Ирина Юльевна Енц
«Казаки-разбойники»
Глава 3
Остаток дня я провела в домашних хлопотах. Валька, по-видимому, все же обидевшись на меня, буркнула, что ей на работу не мешало бы заглянуть, вдруг кому срочно помощь потребуется. Я кивнула головой и бросила отрывистое «пока». Она постояла несколько секунд, глядя в раздумье на меня, и спросила:
– А все-таки… Что тебя так напрягло, что ты, как ошпаренная из сторожки выскочила? Я же вижу, ты на себя не похожа стала. Не поделишься с подругой?
Вальку обижать не хотелось, и я промямлила:
– Не знаю… Просто захотелось уйти…
Объяснение было так себе. Подруга глянула на меня проницательно, а потом, несколько обиженно, буркнула:
– Не хочешь – не говори, дело твое…
На такой волне с ней расставаться не хотелось, и я примирительно проговорила:
– Давай завтра к дяде Славе еще раз зайдем. Я пирогов напеку, отнесем ему, а заодно и поговорим еще. Ведь он что-то нам не дорассказал, про дом этот.
Валька сразу же вдохновилась.
– Ну, да…! Точно!!! – И словно про себя добавила, – Может еще и Егор не уедет…
Ох, чувствовалось, что оставил этот «целый Аркадьевич» след в сердце подруги. На том мы и расстались.
А вечером она опять пришла ко мне, заявив, что останется ночевать, по причине «не оставлять же подругу один на один с привидением». Ее приходу я была рада. Не то, чтобы я уж очень боялась, что привидение вернется, но одной было все же как-то жутковато.
В старом сундуке деда я обнаружила несколько альбомов с фотографиями, и мы принялись их разглядывать.
– Смотри, это ведь наша компания «разбойников»! – Валентина азартно ткнула пальцем на одно фото, на котором стояла стайка перемазанных ребятишек. – Помнишь, как мы тогда играли? Это вот Колька, он сейчас где-то в городе, говорят в немалых чинах в милиции служит. Как служил там в армии, так после армии и остался. А это Маринка, она сейчас у нас продавщицей в магазине. Замуж выскочила за какого-то залетного строителя. Сейчас толстая такая стала, двое ребятишек. А тут, глянь, словно тростиночка. А это мы с тобой, – она ткнула пальцем в двух девчушек, стоявших рядом и крепко держащихся за руки. Ситцевые одинаковые платьишки, сандалии на босу ногу, косички в разные стороны, в которые вплетены обычные шнурки от ботинок.
У всех серьезные лица, словно и впрямь, все приготовились к бою. Дружно смотрят в камеру напряженными взглядами. Я листала альбом, а Валька сыпала комментариями. И вдруг нам на глаза попалась одна старая фотография. Дед Иван, а рядом с ним красивая женщина, юная, почти девчонка.
– А это кто с твоим дедом? – Валька собрала брови «домиком», словно напряженно пытаясь что-то вспомнить.
Я внимательно всмотрелась в ее лицо. Что-то неуловимо знакомое было в нем. Только, вот что, я понять никак не могла. Перевернула фотографию, надеясь увидеть там какую-нибудь поясняющую надпись, но там ничего не было. Я, почему-то вытащила фотографию из альбома и отложила ее в сторону, что не осталось незамеченным для подруги. Она с любопытством спросила:
– Не узнала, кто эта девица? – Я отрицательно помотала головой. Но Вальку это не удовлетворило. – А зачем в сторону убрала?
Кто бы знал, зачем… Я ответила, скорее сама себе, чем на вопрос подруги:
– Завтра хочу показать ее дяде Славе, может он знает?
Но и этого было недостаточно для Валентины.
– А чем тебя так эта девица заинтересовала?
Поняв, что простым пожатием плеч от нее не отделаться, я попыталась сформулировать то, что мне и самой было не очень понятно.
– Она мне кого-то напоминает, только я пока не могу понять кого…
Кажется, мое объяснение подругу на какое-то время устроило. Но молчать Валентина долго не умела, и опять полезла ко мне с расспросами.
– А тебе не кажется, что дядя Слава чего-то не договаривает?
Я коротко ответила:
– Кажется… Но мы же не можем его пытать, чтобы узнать, что именно он не договаривает.
