Ирина Юльевна Енц
Тайна Урочища Багыш-Хана
– Вижу, тебе страшно… Это хорошо. Значит, ты будешь осторожной.
И тут я не выдержала, сорвалась. Несколько раздраженно, позабыв, что громким голосом могу разбудить своих друзей, я воскликнула:
– Да в чем осторожной-то???! Что я такого знаю или умею, что должна быть осторожной в чем-то?!
Мой вопль души не произвел на него никакого впечатления. Его голос оставался таким же тихим и уравновешенным, когда он прошелестел в ответ:
– Что ты видела на вершине горы? Я ведь почувствовал очень большой всплеск энергии… Так что…?
От его невозмутимости мне, почему-то, стало стыдно. В самом деле, чего я ору на человека? Он-то в чем провинился? Он нас сюда не звал, сами приперлись. Урюка нам, блин, захотелось покрупнее!! Сбавив тон, я виновато проговорила:
– Прости… Но все, что ты мне тут наговорил – для меня звучало как абракадабра какая-то! Я словно в другой мир попала, словно оказалась в книжках Ивана Ефремова, черт! А мы ведь сюда пришли только абрикосов набрать, а не разгадывать какие-то там тайны!
Он заинтересованно посмотрел на меня, в его глазах мелькнуло детское любопытство, когда он спросил:
– Что такое абракадабра и кто такой этот Иван Ефремов? – Он немного запнулся на незнакомом слове.
А я про себя досадливо чертыхнулась. Нам такими темпами и всей жизни не хватит, чтобы понять друг друга! Но себя мне удалось сдержать, и я ответила почти спокойно:
– Абракадабра – это когда мы слышим что-то непонятное для нас, чему нет никакого объяснения, а Ефремов – это писатель-фантаст. Он романы пишет про будущее и про прошлое, но не реальные факты, а что-то, чего могло и не быть, и чего не будет. – И зачем-то добавила: – Очень популярный, между прочим, писатель.
Теперь Койда, совсем, как я недавно, стал хлопать на меня ресницами. Но, по-видимому, придя, как и я, к таким же выводам по поводу китайского языка и нашего понимания, решил тему не развивать, а настойчиво спросил:
– Так что ты видела?
Его упорство в достижении собственной цели для получения информации, вызывало уважение. Вот, мне бы так! А то мечусь мыслями, как кошка на пожаре, ни одного своего вопроса не довела до конечной, конкретной цели. Я вздохнула, и стала рассказывать, что я увидела в те короткие, незабываемые для меня мгновения. Собственно, мой рассказ занял не более минуты. Закончив, я уставилась на него в ожидании… Чего? Объяснений? Таких же, для меня непонятных, как и прежде? Но он, к моему изумлению, все-таки стал объяснять, причем, вполне понятным языком.
– Вот видишь… Не каждому дано проникнуть туда, где удалось побывать тебе. ОНИ пытались добиться этого много раз, но у них не получалось. Никогда не получалось. А у тебя вышло пробить барьер, закрывающий канал. Выброс энергии был такой мощный, что они не могли этого не почувствовать. Поэтому, они придут, и будут тебя искать. Речи и обещания их будут обольстительными. Они пообещают тебе исполнить все твои мечты и желания, лишь бы ты открыла еще раз канал для них. Но ты должна знать, что за все то, что они для тебя сделают, цена будет невообразимо высокой, такой, какой ты себе даже не представляешь…
Мне все это, включая и его слова про цену и прочее, напоминало, если не сон, то какую-то игру. Казалось, что достаточно поставить над головой ладошки шалашиком и сказать: «Я в домике…!», и сразу же все закончится. Мешало только одно: фиолетовая трава под светом двух светил. Я это видела, и никто бы меня не смог убедить, что мне это померещилось. И не просто видела! Я это чувствовала и обоняла! И что прикажете с этим делать?!
