Ирина Юльевна Енц
Тайна Урочища Багыш-Хана
Я словно побитая собачонка еще покрутилась на месте, даже ногой топнула от досады, и поплелась обратно. А спину мне продолжал холодить чей-то взгляд. И теперь я точно была уверена, что это не ворон и не какая другая зверушка.
Отойдя от этой тупиковой полянки, я откликнулась, пока Татьяна не начала лютовать по-настоящему:
– Да тут я, тут… Иду уже…
А мысли мои метались как заполошные ящерицы, на которых плеснули кипятком. Во что бы то ни стало, мне нужно было увидеть опять этого человека и расспросить его обо всем. Я была не почти, а твердо уверена, что он знает ответы на все интересующие меня вопросы. И поэтому, что…? Мне просто необходимо уговорить ребят остаться здесь еще на ночь. Именно здесь, в этом урочище, а не где-нибудь на склоне горы, как в прошлый раз. О нехорошем не думалось. Я, просто, не чувствовала никакой опасности, которая бы исходила от этого белоголового. К тому же, к моим прежним вопросам, добавилась еще приличная кучка новых. Кто он такой? Откуда здесь взялся? А главное, куда он делся, черт бы его побрал!!
Вылезла из кустов и сразу же наткнулась, словно на вражеские копья, на гневно сверкающий взгляд подруги. Она бегло осмотрела меня с ног до головы. Не заметив никаких видимых увечий, кроме нескольких царапин на щеке, оставленных колючками кустарников, пока я продиралась вслед за скрывшимся человеком, Танька набросилась на меня, с совершенно справедливыми претензиями:
– Что случилось-то!!! Чего орала, как укушенная?! И куда подевалась?! Короб с урюком здесь, тебя нет, и где искать тебя, фиг знает!!! Меня чуть кондрашка не хватила, пока мы тебя искали!!! Тут такое творится, а ты… Нервы бы подруге поберегла!!! Поседеешь тут с вами, блин!! – Выпалив это все единым махом на повышенных тонах, Татьяна несколько угомонилась. Хмуро глянула на мою, немного взбудораженную, и совершенно не раскаявшуюся физиономию, и, позабыв о своей вновь возникшей из-за меня седины, с любопытством спросила: – Чего случилось-то?
Я, быстро прикинув в уме, что без подробного и красочного повествования о моей встрече с неизвестным мне ни за какие коврижки не удастся друзей уговорить остаться здесь на ночевку, решила им рассказать о своей неожиданной встрече. К тому же, я прекрасно знала, что Танька была охоча до всяких тайн. Да чего уж там! Отбросив всякую деликатность, можно было смело сказать, что подруга была любопытной, как мартышка. И, разумеется, я рассказала все. Конечно, Татьяна тут же захотела обследовать место, где я в последний раз видела того человека. На мои настойчивые заверения, что там не было никаких пещер, лазов и тому подобных укрытий, она только махнула рукой.
– А…! Наверняка ты пропустила что-то! – И поспешно добавила, не желая меня обидеть: – Не мудрено! Там, скорее всего, такие заросли, что сам черт ногу сломит! Давай, веди, показывай! – И она радостно мне подмигнула, выдав лихую улыбку.
Вообще, было сложно не заметить, что в последние несколько часов подруга расцвела и похорошела так, что я с трудом в ней узнавала ту, вечно ворчащую и опровергающую любые истины, какие ни на есть, подвергая всё и вся сомнениям, девчонку. Она, словно гусеница, выбравшаяся из своего плотного скучно-коричневого кокона, расправила радужные крылышки, засверкавшие на солнце всеми цветами радуги. Да и характер стал какой-то легкий, покладистый, словно у птички, радостно порхающей в ясном синем небе, и счастливо щебечущей в его лучах. Причина подобной метаморфозы, произошедшей с подругой, тоже топталась рядом, с некоторым удивлением взирая на нас. И конечно, Юрка тоже высказал свое мнение:
– Девчата, а может не надо? Раз человек скрылся, значит, он избегает любого общения. Так и не стоит навязываться…
Его неуверенный лепет мгновенно был сметен, словно хлебные крошки со стола рукой добросовестной хозяйки, Татьяниной логикой:
– Глупости!!! А вдруг, ему помощь нужна или еще что, а он, думает, что совсем одинок, стесняется попросить посторонних людей. Одичал совсем человек… А наше задача ему оказать всяческую поддержку и помощь!
