Ирина Смирнова
А единороги будут?
Глава 3
– Зануда! Отстань… Я уже отвечала на этот вопрос!
– Вы отвечали на него вчера, леди, и ответ был неполным.
– Укушу! Убери от меня этот учебник!
– Леди, но вот тут видите, написано еще про то, что…
– Те, кто будут принимать экзамен, тоже читали этот учебник и они в курсе!
Но Рикиши хмурится и я со вздохом читаю абзац, вылетевший у меня вчера из памяти, и вновь оттарабаниваю весь параграф. Мой учитель–деспот счастливо улыбается.
– Все? Пойдем, погуляем, а? – умоляюще смотрю я на него, и он, смилостивившись, выводит меня на свежий воздух раньше на полчаса.
Последние дни до начала испытания мне просто хочется забросить все учебники, залезть под кровать, и чтобы меня никто не трогал. Ненавижу это состояние предэкзаменационного мандража. Когда вдруг резко информация в голове начинает исчезать и путаться. И потряхивает постоянно, как от озноба.
В институте я, обычно, оставшиеся два дня перед экзаменом читала художественные книги и гуляла. Как сейчас помню, на шестом курсе я приехала даже не от себя, а от какого–то левого парня, с которым познакомилась в метро. Сидела, смаковала воспоминания ночи, пока все остальные перепрятывали по пятому разу шпоры или бегали и приставали, выясняя дрожащим голосом ответ на седьмой вопрос. Или тридцать седьмой. Сдала на пять, правда, преподаватель потом очень долго косо на меня поглядывал. Еще бы – сложнейший экзамен, и тут я с влюбленно–отстраненным лицом. Вообще не от мира сего…
Ну, вот теперь я не в сем мире старательно пытаюсь объяснить, что мне нужно отвлечься от занятий, а не пытаться довпихнуть невпихнутое.
– Леди… – в голосе Рикиши звучат нотки, которые меня настораживают.
После того случая, когда я еле отбилась в последние секунды, мы больше не заходим так далеко. Причем не только из–за меня. Мой соблазнитель тоже делает вид, что все эти поцелуи и объятия нам только приснились. Он даже глаза вечерами подводить перестал, очевидно, обозначив этим вывешивание белого флага. Наивный… Мне он как раз больше нравится не накрашенный. Хотя…
Нет. Экзамен. Потом я вообще отсюда уеду, так что никаких сексуальных отношений с чужими рабами. Наверняка в академии будут равные мне мужчины, и я найду с кем развлечься.
А может, вообще, не сдам или сорвусь в последний момент и потребую вернуть меня домой. Да, мне надо успокоиться, расслабиться, почитать что–то отвлекающее.
– Леди, может быть вас завтра свозить в город?
– Это было бы чудесно!
Весь последний день до экзамена мы бродим пешком по каменным мостовым. Они довольно широкие, кстати. Даже те, по которым не ездят на повозках, а только скачут на лошадях. Здесь тоже есть понятие одностороннего и двухстороннего движения. И даже знаки есть! Например, лошадь, перечеркнутая красной чертой. То есть поворачивать на лошадях нельзя.
В первый раз этот знак я увидела рядом с домом, забором которому служили идеально ровно постриженные кусты местного растения. Мне оно напомнило шиповник, но только с более вытянутыми цветами, как у тюльпанов. Вот поворачивать на мостовую вдоль этого забора можно было только пешком.
Я прошлась, наслаждаясь приятным ароматом и любуясь красивыми знакомыми и, одновременно, незнакомыми цветами.
Рикиши шагал рядом, поглядывая по сторонам. По случаю прогулки он нацепил шпагу, и это очень помогало расслабиться, забыть о том, что рядом со мной не совсем простой парень. Я никогда не видела рабов со шпагами.
В конце улицы мы вдруг резко развернулись и направились в обратную сторону. Сначала я не поняла, потом, обернувшись, увидела, что из небольшого бара выскочили трое мужчин в сильном алкогольном опьянении и, вообще, не очень представительной, но внушительной наружности. Тут–то я призадумалась, насколько в городке должно быть небезопасно.
Но раз мне было позволено гулять, причем в сопровождении только одного Рикиши, значит, все уверены, что мне ничего не угрожает? Или… Или меня сейчас прирежут где–нибудь в подворотне? Нет, это у меня обострение паранойи. И дело даже не в том, что мой учитель не сможет меня предать. Сможет. Ну, гипотетически – сможет. Прикажут и предаст. Дело в том, что смысла в моем убийстве именно сейчас я не видела никакого. Для Сонолы не видела. Возможно, у покровительниц моих соперниц смысл был.