Я немного поерзала на сухом стволе, и вдруг задала ему вопрос, который, казалось бы, не имел ничего общего с темой, которую мы обсуждали (ну, если можно так было назвать нашу беседу):
– А скажи мне, Койда…, – я впервые назвала его по имени, даже почувствовать странный вкус этого необычного и непонятного имени…, – где ты живешь?
Он усмехнулся, как-то лукаво посмотрел на меня, и ответил очень просто:
– Я живу здесь…
Ну вот, опять началось!!! Я рассердилась, и готова была отгрызть свою собственную руку, если он надо мной не издевается! Хотя, скорее всего, он просто не хочет выдавать тайну своего жилища. А что? Имеет полное право. В конце концов, кто я такая, чтобы передо мной открывать все свои самые сокровенные тайны? Он видит меня первый раз в своей жизни! И на тебе!! Расскажи ей все, от начала и до конца! Тоже мне, выискалась…! Умерив свое раздражение, я стараясь придать своему голосу максимум благожелательности, спросила:
– И давно…? – Чтобы не вышло опять каких-нибудь кривотолков, или, чтобы он уже больше не сумел увильнуть от ответа, пояснила вопрос: – Живешь давно?
Он несколько секунд смотрел на меня пристально, а потом вдруг рассмеялся. Смех у него был, как и голос, тихим, и каким-то шелестящим. Словно ветром тронуло листву на деревьях. Закончив веселиться, проговорил довольным голосом, будто учитель ученице, которая, наконец-то, усвоила трудный урок:
– Вот видишь… Ты, наконец, поняла, что вопросы, если ты, конечно, хочешь получить на них исчерпывающие ответы, нужно задавать правильно. Это и есть – сила слова. И сила, должен тебе сказать, немалая. Во многих вопросах, если ты умеешь слушать, уже содержатся ответы. Так что, не стоит спешить со словами. – Я уже думала, что он не ответит на мой вопрос, а обойдется одной короткой лекцией о силе слова, когда, немного помолчав, он добавил: – Скажем так… Я видел эти горы молодыми.
Я опять фарфоровой куколкой захлопала на него ресницами. Вот же…! Вроде бы и ответил, только мне опять ничего не понятно! «Молодыми горы» – это как?! Миллион лет, или десять миллионов?! И что он этим хотел сказать? Что он столько живет?! Он, что? Опять издевается надо мной?! Я, было, открыла рот, чтобы потребовать от него объяснения, но он начал говорить, и я рот закрыла, предпочитая слушать. Вдруг что понятное для себя услышу.
– Когда-то, очень давно, здесь была большая плодородная долина, и горы еще не сжимали ее своими ладонями, превращая в узкую щель. Здесь жил мой народ. Звался он Чудь Заволочская. В незапамятные времена мы пришли с далеких северных земель, уходя от наступающих льдов, и остались здесь, покоренные красотой и благодатью этого места. А потом здесь появились темные. Сначала, они притворялись хорошими соседями. Шли дни и годы. Мы научили их всему, что знали сами, за исключением тех сакральных знаний, коими владел наш Род. Затем, мы поняли, что им этого было мало. Они хотели овладеть нашими глубинными знаниями. Мы не увидели подвоха, и стали обучать некоторых из них своим таинствам, посвящать их в самую суть мироздания. Но они не использовали это во благо. Их души были темны и беспросветны. Они извратили наши знания, начав их использовать во зло против нас. И в итоге, их хан, по имени Багыш, решив, что выведал все наши тайны, захотел уничтожить наш Род. Началась война. Она длилась бесконечно долго, истощая оба народа. Наши Старейшины не хотели применять … жесткие меры, которые бы обратили этот край в выжженную пустыню. Мы ушли под землю, оставив народ хана его судьбе. А его люди охотно разоряли наши брошенные дома, радуясь, что сумели изгнать нас с этой земли. Увы, путь ко злу всегда легче и приятнее, чем путь добра…
Он замолчал, уставившись на пламя костра неподвижным взглядом, словно видел в нем отсветы тех, давних пожарищ. На какое-то мгновение, мне показалось, что вокруг внезапно наступила зима. Молчание Койды угнетало. И, чтобы как-то скинуть эту тяжесть с души, я спросила:
– Так это правда…? Про Хана Багыша? – Он оторвался от созерцания огня и посмотрел непонимающе на меня. Взгляд его был пуст и тяжел, словно он не видел меня, все еще пребывая там, на полях невероятных сражений. Несколько смутившись, я пояснила: – Я имею ввиду легенду про хана и богатыря Тянь-Шаня и его жену Иссык.