Юрка хмыкнул:
– А если он в этом не нуждается?
Подруга непонимающе уставилась на Юрка:
– В чем не нуждается?
Тот пожал плечами, и с усмешкой проговорил:
– Ни в чем… Ни в чем он не нуждается. Ни в поддержке, ни в помощи… А мы тут со своими…
Договорить он не успел. Татьяна решительно возразила:
– Ерунда!!! Любой человек нуждается в этом!!! Иначе, зачем бы он показывался на глаза Нюське, а потом убегал?
Мы вместе с Юрком с недоумением уставились на подругу. И я, не выдержав долгой паузы, спросила:
– И зачем, по-твоему…?
Танька глянула на нас, словно на двух неразумных деток, и ответила, снисходительно покачав головой:
– Как это, зачем? Стесняется человек, разве не ясно? Характер робкий, вот и сбежал. – И уже обращаясь ко мне: – Чего стоишь? Веди…!
Я про себя только усмехнулась. Вряд ли «робкий» человек мог бы жить в такой глуши один, а уж про «стесняется» там и разговору не было. Вспомнила одну фразу, которую с насмешкой иногда говорила моя бабуля, обращаясь к деду: «Если женщина тебя решила осчастливить, смирись…» Поэтому, затевать теперь спор с подругой, когда я сама хотела убедить друзей остаться здесь на ночевку, посчитала неправильным. Какая разница, что послужит для этого побуждающим фактором, любопытство или стремление осчастливить человека собственной помощью? Главное – результат! И покорно пошла впереди, показывая дорогу, опять продираясь сквозь густые заросли кустарника. Татьяна радостно гукнула, предчувствуя очередное приключение, и задорно крикнула Юрке:
– Не отставай! А то заблудишься!!
Тот беспрекословно полез следом за нами.
Хорошо зная независимый характер друга, я могла с уверенностью сказать, что долго он под командирским оком подруги не выдержит. И Танькино счастье может исчезнуть так же внезапно, как и появилось. А кому потом придется вытирать ей слезы? Правильно, мне! А еще будет нужно вести бесконечные душеспасительные беседы, чего я, честно признаться, на дух не переносила. Поэтому, отметила галочкой у себя в голове, что обязательно нужно поговорить с Татьяной на эту тему, пока не стало слишком поздно. Другими словами, пока терпение у Юрка не лопнуло.
Второй раз продираться к тупиковому пятачку перед скальной стеной, где я потеряла из вида незнакомца, было несравнимо легче. Оказавшись на месте, Татьяна сначала с некоторым удивлением огляделась, а потом вопросительно уставилась на меня.
– А ты уверена, что это именно то самое место? Может, он куда-нибудь шмыгнул, а ты и не заметила?
Я пожала плечами:
– Не знаю… Все, конечно, может быть, но я шла почти по его следам, чуть ли не наступая ему на пятки. Куда тут можно еще шмыгнуть? Тут кустарники растут повсюду, словно колючая проволока на секретном объекте… Да и потом, только тут есть небольшая тропинка. – И я ткнула пальцем позади себя, чтобы все могли убедиться, что так и есть, тропинка, и вправду, существует.
Танька тяжело вздохнула и принялась лазить подо все плети хмеля, подо все кустики, обдирая руки в кровь, и тихонько бурчать на тему «умеют же некоторые усложнить себе и другим жизнь». Не знаю, относилось ли это ко мне, или к тому неизвестному, которому подруга так стремилась во что бы то ни стало помочь. Но, на всякий случай, комментировать ее бурчание я не стала. Мы с Юркой стояли в сторонке (если так можно назвать место в трех шагах от Татьяны) и с интересом, хотя, впрочем, без особого любопытства, наблюдали за Танькиными попытками обнаружить хоть какие-то признаки убежища.
