Ирина Глебова
Ночные тени (сборник)
Ловушка
повесть
Глава 1
Александр хлопнул дверцей такси. Получилось сильнее, чем следовало бы. А всё потому, что до последней минуты, уже отсчитывая деньги шофёру, он всё думал о том, как ловко обвели его вокруг пальца, одурачили. Словно мальчишку! А он так верил этим людям – внешне таким интеллигентным, чутким, желающим, в отличии от расплодившихся нуворишей, вести бизнес честно, чисто… Дурак!
Вот это раздражающее «дурак!» и вылилось в резкий толчок двери. Ему захотелось извиниться перед шофёром – он-то при чём? – но машина почти сразу взяла с места, скрылась за углом. Ну и ладно. Пожилой таксист за годы небось насмотрелся на людей с самым разным настроением, ему не привыкать.
Дождь кончился, но в воздухе почти неподвижно стояла мелкая морось. Непокрытые волосы сразу стали влажными. Рядом ярко горел фонарь, и, обходя лужи, Александр пошёл к подъезду. На ходу поднял голову, посмотрел на окна своей квартиры. В зале темно, а сквозь задёрнутые шторы спальни тускло мерцает свет ночника. Конечно, Лидия не спит, читает, лёжа в постели. Кремовая, тонкого ситца ночная рубашка с вырезом на груди, красивые длинные ноги вытянуты поверх одеяла, может быть одно колено чуть согнуто, приподнято, русые длинные волосы расчёсаны, мягко обвивают плечи… Представив жену, он впервые за долгую дорогу улыбнулся. Много кругом нынче обмана, но уж Лидия – надёжный человек в его жизни. Может быть – единственный надёжный. Двенадцать лет они вместе, любят друг друга, как в первый год. Сейчас уже поздно, первый час ночи, а она не спит – плохо засыпает без него. Вот будет для неё радость – его неожиданное появление, на два дня раньше срока командировки!
Он легко поднялся по лестнице на свой третий этаж. Александр и днём-то лифтом не пользовался, а уж ночью будить весь подъезд воющей и громыхающей колымагой вовсе ни к чему. Ключ бесшумно повернулся в замке, дверь открылась и захлопнулась без скрипа. Сбросив влажный плащ и туфли, он в носках прошёл по ковровой дорожке мимо первой двери – его кабинета, ко второй – комнате жены, которая была и их общей спальней. Оттуда доносились прерывистые голоса – тише, громче… «Приёмник слушает, «Маяк», – подумал Александр, замедляя шаг. Всё ещё улыбаясь, приоткрыл дверь – слегка, на широкую щель. И даже не узнал сначала свою жену. Много раз видел он её обнажённую, в минуты их близости. Но не так же – совершенно со стороны!
Лидия сидела верхом на мужчине, а вернее – стояла на коленях. Её бёдра, бесстыдно распахнутые, обхватывали его торс, гибкое тело то наклонялось вперёд, прижимаясь к мужской груди, то, сладострастно изгибаясь, откидывалось назад. Волнами плескались густые волосы, то закрывая лицо и плечи женщины, то давая ему, Александру, увидеть странно знакомую, каждый миг меняющуюся её гримаску: томной, страстной, сладостной боли…
Он стоял неподвижно, в шоке, глаз не мог отвести. Блеснула сумасшедшая мысль: это сон, он видит Лидию и самого себя издалека. Да, верно, мужчина там, на кровати, напоминал его: высокий, худощавый и крепкий, волосатая грудь, тёмные с проседью волосы… Только это была реальность, и там, с его женою, был не он.