Валька тяжело вздохнула, словно и вправду сожалела, что мы не можем применить пытки к ее соседу. Потом на мгновение задумалась, и, с непонятно откуда взявшимся оптимизмом, заявила:
– Значит, будем умасливать его твоими пирогами. Расколется, как миленький! Только человек, находящийся не в здравом уме, не сможет разговориться после того, как твоих пирогов с малиной попробует. – И она мечтательно закатила глаза, давая понять, что за эти самые пироги она и сама любую тайну выдаст.
Спать сегодня решили лечь пораньше, и Валька убедила меня, что ложиться сегодня мы должны вместе, объясняя свой порыв тем, что делает этот благородный шаг, чтобы мне не было страшно. Подозреваю, что она сама боялась больше меня. Собственно, мне-то страшно как раз-таки и не было. Чего бояться? Что еще раз эта барышня явится с требованиями найти ее пропавшую туфлю? Так, вроде бы, она все уже высказала, чего повторяться-то? Ну, как бы то ни было, мы легли вместе на одной кровати. Валька долго возилась, будто курица-несушка на гнезде, пытаясь поудобнее устроиться. И только мое грозное шипение, что, если она не угомонится, я выгоню ее в другую комнату, заставило подругу притихнуть. Но и тогда она заснула не сразу. Посопев немного обиженно, принялась мне шептать:
– Полька, а тебя Егор понравился?
Отворачиваясь от нее к стенке, я пробурчала:
– Как может нравиться или не нравиться человек, которого и видел то всего пару минут. А красавчиков я никогда не любила. Редко, когда среди них нормальные попадаются, а не какие-нибудь павлины.
На несколько минут казалось, что мой ответ ее устроил, но уняться она никак не могла, и принялась теребить меня за ночную сорочку.
– Полька, а ты против не будешь, ну, если я… того… отношения с ним заведу?
Я тяжело вздохнула. От черта молитвой, а от подруги ничем.
– Отношения на «заводят», они не куры. Отношения должны сложиться.
Валька весело хихикнула.
– Не цепляйся к словам… Ты же поняла, о чем я…
Я только зубами скрипнула, уже сто раз пожалев, что не выпроводила подругу, а позволила остаться ночевать, да еще и в одной кровати. Но эмоции свои сдержала. Повернулась к ней лицом, и проговорила:
– Послушай, если у вас что-то сложится, то я буду только рада. Тебе и впрямь уже пора замуж. Но, тебе не кажется, что для этого нужно обоюдное желание обоих, и одного твоего будет явно недостаточно.
Валька опять хихикнула, и почти торжественно, проговорила:
– Ну вот и славненько… А ты сама знаешь, что мужики они зачастую своего счастья не понимают. Наша задача – им объяснить, где на самом деле их счастье!
Не выдержав ее серьезной физиономии, когда она произносила менторским тоном последнюю фразу, я расхохоталась. Видя, что я в веселом настроении, она села на кровати, подобрав под себя ноги, подоткнув подушку под спину, и с горящими глазами, начала делиться со мной своими планами по поводу процесса «объяснения мужикам, где спрятано их счастье». В общем, угомонились мы уже за полночь. Васька, поняв, что он здесь третий лишний, ушел в кухню, и улегся на свое излюбленное место у печи. Я слушала Валентину, а сама пыталась отогнать три назойливые, едва сформировавшиеся мысли, которые причиняли мне легкое беспокойство, словно жужжащие над ухом комары. Первое: дядя Слава явно что-то не договорил нам об этом доме. Второе: почему меня так взволновал взгляд Егора. Тему его «неземной» красоты можно было смело отбрасывать. На подобное я была не падка. И третье: что за девушка стоит рядом с моим дедом на фото, и почему меня это так беспокоит. Думаю, если я отвечу на все три вопроса, то найду решение загадки того, что я видела в детстве на чердаке старого дома. И еще… Все эти вопросы, я была почти в этом уверена, вернее, их ответы, связаны между собой. Только вот как?