Все ее поиски не заняли много времени. Полянка была совсем небольшой. Она даже не поленилась заглянуть под каждый камень не зависимо от его размера. Сдувая упавшую на глаза прядь, она еще раз огляделась вокруг, затем несколько раз попрыгала на разных местах, как я понимаю, таким образом пытаясь обнаружить какой-нибудь замаскированный лаз под землю. Результата это не принесло. Разочарованно оглядевшись по сторонам, она проговорила, словно обращаясь сама к себе:
– Нет… Здесь ему деваться просто было некуда. Наверняка, он куда-то прошмыгнул, а ты и не заметила. – Последняя реплика была, как я понимала, направлена уже по моему адресу.
И опять же… Спорить я не стала. Просто пожала неопределенно плечами, что могло означать, как и согласие с подобным высказыванием, так и сомнениями по поводу данной версии. Главное, никто из моих друзей не сомневался, что мне этот человек не привиделся, и не был плодом моего разгулявшегося воображения. Тут Юрик что-то заметил, на ближайшей ветке колючего кустарника боярышника. Наклонившись, он что-то отцепил с колючки, и произнес:
– Смотрите…
Мы кинулись к нему с надеждой, что он нашел что-то стоящее, что приведет нас к разгадке таинственного исчезновения незнакомца. Но, к моему большому разочарованию, в руках он держал небольшой клочок коричневой ткани. Обычная тряпочка, но… Я помнила, что цвет одежды у того белоголового был именно такого же коричневого цвета. Я торжествующе посмотрела на друзей и проговорила так, словно сообщала им самую радостное известие в их жизни:
– Ну… И что я говорила?! Это кусочек из его одежды! Именно такого цвета она и была! Значит, он прошел именно здесь, а не шмыгнул куда-нибудь, как ты предполагала! – И тут же сдулась, словно проткнутый воздушный шарик. – Впрочем, это нам не дает ничего нового. Мы по-прежнему не знаем, куда он подевался.
Мы еще покрутились немного на этом проклятом пятачке, вытоптав при этом всю траву под ногами. Если незнакомец и хотел сохранить это место в тайне, чтобы со стороны оно было незаметным, то теперь это было невозможно. По крайней мере, должно было пройти какое-то время, чтобы эта полянка вновь приняла первозданный вид и заросла травой, скрывая его тайну.
Несолоно хлебавши, мы вылезли из кустов, и уселись под абрикосом, рядом с которым я оставила свой короб. Татьяна опять возглавила наш небольшой «совет в Филях».
– Ну, и что будем делать? – Наши с Юркой лица выражали задумчивость, без малейших признаков каких-нибудь ответов на ее вопрос. И она продолжила: – Думаю, Нюська права… Нужно остаться здесь на ночь. Продуктов у нас достаточно, воды тут тоже завались, так что, голодная смерть нам не грозит. К тому же, дома нас не хватятся, по причине того, что некому хвататься. А эту тайну мы должны разгадать. Думаю, он сегодня ночью себя проявит…
Юрка, не утерпев встрял с весьма ехидным замечанием:
– Ага… Робость на его лице ночью будет не так заметна, и поэтому он не станет стесняться…
Татьяна, было, надулась, собираясь ответить что-то резкое, но потом, к моему удовольствию, передумала. Тяжело вздохнула, и уже почти спокойно проговорила:
– Ну… Надо дать ему время. Может, он поймет, что нас бояться не стоит, и все-таки решится обратиться к нам за помощью. А если нет, тогда и ладно. Завтра утром уйдем, и пускай он и дальше живет, как хочет, раз такой…, – она запнулась, подбирая слово, которое бы, по ее мнению, больше всего подходило для незнакомца. Наконец, придумав, выпалила: – …раз он такой нерешительный. По крайней мере, мы со своей стороны сделали, что могли.