От всех этих мыслей прогулка потеряла свою привлекательность, и я объявила, что хочу домой. При этом внутри всю потряхивало в напряженном ожидании. Начиналась паника, больше похожая на нервный срыв.
Вот ведь как не вовремя, нет, чтобы завтра после экзамена.
– Да, леди, – Рикиши заранее подхватил меня под локоть, а через секунду я споткнулась о выступающий камушек, но не упала, а лишь слегка покачнулась в сторону моего сопровождающего. – Подозвать карету или вернетесь к ней сами?
– Подзывай, – я даже догадывалась, как это будет происходить.
Здесь не было мобильных, зато, при желании, можно было установить прямую связь из головы в голову. При наличии соответствующих артефактов, естественно. Нет, сильные маги могли такое проделывать и без всяких там побрякушек, но у Рикиши на шее красовался прекрасный кулон связи. Так что примерно спустя минут десять мы ехали в карете в сторону дома. Ну да, раз я живу в этом месте уже три месяца, наверное, мне можно называть большое поместье Тарнизо – домом. Тем более что другого у меня тут нет, а со своим миром…
Стресс подкрадывался ко мне со всех сторон, так что теперь я иногда плакала по ночам, уткнувшись в подушку, пытаясь смириться с тем, что обратно вернуться не получится. Возможно, не получится.
Странно устроен человек. Пока я знала, что могу в любой момент вновь оказаться на своей кухне – хотелось читать, изучать Яхолию, доказывать что–то. И намеки Рикиши я упорно игнорировала, и гаденькую улыбочку Сонолы, но разговор с Марими выбил у меня стул из под ног, и я повисла… на ниточке. Одна–одинешенька в чужом мире без шансов вернуться обратно.
Не понимаю, что там со мной произошло, но что–то очень нехорошее. Все равно надо будет выяснить – может, это, по их мнению, нехорошее, а мне понравится? Нет, я продолжала надеяться, но уже больше по привычке и из чувства внутреннего противоречия. И плакала, когда оставалась одна. Недолго, но от души, чтобы не накапливался внутри тяжелый и удушающий груз тоски. Днем–то надо было быть как огурчик, причем не соленый, а свеженький.
После прогулки последовал немного запоздалый обед, а затем Рикиши вопросительно посмотрел на меня, предоставляя выбор. Можно подумать, я знаю, чем тут себя можно развлечь, кроме библиотеки? Но туда я точно не хочу.
– Хотите просто отдохнуть, леди? – по моему озадаченно–задумчивому взгляду мой учитель понял, что я просто не знаю, чем себя занять до вечера и пришел мне на помощь.
Следующие три часа я сидела в кресле–качалке и, попивая чай из кружки, слушала игру на местной вариации пианино. Слева – клавиши, справа – струны. То есть, можно играть в четыре руки, можно чередовать.
Сначала мне играл Рикиши, удивительно красиво, но печально. Потом его заменил один из парочки крутящихся на подхвате мальчиков. Музыка сразу изменилась, повеселела, и я даже смогла представить, что под подобное здесь пляшут. Уроки местных танцев мне, кстати, никто не давал. Очевидно, в академии отплясывать будет некогда.
А потом в комнату величественно вплыла уже знакомая мне пожилая леди. Я привстала, чтобы с ней поздороваться, но она даже не посмотрела на меня. Старушка уселась на место Рикиши, недавно сменившего паренька и до ее появления вновь игравшего что–то душещипательное. Оба развлекающих меня музыканта, опустившись на колени, замерли неподалеку от арфарояля.
Я тоже замерла, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Звучащая мелодия закружила меня, взяла под руку и пригласила на вальс. Настоящий, родной вальс, узнаваемый, прямо до слез… до дождя в душе. Откуда тут знают «Осенний вальс»?
Потом подумаю…
Нет, я не расплакалась, но тоска сжала мое сердце в кулак. Перед глазами промелькнула вся моя жизнь. Рано ушедшие, но любящие и любимые родители. Школа. Институт. Друзья… Работа.
Старушка давно ушла, а тоска по дому осталась. Хочу обратно! Как же я хочу обратно, непонятно, почему и зачем. Ведь там нет ничего, кроме оставленной на столе недочитанной книги, недоеденной шоколадки и любимого рыжего абажура. Надо будет хотя бы кота завести, что ли…
Я прислушалась к тому, что играет Рикиши, и вновь застыла от шока.