Он встрепенулся, словно очнувшись ото сна, и проговорил с грустной усмешкой:
– Эти горы когда-то назывались горы Тарха. Племена темных стали называть их Тенгри-Таг, что на их языке означало «горы Бога». А легенда… Думаю, могли быть в те времена добрые семьи, которые извел хан Багыш. А люди потом сложили об этом красивую историю. – Он поднялся на ноги, и посмотрел на меня сверху вниз, проговорив: – Мне пора уходить. Скоро рассвет. И вам нужно уходить, пока не стало слишком поздно. Темные идут, и тебе не стоит с ними встречаться…
Я тоже несколько суетливо вскочила на ноги.
– Как, пора уходить?! Но ведь ты мне не рассказал еще многого! Что это за свет на горе был? Что это за барьер такой, который я, по твоим словам, открыла или нарушила?! Кто сделал эту тропу из камней? Почему в камне выжжен след неизвестно чего? И, в конце концов, как мне отличить этих темных от нормальных, обычных людей?! И как мне вообще, избежать с ними встречи??!! А главное, что мне делать, если они меня все же найдут??!
Я была в отчаянье, и вопросы сыпались из меня горохом. Но я уже знала, что не получу от него ответов на них.
Он печально посмотрел на меня, усмехнулся невесело и проговорил:
– Я тебе все рассказал, и даже больше, чем было нужно.
Я жалобно посмотрела на него. Как мне хотелось, чтобы он сказал: мол, ничего не бойся, сделай то-то и то-то, и тогда все будет хорошо. Но, в глубине своей души, я прекрасно понимала, что так не будет, и что мне действительно, все придется решать самой. И от этого понимания мне стало страшно и зябко. Не утерпев, я попросила, почти скуля, словно брошенный щенок:
– Посоветуй, что нам теперь делать? Как избежать опасности?
Он тяжело вздохнул и проговорил, не скрывая своего сожаления:
– Я не даю советов… Я только рассказал тебе, каково положение вещей. Но решать и выбирать придется тебе самой. – запнувшись на мгновение, закончил: – Только, очень тебя прошу, не ошибись с выбором. – Повернулся, чтобы уйти, но в самый последний момент проговорил сухо: – На рассвете вам лучше уйти. Но ты должна знать, что даже тогда ничего не кончится. Они уже вышли на след…
И пошел неторопливой и бесшумной походкой прочь от костра. А я, почувствовав себя маленькой девочкой, которую родители бросили одну, на произвол судьбе в дремучем лесу, и, как-то безнадежно, если не сказать, отчаянно, прокричала ему вслед:
– А как я могу найти тебя, если мне потребуется твоя помощь?
Из темноты до меня донесся его голос, больше похожий на шелест листьев под порывами слабого ветра:
– Просто приди к скале, и позови по имени, я услышу…
И все, наступила полнейшая тишина. Ни звуков журчащей воды, ни потрескивания дров в костре, ни криков ночных птиц, ни тявканья лисиц, ни воя шакалов. Совсем ничего. Будто я оказалась совершенно одна в каком-то пустом мире. На меня накатило такое чувство одиночества, даже какой-то утраты, что захотелось завыть волком. И я завыла. Тихонько и горестно, словно и впрямь, о какой-то невосполнимой утрате.