Я про себя хмыкнула. Интересно, что такого мы сделали, что подходило бы под категорию «все, что могли»? Рассекретили полянку, вытоптав траву и переломав кусты? Вряд ли этим мы очень сильно «помогли» белоголовому. И потом, я вспомнила взгляд его черных, как ночь, глаз. В них не было ничего жалостного или просящего. Только одна тревога и некий интерес. Ладно… Поживем, как говорится, увидим. По крайней мере, я своего добилась. Мы остались на ночевку в урочище. А внутри у меня, почему-то, крепла уверенность, что ночью может что-то произойти, что позволит нам разгадать эту загадку.
Глава 6
За всеми этими изысканиями мы не заметили, как подкрался вечер. Солнце ушло за гору, и долина погрузилась в прозрачные дымчатые сумерки, растворяющие и делающие зыбкими все вокруг. Скалы, словно насупившись, приобрели расплывчатые очертания, деревья стали напоминать сказочные заросли, продравшись сквозь которые, можно было обнаружить волшебный замок со спящей царевной внутри. В траве застрекотали целые оркестры цикад, словно увертюра к предстоящему грандиозному концерту. Первые звезды зажглись на темнеющем небе. От небольшой речки потянуло зябкой прохладой.
Юрка сходил и привел Иннокентия вместе со всей поклажей. Ослик вел себя как-то настороженно, опасливо поглядывая по сторонам, стараясь при этом быть к нам поближе, что было и не удивительно. Наверное, боялся шакалов, которые начали подавать голоса откуда-то из-за речки.
Пока мы с Татьяной разбивали палатку, Юрок натаскал дров и развел под укрытием двух камней небольшой костерок. Подруга смело вызвалась сходить к речке за водой. Но эта ее инициатива выглядела как-то неуверенно, и поэтому Юрка вызвался ее сопровождать. Сегодня решили не ужинать, а только выпить чая. Да и какая могла быть еда, когда мы налопались до икоты спелого урюка?! Пока еще не настала полная темнота, я умудрилась насобирать немного барбариса для чая, или, скорее, для компота, потому как, ягод получилось почти на половину котелка. Ребята у реки задержались. Волноваться я не торопилась. Думаю, они там целовались. Хотя Танька, отвечая потом на мой вопрос: «Чего так долго?», смущенно запинаясь и даже слегка краснея, принялась мне лопотать что-то про «неудобный берег».
Напившись барбарисового отвара, решили укладываться на отдых. И то сказать, день выдался хлопотным и тревожным, не говоря уже о физической нагрузке после лазанья по горам. Юрка, как обычно, взяв гитару, решил дежурить первым, пообещав, что разбудит меня для смены на «посту» в два часа ночи. Но разве можно оставаться в палатке, пускай, даже и после трудного, утомительного дня, когда ночь поет на все голоса, дурманя сладкими запахами спелых фруктов и цветущих трав, звезды, такие близкие здесь, в горах, что кажется, встань на цыпочки, протяни руку и сумеешь дотронуться до их колючих и холодных лучей, светят голубоватым мерцающим светом, а рядом горит, уютно потрескивая костерок, и твой друг, взяв в руки гитару, тихонько перебирает струны, гармонично вписываясь незамысловатой мелодией в общее звучание ночи? Разумеется, сначала из палатки выползла Татьяна, и, сев рядом с Юрком, как-то совсем незаметно положила ему голову на плечо. Я, оставшись в одиночестве, покрутилась еще немного с боку на бок, одолеваемая разными мыслями, и тоже выбралась на волю, прихватив свое верблюжье одеяло с собой.
Сначала мы молча слушали как тихонько поет Юрка какую-то новую свою песню, которую он сочинил, судя по всему, прямо на ходу, поддавшись очарованию момента. Даже мое лихорадочное беспокойство, которое не покидало меня в течении всего дня, с того момента как я повстречала незнакомца, куда-то незаметно пропало. На душу снизошло успокоение, и я бы даже сказала, какое-то умиротворение. Песня закончилась. Мы еще немного посидели молча, словно стараясь впитать в себя те драгоценные капли маленького счастья, которое приходит ниоткуда, когда тебе только семнадцать. А потом заговорил Юрик. Наверное, и его тревожила тайна исчезновения белоголового человека. Но начал он издалека.