Когда Лидия наклонялась вперёд, мужчина хватал губами её сосок, и тогда она вскрикивала, начинала хрипло и лихорадочно бормотать: «Сильнее, сильнее…» Вот мужчина обхватил руками её ягодицы, стал помогать – поднимать и опускать её на себя. Рывки становились всё резче, быстрее… У обоих были открыты глаза, но видели они только друг друга…
Александр отступил и так же бесшумно, по ковру, вернулся назад, к своей комнате. Щёлкнул настольной лампой, открыл шкаф и с верхней полки снял длинный кожаный чехол. Там лежал его новенький охотничий карабин, и он вынул его. Оружие было прекрасно! Короткий отполированный приклад так и просился в ладони, ствол тоже укорочен – дилетантам не раз казалось, что это автомат. Курок спускался бесшумно, а выстрел не бил по ушам, напоминал скорее громкий хлопок. Бельгийский многозарядный… Два года назад человек, которого он по инерции всё ещё называл «шефом», подарил этот карабин ему. Улыбался так искренне, просто и дружелюбно, что невозможно было отказать, не взять. «Я узнал, что вы, Алекс, заядлый охотник. А у нас тут с одной немецкой фирмой деловые связи. Я им намекнул, и вот… Возьмите, это лучшая, новейшая модель. Сам-то я и курка спустить не умею…» Ещё бы! – шеф и вся его рать тогда обхаживали его, привечали и приручали. А ему очень хотелось верить, что между интеллигентными, творческими людьми так и должно быть: дружба и вера на слово…
Его трясло мелкой неуёмной дрожью. Но приклад карабина словно прикипел к рукам – привычно, ловко. «Дар предателя покарает предательницу!» – эта мысль, словно прочтённое изречение, показалась ему такой точной и неотвратимой, что, идя обратно к спальне, он повторял её вновь и вновь: «Дар предателя покарает предательницу!»
Лишь на секунду Александр задержался у приоткрытой двери. Лидия лежала на спине, нога и бедро её любовника обхватывали её живот, он ещё глубоко дышал, но уже лениво и блаженно касался губами её левого соска. Александр глубоко вздохнул, твёрдо, но не резко распахнул дверь и вошёл, вскинув карабин, стараясь скрыть не проходящую дрожь.
– Вставай! – сказал он мужчине. – Быстро! И одевайся.
Но глядел только на Лидию. Она в первую секунду вскрикнула, рванулась встать, но так и замерла, полусидя, с ладонью на губах. В её глазах, вместе с ужасом, стыдом, болью, было ещё что-то – что, он не мог понять. «Убью мерзавку у него на глазах!» – думал Александр. На этом обрывал свою мысль, хотя там, в подсознании, понимал – потом нужно будет убить себя.
Теперь он перевёл взгляд на мужчину. Тот уже лихорадочно одевался, трясущимися пальцами застёгивал молнию на ширинке, запихивал за пояс рубаху, забыв её застегнуть. Сейчас, уже более отчётливо, Александр вновь поразился – этот чужой человек, любовник Лидии, очень напоминал его самого. Нет, за близнецов их, конечно, не примешь, но совершенно тот же тип мужчины: возраст, рост, сложение, густые волосы с лёгкой проседью…
«Господи, зачем ей был нужен точно такой же, если есть я сам!» От этой мысли у него дёрнулись губы, лицо исказила горькая гримаса. И, словно уловив какое-то послабление, мужчина, молчавший до сих пор, лихорадочно заговорил:
– Не надо, прошу вас, не надо! Я сейчас уйду! Никогда больше! Прошу прощения, никогда! Мы же цивилизованные люди! Не надо! Всё ведь бывает! Дело житейское…
Александр, который уже слегка ослабил хватку, чуть опустив ствол, внезапно побелел. «Дело житейское, – сказал ему совсем недавно шеф, улыбаясь иудовой улыбкой и слегка похлопывая по плечу. – Выживает сильнейший, закон джунглей. Дело житейское…» В висках у Александра запульсировала кровь, залила ему горячим пламенем глаза, и руки сами сделали привычное дело – вскинули карабин и нажали на курок. Патрон был в стволе, он целый год был там – так, на всякий случай: от грабителей, взломщиков, просто для спокойствия. Этот патрон снёс половину черепа незнакомому мужчине, изуродовав лицо.
Глава 2
Александр вынес бесчувственную Лидию к себе в кабинет, положил на диван, сел рядом. Он кое-как прикрыл её наготу попавшейся под руку своей рубахой, и теперь глядел в её неподвижное, бледное, прекрасное лицо. Несколько минут назад он хотел убить её и себя. В самом ли деле хотел, или только думал? Но сейчас, сделав то, что сделал, он понимал, что наказал жену, может быть, сильнее, чем смертью. А ещё больше наказал себя.
