Ирина Калитина
Национальный вопрос
Учителя диктовали домашние задания в конце урока, раньше я сидел в это время, что называется, «на низком старте», готовый бежать на перемену. Теперь приходилось фиксировать их в дневнике, чтобы приготовить дома уроки и не посрамить русскую нацию.
– Сенечка, ты сделал ошибку в сочинении, жаль, талантливая работа, но пришлось поставить четыре, – сказала литераторша, и повернулась ко мне.
– Отец за тебя взялся, наконец? – спросила раздражённо, – три ошибки и никуда не годный текст. Герои в твоём сочинении не живут, а «являются», как в плохом сне. Тройка.
С «языками» у меня складывались напряжённые отношения, с английским – хуже, чем с русским. Переводы кое-как получались, а на слух не воспринимал разницу между многими словами, например, «bad» и «bed» или «sea» и «see», не улавливал различия между звуками.
Помню, как во втором классе пришёл домой с надутыми губами.
– Хором – означает петь всем классом? – спросил родителей.
– Да.
– Почему же учительница музыки говорит: «Дети, исполняем песню хором, а ты, Вадик, помолчи»?
Некоторые мелодии мне нравились, но правильно повторить их не мог, а классическую музыку воспринимал, как шум.
Несмотря на различие во вкусах, способностях и воспитании, мы с Сеней были интересны друг другу, и он постепенно становился третьим в нашей с Мартыном компании.
Однажды, старший товарищ предложил попробовать коньяк. Идею поддержали, но на его покупку нужны были деньги.
Пальто Анны Даниловны висело не в комнате, а в коридоре, в кармане я обнаружил кошелёк, достал оттуда купюру, потом поискал портмоне в куртке её мужа, там было много «бумажек», я вытащил меньшего достоинства и положил в пальто соседки, надеялся, что супруги не заметят подмены. Понимал, что Сеньке «слабо» украсть «бабло» у крутого папаши.
Два раза у меня получилось стащить, а на третий – карманы соседей оказались пустыми.
Я приготовился к неприятностям, вплоть до угроз милицией, продумывал варианты, как «отмазаться», но соседи, видимо, никому «не стукнули».
Наступил день, когда Сене не нужно заниматься музыкой, рисованием, английским и немецким.
Я внёс пай за нас двоих. Товарищ бил себя в грудь, обещал вернуть долг, когда заработает. Купили бутылку коньяка.
Мы с Сеней сделали по паре глотков, Мартын отнял у нас и выпил остальное. Я с трудом дошёл до дома, не попал в дверной пролёт, ударился головой о косяк, получил шишку на лбу, свалился на диван.
Разбудил меня голос за заколоченной дверью:
«Еврей не может себе позволить пить водку, принимать наркотики, бездельничать. Что с тобой происходит, Семён? Ты попал в плохую компанию?»
«Нет, – ответил сын, – попробовал вместе с мальчишками, но они – не плохая компания, я знаю это, папа».
Боялся ли Сенька того, что, сдав нас, получит ещё большие неприятности, чем с папашей, не знаю, но не сдал ни разу. Я уже считал его своим другом.
Шишку на моём лбу папа не заметил. Мартына, росшего без отца, мать избила половником, он явился в школу с синяками вокруг глаз. На лице Сени выпитое не отразилось.
У него усугубились трудности с точными науками. Мне они давались легко после того, как взялся за учёбу. Решили математикой и физикой заниматься вдвоём, Сеня объявил дома, что репетитор не нужен, и я зашёл в бывшую квартиру градоначальника с парадного входа, зашёл с мыслями:
«Какой ты, хозяин голоса, вызывающий гамму чувств: от обиды до уважения, заставивший меня размышлять об отличии одной нации от другой?»
Прихожая со старинным трюмо до потолка, три большие комнаты, две из них перегорожены, получилось пять, маленькая кухня и душ. В гостиной – библиотека, около неё – рояль.
Григорий Моисеевич выглядел старше моих родителей, высокий, солидный, почти лысый, глаза – в тёмных тенях. Мама Сени, Елизавета Львовна, врач в детском саду, оказалась маленькой, тихой, милой, заботливой. Старшую сестру Римму я знал по школе. Крупная, в отца, с большой грудью и неограниченными амбициями, она, наверное, никогда не была девчонкой, а, только, смотрящей на всех свысока, поучающей матроной. Готовилась к получению золотой медали. Мне показалось, что Сенька и его мама тушевались при авторитетных членах семьи. Напрасно отец требовал от сына, чтобы тот стал первым, Сенька не мог пройти вперёд, не уступив дорогу тому, кто рядом.