– Непонятно, чего все сторонятся этого места? Тут такая красота… – Прозвучало это высказывание в его устах как-то, мягко говоря, необычно. Я никогда не считала его особо склонным к подобной романтике. А он продолжил: – Конечно, странностей здесь многовато на квадратный метр, но все же… Я не чувствую в них никакой опасности. – И он вопросительно уставился на нас.
В общем-то, я была с ним в чем-то согласна. Опасности, как таковой, я тоже не ощущала. Но вот состояние тревожного ожидания меня никак не покидало. Но делиться своими, пока еще мне самой до конца, непонятными сомнениями, с друзьями не торопилась. Татьяна, убрав голову с плеча друга, пожала плечами.
– Согласна… Опасности я тоже особой не ощущаю. Только вон, посмотрите на Кешку… Он ведь привык вольно бродяжить. А сейчас что? От костра на два метра не отходит. Жмется к нам поближе, словно перепуганный котенок. Нет… Что-то с этим урочищем, и впрямь, нечисто. Потом, мужик этот… Кто таков? Откуда здесь взялся? И куда делся? И вообще, что с ним произошло, что он оказался в этой глуши. Сюда даже чабаны не забредают со своими стадами. Интересно все это до жути. А потом, вы не забыли о странном свечении с последующими звуками, напоминающими взрыв? Это тоже нуждается в объяснении. Хотя, боюсь, за одну ночь нам все эти тайны не разгадать. – А потом, уже обращаясь ко мне. – А ты чего-нибудь чувствуешь сейчас, ну, в смысле, взглядов там каких-нибудь из кустов или еще чего…?
Я пожала плечами.
– Да, вроде бы, ничего пока не ощущаю…
Юрик вступил:
– Так, может, тот мужик уже ушел отсюда? А мы тут его караулим?
Танька сразу вскинулась. Она терпеть не могла, когда какое-либо ее действие кто-нибудь (пускай и близкий друг, думаю, теперь, очень близкий) мог счесть бесполезным занятием. Поэтому она менторским тоном проговорила:
– Запомните: ничего не бывает просто так. Все для чего-то. Просто, мы пока не видим этого смысла, но он есть, я в этом уверена!
Незаметно мы переключились на глубоко-философскую тему поисков смысла вообще и нашей конкретной ситуации в частности. Время за беседой потекло, пожурчало спокойно и тихо, словно маленькая речушка, поток которой струился по урочищу. Иногда мы замолкали все вместе, чтобы обдумать услышанное, иногда горячо спорили тихими голосами, не соглашаясь с чьим-нибудь (догадайтесь, с чьим) безапелляционным суждением.
И вот, во время очередной такой паузы, во время которой я пыталась найти подходящий и веский аргумент, чтобы дать достойный отпор подруге, вдруг ощутила, что меня как-то уж очень внезапно стало клонить в сон. Руки и ноги стали тяжелыми, голова вообще казалась похожей на гирю, веки будто налились свинцом, а язык во рту еле ворочался, и я попыталась сообщить друзьям, что неплохо было бы немного поспать. Мне показалось даже, что пламя костра горит как-то лениво, уже не отбрасывая искр. И тут с удивлением обнаружила, что Татьяна, прислонившись к Юрку спит, сладко почмокивая во сне с какой-то блаженной улыбкой на лица. Да и Юрка тоже глаз не открывал, склонив голову к подруге. И мне это очень не понравилось. Не спрашивайте, почему. Не понравилось, и все тут! И вот это мое «не понравилось», заставило меня как-то встрепенуться. Немалым усилием воли, я поднялась на ноги, собираясь отправиться к реке, чтобы умыться холодной ледниковой водой. И… Замерла, словно статуя. Совсем рядом с костром, поглаживая нашего осла, как своего собственного, по лохматой челке, стоял мой недавний белоголовый знакомец, если его так можно было назвать, и, то ли с удивлением, то ли с какой-то затаенной усмешкой, смотрел прямо на меня.