Мои размышления прервала Валька. Обиженно надув губы, она проговорила:
– Да ты, подруга, меня совсем не слушаешь… А тебе бы стоило. Тоже на личном фронте не густо. А задуматься бы уже стоило. Если бы мы с тобой жили лет триста назад, нас бы уже считали перестарками и старыми девами. – Я, было, открыла рот, чтобы ей возразить, но она мне этого не позволила. Махнула пренебрежительно рукой, и с досадой проговорила: – Ой, я тебя умоляю… Твой жалкий опыт в далекой молодости можно в расчет не брать! Твой, как его, Петя, Ваня, Володя… – Начала она перечислять. Я хмуро ее подкорректировала:
– Анатолий, вообще-то…
Валька махнула рукой:
– Да, без разницы…! Главное, что результата этот проект не принес. Поэтому, ты должна слушать более опытного товарища…
Я хмыкнула:
– Это ты, что ли «более опытный товарищ»? То-то с твоим «опытом» ты поплыла от первой смазливой мордашки.
Валька обиженно захлопала на меня ресницами:
– И не только от мордашки… А фигура, а голос… – И она мечтательно закатила глаза.
Мне эти «курсы повышения квалификации» уже слегка поднадоели, да и предыдущая ночка была та еще. Поэтому я несколько суровей, чем это требовалось, опять натянула на себя одеяло и проговорила:
– Так, все… Спать… А то завтра никаких пирогов не будет и, соответственно, никаких поводов прийти к дяде Славе в усадьбу.
Это возымело действие на подругу, и она, с тяжелым вздохом, принялась укладываться, кутаясь в одеяло. Вскоре, я уже слышала ее сопение. А вот с меня сон слетел, словно и не бывало. И я принялась ворошить свою память, стараясь вспомнить, что за девица стоит на фото рядом с дедом. Ничего толкового вспомнить так и не смогла. И это совсем не удивительно. Я больше запомнила какие-то яркие моменты моего детства. Как мы с дедом ходили на рыбалку, и я умудрилась свалиться в воду, не сумев вытащить рыбу, помнила своих друзей по детским играм и озорству. Но никаких девушек, которые были бы рядом с дедом Иваном в ту пору, хоть убей, вспомнить не могла. Оставалась одна надежда – на дядю Славу. С этими мыслями я и заснула, и спала крепко до самого утра. Если привидение этой ночью и приходило, то никто кроме Васьки его не встречал. А кошки, увы, говорить не умели.
На следующий день, ближе к обеду мы с Валькой отправились опять к старой усадьбе. Пока я с утра занималась пирогами, подруга успела сбегать домой и переодеться, обосновав свой поступок тем, что «не может же она в одном и том же платье перед человеком два дня показываться». Я только хмыкнула, слушая ее объяснения по этому поводу. Вот будет «весело», ели Егора уже не окажется в усадьбе. Но подруге о возможности такого исхода событий я предпочла не говорить. Нельзя подрубать крылья птице на взлете. То, что Валька всерьез решила заняться этим «Аркадьевичем», меня ничуть не удивляло. План по захвату неприступной (а может, и приступной) крепости был в ее уме уже разработан, боевые действия продуманы. Осталось только все это воплотить на практике. Мне почему-то казалось, что Егора таким «кавалерийским наскоком» не взять. Но это так, просто мои предположения, у которых не было никаких особых оснований. И вообще, мне было сейчас не до подобных глупостей. Хотя, подозреваю, моя подруга это так бы не назвала. К таким вещам Валька относилась избыточно серьезно. Наверное, именно поэтому, на моей памяти, как минимум раз в год ей приходилось зализывать раны и склеивать обратно разбитое сердце.
На подходе к усадьбе, она вдруг выхватила у меня из рук корзинку с пирогами, и, состроив уморительно-жалобную рожицу, попросила:
– Можно я Егору скажу, что это я пироги пекла?
Я усмехнулась.
– Да ради Бога! Только надолго твоей «маскировки» не хватит. Дядя Слава все равно знает, кто пек. А ну как проболтается? Получится не очень удобно. Не находишь?
Валька, обрадованная моим согласием, затрещала:
– А я и с дядей Славой поговорю. Ему-то до этого и дела не должно быть, кто, да как эти самые пироги пек. Главное, что он их будет есть.
Я опять усмехнулась.
– Ну, ну… А с чего ты взяла, что Егор еще там, а не уехал обратно в город? Что ему тут делать, в нашей-то глуши? – Капнула я все-таки немного дегтя в ее бочку меда.
Валька сначала испуганно охнула, остановившись, а потом, подняв очи к небу, и приложив свободную руку к груди, трагическим голосом проговорила:
– Не дай Бог… – Тут же поменяла выражение лица на озорное, и произнесла. – Не-е-е-т… Сердце-вещун, его не обманешь. Там он…
От всей этой ее пантомимы я чуть не расхохоталась. Но вовремя себя сдержала. Валька ведь и обидеться может.
То, что ворота усадьбы были распахнуты настежь, мы увидели издалека, и стоявшую «волгу» посреди двора тоже. Валентина победно улыбнулась. Глаза ее сияли, всем своим видом она словно хотела сказать: «Ну вот! Я же говорила!! Тут он, сердешный…» Забежала вперед меня, и стала передо мной крутиться.
– Ну, как я?
Я осмотрела подругу критическим взглядом с ног до головы, и серьезно проговорила:
– Красавица!!! У него нет шансов!
Валюха радостно засмеялась, и стала кружиться на месте, чуть не выронив корзинку с пирогами из рук.
Мы бодро зашагали вперед, к открытым воротам. А в усадьбе, похоже, кипела работа. Какие-то мужики, в количестве никак не меньше дюжины, таскали стройматериалы, бегая по залитому солнцем двору, словно мураши. Всей этой кучей народа руководил Егор. В строительной спецовке, с закатанными рукавами рубашки, разгоряченный работой он был особенно хорош. Валька встала столбом, залюбовавшись парнем. А я только усмехнулась.
– Чего встала, Джульетта? Твой Ромео хоть тебя и не ждет, но думаю, встрече обрадуется. Вперед! – И я тихонько подтолкнула ее в спину.
Валентина мелкими шажками засеменила вперед, напялив сияющую улыбку на лицо. А я заметила, что она и вправду была красавицей, и что они с Егором будут прекрасной парой. Но тут же себя отдернула. О том ли мне сейчас заботиться надо было. У меня были серьезные вопросы, на которые я хотела получить вразумительные ответы. Вот этим и стоило сейчас озаботиться. В конце концов, мы пришли навестить дядю Славу, вот мне его поискать и стоило. Но Валька, словно бригантина под всеми парусами уже летела к Егору так, что я еле за ней поспевала. Он заметил нас, и, что-то крикнув одному из рабочих, пошел с улыбкой нам навстречу. Не доходя до нас пары метров, остановился и, своим глубоким красивым голосом, произнес:
– Рад вас видеть снова. Как поживаете? – И одарил нас лучистым взглядом своих карих глаз, в которых плясали озорные искорки.
Да… Валюху понять было можно. Я почувствовала себя Элизой Дулитл2, которая в смущении стояла перед доктором Хиггинсом3. Даже в рабочей форме он выглядел принцем, со всеми прилагающимися к этой должности безукоризненными манерами. Чтобы как-то это чувство сгладить, я вежливо поздоровалась. А Валька сразу кинулась в бой.
– Здравствуйте, Егор… А мы вот к дяде Славе, проведать, и пирогов принесли, с малиной. – Принялась щебетать она, протягивая ему для наглядности корзинку с пирогами. – Вы же, наверняка, знаете, что он вдовец. Живет один бобылем. Ему и пироги испечь некому. А ведь мы, можно сказать с Полиной на его коленях выросли. Кому, как не нам, позаботиться об одиноком старике. – И она, прямо на глазах, из жгучей красотки Кармен моментально перевоплотилась в мать Терезу, скромно опустив очи долу. И тут же, практически, без перехода, с загадочной улыбкой Джоконды, промурлыкала. – Угощайтесь пирожком. Он с малиной…
Я просто уже не успевала следить за сменой ее образов. Судя по несколько растерянному взгляду Егора, он тоже слегка опешил от такого натиска мимики и улыбок. Повисла неловкая пауза. И чтобы как-то ее нарушить, я, не заморачиваясь светским политесом, просто спросила:
– А дядя Слава где?
Егор ухватился за мой вопрос, как утопающий хватается за соломинку. Несколько суетливо (что совсем не идет принцу), он заговорил:
– А Петрович сейчас у себя, чай собирался приготовить и меня на чай звал… Пойдемте, я вас провожу.
Валька слегка нахмурилась из-за нарушенного сценария, но тут же взяла себя в руки и пропела:
– Вот и славно. Как раз пирожки вам будут кстати… – И нисколько не церемонясь подхватила Егора под руку и начала опять разливаться соловьем:
– Ах, как здесь у вас все налажено! Неужели вы сами тут работаете? Наверное, у вас и другие дела есть? А вы тут, с этой стройкой… – И она, с видом светской львицы, сморщив носик, повела неопределенно в сторону рукой, наверное, этим жестом желая проиллюстрировать свою мысль, о том, что принцам и принцессам не пристало самим заниматься «грязной» работой. Не дожидаясь ответа от Егора, она продолжила засыпать его вопросами. – А кем вы работаете? Ой, только не говорите, что вы строитель! – Она изобразила легкий испуг, граничащий с паникой. – Никогда в это не поверю…
Егор, уже оправившись от волны Валькиного натиска, со снисходительной усмешкой все же сумел вставить:
– Я инженер-механик…
От неожиданности, я бы даже сказала, от легкого разочарования, Валька слегка даже притормозила. На ее лице была так явно видна растерянность, что Егор, не выдержав, звонко рассмеялся.
– Что, не оправдал ваших надежд?
Валентина все еще продолжала хлопать ресницами, а он, взяв ее за руку, повел, как козу на веревочке, приговаривая при этом:
– Пойдемте, пойдемте… Надеюсь, не смотря на свою профессию, я могу претендовать хотя бы на один пирожок.
Валюхина стратегия сыпалась прямо на глазах. Но не тот полководец, что сбежит с поле боя, если что-то пойдет не по его плану. А тот, который сумеет перегруппироваться и вновь рвануть в атаку. Вот подруга, быстро перегруппировавшись, и рванула.
– Ой, Егор…. Какая у вас прекрасная специальность. А главное, всегда востребованная. Людям всегда нужно что-то ремонтировать… – Но, в области инженерной механики Валька была не сильна, и, понимая это, перешла на другую тему. – А вы здесь потом собираетесь жить, или опять в город уедите?
Егор с легкой, несколько снисходительной улыбкой посмотрел на подругу, и коротко ответил:
– Я пока не решил…
Похоже, «боекомплект» у Валюхи подходил к концу, и она нерешительно проговорила:
– Конечно… Что вам в нашей глуши делать. Так, на лето отдохнуть от города только если приехать.
А меня его снисходительность почти взбесила. Мне было жалко Валюху до слез, с ее восторженными мечтами и не сбыточными надеждами. Все ее жалкие попытки во что бы то ни стало ему понравиться, все ее «стратегии» и «тактики» заодно, он раскусил на раз. И теперь, просто подыгрывал ей, наслаждаясь этой игрой, как кот наслаждается забавой с мышью. И чувствовалось, что в этой игре он был мастером, и Валентине здесь точно ничего не «светит».
Тем временем, мы подошли к дворницкой. Открыв дверь, Егор громко провозгласил:
– Петрович! Гляди, каких гостей я тебе привел, да еще с пирогами.
Дядя Слава, хлопотавший возле стола, накрывая его к чаю, радостно потер руки:
– О, девчонки!!! Заходите, заходите… – Увидев корзинку, уже перекочевавшую из рук подруги в руки Егора, восторженно проговорил: – Неужто, Полинка, ты свои знаменитые пироги испекла с малиной для старика? Как же, как же, помню… ты когда стряпать начинала, а ведь еще совсем девчонкой малолетней была, так Иван, дед твой, царствие ему небесной, – он набожно подвел глаза кверху, – всю улицу угощал. Рецепт-то бабки твоей, покойницы. Знаменитый рецепт…
Я, вздохнув, посмотрела на подругу. Вот и последняя «наживка на принца» приказала долго жить. Валюха закусила губу, чтобы не разреветься, и с тяжелым вздохом, больше напоминавшем стон, уселась на топчан. Вид имела по пословице «сгорел сарай – гори и хата». Егор оглядел скромный стол, и озадачено проговорил:
– Вот только кружек у нас маловато. Я сейчас… – И развернувшись выскочил из комнатки.
А я решила, что более подходящего момента, чтобы задать дяде Славе свои вопросы без посторонних ушей у меня не будет. Достала спрятанное в карман платья старое фото, и, протянув ему, спросила:
– Дядя Слава, а ты случайно не знаешь, кто это на фотографии рядом с моим дедом стоит?
Старик, вытерев руки о свою старенькую тужурку, взял фотографию заскорузлыми от работы пальцами, и, прищурившись, стал ее то отодвигать то подальше от себя, то приближая ее чуть ли не к самому носу. Потом, вздохнув тяжело, покаянно проговорил:
– Нет, девки, без очков не разглядеть. Валентина, глянь там, рядом с топчаном ящик с газетами. Может там мои очки?
Мы с Валькой кинулись на поиски. Наконец, под ящиком, служившим, видимо, хозяину каморки тумбочкой, мы их обнаружили. Я протянула очки дяде Славе, и чуть ли не пританцовывая от возбужденного нетерпения, встала у него за спиной. Валька пристроилась со мной рядом, и мы стали вместе сопеть ему над ухом. Дядя Слава неторопливо напялил очки на нос, и стал внимательно смотреть на фотографию. Потом пожевал губами, помычал невнятно в раздумьях, и, наконец, радостно провозгласил:
– Так это ж никак Любка! Любка Соболева! Дочка нашего директора зверосовхоза!
Я разочаровано выдохнула. Это имя мне ни о чем не говорило. Когда я стала приезжать к деду на каникулы, никакого зверосовхоза тут уже и в помине не было. Я была несколько раздосадована на себя. С чего я решила, что дядя Слава, увидев эту девушку на фотографии откроет мне все тайны земные?! Видимо, из-за этой своей досады, а может быть из-за внимания, с которым мы все вместе смотрели на фотографию, мы не услышали, как в комнате появился Егор. Он подошел совсем неслышно, и я вздрогнула, когда услышала из-за спины его, почему-то сразу охрипший голос:
– Откуда у вас это фото?
Мы все втроем резко обернулись. Лицо у парня сделалось суровым, и та затаенная боль, которую я заметила в первый день нашего знакомства в его глазах, вдруг выплеснулась наружу. И у меня вдруг, не то от бабской какой-то жалости, не то от испуга, сжалось сердце. Он протянул руку и взял из внезапно задрожавших пальцев дяди Славы, фотографию. Мы молчали, как пришибленные. А он, стал внимательно рассматривать старую пожелтевшую от времени фотографию. Первой от ступора очнулась Валентина.
– А ты знаешь, что это за девушка рядом с дедом Иваном?
Егор, помолчав еще несколько секунд, будто раздумывая, отвечать или нет на заданный подругой вопрос, тихо проговорил:
– Это моя мама…
Сказать, что мы удивились, это значит, ничего не сказать. Мы просто впали в столбняк. Первой в себя пришла Валюха. Но, все, что ей удалось сказать на выдохе, это было протяжное «иди ты!». Дядя Слава в отличие от нас сохранил полное спокойствие. Задумчиво покивал головой, и проговорил тихо:
– Да, да… Помнится еще ее отец замуж выдал против воли за какого-то деятеля… Тогда таких было много, только не каждому наверх удавалось пробиться.
Егор, нахмурившись, посмотрел на старика, и под его взглядом, дядя Слава, кажется даже ростом стал ниже. Понятное дело, кому понравится, когда его родителей так вот обсуждают посторонние люди.
Валька вдруг обрела дар речи, и с интонацией Мюллера, обращающегося к Штирлицу, прищурив один глаз, спросила:
– А почему твоя мама стоит на фото рядом с нашим дедом Иваном?
Егор с недоумением посмотрел на Валентину, и ответил растерянно:
– Я не знаю… И этого… вашего деда Ивана я тоже не знаю. Мама никогда не рассказывала о нем. А кто он?
Валька быстро глянула на меня, словно спрашивая позволения рассказать «кто такой дед Иван». А я, по-прежнему, стояла столбом, и мысли в моей голове крутились, словно зимняя поземка в феврале. Не дождавшись от меня ничего вразумительного, она тяжело и скорбно вздохнула, и ответила:
– Это дед Полинки. Он три дня тому назад умер… Царствие ему небесное… – И подруга подвела глаза кверху, словно старалась увидеть это самое «Царствие». А дядя Слава тихонько закрестился мелким крестиком, чуть отвернувшись в сторону, надо полагать, чтобы никто не заметил.
Егор посмотрел на меня, будто ожидая каких-либо объяснений на эту тему. Я пожала плечами, на его взгляд, и спросила сама:
– А ты не можешь маму свою спросить, почему она сфотографировалась с моим дедом?
Егора мой вопрос почему-то напряг. Он насупился и буркнул в ответ:
– Не могу…
Валька, было, начала его уговаривать:
– Ну почему? Вопрос то простенький…
Егор резко повернулся к подруге, и, глядя на нее глазами больной собаки, проговорил тихо:
– Мама умерла, когда мне было шестнадцать… – И, больше не произнеся ни слова, молча вышел из дворницкой.
В каморке наступила тишина. Все почувствовали какую-то неловкость. Я посмотрела на дядю Славу:
– Дядь Слава, расскажи, что знаешь об этой женщине…
Старик вздохнул, и проговорил ворчливо:
– Ох, девки…. Не лезли бы вы в эту историю… Добра не будет…
Его слова, естественно, возымели совершенно противоположный эффект. «Залезть» захотелось с неимоверной силой. Увидев наши горящие взгляды, направленные на него, дядя Слава крякнул от досады, поняв, какую ошибку допустил. Но, слово – не воробей…, ну и все остальное. Вздохнул тяжело и проговорил:
– Ну давайте, что ли, чая тогда уж попьем. За чаем как-то легче вести беседу.
Мы с готовностью закивали головами, полностью поддерживая это его предложение. Он не спеша разлил чай по кружкам, и, словно испытывая наше терпение, неторопливо взял пирожок из корзинки и принялся его жевать, да при этом, нахваливать мои кулинарные способности. Я, чтобы не взорваться от нетерпения, сцепила зубы и через них цедила чай, выразительно посматривая на старика. Но он, не замечая моих взглядов, потянулся за другим пирожком. И это продолжалось до третьего пирожка, пока у Валюхи не кончилось терпение.
– Дядь Слава!!! Ну мочи же никакой уже нет!!! Мы ж тебе пирожки принесли и обратно не заберем! Рассказывай уже!!
Собственно, я с подругой была полностью согласна, но она не жила с дедом, как я, и поэтому не знала, что чем больше стариков торопить, тем медленнее они будут двигаться. Причем, неважно, в прямом смысле или в переносном использовать это слово «двигаться». Дядя Слава, спокойно откусил от третьего пирожка, и, тщательно прожевав, назидательно проговорил:
– Вам, молодым, все быстро надо… А про пословицу «Поспешишь – людей насмешишь», вы забываете. Мне же вспомнить все как следует надо, сколь годков-то уже прошло. Кое-что и забылось. Да и пирожки вкусные, просто язык проглотишь! Молодец Полинька, руки золотые… – И сурово глянул на Валюху, тем самым давая ей понять, что ее-то руки точно совсем из другого материала сделаны.
Но мою подругу укоризненными взглядами остановить было трудно. Она была похожа на бульдозер: чем больше препятствий на пути, тем большие усилия она вкладывала в их преодоление. Мстительно сощурившись, она протянула:
– Ну, ну… Придешь ты ко мне в больницу уколы ставить, когда спину прихватит…
Дядя Слава от такого заявления аж пирожком подавился, закашлялся надсадно, а я принялась по спине его стучать, глядя укоризненно на подругу. Прокашлявшись, он отхлебнул из своей кружки, вытер пальцами рот, и, осуждающе проговорил:
– Ну Валентина… Не баба – танк!
Валька, ни разу не смутившись, победно глянула на меня и лихо подмигнула, мол, знай наших.
Дядя Слава взял фотографию, которая после ухода Егора так и осталась лежать на столе, посмотрел на нее внимательно, а потом обвел нас взглядом и проговорил как-то печально.
– Любка Соболева была первой любовью твоего отца, Юрия. – Я сидела, глядела на него и только глазами хлопала. До сего момента я всегда думала, что первой и единственной любовью моего папы была моя мама. И то, что говорил дядя Слава было для меня великой новостью. Хотя… Ничего особо предосудительного в этом факте я пока не находила. А старик продолжил говорить. – Уж какая у них была любовь, ты меня Полюшка прости, но от нее, от этой их любви все лампочки в деревне светились. Правда, отец у Любки был человек жесткий, если не сказать жестокий. Уж не знаю, что там у них в семье было, но чувствовалось, что девка от этого страдала. Вот она частенько к деду Ивану и бегала, особенно уже после того, как Юрка в армию ушел. И дед ее твой привечал, как родную, чуть ли не невесткой считал. А потом, бац-трах, ее папашка взял и выдал ее замуж за этого деятеля. Видать, не хотел зятя из простой семьи.
Дядя Слава замолчал, как видно, задумался о прошлом. Взгляд его сделался тоскливым. Все это, конечно, было для меня полнейшей неожиданностью, но совсем не отвечало на все вопросы, которые последнее время не давали мне покоя. Валюха, которая долго молчать попросту не умела, опять принялась приставать к старику.
– Дядь Слава, а как мать Егора умерла?
Направление ее любопытства было мне вполне понятно. Но я знала наверняка, что в виде привидения приходила ко мне не эта женщина. Но Валька-то «мой» призрак не видела, вот и старалась. Дядя Слава, будто очнувшись от своих невеселых мыслей, посмотрел с удивлением на Вальку, и проговорил обычным голосом:
– Так, несчастный случай получился. Она вот здесь, у нас, в смысле в нашем поселке и погибла. Говорят, что с лестницы упала. Егору как раз на тот момент шестнадцать годков сравнялось. Отец его отсюда и отправил в город, к какой-то не то тетке, не то бабке двоюродной по матери. Видать, мальцу в их доме все о матери напоминало, так вот, чтобы шибко не переживал, отец и услал его. А потом и сам уехал, говорят на повышение пошел. А дом тут, у нас в поселке, так и остался стоять. Он только сам на лето сюда приезжал. А Егора я больше здесь у нас и не видел вот до этого года. Он и сейчас, когда отстраивать начали эту усадьбу, в тот, свой дом-то, даже и ночевать не ходит. Здесь комнатку на втором этаже обустроил, тут в усадьбе и ночует. Видно, вспоминать ему до сих пор тяжело. – И добавил как-то печально, будто самому себе. – Его понять можно…
Мы посидели немного в каком-то скорбном молчании, и я все же решила еще спросить.
– Дядя Слава, а что ты говорил, будто с этим домом что-то не ладно? Ты что имел в виду?
Старик хмуро посмотрел на нас, и пробурчал:
– Да это я так, сдуру ляпнул…
Валька улыбнулась, как лиса, которая зайца в угол загнала, и протянула:
– Дядя Слава… Не темни… Ты сказал, мы услышали. Давай, колись…
Ему это совсем не понравилось, ни Валькина улыбка, ни ее интонации. Он еще сильнее нахмурился, и ворчливо проговорил:
– Да я сам еще как следует не разобрался. Когда еще строители не приехали, я ж тут один караулил. Так вот, иногда, на втором этаже вроде бы свет горел. – Он внезапно перешел на шепот. – А Жучка, так даже и не тявкала. Скулила и все к моим ногам жалась.
Подруга подалась чуть вперед, и, округлив глаза зловещим шепотом выдала:
– Привидение…
Мы с дядей Славой оба на нее посмотрели. Он с недоумением, а я с особым зверским выражением. Но мне показалось этого недостаточно для Валентины, и я продемонстрировала ей снизу кулак, но так, чтобы старик не заметил. А то еще кинется про мое привидение всем рассказывать, что уж совсем было бы лишним. А дядя Слава поморгал на нее немного растерянно, и спросил:
– Почему, привидение? Не-е-е… Живой человек ходил. Я на ту пору берданку-то в сторожке оставил. А без берданки боязно стало туда идти. Доброму человеку в пустом доме делать точно нечего. Пока за ружьецом-то вернулся, вышел, а уже все кругом тихо, и никакого света нигде не видать. Еще потом звуки разные ночью слышал. Вроде как, камень о камень скрипит. Днем схожу гляну, вроде, все на месте. Я, было, хотел его, этого ночного «гостя» подкараулить. Да тут Егор приехал, строителей привез. Так может все и успокоится само собой. Никто больше лазать сюда не будет.
