Ирина Муравская
Приручить Беса
Глава пятая. Зингер
POV ВЕБЕР
– Не знаю, как ты его переубедила, но радуйся. И больше не повторяй ошибок.
– Радуюсь, – равнодушно откликаюсь, позволяя снять с себя блузку.
– Хотя, на самом деле, могу тебя понять. Бессонов – сопляк с непомерными амбициями. Заявился и отчитывал меня как малолетнего шпанёнка, представляешь?
– Сочувствую.
– Себе сочувствуй, дорогуша, – властный жест переводит меня с сидячего положения в лежачее, уронив на кровать. – Мне пришлось выслушивать этого паршивца исключительно по твоей милости. И я настойчиво советую, чтобы это был первый и последний раз.
– А иначе?
– А иначе? – Акимов нависает сверху, оставляя слюнявые и мерзко воняющие табаком следы поцелуев на обнажённой ключице. – Незаменимых нет. А ты доставляешь мне слишком много проблем.
– Сочувствую, – лишь тихо вторю, чувствуя как внутри умирает всё, что ещё не успело умереть.
Ненавижу.
Ненавижу тушу, что придавливает меня собой, страстно пыхча и пробираясь в мои трусы.
Ненавижу свою жизнь.
Ненавижу этот город.
Ненавижу весь чёртов мир.
– Может проявишь чуть больше инициативы? – ещё пару минут спустя корявого рукоблудия, от которого не только не намокло ничего, но и вовсе окончательно ссохлось, осуждающе шикает продюсер. – Какое удовольствие трахать бревно?
– Так не трахай.
– И зачем тогда ты мне нужна? – его пыльцы вылезают из моих брюк, нашаривают мою ладонь и требовательно кладут её на свой вялый член. – Забыла договорённость?
Едва сдержав желание оторвать к чертям собачьим его сосиску, нелепо болтающуюся между ног, с досадой сбрасываю Акимова с себя.
– Как уж тут забудешь.
– Это ещё что?
– Я не хочу.
– А меня это должно волновать?
– Конечно, нет.
– Вот именно. Так что завязывай с выкрутасами, Вебер. И если велят сосать – соси.
Зря. Зря это он.
С каждым разом замашки Акимова всё сильнее скатываются в деспотичные наклонности. Если по первой он ещё хоть как-то умасливал всё липовой нежностью, то сейчас уже даже не пытается быть милым. И не устаёт напоминать, что я его личная собственность. А это, так-то, мало способствует возбуждению.
– Сам себе соси, – схватив сумку и вырвав из-под его пятой точки помятую блузку, оставляю брюзжащего вслед угрозы продюсера одного, со спущенными трусами.
Спускаюсь вниз, на ходу одеваясь, и выбегаю на улицу.
Слабый ветер так приятно холодит пылающее от стыда лицо, выбивая мерзкий чужеродный запах, что вместо того, чтобы идти к машине, перехожу дорогу вне зебры и, слившись с толпой, бесцельно бреду в потоке.
Стадный выпас сам выносит меня на шумный Невский проспект: пестрящий огнями и многочисленными вывесками бутиков, баров, кафе и ресторанов. Здесь автомобильный трафик уже более плотный, да и народу заметно больше.
Мимо проносится целая банда улюлюкающих пацанов на электросамокатах, и меня охватывает лёгкая зависть. Тоже хочу так: дурить и наслаждаться моментом. Чтоб только ветер в голове и никаких забот.
Торможу на Казанском мосту, и оперевшись копчиком об металлическое ограждение, несколько минут как заворожённая рассматриваю уходящие в стороны колонны одноимённого собора.
С канала Грибоедова тянет тиной, вызывая в воспоминаниях пруд из детства, где мы на спор ловили с братом уток; за спиной то и дело проплывают музыкальные теплоходы, а закат только занимается, от чего всё красиво подсвечивается оранжевым заревом.
Ладно. Может быть, я не настолько уж сильно и ненавижу этот город.
Куда больше саму себя.
Больше инициативы этому козлу, видите ли, подавай. Тьфу, блин. Да мне до рвотных позывов противно от самой мысли, что приходится его ублажать, какая уж там инициатива?
И ведь не сказать, что Павел Алексеевич урод. Обычный мужик, каких тысячи. С залысинами, волосатым небольшим пивным пузом, что в рабочее время храбро сдерживает дорогая рубашка, женатый и старше меня раза в два точно. Но даже не разница в возрасте вызывает отвращение, а…
Всё. Весь он.