На темном от загара лице ярко выделялись белки глаз, создавая немного жутковатую иллюзию. Я слабо дернулась и опять уселась на свое место, продолжая, дура-дурой, пялиться на незнакомца. Сразу же возникло желание задать ему большую кучу вопросов. Только все вопросы в моей тяжелой голове как-то странно перепутались, словно нити в клубке, который распотрошил мой кот Маркиз. И поэтому, ничего членораздельного я выдавить в первые минуты из себя не могла. Так мы и молчали: он, продолжая гладить Кешку, который, кажется, был рад этой нежданной ласке, а я, сидя на куске сухого лоха, хлопая на него глазами, будто заводная кукла, у которой вот-вот кончится завод. Зато, в эти минуты мне удалось его как следует рассмотреть. Ничего особо странного, (разумеется, кроме цвета волос и глаз) в его облике я углядеть не могла. Довольно худощавый на вид, с сильными жилистыми руками, крупными ладонями и удивительно изящными длинными пальцами, которые больше подошли бы какому-нибудь музыканту, или, на худой конец, дирижеру. Одет он был в коричневую безрукавку из валяной шерсти прямо на голое тело, и в какие-то узкие, но очень эластичные брюки из странной, слегка поблескивающей коричневой же кожи. Ноги обуты в короткие мягкие ичиги на довольно прочной подошве. А вот возраст его я угадать никак не могла. Ему могло быть как тридцать лет, так и шестьдесят. Скорее я склонялась к последней цифре. Глаза, а скорее, даже его взгляд, устало-тревожный и какой-то древний, никак не позволял отнести его к более молодому возрасту.
Наконец, я смогла как-то, преодолевая эту сонную одурь, раскрыть рот и с трудом из себя выдавить, забывая про все правила вежливости по отношению к старшим:
– Ты кто…?
Не отвечая на мой вопрос, он заговорил. Голос у него был под стать его взгляду, печальный, почти шепот, но, при этом, слышала я его очень отчетливо, каждое слово.
– Ты сняла барьер… и теперь они скоро будут здесь. Они пытались долго, но у них это никак не получалось. Мать не принимала их. И они не знали пути. Теперь, они думают, что смогут его найти. С твоей помощью…
Господи боже мой!!! Кажется, мы нарвались на сумасшедшего! Или он на нас нарвался, разница небольшая. Говорил он, вроде бы русскими словами, но для меня это все было какой-то тарабарщиной. Какой такой барьер я сняла? С чего барьер? Кто такие «они» и почему собственная мать не принимала их?! К моему запутанному клубку из ранее возникших вопросов, добавились еще новые, образуя в голове страшный хаос, разобраться в котором я, увы, не могла. Но, имея любовь к точным наукам и, как следствие, к логике, я понимала, что, для того чтобы во всей этой каше-малаше разобраться, нужно начинать сначала. И поэтому, я как заведенный попугайчик, упрямо повторила свой вопрос:
– Ты кто?
Незнакомец глянул с изумлением на меня, будто я спросила неимоверную глупость. Я надеялась, что с этого его ответа я могу завязать первый узелок, на который постараюсь намотать постепенно весь клубок своих вопросов в упорядоченном виде. И тогда, мне, возможно, станет хоть что-нибудь понятным.
Белоголовый, оставив наконец наглаживать Иннокентия, склонил голову на бок и принялся меня внимательно разглядывать. И от этого взгляда у меня, где-то, казалось, в самом мозжечке стало щекотно. Будто, кто-то легким перышком размахивал у меня внутри черепушки. Я даже головой потрясла, пытаясь избавиться от этого «перышка». Мгновение, и это, не совсем приятное чувство исчезло. А человек медленно, словно сомневаясь в правильности того, что он делает, протянул:
– Я – Койда, сын Окаба, из рода древичей…
Я от такого ответа опять глупо захлопала глазами. Это что еще такое?! Как прикажете это понимать?! А внутренний голос радостно прогукал: «Каков вопрос, таков и ответ…» У меня еще не было достаточного жизненного опыта для бесед со своим внутренним голосом. Но уже, где-то в глубине собственного сознания, я твердо знала, что свою интуицию стоит слушаться. Правда, подобное ехидное замечание вряд ли можно было назвать интуицией, но, так или иначе, внутренний голос принадлежал мне самой, так что…
В общем, поняв, что, задавая подобные вопросы, мы далеко не продвинемся, решила пересмотреть собственную концепцию по поводу того, что есть начало. И решила подступиться с другой стороны.