Но, это закончилось быстро. Словно мой вой разбудил вселенную. Тишина взорвалась звуками, хлынувшими в меня, словно я открыла какую-то дверцу, за которой и прятался известный и привычный мне мир. Пронзительно в ночи закричала сова, тихое потрескивали дрова в костре, журчала переливами близкая вода на небольших перекатах. И все эти звуки слились в неповторимо-прекрасную мелодию ночи.
Глава 7
Только сейчас я обратила внимание на то, что мои друзья по-прежнему спали. Ни наши разговоры, ни мой безнадежный вой, их не разбудили, и это было несколько странно. Хотя… Чему я удивлялась? Только что здесь был человек, который жил столько, что в нулях этой цифры я бы запуталась. Он умел отводить глаза и проникать своими мыслями в мозг любого человека… Ну хорошо, не любого, но мог же, черт побери!!!
Небо уже начало светать, и я решила, что моим друзьям пора просыпаться. Только вот следовало решить, что из случившегося стоит им рассказать, а о чем следовало умолчать. Иметь секреты от друзей было бы нехорошо. Но я уже сейчас понимала, что изречение из Библии, которое любил повторять иногда мой дед, гласившее, что во многой мудрости – много печали, в данной ситуации было, как никогда, актуально.
Я осторожно дотронулась до плеча подруги и позвала:
– Танюха… Просыпайся…
Она сонно дернула головой, приоткрыла один глаз, и попыталась его сфокусировать на мне. Надо полагать, мой светлый образ она разглядеть сумела, потому что, с улыбкой промурлыкала:
– Нюська…!! Какой я чудесный красочный сон видела, если б ты только знала…!!! – Голос при этом, у нее был мечтательным и расслабленно-ленивым.
Чтобы привести подругу в рабочее состояние, пришлось еще раз ее хорошенько тряхнуть за плечо. На что она пробурчала с раздражением:
– Да проснулась я, проснулась!!! Чего в такую рань-то? Вон, еще темнотища кругом!
Пришлось прибегнуть к более действенному методу. Таинственным шепотом, выпучив глаза, я прошептала со значением:
– ОН был здесь…
Татьяна в первый момент посмотрела на меня, явно не понимая смысла сказанного мной, потом потрясла, наверное, для лучшего понимания головой, и спросила, тоже, почему-то, шепотом:
– Кто такой ОН…?
Подобная бестолковость подруги меня несколько раздосадовала. Но, понимая, что счастье в виде ее сладкого сна случилось не само по себе, а благодаря нашему новому другу (если можно было так назвать человека, боюсь даже сказать, насколько старше нас и впервые увиденному несколько часов назад), свое раздражение я попридержала, и пояснила, словно глухонемой:
– Ну тот мужик, который от меня убежал…
По тому, как Танька захлопала на меня ресницами, мне стало понятно, что причинно-следственные связи в ее мозгу после сна еще не восстановились, и она, если так можно выразится, одной ногой все еще пребывала в своих сладких грезах. Поэтому, я терпеливо пояснила, стараясь говорить медленно, отделяя каждое сказанное слово внушительной паузой:
– Тот мужик, за которым я гонялась, и ради которого мы тут остались ночевать… Так вот… Он пришел сам, пока вы с Юркой спали. Кстати, Юрка тоже буди. Все расскажу всем сразу, чтобы несколько раз не повторять.
На самом деле, Татьянина нерасторопность была только на руку, оставляя для меня возможность все как следует обдумать, прежде чем рассказать обо всем моим друзьям. Я решила, что о возрасте Койды, помнящим «эти горы молодыми», я скромно умолчу. Ни к чему перегружать психику моих друзей подобными деталями. Тем более, что о своем видении другого мира я им тоже не сказала. Пока я предавалась размышлениям, о чем стоить говорить, а о чем – умолчать, Татьяна растолкала Юрку. Судя по недовольной физиономии друга, тому тоже снилось что-то эдакое, приятное-неземное (а может быть, напротив, что-то очень земное). Но, высказывать свое недовольство он не торопился, и в себя пришел довольно быстро. Подруга сразу же выпалила ему точно такую же фразу и с точно такой же таинственностью, что и я. Мол, ОН приходил. Юрик среагировал моментально, сердито глядя на меня:
– Чего не разбудила сразу?! И что… он сказал? Кто таков? Чего здесь шастает?