«Минули–сгинули слова наивные и унеслись в небеса, просто ли сложно ли, ситцем берёзовым ветер играет в лесах. Было ли, не было, нитками белыми сшиты сомненья твои…»
Эту песню в пик ее популярности очень часто гоняли по радио, в ресторанах, в ночных клубах. Голос исполнительницы мне не очень нравился, но песня цепляла припевом. А, однажды я услышала ее в баре, где мы всем отделом отмечали сдачу очередного проекта.
И вот сейчас под звучание арфы я как будто вновь слышала красивый женский голос под аккомпанемент гитары:
«Грустно ли весело, не будем вместе мы, белым качну я крылом. Много ли, мало ли, о чём мечтали мы, смоет осенним дождём».
Странный выбор, разве что здесь просто не придумали такую же музыку, но с другими словами. Не верю я в такие совпадения.
«Мало ли, много ли, днями, тревогами я настою на своём. Вынесу, выстою, песню свою спою, но не с тобою вдвоём».
А выбор, возможно, правильный. Просто очень неожиданный для парня.
«Сильная, смелая, как лебедь белая, я становлюсь на крыло. Сложно ли, просто ли, зимами–вёснами всё, что болело – прошло».
Я потрясла головой, прогоняя грусть от вальса Шопена. Дом от меня никуда не денется. Если они обещали вернуть меня в момент исчезновения спустя три месяца, значит, смогут и спустя год… два… три!
Короче, я – сильная, смелая, но на голову…
– Леди, время ужинать! – Рикиши, как–то неожиданно оказался возле моего кресла и подал руку. Когда мои пальцы оказались на его ладони, меня вновь прошибло сначала разрядом, а потом…
«Вынесу, выстою, песню свою спою, но не с тобою вдвоём».
Жизнь – боль! Не хочу я с кем–то другим песни петь. Хочу конкретно этого и все тут. Сейчас прямо хочу! Вот здесь, на кресле… Дернуть на себя, завалить, стянуть с себя эту проклятую нижнюю юбку и панталошки с кружавчиками. Мне же каждую ночь снится это тело… без камзола и рубашки. А часто и без штанов. Иногда я просыпаюсь от свиста плетки в ушах, но обычно вижу перед собой его губы и глаза, в которых сверкает уверенность в своей неотразимости, но в глубине прячутся сомнения. Я видела, я знаю… Прячутся.
А вообще, я же даже не влюблена. Для этого надо знать человека, а мы, хотя и проводим вместе все время, по сути совершенно незнакомы. Так что… Завтра качну белым крылом и вперед, улечу в академию или в свой мир.
Главное, все эти мысли и желания промелькнули у меня в голове за секунды… За те секунды, что я, глядя в карие глаза, плавилась от жара внутри меня. Но мне вновь удалось успокоиться и прошествовать на ужин, подражая величественной походке пожилой леди.
– Кстати, а кто та дама, что осчастливила нас своим присутствием? – поинтересовалась я у Рикиши, отодвигая тарелку с салатом.
– Леди Августа, – произнес мой скрытный информатор и не добавил больше никаких подробностей.
Правда, учитывая наличие некоторого сходства, я решила, что это мать Марими. Было у этих леди нечто общее в осанке, в чертах лица, в движениях. Страшно подумать, сколько этой Августе, если она выглядит лет на шестьдесят–семьдесят. Когда еще более–менее можно себе позволить пободриться, но недолго. И морщинки на лице скрывать уже бесполезно – скорее они придают определенный шарм. То есть возраст, когда женщина смиряется с тем, что она бабушка, но еще не готова стать милой старушкой.
– Спокойной ночи, леди! Завтра мы не увидимся уже…
В голосе Рикиши звучит грусть, причем, как обычно, все искреннее, настолько, что хочется верить. И я верю. «Грустно ли весело, не будем вместе мы…»
– Откуда ты знаешь ту песню… последнюю?
– Ее часто напевала одна леди. Та, что жила здесь до вас.
Я замерла, пытаясь осознать только что услышанное.
– То есть… Вы уже не в первый раз проворачиваете подобное?!
– Второй, – Рикиши кинул быстрый взгляд на меня и уставился в угол комнаты.
– И ее тоже учил ты?
Вау! Судя по неконтролируемому гневу, я не просто ревную. Я в бешенстве. Учил, соблазнял, гулял с ней по городу, играл на своей арфороялине. Сейчас прольется чья–то кровь!
Выдыхаем, успокаиваемся, улыбаемся. Ты тоже не была девственницей до встречи с ним. И он тебе ничего не обещал. Просто…
– Нет, ту девушку учил другой.
Уф-ф! Я сдулась, как воздушный шарик. Расслабила сжатые кулаки. Заметила, что ногти, оказывается, впивались в кожу.
Тут я вспомнила про упоминаемых Марими конкурентках. Нет, учить моих он точно не мог. Просто физически.
– А у той девушки тоже были соперницы, как у меня?
Поместье огромное, здесь даже жилых домов пять штук, так что можно хоть пансионат на десяток учениц открывать и пересекаться друг с другом девицы не будут.
– Да, леди, – в углу комнаты явно прячется что–то интересное, иначе, как еще объяснить тот факт, что Рикиши взгляда от этого места не отводит?
– И у каждой – свой учитель?
– Да, – парень, наконец–то, рискнул посмотреть мне в глаза: – Леди…
– Да?!
– Все будет хорошо! Вы справитесь!
– Спасибо, – я благодарно, но устало улыбнулась. Эмоциональные перегрузки порой выматывают сильнее, чем физические.
Наверное, надо было попрощаться с Рикиши, обнять его, что ли… Он ведь намекнул, что мы больше не увидимся. Хотя, судя по его взгляду, от меня ожидается нечто большее, чем объятия.
Но я стояла и просто молча смотрела на него, запоминала…
В конце концов, он ведь никуда не денется?! А если я завтра буду победительницей, значит, спокойно могу потребовать своего учителя и побыть с ним сколько захочу. Просто… Сейчас я хочу побыть одна. Очень.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, леди.
Когда за парнем закрылась дверь, я упала на кровать лицом в подушку и разрыдалась. Плакала я долго, сначала навзрыд, потом тихо… и не заметила, как уснула.
Разбудила меня Сонола, непривычно рано, еще до рассвета.
– Одевайся и спускайся ко мне, – и, уже от двери, обернулась чтобы ехидно уточнить: – Найдешь, надеюсь?
Я презрительно фыркнула. Комнату, где пороли Рикиши, я найду с закрытыми глазами. Хотя шла из нее злющая и думающая о чем угодно, только не о том, чтобы запомнить дорогу. Но, может, поэтому она и записалась у меня на подкорке.
Так что, надев свое самое любимое платье – фисташковое с черными вставками, идеально гармонирующими с черной лентой в волосах и черными туфельками, я побежала вниз. В голове было пусто, никаких мыслей. В душе – никаких эмоций. Ровно до того момента, как за мной захлопнулась дверь, и я застыла, глядя на распятого у стены Рикиши.
– Пожалуйста, не делайте этого… За что?! – успела я услышать надрывный умоляющий шепот, обращенный к Соноле.
Она стояла ко мне спиной и рисовала на висящем перед ней обнаженном теле острыми ногтями. Очень острыми – я видела стекающие капельки крови. Подойдя ближе, я поняла, что это не ногти, а специальные насадки на пальцы. Левое плечо и часть груди Рикиши уже были изрисованы волнистыми загадочными завитушками.
Тонкие красные линии на белой коже. Закушенная нижняя губа и капли пота над верхней. Застывший, ушедший внутрь себя взгляд. Странно, почему Рикиши так плохо? Человек, который смог вытерпеть несколько десятков ударов плеткой еле удерживается на грани сознания от неглубоких царапин?
– Хочешь, я подарю его тебе? – спокойно поинтересовалась Сонола, продолжая вырисовывать следующий завиток.
Я замерла, пытаясь понять, как мне реагировать на такое роскошное предложение. Судя по лицу Рикиши, тот против смены хозяек. Не зря же он с мольбой смотрит то на бывшую, то на будущую?
Но сказать «не хочу», у меня язык не поворачивался, ведь это же будет ложь, откровенная и небезопасная. Потому что в другой раз могут уже не предложить.
– На каких условиях? – придется торговаться, тянуть время, наблюдать и размышлять.
Жаль, я не знаю, во сколько у меня экзамен – может, это такой хитрый способ отвлечь меня? А потом засчитают пропуск или опоздание как несдачу. Обидно будет.
– Совершенно безо всяких условий, – хмыкнула Сонола и улыбнулась. Чувствуется, что ей действительно весело, и это пугает. – Сдаешь все на отлично, подписываешь документы о поступлении в академию и мальчишка твой.
Стимуляция? Приз? Награда? Но, вместо радости у меня предчувствие грандиозной подставы. Нахмурившись, я пытаюсь придумать, как действовать дальше. А победная улыбка на лице Сонолы слегка меркнет. Благотворительница вопросительно посмотрела сначала на меня, потом на Рикиши и вдруг зло усмехнулась:
– Ты не сказал ей? Она до сих пор не знает, кто ты?!
Вместе со злостью в голосе Сонолы – изумление, которое она даже не пытается скрыть. Запустив пальцы в волосы своего раба, она заставила его поднять голову и посмотреть на нас. Сердце замирает от жалости, и это не фигуральная выражение. Юноша отвратительно выглядит, причем, я совершенно не понимаю, почему. Кожа становится все бледнее и бледнее, к тому же начинает отдавать легкой синевой. Блеск в глазах давно исчез, губа прокушена до крови, пот стекает по лицу… Четкое ощущение, что парень испытывает ужасную боль.
– Что он мне не сказал? Что с ним происходит?!
Вопросы, много вопросов. Меня начинает потряхивать от волнения. Я не понимаю ничего… Абсолютно ничего!
– Пожалуйста, не поступайте так со мной. Пожалейте… Не надо, умоляю! – шепот Рикиши пробирает до мурашек.
Я слушаю и сверлю Сонолу злобным взглядом, а она вновь ухмыляется, самодовольная красавица. И произносит, глядя на меня, медленно, четко, снимая с пальцев свои царапки–насадки:
– Смотри, как ему плохо. Но, я готова подарить его тебе, если ты успешно сдашь экзамен. А теперь нам пора!
Звучит очень странно. А что будет с ним, если я не сдам? Что будет со мной?! Я уже приоткрыла рот, чтобы уточнить хотя бы насчет Рикиши. Но Сонола подхватила меня под руку и потащила к двери, потом обернулась и с наигранным сочувствием в голосе промурлыкала:
– Потерпи, малыш, твоя новая хозяйка скоро вернется. Тебе некого винить за случившееся, кроме самого себя… – тут она повернулась ко мне и интимным шепотом, на ухо, уточнила: – Скажи по секрету, он хотя бы успел соблазнить тебя?
Я чуть ли не отпрыгнула, пытаясь вырваться из цепких рук, и беспомощно обернулась на повисшего без сознания Рикиши.
– Ничего не рассказал и не соблазнил! – никогда не думала, что смех красивой женщины может вызывать отвращение до рвотных спазм внутри живота. – О! Я очень надеюсь, что ты всех обскачешь, иномирная лошадка, – меня передернуло от такого сравнения, а Сонола продолжила с ехидством в голосе: – Надеюсь, вам повезет, и мальчик успеет пару раз порадовать тебя. Хотя… – тут эта злобная самка собаки попыталась изобразить сочувствие, глядя то на дверь, за которой остался Рикиши, то на меня, но при этом просто урча от удовольствия: – Вряд ли он доживет даже до твоего возвращения. Ведь я ни разу не покормила его за последние сутки.
У меня в голове все кипит в попытках понять что происходит, мозги плавятся, предположения одно другого бредовее сменяют друг друга.
Извернувшись, я ворвалась обратно в комнату, подбежала к Рикиши и поднесла к его губам свое запястье. Время остановилось. Жду… Недолго…
Длинные острые клыки, как иголки, протыкают мою кожу, касание холодных сухих губ и жадные глотки в недолгой тишине.
– Теперь у него тоже нет выбора, – довольный голос Сонолы пронзает меня гораздо острее, чем осиновый кол в сердце. – Не сдашь, – он умрет. Сдашь, – проживет еще какое–то время, деградируя потихоньку.
Я не очень понимаю второе, но зато прекрасно осознаю первое условие. Меня привязали к этому миру. Мало того, вновь идеально простимулировали. Я вляпалась, как будто мне действительно двадцать. Очевидно, их таблетки омолаживают не только внешность, но как–то влияют на способность здраво рассуждать.
Хотя… Я вспоминаю так и недочитанную мною книгу о вампирах–зомби. Нет… Не может быть! Но именно благодаря этой книге моя первая здравая мысль после слов Сонолы: «Ведь я ни разу не покормила его за последние сутки», была именно про вампиров. И ведь угадала! Рикиши явно выглядит лучше. Ну, не считая губ, измазанных в крови. В моей крови…
– Идем! Тебя никто ждать не будет, – Сонола снова довольно грубо схватила меня за руку и потащила за собой.
– Я – буду, леди, – шепчет мне вслед Рикиши, и у меня внутри растекается приятная сладкая истома.
М–да, на экзамене я буду думать о чем угодно, только не о самом экзамене. И это хорошо.