– Кто такие «они»?
Сразу все вопросы задавать поостереглась. Даже не потому, что этот белоголовый на них не сумеет ответить, а скорее, причина была во мне. Я опасалась, что не сумею переварить его информацию, если она будет в большом количестве. Неизвестное, так же, как и ядовитые лекарства, стоило принимать в микродозах.
Мой собеседник (если его можно было так назвать) опять склонил слегка голову набок, и принялся буравить меня своими черными глазами. От его взгляда мне сделалось как-то не по себе. Теперь мне казалось, что уже не перышко шурует в моей черепушке, а настоящий пылесос. Кажется, он пытался прочесть мои мысли, словно страницы в какой-нибудь книге. И, честно скажу, мне это жуть, как не понравилось! Я, конечно, читала про телепатию и все такое прочее, но на себе испытать подобного не доводилось раньше, и сейчас, вынуждена была признать, что эта процедура мне совсем не по нутру. Было ощущение, словно я совершенно голая стою перед ним, а он внимательно изучает все изгибы и линии моего тела.
Гипнозу я была не подвержена. Как-то, Танька меня затащила на подобный сеанс. Помню свое ощущение, словно кто-то пытался влезть в одежде и в обуви (причем в грязной обуви) прямо внутрь моих мыслей. Мое возмущение тогда сработало на автомате, будто воздвигнув какой-то барьер, напоминающий грубо сработанную кирпичную кладку. Я, кажется даже, ощутила некое возмущенное давление на эту стену, словно тот, кто пытался проломиться, был недоволен тем, что обнаружил на своем пути это препятствие. Тогда, многие зрители вели себя несколько странно. Кто-то смеялся, кто-то плакал, а кто-то вообще спал. Танька дрыхла, а потом, когда все закончилось, захлебываясь от восторга, рассказывала мне о чудесных видениях, которые она видела, пребывая в этом, на мой взгляд, похожим на обморочное, состоянии. Я, конечно, не была нигилистом, отрицая все, чего сама не испытала, или не видела. Но все ее рассказы мне тогда казались странными, а состояние – неестественным, сродни наркотическому опьянению. А еще с детских лет я твердо уяснила себе, что наркотики – это зло.
Сейчас я ощущала почти тоже самое, только, пожалуй, за исключением одежды и обуви. Теперешнее давление было тонким, я бы сказала, изворотливым, словно весенние ручейки, пробивающие талый снег. Но, все равно, мне это не нравилось. И я, уже более или менее осознанно, воздвигла барьер. Только на этот раз, это была не стена из кирпичей, а толстое стекло, из-за которого и я могла наблюдать, или даже слышать, что творилось в голове у собеседника. Но, человек, стоявший сейчас передо мной, был очень непрост, и, потому, многого мне ни увидеть, ни услышать не удалось. Только какое-то изумление, граничащее с радостным открытием. И все… дальше сразу глухая стена, словно бастион крепости, готовой ко вражеской осаде.
Вся эта, с позволения сказать, процедура заняла очень короткое время, можно даже сказать, какие-то мгновения, и я почувствовала, как давление отступает. Незнакомец (впрочем, чего это я? Он уже назвал свое имя, значит, знакомец) как-то очень скупо улыбнулся, и эта улыбка сразу сделала его лицо похожим на доверчивого, если не сказать, застенчивого ребенка, только очень взрослого ребенка. И сейчас, я бы не дала ему больше тридцати лет. Сделав несколько коротких, почти бесшумных шажков вперед, он опустился на корточки рядом с костром. И как-то непроизвольно, я проговорила, все еще продолжая обращаться к нему на ты:
– Барбарисового отвара хочешь? – И добавила несколько глупо в данной ситуации, будто оправдываясь и пытаясь скрыть свое непонятное смущение: – Очень полезно для здоровья… В нем витаминов много…
Он опять глянул на меня со своей загадочной полуулыбкой, и просто молча кивнул головой. Я принялась ему торопливо наливать в нашу единственную кружку густо настоявшегося рубинового отвара, стараясь не смотреть ему в глаза. Даже самой себе я не хотела признаваться, что его взгляд меня, нет, не смущал, а приводил в некий трепет, словно мне позволили увидеть нечто, чего простым смертным видеть и не полагалось вовсе.