Нелепые звуки, которые он издаёт во время секса. Вечно падающий член, которым он за столько лет почему-то так и не научился пользоваться. Слюнявые прелюдии. Полное неумение делать приятное партнёру. Колючая борода и ещё с десяток пунктов, вызывающих все существующие негативные эмоции, но никак не вожделение.
Одна радость – надолго Акимова не хватает. Максимум десять минут, и моя работа считается выполненной. Вот только эти минуты почему-то всегда тянутся невыносимо… просто нестерпимо долго.
Если что, мне не нужно понимание и сочувствие. В том, что я превратилась в подстилку, виновата только я одна. И да, я знала, на что подписываюсь, когда принимала условия этого "сотрудничества".
Павел Алексеевич давно славился своей "любвеобильностью" к молоденьким протеже. И когда нашёл меня, сразу озвучил главное правило: "насколько будешь усердна в постели, настолько активен будет и твой карьерный рост".
И я была усердна.
Переступив через гордость и самоуважение, по началу я старалась настолько рьяно, что всего за несколько недель моё забытое всеми имя взлетело на первые строчки хит-парадов.
Концерты, гастрольные туры, постоянные съёмки, радиоротации, интервью, подскочившие гонорары – за рекордно короткий срок моя персона не только вернула прежнюю популярность, но и удвоила её. Даже, наверное, утроила.
Но вот же ирония: деньги и слава появились, а вот вкус жизни куда-то исчез. Так что теперь приходится замещать его вкусом элитного пойла. А иногда и не очень элитного, уже не столь принципиально. Главное, что под градусом отвращение к самой себе хоть немного притупляется.
– Эва? – обзор на Питерские красоты закрывает стройная фигурка с ярко-красной шевелюрой и задорными косичками. – А ты отчаянная. Вот так запросто разгуливать без охраны.
О. Это ж эта… Как её там? Подружка Владика. Та самая, из-за которой младший Бессонов меня и бортанул, спихнув на старшего брата.
– К-конспирация, – тычу пальцем в капюшон.
– Владу она не особо помогает. Всё равно вокруг себя сумасшедший дом собирает.
– Ещё б не собирал. С такой-то слащавой мордашкой. А ты сама-то что здесь забыла?
– Ищу средство от скуки. С работой до сентября провисание, Владислав Владимирович часто занят, а одной торчать дома в такую погоду – это настоящее кощунство. Вот и блуждаю, изучаю Северную Столицу…
Ах, да. Точно. Мы же обе с ней "не местные". Это парни отсюда, а мы лишь послушные овцы. Куда скажут – туда и идём. Одна – по любви, другая – связанная обязательствами. Унылая бабская доля.
Вообще, я эту девчонку почти не знаю. Видела всего один раз и даже имени не запомнила, поэтому не могу сказать, что нам есть о чём поговорить. Однако встреча вроде как уже состоялась, а я никуда не тороплюсь. Можно и убить полчасика.
– Кофейку опрокинуть не хочешь?
***
– Ты вроде кофе предлагала, – замечает компаньонка, когда официант приносит горячий шоколад и блин с копчёной сёмгой ей, а мне сразу два бокала вина. Чтоб не бегал человек лишний раз.
– Я предлагала кофе тебе. Про себя я ничего не говорила, – резонно замечаю, сразу наполовину осушая первую порцию.
Ладно. Официанту всё же придётся побегать.
– Тоже верно.
И обоюдное молчание.
Душевно сидим, ничего не скажешь. Благо, что отвоевали место возле окна в кафе Зингер, так что можно переключиться на открывающуюся панораму проспекта. Что, собственно, и делаю пока красноволосая девчонка (господи, как её зовут-то?) манерно режет свой блин ножиком.
А я снова залипаю на Казанский собор.
Ещё десять минут и нарисую его по памяти, честное слово.
– Ты не очень общительная, да? – сидящая напротив соседка первой нарушает тишину.
– Не особо.
– Беда в том, что я тоже. Поэтому, если хочешь, мы просто доедим и мирно разойдёмся.
– Знаешь, а ты мне нравишься, – не могу не заметить. – Ты не из навязчивых. А ещё ты вроде фигуристка, да?
– Бывшая. Сейчас перехожу в тренерство.
– И как оно?
– Пока не знаю. Я начну вести занятия только со следующего месяца.
– А вообще? Как происходит акклиматизация на новом месте?
Собеседница задумывается.
– Сносно. Нет, правда. Лучше, чем я думала.
– Не страшно было бросить отчий дом и столицу, умотав в… ммм, другую столицу?
– Вот чего нет, того нет, – криво усмехается та в ответ. – Там меня уже ничего не держало.
– Счастливая. Мне переезд в Москву дался непросто в своё время. А теперь, вон, и сюда затащили.
– Жалеешь, что подвязалась на звёздный роман?
Теперь настаёт черёд задуматься мне.
– Да нет, наверное. Зато хоть какое-то разнообразие в этой унылой реальности.
– Унылой? Ты популярна, богата и востребована. Всем бы такую унылость.
– Это лишь картинка для отвода глаза. На деле всё куда прозаичнее.
– Ну… проблемы бывают у всех.
– Верно.
И снова молчание. А винишко, между тем, кончается…
– Слушай, – всё же не выдерживаю. – Я дико извиняюсь, но как тебя зовут?
– Ярослава.
– О, точно! Ещё один Ярик.
– А тебя? Вряд ли Эва – настоящее имя.
– Сокращение. Родители те ещё юмористы. Решили, что назвать дочь Эвелиной в месте, где так обычно кличат коров – гениальная затея.
– Так ты из деревни?
– Из дыры, где не светило перспектив.
– Ты молодец. Немногие могут похвастаться тем, что смогли покорить большой город.
– Хвастаться нечем. Большой город давно перемолол меня вместе с костями.
– Поэтому ты на полгода исчезла из поля зрения без объяснения причин?
– Не совсем.
– И всё же вернулась.
– Угу. Вернулась.
Яра смущённо опускает глаза, с утроенным рвением принявшись мешать ложечкой горячий шоколад.
– Влад рассказывал про слухи насчёт тебя и твоего продюсера…
Эгей, а волосатик-то трепло!
– Оставь дешёвую деликатность. И он, и ты прекрасно знаете, что это не слухи.
– А как на это смотрят твои поклонники? Странно крутить роман с одним и параллельно быть замешенной в интрижке с другим.
– Странно при условии, если бы они были в курсе. А так есть только слухи. И то, чисто внутри системы. Если бы грязное белье изнанки шоу-бизнеса действительно вытряхивалось на всеобщее обозрение, все давно бы уже захлебнулись.
– Всё настолько плохо?
– Даже не представляешь, насколько. Я хотя бы потаскуха по согласию, а вот многим другим юным пташкам, вздумавшим покорить сценический Олимп, везёт значительно меньше. Молодое мясо у нас любят, но изобилие давно всех пресытило.
– Звучит так, будто девушки – это товар.
– Мы и есть товар. И на каждую есть своя цена.
– Я с этим не согласна.
Сколько осуждения. Ещё год назад, наверное, мне было бы непременно обидно. А сейчас так плевать, что даже страшно.
– Твоё право. А то, если что, я готова дать своего продюсера в аренду. Будешь покладистой, и очень скоро на небосводе загорится очередная сверхновая.
– Ммм… Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.
– Высокие моральные принципы?
– Другие приоритеты. Никогда не планировала связываться с медиасферой.
– Но встречаешься с тем, кто имеет к ней непосредственное отношение.
– Это вышло… случайно.
– Да. Так обычно и бывает, – согласно киваю, отвлекаясь на пришедшее сообщение от Акимова.
"Я ненадолго возвращаюсь в Москву. Вернусь, продолжим. И если подобный псих повторится, последствия будут не самые позитивные. Для тебя".
Очаровательно.
– Голубчик, – окликаю официанта, тряся опустевшим бокалом. – Повтори двойную, будь душкой.
– Всё нормально? – интересуется Яра, наблюдая за тем, как я растираю занывшую переносицу.
– Нихрена ничего не нормально.
– Может, помощь какая нужна?
– В подружки набиваешься? Не утруждайся, прибереги жалость для своей певички. Как натура тонкая и творческая, он же сто процентов в твою жилетку порой сморкается.
– Грубость как защитная реакция? Знакомо.
– Что знакомо?
– Не у одной тебя есть проблемы с доверием.
– У меня нет проблем с доверием.
– Оно и видно.
– Лучше не лезь в то, о чём понятия не имеешь.
Ярослава отставляет тарелку с недоеденным ужином, складывая руки на столе.
– Мать вышвырнула меня из дома, когда я перестала спонсировать её и её любовника, лучшая подруга изменила с моим бывшим парнем, а тренер саботировал мою карьеру из алчности.
Ух ты. Да она ещё более ущербная, чем я.
– Богатый послужной список.
– Я это к тому веду, что твоё стремление держать всех на дистанции мне хорошо понятно. Сама такая.
– Не в дистанции дело. Я просто… – не договариваю, понимая, что моя и без того хлипкая маскировка окончательно перестала работать ещё на моменте, когда пришлось снять капюшон.
– Извините, вы же Эва? – к столику прибиваются взявшиеся не пойми откуда робкие подружки-школьницы. – Эва Вебер? Можно с вами сфотографироваться? Я вас просто обожаю.
– И я! Можно автограф?
Мысленно заставляю себя дочитать до трёх и нацепляю на лицо стандартную дежурную улыбку. Поклонники ведь не виноваты, что зачастую появляются в не самый подходящий момент.
– Можно, конечно. Почему ж нельзя.
Как обычно бывает, любопытство запускает цепную реакцию, и вот уже от книжного зала магазина, который ничем не отделяется от зоны кафе, к нам непрекращающимся потоком стекается народ.
Половина вряд ли даже осознаёт, что конкретно происходит, однако по инерции привстаёт на цыпочки, щёлкая вспышкой вскинутого телефона, и вытягивает головы, пытаясь что-то разглядеть через спины других. Интересно же.
Смекнув, что приватность вернуть больше не получится, моя компаньонка, уже привыкшая к подобным представлениям благодаря популярному бойфренду, решает не тратить время.
– Я не набиваюсь в подруги и уж тем более не заставляю, но… – вернувшись от барной зоны с оплаченным чеком, Ярослава вежливо распихала всех локтями и быстро начеркала на задней стороне кассовой ленты свой номер телефона. – Если вдруг будет скучно или просто тоскливо, пиши. Чужаки в чужом месте должны держаться ближе, – бросает она мне напоследок и, изрядно помятая, выныривает из Зингера на улицу, быстро теряясь на оживлённом вечернем проспекте.
Глава шестая. Я знаю, чего ты хочешь…
POV ВЕБЕР
– В следующий раз когда полезешь целоваться, прежде хотя бы выплюнь жвачку, – ворчит Бессонов, делая это за меня.
Выплёвывает жвачку, в смысле.
– Никакой благодарности! А ведь делюсь самым сокровенным.
– Если у тебя это самое сокровенное, то у меня для тебя плохие новости.
– Это моё самое сокровенное для тебя. Потому что большего ты, увы, не достоин.
– Моему огорчению нет предела.
– Это хорошо. Подтяжки нужны?
– Зачем?
– Как зачем? Чтобы ты на них повесился от горя.
– Да мне и твоих стринг вполне хватит. Там тоже сплошные завязочки.
– Это комплимент?
– Факт.
– И тебя это возбуждает?
– Хорош уже соревноваться в красноречии, ораторы,– с досадой отмахивается Влад, задолбавшийся всю дорогу нас слушать. – Где танцоры? У нас время поджимает.
– Разгружаются уже, – откликается старший брат. – Вместе с аппаратурой.
О, представляю эту толпу, что топчется у запасного выхода ТРК Галереи, в котором сейчас проходит масштабный опен-эйр. Он уже часа два на самом деле как начался, однако мы приехали только-только, ненадолго подзадержавшись и попозировав на фоне баннера. Пришлось, вон, даже мятную жвачку в качестве жертвоприношения богу фальши принести.
– Визажистку мою как увидите – гоните пинками ко мне, – напоминаю и иду за ассистенткой, отлично ориентирующейся в здешних катакомбах.
Очевидно, что развлекательный торговый комплекс на четыре этажа изначально не планировался для проведения концертов, поэтому на нормальные гримёрки можно не рассчитывать. Более-менее приведённая в благоприятный вид подсобка – уже хорошо.
– Если что-то нужно, я принесу.
– Пока не надо.
– Отлично. Ваш выход через четверть часа, – напоминает мне девчонка и, взмыленная, убегает обслуживать других звёзд, обосновавшихся по соседству. Слышу их распевку через тонкие стены.
Если честно, мне даже жаль обслуживающий персонал, что весь вечер носится как угорелый, угождая капризам непрерывного конвейера светил российской эстрады.
Одни приехали – выступили – уехали, другие прибыли и всё по кругу до поздней ночи. А многие ещё и корону ловят, требуя в свои "апартаменты" без окон фруктовую тарелку и ключевой воды прямиком из источников Мориса Тереза.
Обычно я тоже люблю повыпендриваться, но не в этот раз. Сегодня настрой какой-то совсем не скандальный. Больше депрессивно-апатичный.
Ещё и дура-визажистка словно в Неве утопилась. Ни на сообщения не отвечает, ни на звонки. Приходится переодеваться и самой по-быстрому шаманить с макияжем.
– Ты уволена, – констатирую факт, когда дамочка с чемоданом, наконец, соизволяет явиться.
– Пробки!
– Мне плевать. Ты уволена, – защёлкиваю колпачок карандаша для глаз и, поправив длинные жемчужные бусы на шее, выхожу снова искать ассистентку. А если не её, то хоть кого-то, способного подсказать дальнейший план действий.
Нахожу. Правда не совсем тех, кого надо.
– Я её чуть не придушил.
А вот и братишки. Нацепили свои кожаные браслеты, мрачные потёртые шмотки с принтами подстать названию группы и тоже уже готовы к выходу. Хотя сперва сольником на сцену выхожу именно я, и только потом уже наш дуэт.
– За что? За то, что она приехала? – хмыкает Владик, треская непонятно откуда взявшийся мармелад. – Она метит территорию.
– Я ей тысячу раз говорил, что наши отношения не выходят дальше её спальни, – утаскивая у того мармеладного червяка, отзывается Бессонов-старший.
А вот это уже интересненько.
– Полагаешь, её это устраивает? Она хочет больше, чем быть тайной любовницей. Смотри, как бы рот свой не открыла. Потом не оберёшься проблем.
– Не откроет, – надо же, в кой-то веки Ярослав злится, и не я этому причина! – А откроет, сказать ей всё равно нечего.
– Ты недооцениваешь девушек и их фантазию.
– Тут Владислав Владимирович прав, – не могу удержаться от того, чтобы не влезть. И в диалог, и в пакет с чужими сладостями. – Если у женщины есть цель, она способна пойти и по головам.
– Ну да. Тебе ли этого не знать, – Бессонов-старший скользит по мне оценивающим взглядом, скептически выгибая бровь. – С каждым разом одежды на тебе становится всё меньше. В какой момент ты выйдешь к зрителям с одними фиговыми листами на сосках?
Вместо ответа манерно прокручиваюсь вокруг своей оси, чтобы он смог рассмотреть всё получше. Потому что ему нравится, я же вижу. Черный боди и каблуки – это всегда беспроигрышный вариант. Мозги отключает мужикам на раз-два.
– Эва, вот вы где! – а вот и ассистентка-потеряшка с глазами по пять рублей. Бедная девочка сейчас инсульт схлопочет от перегруза свалившихся на неё обязанностей. – Ваш выход через четыре минуты.
– Да хоть через одну. Куда топать?
Туда. По выстроенному карману, прямиком к поставленной на первом этаже сцене. На которой как раз заканчивает выступление один из именитых сынулей, чем папаша был лет сорок назад мега популярным, и это…
Полное днище. Реально.
Самое страшное для артиста – выйти на сцену и получить мёртвую аудиторию. В прямом смысле мёртвую, когда в наличие имеются лишь жидкие аплодисменты из вежливости и отсутствует всякое взаимодействие.
Провожают восвояси оскорблённого пацана и вовсе гробовой тишиной. Ведущий как-то пытается скрасить ситуацию болтовнёй, однако это позор такого уровня, что стыдно становится даже мне. И стрёмно. Вдруг и меня так же холодно встретят.
Нет.
Утопая в присвистах и выкриках, выхожу под свет софитов, где танцевальная труппа уже заняла свои позиции. Основная импровизированная площадка между бутиками, четыре этажа с балконами, эскалаторы – с каждого угла, с каждой стороны чувствую на себе прожигающее до костей внимание.
Восхищенное, осуждающее, любопытное – неважно.
Важно, что оно есть.
Важно, что народ снимает меня, пишет рилсы и выкладывает посты. Сарафанное радио во все времена являлось лучшей рекламой. Именно ради него мы и выступаем на таких бюджетных мероприятиях. Чтоб лишний раз засветиться.
Если честно, порой я ощущаю себя энерговампиром. Потому что выхожу из анабиоза только в минуты пребывания на публике. Только когда играют первые аккорды, всё стороннее отходит на задний план. Все проблемы, все сомнения, сопровождающая меня последние дни слабость…
Ничего не остаётся, кроме окрыляющей свободы.
***
Плавные движения, максимум соблазнения, открытый флирт с невидимым собеседником и убийственная доза распыляющихся феромонов – моя задача не только петь, но и зачаровывать подобно гипнотической змее.
Я знаю, чего ты хочешь,
Когда приходишь ко мне под покровом ночи…
При виде меня парни должны забывать о существовании своих вторых половинках, а девушки сгорать дотла от зависти – за собственную неполноценность и неидеальность.
Мерзко? Аморально?
Да. Но не я это придумала.
Маркетинг никогда не был щадящим.
Когда я впервые пыталась пробиться на сцену, почти сразу стало понятно, что неизвестной певичке необходимо определённое амплуа. То, которое она наденет на себя как маску и будет носить второй кожей. Но какое?
Дерзкая девчонка-пацанка, клавшая на условности? Милая очаровашка в розовых бантиках, рассказывающая о первой любви? Минорная страдалица, что поёт про страдания и вечно разбитое сердечко?
О, нет.
Моя первая продюсерша сделала ставку на мою внешность. И не прогадала. Стерва, сука, скандалистка и секс-кукла для влажных фантазий – образ сложился сам после небольших косметических процедур, превративших меня из типичной провинциалки в эротическую фантазию мужчин.
В общем, роли быстро распределили, и всё, что мне оставалось – поддерживать репутацию. Что, надо заметить, далось без особого труда. Несложно играть сволочь, если характер сам по себе гнилой.
Конечно, моя семья была не в восторге. Ни от моего поведения на камеру, ни от сценических нарядов вроде сегодняшнего. А уж когда по небольшому городку, в котором я выросла, поползли сплетни одна краше другой…
Старший брат, с которым у нас давно уже испортились отношения, не забывает напоминать, что я продалась ради блестящих цацок. Правда при этом забывает, что и родители, и он все эти годы, по сути, живут на мои гонорары.
Полный ремонт дома, лекарства для матери, машина – будто Рома сам на всё это заработал. Ага, как же. Слесари же миллионы в глубинке зашибают.
Сказал ли кто-то хоть раз спасибо за это?
Да, отец.
Он тот единственный человек, что всегда поддерживал и защищал меня от моралистических нападок соседей. И поддерживает до сих пор. В дни, когда просыхает.
Смотреть, но не трогать,
Свобода как поле боя,
И мы с тобой так нескромно,
Смотрим друг на друга томно…
Подтанцовка на заднем плане выдаёт отрепетированный до мозолей на пятках синхрон, пока я отрабатываю заявленные два сольника. После чего, почти без перерыва, ко мне присоединяются братья Бессоновы.
Мда.
В такие моменты понимаешь, что не настолько уж ты и популярна. Потому что то, как разрывают высокие своды девчачьи вопли – это и рядом не стояло с шумом, которым встречали меня.
Дуэт "Two Demons" обожают и боготворят.
Что неудивительно. Их аудитория преимущественно юные девочки, а это во все времена было самой мощной фан-базой. Не говоря о том, что они парни.
Красивые, молодые, горячие.
А кто в шестнадцать лет не сох по секси-кумиру, завешивая постерами все стены в комнате? Даже меня не обошла эта участь. То, как я болела Imagine Dragons и Maroon 5, ууу…
Да я в музыку-то сунулась с единственной целью – стану звездой, свалю в Голливуд и затащу под венец Адама Левина! Он, конечно, потом женился, чем сильно расстроил малолетнюю соплячку, но зато я выучилась и сбежала из дыры, в которой гнила. И стою прямо сейчас между не менее симпатичными мужиками.
Нет, правда.
И Влад, и Ярослав чертовски хороши. Но если первый не совсем в моём вкусе (то ли из-за причёски, то ли потому что уже несвободен), то вот второй…
Ледяная любовь твоя необычна,
Даже если для нас она привычна.
Всё, что было, между нами, бесподобно,
Если даже для кого-то непригодно.
Ледяная любовь наша, словно песня.
И споём мы о любви этой вместе.
В нашем инеем покрытом особом месте,
Обжигая льдом тела.
Ещё два свежих трека в нашей коллаборации, и я ухожу, оставляя ребят с их собственным соло. От краткосрочной эйфории пребывания на сцене трясётся каждая поджилка и предательски подгибаются колени, заставляя заплетаться в каблуках, но это нормально. Это и есть эмоциональный приход.
Возвращаюсь в импровизированную гримёрку, переводя дух. Вроде и концерты уже давала, и на помпезных церемониях вручения премий выступала, а каждый раз всего равно словно первый. Каждый раз одинаково сильно боишься облажаться.
Сколько раз мне снилось, что я забываю слова, теряю голос или позорно падаю, после чего в меня унизительно тычут пальцем? Не сосчитать. И столько же раз просыпалась в липком поту. Потому что кому-то другому это простят. Мне – нет.
– Не подскажешь, что это за перфоманс такой? – голос Яра отрезвляет лучше любого холодного душа.
Нацепляю на лицо дежурную улыбку и встаю из-за туалетного столика, за которым просидела добрую четверть часа без движения. Даже не дыша толком. И тремор, кстати, нихрена не спал. Пальцы всё равно ходуном ходят.
Так, надо выпить. Срочно.
– Поддерживаю легенду, только и всего.
– Поддерживаешь легенду, залезая в мои штаны перед несколькими сотнями зрителей?
Несколькими? Больше. Он про прямой эфир забыл.
– Ой, да всего-то немножко похулиганила. Им понравилось, – чтобы не стоять без дела, переключаюсь на собственное отражение в зеркале, поправляя макияж.
Мда. Переливаюсь на свету я, конечно, хлеще новогодней ёлки. Конкретно так переборщила с жидкими блёстками.
– Зато мне не понравилось.
– Почему? Твоя девушка будет сердиться?
– У меня нет девушки.
– Ах, да. Точно, – театрально припоминаю, ухмыляясь. – Она лишь тайная любовница. Незавидная участь.
– Тебе виднее. Ты-то знаешь об этом не понаслышке, – ойкаю, оказываюсь вжатой в столешницу. Чтобы не согнуться раком, приходится выставить вперёд ладони. – Когда в следующий раз захочешь расстегнуть мне ширинку и томно дышать на ушко, – склонившись, Бессонов грубо обхватывает ладонью мою шею, вынуждая вскинуть голову и встретиться с взглядом его зеркального двойника. – Делай это наедине.
Не знаю, какого чёрта, но ещё не успокоившееся головокружение накрывает волнующий запах мужского одеколона с древесно-пряными нотками. От чего сознание дуреет окончательно.
Так уже было один раз. В моём номере. Когда я набросилась на него. Расшатанная нервная система, мимолётная слабость, алкоголь, он…
Я сама до сих пор не понимаю, что именно это было. Наверное, инстинкты. Сила воли в тот момент ослабила поводья, и вверх взяло обычное женское желание почувствовать кого-то рядом. Того, кто тебя по-настоящему привлекает и того, с кем возбуждение приходится не симулировать, а сдерживать.
И сейчас происходит тоже самое.
Все внутренности с предательским ухом перекручиваются, затягиваясь в тугой узел, а внизу живота растекается раззадоривающее тепло – последствия тесного контакта утыкающегося в мой зад стояка.
Яр меня хочет. Как и я его, но…
Почему он так не меня действует? Он же ничем не лучше эгоистичного Акимова, что ставит собственное удовольствие превыше остального и просто имеет меня.
Они оба не думают о том, что я тоже человек и хочу если не уважения по отношению к себе, то хотя бы немного нежности в процессе. Однако с Бессоновым нас, по крайней мере, объединяет кое-что важное – взаимная похоть.
– Прямо сейчас можно? – нашариваю губами его большой палец и с вызовом беру тот в рот, имитируя оральные ласки.
С моральным удовлетворением не только слышу, как Ярослав шумно выдыхает, уткнувшись носом мне в волосы, но и чувствую его ещё сильнее вжавшийся в меня каменный член.
Да, это игра. Игра, в которой я провоцирую, а он…
А он поддаётся.
Не выдержав, Яр рывком разворачивает меня к себе и, подхватив, усаживает на туалетный столик. Мои ноги требовательно раздвигаются, в губы впивается жадный поцелуй, а на пол с грохотом сыпятся баночки и тюбики неубранной косметики…
