Ирина Валерьевна Дынина
Маша и медведи
Смотрит Маша, а табуретки у стола – разные. Одна – высокая, другая – поменьше, третья – так и вовсе, маленькая. Как раз для нее.
И тарелки на столе разные – большая, средняя и маленькая. В каждой тарелке – каша горой желтеет.
– Сначала, – сама себе Маша говорит. – руки помыть надо и лицо умыть. Я по лесу много ходила, всякие микробы вредные ко мне прицепиться могли.
Разыскала Машенька рукомойник – интересная вещь такая, старинная, для умывания предназначенная, умылась и руки вымыла с мылом душистым, земляничным. Рушником нарядным руки чистые вытерла и обратно, к столу, накрытому, вернулась.
Попробовала Машенька на большом табурете сидеть, но неудобным он ей показался – страшно высоко, упасть можно и удариться. На втором табурете, что пониже, тоже не понравилось Маше сидеть – до стола далеко, а до тарелки с кашей, еще дальше. Тогда уселась Машенька на маленькую табуретку и к каше потянулась – по росту ей стульчик оказался, в самый раз для того, чтобы покушать с удобствами.
Набросилась Маша на кашу, наелась вдоволь и спать захотела, а тарелку, немытую, на столе бросила, по привычке своей нехорошей.
Каша, хоть и не такая вкусная, как в доме родном, у мамочки любимой, но голод утолила хорошо.
– Спасибо хозяева вам за кашу. – поблагодарила девочка неизвестных добрых людей и прошла в другую комнату, кровать для сна разыскивать – за оконцем-то, стемнело совсем.
А, в другой комнате три кровати стояло – большая, поменьше и маленькая, как раз для Маши.
На большой кровати – подушка одна, но огромная, высокая, на кровати поменьше – обычная, но в кружевной наволочке, на маленькой кроватке – три подушечки, одна другой наряднее.
Попробовала Маша на большой кровати полежать – ан, нет, не понравилось ей – жесткий матрас, да одеяло кусачее весь сон отогнало.
Тогда легла девочка на кровать, что поменьше, но опять не уснула – матрас неудобный, подушка – высокая.
Пришлось Маше на маленькую кроватку спать ложиться, а, там, все в самый раз оказалось. Матрасик – мягкий и одеяло пушистое, и игрушка-погремушка под подушкой.
На той кроватке Маша и заснула сладко-сладко, Мишутку своего рядом положила и не слышала, как утром ранним петухи пропели.
С этими петухами вернулись домой хозяева и сразу поняли, что кто-то чужой по дому ходил и свои порядки наводил.
В той избушке лесной, жили три медведя – Михайло Потапович с Настасьей Филипповной и Мишутка, маленький медвежонок, сынок их, озорной и веселый.
Смотрит Михайло Потапович, а табурет его двигал кто-то. Кто-то посторонний, да хозяевами дома, незваный.
– Кто сидел на моем стуле? – грозно взревел Михайло Потапович и топнул ногой.
– Кто трогал мою тарелку? – присоединилась к нему Настасья Филипповна и сердито лапами замахала.
– Кто ел мою кашу и всю съел, да еще и тарелку грязную на столе оставил? – расплакался голодный Мишутка и засунул лапу в рот.
– Сейчас мы отыщем гостя нежданного и ему не поздоровится. – грозно заявил Михайло Потапович и медведи, все втроем, пошли по дому бродить, гостя незваного искать.
В сенях пусто оказалось, в горнице – никого. Тогда направились медведи в спальню, а там..
– Кто спал на моей кровати? – грозно заревел медведь.
– Кто лежал на моей кровати? – сердито заревела медведица.
– Кто спал в моей кроватке и, до сих пор, там спит? – ойкнул медвежонок и указал лапой на Машу.
А, Маша уже не спала. Проснулась она от грозного рева медведей и перепугалась. Перепугалась и решила повиниться.
Странно ей, конечно, медведей видеть было, на двух ногах стоящих и в одежду человеческую одетых, но разве мало в жизни диковин случается? В книжках умных и не про такие чудеса написано, а, Маша, девочкой росла любознательной и книжки всякие, занимательные, читать любила.
Встала она с кровати и в пояс медведям поклонилась.
– Извините меня, хозяева добрые, за то, что без спросу в избу вашу зашла, кашу вашу съела и на кровать улеглась. – сказала девочка, испуганно смотря на злых медведей. – Ночь на дворе была, а, мне, одной, в лесу страшно.
– А, сейчас тебе, что, не страшно? – удивился Михайло Потапович.
– Страшно, – призналась Машенька. – вон, вы какие большие и сильные. А, разве не знаете вы о том, что нельзя на детей кричать и ругаться? Детей надо с любовью воспитывать, словами ласковыми.
– Это, тебя-то, словами ласковыми? – зарычал медведь. – Лентяйку и грязнулю?
– Почему, лентяйку? – возмутилась Маша несправедливым обвинением.
– Потому что, ты, неумеха, кашу чужую съела, а тарелку за собой помыть не потрудилась. – еще больше разозлился папа-медведь. – Так только лентяи делают – никогда за собой не прибирают! Вот, у нас, Мишка, хоть и маленький еще, а тарелку после себя, всегда помоет, или языком вылижет начисто.
– У нас дома посуду всегда мама моет. – махнула рукой Маша, продолжая спорить с грозным медведем. – И пол метет, и белье стирает, и гладит.
– А, ты чем занимаешься? – зарычал медведь.
– Я? – растерялась Маша. – Ничем не занимаюсь. В игрушки играю и книжки читаю. Я еще маленькая!
– Ты хоть и маленькая, – рассердился медведь и ногами затопал. – но, лентяйка большая! Ты в дом наш без спросу пробралась. Мы тебя накажем за это.
На этот раз Маша сильно испугалась – очень уж зол был Михайло Потапович, аж шерсть у него на загривке дыбом встала.
– Не наказывайте меня, медведи лесные, – попросила Маша. – Не со злом я к вам в дом пришла, а по незнанию. Вы простите меня за это, а я вам отработаю и вину свою искуплю.
– Отработаешь? – расхохотался медведь и подбоченился. – Чем же ты можешь нам отработать? Невзрачная ты, маленькая, да худенькая, и одета странно – в штаны чудные, да рубаху, а не в сарафан, как девицам положено. Какой из такой крохи работник получится? Да и лентяйка ты, сразу заметно. Толку-то от тебя? Съесть тебя, и все дела.
– Одета – обычно. – развела руками, ошарашенная словами медведя, Маша. – В городе нашем все так одеваются.
– Еще и городская! – всплеснула лапами медведица, Настасья Филипповна. – От неё еще изжога приключится! Они, там, в городе, еды доброй не ведают, всякой гадостью питаются, газировку пьют сладкую, после которой зубы болеть начинают. А у нас здесь, в лесу, стоматологов днем с огнем не сыщешь. Один ветеринар в Ольховке и тот – медведей боится.