Он, сделав несколько небольших глотков, одобрительно крякнул, продолжая смотреть поверх кружки на меня. Что он хотел увидеть, я не знаю, но судя по его взгляду, он этого не увидел. А, может, просто очень умело владел своим лицом, как индейский вождь из племени Сиу, о котором писал Фенимор Купер. На мой, казалось бы, простой вопрос, он отвечать не торопился, будто не решил, стоит мне выдавать какую-то информацию или нет. Но я настойчиво повторила:
– Так кто такие «они»?
Белоголовый тяжело вздохнул, откинул со лба прядь волос, кстати, вовсе не седых, а просто белых, как я успела рассмотреть в свете пламени костра, и, наконец, проговорил:
– Темные… те, кто рвется овладеть переходом… – И больше ничего. Вот же…!!!!
Складывалось впечатление, что он думает, будто мне все понятно. А мне ничего не было понятно! У меня даже закралось сомнение, что он душевно больной, настолько его речь казалась чудной. Или был еще один вариант: я свихнулась после удара электричеством на горе. Оба варианта мне не нравились. Не напоминал он, хоть убей, сумасшедшего. Они такими не бывают! Разумеется, я не была частым гостем в клиниках для душевно больных, да и нечастым тоже не была. Но в книгах и в кино их описывали с совершенно конкретными признаками, причем, очень красочно описывали. Ни под одно описание, или ни под один образ он не подходил. При этом, речь у него была правильная, я бы даже сказала, литературно-правильная. Только, говорил он медленно, словно пробовал каждое слово на вкус. Я посмотрела на него, словно дрессированная ворона, чуть наклонив голову на бок, и задала вопрос, который меня мучил последние несколько часов:
– Куда ты делся, когда я за тобой гналась? И почему ты убегал, когда сейчас, сам пришел к нам?
Он усмехнулся, опять глянул на меня испытывающе, и проговорил тихо:
– Я не делся, я спрятался в кустах. А тебе просто отвел глаза. Убегал же я по одной простой причине: как ты уже поняла, место здесь не совсем обычное, и гости в этом урочище не часто бывают. Обычно, люди обходят его стороной. Здесь случаются странные вещи. Зло проникло сюда еще очень давно, и прошли века, прежде чем оно, не получая пищи, ослабело. И мне нужно было убедиться, что вы не несете с собой зла, и не пытаетесь его пробудить. А пришел сейчас сам, потому что, должен был предупредить тебя о надвигающейся опасности.
Вроде бы, он ответил вполне исчерпывающе, но я все равно, до сих пор, мало что понимала. Было ощущение, что я попала из обычного, понятного, нормального мира, в какую-то другую реальность. Точно такое же чувство у меня было на вершине горы, когда на мгновение я увидела ту фиолетово-сиреневую планету с двумя светилами. Задавать следующий вопрос я не стала. Зачем? Все равно, мне его ответы были непонятны так, как если бы он говорил на китайском языке. Из всего им сказанного, уловила четко я только одно: какие-то люди, несущие в себе зло, придут сюда и чего-то от меня будут требовать. Но вот чего, я никак в толк не могла взять. Кто я такая? Обычная девчонка! Но в любом случае, желания встречаться с этими самыми «они», большого желания у меня не было. Кстати, маленького тоже. Вообще никакого не было!
Мне как-то стало не по себе, и несмотря на то, что костер, удивительным образом продолжающий гореть, несмотря на то что дрова в него уже давненько никто не подбрасывал, мне сделалось зябко рядом с его огнем. Незаметно для себя, я передернула плечами. Этот жест не остался незамеченным для Койды. Господи!!! Что за имя такое?! Он озабоченно посмотрел на меня и с легкой тревогой в голосе проговорил:
