозвала к себе младшенькую Нина.
Прямо на пороге женщина, только что лишившаяся мужа, обняла своих детей, прижавшись к ним так сильно, как только это возможно. Она осознала, что не пришла бы в себя без них, не опомнилась бы, не успокоилась. Самым важным было сейчас это достойно похоронить любимого, собрав все оставшиеся силы и волю. Говорить детям о том, что случилось с их отцом, она пока была не в состоянии и не понимала, как сделать это правильно. Нина скинула на пол фуфайку и легла с детьми на кровать. Она просто хотела полежать, но уснула. Сну поддались и детки. Видать устали находиться под дядиным присмотром и сморились от нежных маминых ласк. Глядя на эту картину, Анатолий дал волю слезам. Жаль ему было видеть овдовевшую соседку и ее детей. Как тяжко ей придется сейчас, как тяжко. Глядя на него, заплакала и Леонида. Как бы ни нервировал ее муж, она представить не могла, что может остаться одна, без его душевной и физической поддержки.
– А когда Антипа-то можно забрать? – шепотом спросил Анатолий, вытирая от слез лицо.
– Да хоть сейчас, – ответила жена. – Да только место же надо подготовить.
– Ну иди, подготовь.
– Пошла, подготовлю.
Леонида зашла в дом подруги, прибрала в нем все, протерла пол мыльной водой, выставила три табурета для гроба. Больше ничего делать не стала, оставив право на прощальные хлопоты хозяйке. Ей виднее, как, что и куда поставить. Уходя, она занавесила все зеркала и единственную небольшую иконку – отпевание уже давно не приветствовалось, да и церкви на селе не было.