Вот тут наступал самый ответственный момент. Нужно было подать друзьям информацию таким образом, чтобы у них не возникло лишних вопросов, а также, чтобы они сразу же захотели отсюда убраться. Врать я правдоподобно никогда особо не умела. И Юрка знал об этом доподлинно, впрочем, как и Татьяна. Но в этот раз мне следовало постараться. Даже если опасность, грозящая мне, была и не такой уж серьезной, как об этом говорил Койда, все равно, подвергать своих друзей малейшему риску мне очень не хотелось. Вздохнув тяжело, я начала, что называется, «размазывать картину»:
– Ну, он сказал, что здесь какой-то засекреченный объект, что-то вроде научной лаборатории. – Поняв, что я слегка погорячилась, насчет «засекреченного» объекта, быстро поправилась: – Ну, не то, чтобы совсем уж засекреченный или военный какой, а так, изысканиями занимаются. – Туманно пояснила я. И тут же продолжила. – А он следит, чтобы к нему посторонние не приближались, навроде сторожа или охранника. Вот и пришел сказать, чтобы мы свой урюк забирали, и уматывались побыстрее, пока нас тут всех не арестовали… Версия была конечно, так себе. Если честно, совсем никудышняя. Ни тебе логики, ни тебе смысла. Но ничего другого мне в голову пока не приходило.
Первой среагировала, конечно, Татьяна:
– Какая такая лаборатория? Что еще за лаборатория? Слыхом не слыхали ни о какой лаборатории, да и зданий тут нет никаких…
Я принялась вяло отбрехиваться.
– Под землей лаборатория. А что не слыхали, так это и понятно. Говорю же, секретная. Объявления по этому поводу не развешивают на каждом дереве. – Противоречия в моих словах Татьяна не заметила. Точнее, не обратила на них внимания. А я злилась на себя за неумелую ложь, за то, что вообще приходилось врать своим друзьям. И не просто друзьям, а можно сказать, своим близким людям. И эта злость неприкрытым раздражением звучала в моих словах.
Татьяна с подозрением посмотрела на меня, и спросила:
– А что они тогда тут изучают? И что, этот мужик тебе прямо так и сказал, что, мол секретная лаборатория, и уматывайтесь отсюда подобру-поздорову, да?
Мой запал, на пару с моей фантазией, уже истощились, не продержавшись и нескольких минут, и я принялась мямлить:
– Ну не прямо уж так… Но достаточно недвусмысленно. Мол, если не хотите неприятностей, то чешите отсюда, пока не поздно…
Татьяна, было, открыла рот, чтобы еще что-то спросить, но, все это время внимательно наблюдавший за мной Юрка, решил сказать свое мужское слово:
– Так! Все… – Начал он весьма решительно. А я затосковала. Уж если сейчас Юрок возьмется меня расспрашивать, то уж от него я так просто не отверчусь. Он как старичок Мюллер из известного фильма про нашего разведчика Штирлица, вытянет из меня всю информацию до последней капли. Друг опять на меня глянул хмуро, заставив замереть мышкой, и проговорил спокойно: – Раз сказал, срочно уходить, значит надо срочно уходить. Нечего судьбу искушать. Если помните, я с самого начала был против ночевки в этом месте. – И добавил, скорее себе, чем нам. – Тут и сны какие-то чудные снятся…
Меня его последняя фраза очень заинтересовала. Мне стало любопытно, что за сны такие он видел, что называет их чудными? Но расспрашивать его сейчас сочла неуместным. Иначе, Татьяна вцепится клещом, не оттащишь. И тогда, точно, раньше обеда не сдвинемся с места из-за разговоров. А у меня будет время его потом расспросить.
Сборы заняли не очень много времени, и вскоре, мы тронулись в путь. Даже Кешка был какой-то притихший. Трусил потихонечку, покорно таща на своей спине этот треклятый урюк. Я, было, подумала, что Койдина ворожба на него тоже оказала свое действие. Разговоров мы не вели, берегли дыхание. Подъем по склону с этой стороны был довольно крутым и отнимал все наши силы. Не стоило и говорить, что все мои мысли были заняты ночной встречей. Но, кроме вопросов, в голове у меня не было ничего. Самым основным, разумеется, был только один вопрос: кто такие ОНИ? Разумеется, объяснения моего белоголового знакомца, что эти «они» были темными, меня не устраивали. Воображение рисовало только чертей из Гоголевских повестей, да вурдалаков из произведений Толстого. На этом моя фантазия заканчивалась. Но ни в чертей, ни в вурдалаков, я не верила по причине того, что была ярым материалистом. Не бывает их! По определению – не бы-ва-ет, и все тут! А внутренний голос, тут как тут, ехидно посмеиваясь, нашептывал мне в ухо: «Точно! Не бывает! А человек живущий непонятно сколько тысяч лет, бывает? А фиолетовая планета с двумя солнцами, бывает?" Этот голос разносил в пыль остатки моей уверенности в незыблемости окружающего мира, вгоняя меня в тоску. Но, несмотря на усиленную работу мозга, ответов на свои вопросы я так и не нашла.
Промучившись еще немного, решила выкинуть все это из головы. И пока окончательно не свихнулась, собралась подумать о чем-нибудь другом, нормальном, легко понятном и объяснимом. И тут, как назло, вдруг вспомнила своего деда. Точнее, его истории о моем прапрадеде, которые я любила слушать вечерами, когда была маленькой. Дед рассказывал, что его дед слыл в деревне колдуном. Говорили, он даже мог обернуться любым зверем, но чаще всего его видели в образе черного кота. При этом, мой дед особо обращал мое внимание на то, что ни в одном дворе их деревни черных котов отродясь не водилось. Было жутко и интересно слушать эти истории.
Разумеется, все эти повествования я почитала сказками, а теперь вот, вдруг, задумалась. А что, если это все не сказки? А ну как, и впрямь, существует мир, неизвестный, загадочный, наполненный чудесами, в котором было место и для колдунов, и для долгожителей (мягко говоря), и для фиолетовых планет, который существует сам по себе, не зависимо от того, верим мы в него или нет?
Но мою задумчивость, если можно было так назвать размышления во время того, как ты карабкаешься по крутому склону, прервал вопль Татьяны. Мы уже были на самой вершине, когда она, указывая рукой куда-то вниз, в урочище, завопила так, что Кешка с перепугу шарахнулся в сторону, чуть не сбив Юрика с ног:
– Смотрите, смотрите… – Я заполошно принялась крутить головой, никак не сумев взять в толк, куда конкретно нужно было смотреть, так как своим жестом она охватывала, практически, все урочище сразу. Подруга, видя мою суету, досадливо проговорила: – Да вон, туда… Видишь, у самой реки небольшая поляна?
Я уставилась в указанном направлении. Сначала я даже не поняла, что это или кто это был. Не иначе, как с перепугу, после своих размышлений, мне показалось, что я вижу кентавров (хорошо хоть не вурдалаков или черных котов). И только через несколько секунд я поняла, что это были верховые, несколько человек на лошадях.
Все внутри у меня замерло. Неужели это и есть те самые «они»?! Так быстро?! Откуда они вообще здесь взялись?! По этим скалистым откосам много на лошадях не наскачешься. И тут, может быть, почуяв родственников, проклятый осел заорал во все горло:
– И-а-а, и-а-а… – Горы подхватили его вопль раскатистым эхом: «А-а-а…» Юрка, выругавшись, резко дернул его за повод, пытаясь свести его ниже по склону и одновременно гаркнул:
– Ложись!!!
Не задаваясь вопросами о том, что, для чего и почему, мы с Танькой молниеносно выполнили команду, плюхнувшись на животы, и стали испуганно таращиться друг на друга. Татьяна заговорила первой, обращаясь ко мне, словно у меня были все ответы на все ее вопросы:
– Чего случилось-то? Мы что, от этих, на конях прячемся? А зачем?
Я про себя хмыкнула. Ее последний вопрос был самым основным. Хотела бы я знать, зачем. Но подруга ждала ответа и я, насколько это было возможно в подобной позе, пожала плечами, и пробурчала:
– Фиг его знает… Это к Юрику… Он крикнул «ложись».
Покрутив немного головой, впрочем, совершенно без толку, мы стали, изображая партизан в дозоре, по-пластунски, перебираться за камень, за которым укрылся Юрик вместе с ослом. Последний стоял с виновато опущенной мордой и тяжело вздыхал, словно осознавая всей своей ослиной душой, что его крик был совершенно не своевременным. Мы кое-как поднялись сначала на корточки, а потом и в полный рост. Судя по величине камня, а главное, по его расположению, нас с долины уже было не видно. Татьяна хмуро рассматривала свои в кровь оцарапанные ладошки, а я обратилась к другу:
– Чего ты заорал «ложись»?! Чего ложиться, если эта зверюга, твой осел, и так своим воплем сообщил о нашем здесь присутствии!? Тут хоть ложись, хоть не ложись, все равно, нас заметили…
Татьяна была солидарна с моими претензиями, и тоже с осуждением посмотрела на Иннокентия, словно это он дал нам команду ложиться. Юрка конфузливо улыбнулся, и, пожав плечами, принялся оправдываться:
– Да кто ж его знал? Сама понимаешь, ослу глотку не заткнешь. А я посчитал важным после всего, чтобы нас не заметили…
В принципе, Юрка поступил верно. Нас бы и не заметили, если бы не Кешка. Да и сейчас, я сильно сомневалась, что нас именно увидели, а не услышали ослиного рева. Понятное дело, если те, на конях, и есть загадочные «они», то сложив два и два, догадаться о нашем присутствии было несложно. Как там Койда говорил? Что дескать, я прорвала какой-то там барьер, которые другие не могли открыть, и произошел большой выплеск энергии, которые эти «они» не могли не почувствовать. И плюс к этому наш осел подал голос. Здесь местность не особо благоприятная для прогулки диких ослов. Тут сразу найдется масса желающих ими пообедать. Так что, так или иначе, наше присутствие уже не секрет для тех, внизу. Впрочем, оставался еще один малюсенький шанс, что люди на конях совершенно не имеют никакого отношения к пресловутым «они», и вполне могут быть обычными чабанами, или, просто туристами, случайно забредшими в это урочище. Хотя, если честно, в такое счастье мне не верилось.
Татьяна, тем временем, в который раз, осмотрев с угрюмым видом, свои поцарапанные ладони, пробурчала:
– И чего было так пугать? Если это охрана, так мы уже убрались из их проклятого урочища. На кой им нас догонять? Штраф, что ли, захотят с нас содрать? И потом, по этим склонам они вряд ли взберутся на своих лошадях. Тут только козы, да вон, наш Иннокентий способен передвигаться. Разное зверье не в счет. Лошадь тебе не лисица и даже не осел, тем более, с седоками. Так что, я не вижу повода для паники. Ведь не будут же они нас преследовать, в самом-то деле?! – Тут она глянула на мою удрученную физиономию, и, прищурив один глаз, спросила с подозрением: – Или будут…? И ты нам не все рассказала? – Тут, видимо, какая-то новая мысль посетила ее умную голову, и она, уперев руки в боки, принялась рассуждать «логически». – Вся эта история выглядит какой-то … странной, не находите? Почему этот мужик, кстати, как его зовут…?