Но разве он виноват? Они, предатели, сделали его убийцей: те, кто называл себя его друзьями, та, которая говорила ему о любви… Он старался не думать о незнакомом человеке – о мертвеце, лежащем в соседней комнате. Тот, как раз, был виноват меньше всего. Знал, конечно, о его, мужа, существовании, но не был знаком и в глаза не видал. И вот теперь лежит, там… залитый кровью, без лица… родная мать не узнает…
Александр встал, подошёл к окну. Ночь, вновь моросит дождь, внизу горят редкие фонари, на улице пусто, тихо. Неужели никто не слыхал выстрела? Да, он негромок, но ведь и вокруг тишина! Надо пойти и осторожно выглянуть в подъезд… Но и там царило спокойствие: ни любопытных лиц соседей, ни щёлканья открываемых замков. Что ж, хорошо.
Когда Александр вернулся в кабинет, Лидия полусидела, глядя перед собой странным взглядом. Увидев его, вздрогнула, глаза наполнились тоской и ужасом. Ему показалось, что женщина сейчас закричит. Но нет, она молчала. Минуту, две или три они смотрели друг на друга. Потом он пошел к ней, с болью видя, как сжимаются плечи жены, искажается страхом лицо, пальцы тянут к подбородку рубаху. С удивлением он понял, что нет уже у него ни гнева на Лидию, ни злости. Только обида. Перехватывающая дыхание обида на самого близкого и родного человека.
– Лида!
Он сел рядом. В его хриплом тихом голосе она, видимо, уловила что-то такое, отчего опустила руки, расслабилась. И тут же слёзы потекли из глаз.
– Лида, но почему? Зачем он был тебе нужен?
Она плакала, и беззвучные рыдания сотрясали плечи.
– Ты не любишь меня больше?
Теперь она рыдала вслух. Нет, притворства здесь не было: Александр чувствовал, что тихие звуки рвались из сердца. И заикаясь, сквозь рыдания, она повторяла:
– Люблю… Всегда любила…
– Но ты предала меня! – Его голос сорвался, он вскочил, заходил по комнате. – Предала, как те негодяи!
– Нет! Нет!
Лидия исступленно мотала головой, пряди волос прилипли к мокрым щекам. Вдруг он снова сел рядом с ней, схватил обе её руки у запястий, тряхнул. Сказал властно:
– Успокойся! Ты можешь искупить свою вину. Сделаешь?
Её глаза мерцали – от слёз ли, света ночника или внутреннего напряжения? Александр смотрел, не мог отвести взгляд. Она тоже смотрела прямо на него. Легонько освободила одну руку, потянулась к его лицу.
– Да, сделаю. Всё, что скажешь.
Тонкие горячие пальцы коснулись его небритой щеки, и Александру вдруг захотелось прижаться к ним губами. Он с трудом подавил порыв нежности.
– Этот… человек, он ведь похож на меня?
– Не знаю…
Лидия смотрела удивлённо, но через минуту выражение лица изменилось.
– Да, кажется, похож.
Она как будто только сейчас осознала это. Но он уже говорил дальше:
– Ты скажешь в милиции, что это – я. Что я покончил с собой… Я ведь и вправду хотел это сделать: убить тебя и себя. А вот как получилось.
Женщина не поняла его. Она всё ещё сидела, прикрываясь рубахой, смотрела растерянно и испуганно.
– Ты убил себя? Как?.. Не знаю… Почему?
Александр стиснул зубы, подавляя внезапную вспышку злости.
– Да, я хотел себя убить! А теперь хочу жить! В том, что случилось – твоя вина! Так помоги мне!
– Но как это возможно, выдать его за тебя?
Злость отпустила. Устало сев к столу, он сказал:
– У твоего любовника теперь нет лица. А во всём остальном он вполне сойдёт за меня. Или кто-то знает, что ты с ним?..
– Никто.
– А соседи?
– Нас никогда не видели.
– Ага! – Александр вскочил, но, увидев, как Лидия сразу задрожала и сжалась, заставил себя сесть. Сквозь зубы сказал:
– Значит, это не в первый раз… Ладно, не хочу и знать. Скажи только, кто он? Его должны искать?
– Он не из нашего города, командировочный…
– Значит, хватятся не скоро. Это хорошо…
Он смотрел, как жена тихонько, настороженно поднялась, достала из шкафа и стала надевать другую его рубаху – длинную, байковую, в красно-чёрную клетку. Быстро натянула, торопливо застёгивая пуговицы. Рубаха доходила ей до середины бедра, и в ней, просторной, со свисающими рукавами, Лидия казалась особенно стройной, длинноногой. У мужчины, глядящего на неё, горячо стало внизу живота, сладкой судорогой потянуло мускулы ног. Сердце заколотилось, и он понял, что сейчас, через секунду, вновь снимет с неё эту рубаху. Что-то, какое-то чувство пыталось остановить его, кто-то там, в той комнате… Но он уже расстёгивал пуговицы, глядя в её близкие испуганные глаза.
– Боже мой, Алик, – шептала она. – Разве можно… Там мёртвый…
– Забудь! Как я забыл. Пока…
Он почувствовал, как податливо раскрывается она, впускает его в себя, и со сладостным стоном и вправду забыл обо всём… Они были вместе, одно целое, их любовь не пропала, наоборот – сильнее вжимала их друг в друга, наливала обнимающие руки силой, а губы жаром. Словно это было их первое, вновь первое соитие. И последнее.
Потом она плакала, уткнувшись мужу в плечо, а он молча гладил её волосы. И лишь когда она стала быстро и мелко солёными губами целовать его грудь, Александр сказал:
– Я вернулся из командировки неожиданно, ты меня не ждала, крепко спала. Разбудил тебя выстрел… Логичнее было бы сделать это здесь, в кабинете, но… как объяснить тогда кровь в спальне? Значит так: я зашёл, тронул тебя за плечо, разбудил, сказал что-то вроде: «Прощай, Лида, прости, не могу дальше жить…» Вообще, ты могла точно спросонья да с испугу не запомнить. И потом выстрелил сам в себя… Да, так будет лучше, правдоподобнее.
Она молчала, вновь сжавшись в клубочек. Он прикоснулся губами к её виску, успокаивая.
– Не бойся. Всё будет нормально. Тебе поверят, у меня были причины так поступить. Следователь всё равно будет проверять, найдёт подтверждение… У него вещи есть с собой?
– Портфель. Там, в комнате…
Александр поднялся.
– Оставайся здесь. Я сам всё там сделаю, что нужно.
Он надел только плавки: с тела кровь легче смыть, чем с одежды. Мёртвый лежал на спине, раскинув руки. Он был страшен, кругом кровь и что-то грязно-серое, комками… Но Александр сказал сам себе вслух:
– Ты это сделал, вот и смотри, не отворачивайся.
На убитом была рубаха в чёрную полоску – такие нынче модны, продаются на вещевом рынке в любом городе. Это хорошо, у него самого вполне могла быть такая. И брюки тоже самые ходовые – из мягкой, похожей на замшу зеленоватой ткани. На нём самом надеты почти такие же, только серые. На стуле лежал, небрежно брошенный, пушистый импортный джемпер. Конечно, кто кроме жены знает, какие были у него вещи. Но всё же, если милиция станет сильно докапываться, сослуживцы могут сказать, что подобного джемпера у него никогда не видали. Это вызовет подозрение… Решено, джемпер он заберёт с собой.
Да, теперь главное – карабин. Александр взял на трельяже, из Лидиной шкатулки, две бумажные салфетки, обернул одну руку носовым платком и тщательно протёр приклад, дуло, курок… Потом осторожно опустился около мёртвого на колени, с правой стороны, взял холодную вялую руку, положил ладонью на приклад, курок…
Ну, кажется, всё. Он прихватил джемпер, красивый кожаный портфель-чемоданчик и пошёл к двери. На выходе оглянулся: вот лежит он, Александр, по лицу не опознать, а особых примет у него нет. Хотя… стоп! На левой ноге ноготь большого пальца тёмный. Давняя история… Студентом он играл в университетской футбольной команде. Один из игроков, его друг, сломал ногу, и Александр пошёл его проведать. Парень ловко прыгал на костылях с загипсованной ногой. Они шли на кухню покурить, когда приятель наступил ему костылём прямо на ногу, на палец! Случайно, конечно. Долго у Александра палец болел, он даже не мог играть в футбол. Вот тогда по-настоящему и увлёкся программированием… А ноготь на травмированном пальце стал чернеть. Сам палец давно уже не болит, а вот ноготь так и остался тёмно-жёлтым. Впрочем, кто об этом знает, кроме Лиды? Никто, как будто. А она не станет говорить. И всё же, через силу, он вернулся, стоя на коленях, стащил с левой ноги мёртвого носок. Ещё раньше он заметил на прикроватной тумбочке свою пепельницу с парой окурков и чужой зажигалкой. Теперь он взял эту зажигалку, крутанул колёсико, поднёс пламя к ногтю большого пальца…
Глубоко в подсознании он повторял сам себе, успокаивая, убеждая: «Ему не больно, я уже сделал самое плохое – убил его, и теперь ему не больно…» Но в само сознание, которое в эти минуты двигало его руками, дыханием, взглядом, сердцебиением, Александр не пропускал ни одной мысли, только то, что доходило извне: дробь дождевых капель о стекло, скрип половиц, шорохи его собственных движений… Ладонью он стёр копоть с ногтя. Что ж, какая-то имитация получилась: ноготь на большом пальце левой ноги убитого немного потемнел. Вряд ли кто-то будет доискиваться причины, а внешнее сходство есть. Пусть даже про эту примету никто и не вспомнит, он, Александр, теперь будет более спокоен.
Как только он ступил в коридор, сейчас же спазм, давно назревавший, скрутил желудок. Александр еле успел добежать до туалета. Его рвало долго, мучительно, до желчи, и в ванную он почти вполз – дрожащий, мокрый от пота, обессиленный. Горячий душ привёл его в чувство, но когда он вошёл в комнату к жене, был бледен, со взглядом пустым и погасшим. Полчаса они ещё сидели, обнявшись, обговаривая детали того, о чём придётся рассказывать Лидии… Когда он уходил из дома, надев чужой серый плащ, он обернулся в дверях, долго смотрел на жену – дрожащую, с огромными, полными слёз глазами, сцепленными у подбородка ладонями, и сказал только лишь:
– Ты меня погубила, ты меня и спасёшь!
* * *
Ещё в квартире Александр заглянул в портфель: ничего особенного, обычный дорожный набор командировочного. Тут же были и документы убитого. Они оказались тёзками – даже здесь совпадение! Ох, Лида, зачем?.. Но нет, он не хотел думать о жене и этом человеке. Ведь теперь бедняга был мёртв, убит им самим. Он был уже не мужчина – ничто! – и Александр не мог теперь думать о нём, как о любовнике своей жены. И о ней, обнажённой, с разметавшимися волосами, изогнутым станом, верхом на… ком? Его уже нет в природе! Нет, и о ней он не мог думать. Он думал о себе.
Но сначала он выбросил портфель. Хотел взять его себе, воспользоваться чужими документами – свои пришлось оставить в квартире. Но совсем немного отошёл от дома и почувствовал, как оттягивает руку как будто лёгкий портфель. И понял, что не сможет жить под именем убитого им человека. Бог с ними, с документами! Сейчас такое время – неразбериха, миграция, беженцы. Никому ни до кого нет дела. Устроится как-нибудь и документы новые достанет. А потом, может быть, свяжется с Мазером, тот организует ему выезд за границу – не откажет!..
Через квартал от дома громоздились, размокшие от дождя, груды развороченного асфальта и земли. В котловане, при свете близкого фонаря, видны были трубы в новой, хорошо просмоленной обивке. Видимо ремонтные работы окончили поздно, не успели только засыпать котлован – рядом стоял бульдозер. И лопата с обломанной ручкой, как специально, валялась у земляного вала. Вырыв в нём углубление, Александр засунул туда портфель, закопал. Завтра бульдозерист с утра двинет всю эту кучу земли, опрокинет в яму… И портфель останется засыпанным, погребённым, вместе с документами, зубной щёткой, джемпером…
Теперь Александр шёл по ночному городу налегке. Но подобной лёгкости не было у него в душе. Не желая думать о недавнем, самом страшном, он уходил мыслями на два года назад, к трагическому повороту в своей жизни, к тем людям, которые заставили его стать злобным, истеричным, ни во что не верящим.
Глава 3
Ещё в институте Александр был лучшим, подающим большие надежды студентом. Генетика, после долгих лет запретов и уничижений, переживала бурный всплеск. Трудно было догонять далеко рванувших вперёд Запад и Америку, но уже в аспирантуре Александр написал такую работу… Вообщем, его имя появилось в иностранных научных журналах. Младшим сотрудником исследовательского института он поехал на международный симпозиум и там получил первое предложение от западных коллег – работать вместе. Но он вернулся и сделал подряд три громких открытия – и вновь о нём говорили и писали. Впрочем, известность эта существовала лишь в узком кругу специалистов, жил он не в столице, хотя и большом городе – научном и промышленном центре целого региона, в специализированном научном городке, работал в том же НИИ, правда, уже старшим научным сотрудником. И постоянно рядом с ним был друг и покровитель, замдиректора Боря Мазер.
Да, именно Борис всё обставлял так, что Александр знать не знал трудностей. Любая предложенная им тема – пожалуйста! Необходимое оборудование – вот оно! Борис сам регулировал трения с начальством, следил за публикациями в научных изданиях, заставлял Александра вовремя отвечать на приходящие от зарубежных коллег письма. Даже квартиру выбил ему – двухкомнатную, улучшенной планировки – до этого Александр и Лидия жили в одинарке. И не лез в соавторы, со смехом говорил:
– Какой из меня учёный, курам на смех! Я же чистый хозяйственник.
Перестройка сотрясала страну, но Александру нужна была его работа, и он не слишком обращал внимание на происходящее вокруг. Пока однажды не очутился у закрытых дверей своего института. Института, прекратившего своё существование, ставшего никому не нужным в эпоху «бешеного рынка», где главный интерес – купить и перепродать. Он не мог этого понять! Ведь наука вечна! А генетика – это будущее страны, нации, мира…
Впрочем, Александр не пропал. Лучший друг Боря Мазер как-то мгновенно организовал совместное германское научно-производственное объединение с потрясающим названием «Экология человечества», стал его председателем, а Александра сделал ведущим специалистом. На центральной улице города был куплен уютный двухэтажный особнячок, быстро отремонтирован, оборудован под офис, три рабочих кабинета, компьютерный зал, курилку и кафе только для своих. Оборудование было импортное и самое современное, заказы на разработки интересные и перспективные. Александр работал с удовольствием и получал очень приличные деньги. Правда, все его исследования уходили за границу, на что Боря философски пожимал плечами:
– Здесь это никому сейчас не нужно, сам видишь. А там люди понимаю, что к чему, готовы хорошо платить.
Так прошло два года. Но наступило время, когда Борис стал нервным, суетливым, дважды подряд съездил в командировки за границу, и однажды позвал Александра в кафе, когда все сотрудники уже разошлись. Девочки-официантки быстренько сервировали им президентский стол, по мановению руки Бориса приглушили музыку и свет.
– Всё, – сказал Боря. – Я уезжаю насовсем, в Германию. Здесь уже ничего нельзя сделать, давят налогами, комиссиями, проверками. На одних взятках разориться можно. Может, и ты со мной, Сашок?
Александр помолчал. Он уже раньше догадался, что Боря готовится отбыть в дальние края. Конечно, сам он был человеком науки, но ведь не глуп и не слеп. Понимал, какие огромные деньги проходят через их НПО, оседают в западных банках на счету у Бори и кого-то там ещё. Не только чистой наукой занимается друг Борис, но такими делами, которые даже в наше смутное и бесконтрольное время нужно было вовремя прекратить и исчезнуть. А наука… Что ж, она была хорошим прикрытием. Впрочем, Александр отдавал отчёт в том, что не только служил прикрытием: его разработки приносили очень приличные капиталы. Иначе зачем бы Боря стал звать его с собой?
Он покачал головой:
– Нет, я там не смогу…
– Я знаю, ты патриот!
Боря, казалось, не был разочарован, не настаивал. Александр усмехнулся:
Нет, не то, чтобы я образцовый
гражданин или там патриот –
просто призрачный сал на Садовой,
бор сосновый да сумрак лиловый,
тёмный берег да шрам пустяковый –
это всё лишь со мною уйдёт.
– Ну, как знаешь… – Боря заговорил быстро, по-деловому. – Я это всё продаю, уже нашёл покупателя. Всем сотрудникам хорошую компенсацию выплачу, а тебе, само собой, особо.
И этих слов Александр ожидал. Последние две недели неотступно думал: как быть? Прошло время, когда можно было плыть просто по течению – как вывезет! И уповать на талант тоже становилось ненадёжным. Оставаться в вечных дураках, трусливо закрывать глаза – позорно. Ох уж эта лжеинтеллигентность! «Добро должно быть с кулаками…» Да, переступая через свой характер и уступчивость, даже насилуя себя, но необходимо приобретать твёрдость, жестокость…
И он ответил Борису – спокойно, уверенно, а руки держал под столом, чтобы пальцы не выдали нервозности.
– Нет, дорогой друг и покровитель. Так не пойдёт. Продавать ты ничего не станешь, а переоформишь всё на меня.
– Не понял… – Боря хохотнул, но глаза у него стали круглыми и изумлёнными.
– А что тут непонятного? Ты езжай, а я останусь, стану главой частной фирмы, продолжу разработки – в этом офисе, на этом оборудовании.
– Нет, ты постой! Шутишь? Я же во всё это столько капитала вгрохал, а ты хочешь задаром грабануть?
– Ну и лексика у тебя, Борис! – Александр поморщился. Он уже был совершенно спокоен и даже бесшабашен, рук не прятал, а наоборот – постукивал карандашом по столу. – А насчёт капитала… Ты же знаешь, я человек не глупый, хочешь, подсчитаю тебе и затраты твои, и доходы, и накопления, нигде не учтённые? У меня в памяти одного из компьютеров всё хранится, до мелочей…
Борис испугался. В компьютерах он не разбирался совершенно, но верил в их возможности безгранично. Да и в голосе своего учёного «друга-лопуха» уловил нечто… Испугался и поверил, что Александр всё знает и всё, что обещает, может сделать. Быстро, лучше всякого компьютера, прикинул, что теряет сейчас и что может потерять в будущем: ведь из страны он ещё не уехал, даже всех документов не оформил. Да, цены были несоизмеримы. Он ещё раз посмотрел в спокойные, чуть насмешливые глаза Александра и вздохнул обречено. А потом искренне рассмеялся:
– Ну, ты и хват!
Расстались они по-приятельски, и даже какое-то время оттуда, из Германии, Борис продолжал давать ему заказы на разработки. Но потом замолчал, исчез. Но и без того дела у Александра пошли всё хуже и хуже. Теперь сам, на своей шкуре, ощутил он справедливость Борисовых нареканий на бессовестные налоги, комиссии, проверки, вымогательство взяток. И понял, что если и потянет дальше сам своё частное дело, то так и будет еле сводить концы с концами. Вот тогда, в тот трудный период, и познакомился он со своим нынешним шефом – главой большого многоотраслевого концерна, человеком широких интересов, эрудиции, истинным, как казалось ему, интеллигентом. «Мы возьмём вас под своё крыло», – сказал ему этот человек. И Александр понял, что спасён.
Первые полгода он жил в состоянии эйфории. Правда, когда оформлял документы, передавая и особняк, и всю вычислительную технику, и автомобиль на баланс концерна, сердце забилось, заныло… Всё-таки он привык к мысли, что это – его дело, его имущество, его гарантия в жизни. Даже сомнения появились. Но шеф, словно почуяв его колебания, пригласил его в загородный дом отдыха своего концерна – чудный особняк с колоннами, фонтаном у входа и огромным парком, и там развеял все сомнения Александра.
– Дорогой друг, – сказал он ему, уже подводя итог беседы, – с нового года мы будем переоформлять наши уставные документы, и тогда, в новом положении о концерне, вы станете одним из учредителей, держателей значительного пакета акций. Ещё бы! Ведь какой весомый вклад вы делаете! Всё вам вернётся сторицей в дивидендах. И я даже вижу в перспективе, что именно вы станете моим первым помощником, вице-президентом.
А пока шло лето, и Александр с Лидией жили здесь, в этом особняке, купленном концерном у бывшего детского пансионата и отделанного с комфортом и даже шиком. Эта жизнь – трёхкомнатный номер, сауна, бассейн, массажисты и тренажёры, завтраки, обеды и ужины в ресторане, ночное кафе, машина в любое время дня для поездки в город, возможность сделать любой заказ, – эта непривычная доныне жизнь так быстро стала обыденной, так расслабляла и убаюкивала… Тем временем бухгалтера концерна ловко и умело переоформили все документы его частной фирмы «под крышу» концерна. Он сам согласился, что это нужно сделать сразу, сейчас, не ожидая начала нового года, чтобы избегнуть очередного грабительского налога. Бухгалтера концерна знали, как это сделать – они были ассы своей профессии. Самого Александра почти и не тревожили, только привозили ему на подпись бумаги прямо сюда, за город.
Потом Александра оформили заместителем директора теперь уже бывшей его фирмы. Шеф очень убедительно доказал, что ему, бывшему владельцу фирмы, лучше пока, на первых порах, оставаться в тени.
– Но это формальность! – доверительно говорил шеф, приехавший провести вечерок на свежем воздухе и прогуливаясь с Александром по аллеям парка. – Настоящим директором остаётесь вы. Мой племянник мальчишка, он лишь будет занимать должность, но во всём слушаться вас и учиться у вас.
Оклад Александру назначили такой, что у него дыхание перехватило. И скоро Лидия ушла с работы, теперь они могли спокойно это себе позволить. Тем более, что в её конструкторском бюро уже три месяца не платили зарплату и поговаривали, что их закрывают.
И вообще, новый образ жизни закружил. Банкеты и приёмы партнёров из других городов и стран. Поездки на консилиумы и деловые встречи… В каких загородных частных коттеджах и фирмовских виллах он побывал, в каких богатых гостиницах жил! Шеф повсюду брал его с собой, представлял, называл все звания. Гордился!
Так незаметно пролетела зима. Однажды Александр хватился: а как же с переоформлением документов и его учредительством? Шеф огорчённо развёл руками – в этом году городские власти не требовали новой регистрации концерна, отложили до следующего года. Вот тогда…
К этому времени поездки как-то незаметно пошли на убыль, и Александр всё больше времени проводил в родной своей фирме. Оно бы и к лучшему, да только что-то разладилось, что-то шло не так… Директор, племянник шефа, был с ним предельно почтителен, но очень скоро Александр увидел в этом молодом человеке и раздутое самомнение, и чванливость, и невежество, умело скрытое за напускным интеллигентным лоском. А некоторые его манеры были смешны, хотя тоже говорили кое о чём. У себя в кабинете этот юнец с пышной шевелюрой и скошенным безвольным подбородком держал несколько пиджаков, десятка два галстуков и множество пар носок. В день всё это он менял по несколько раз.
Поначалу ещё шли немногие заказы на разработки, связанные с космосом: биология, выживание человека. Но и этот ручеёк на глазах иссяк. А компьютерный зал наводнили молодые люди в шикарных пиджаках, часах «Сейко» и «Роллекс», у особнячка постоянно стояли их «Мерседесы» и «Вольво». Что они просчитывали на компьютерах, Александр не знал, а когда попытался выяснить, директор-племянник покровительственно вывел его под руку в кафе, заказал две чашечки и дружелюбно-менторским тоном сказал:
– Эти парни – партнёры нашей фирмы. У нас с ними есть общие дела. Зачем вам забивать этим голову? Вы у нас светило науки, авторитет, можно сказать – вывеска. Не обременяйтесь.