Я чуть не брякнула, что, мол, я его не звала, он сам пришел, но, решив, что мое ехидство сейчас будет не ко времени, просто пожала плечами и промямлила:
– Он не представился…
Татьяна отмахнулась от меня, дескать, не важно, и продолжила дальше рассуждать:
– Так вот, почему это он приперся посреди ночи, а? Сначала убегал, прятался, как малое дитя, а тут, на тебе, явился – не запылился! Вы так не думаете, или мне одной это кажется странным? – И она уставилась на меня с вопросом в очах.
Я под ее грозным взором сникла, не имея ни малейшего понятия, как буду выкручиваться. Но тут мне на помощь пришел Юрка. Он сердито проговорил:
– Девчонки, а вам не кажется, что для рассуждений вы выбрали неподходящее место? Я не хочу, стоя здесь на горе, оценивать их шансы и вероятности, смогут они забраться на лошадях, не смогут. На мой взгляд, нам побыстрее нужно уносить отсюда ноги, и к ночи, оказаться как можно дальше от этого места. Желательно, очень далеко. Так что, вперед. Потом разбираться будем… – И, дернув Кешку за повод, стал спускаться вниз по склону.
Мы с Татьяной переглянулись, и покорно поплелись за Юркой и Иннокентием. Татьяна, правда, при этом бурчала про то, что, мол, развелось командиров и еще что-то в этом роде. А я про себя посмеивалась. Так и хотелось ей напомнить пословицу, мол связался черт с младенцем. Правда, я пока еще не решила окончательно, кто из этих двоих, кто. Но то, что Юрка себя подмять не даст, я была уверена на все сто.
До места первой нашей стоянки мы добрались уже в сумерках. Не скрою, всю дорогу я периодически оглядывалась и прислушивалась, ожидая с душевным трепетом услышать стук лошадиных копыт у себя за спиной. Но до самого места так ничего и не услыхала. Правда, радоваться этому я не торопилась. Беспокойство, помещенное в мою душу рассказом Койды, как, впрочем, и само его появление, прочно засело там здоровенной занозой. И сейчас я сама себе напоминала перепуганного зверька, причем, очень мелкого, не крупнее зайца, который и верил, и не верил, что сумел уйти от хитрющей лисы. Но этот заяц так же хорошо понимала, что если лисица не «висит» у него на хвосте, то это вовсе не означает, что она больше не выйдет на его след.
Юрка развел небольшой костер, причем, проявив при этом некую изобретательность. Костер расположил под прикрытием трех камней так, что его свет не бросался бы в глаза кому-либо, спускающемуся по нашим следам со склона. Татьяна ушла почти сразу в палатку, заявив, что никакие мужики на конях не смогут повлиять на ее сон. А мы с Юркой остались сидеть у костра. У меня, несмотря на беспокойно проведенную ночь, сна не было ни в одном глазу. Друг, тем временем, вскипятил чай в котелке, бросив туда горсть, оставшегося со вчерашнего вечера, барбариса. Потом, взяв в руки палочку, молча стал ею ворошить угли, выкатывающиеся на край костра. Пауза затягивалась и становилась какой-то давящей. Я чувствовала себя паршиво, словно обманула лучшего друга. Впрочем, почему «словно», так и есть, обманула. Но открыть рот и начать какой-нибудь пустой разговор, сил у меня не было. Мне казалось, что это совсем будет нечестно по отношению к нему.
Первым начал Юрка. Глянув на меня хмуро исподлобья, он коротко и требовательно проговорил:
– Ну…?
Я тяжело вздохнула, пытаясь соскрести остатки мыслей, чтобы хоть как-то ответить на это его «ну», но он меня опередил, строго проговорив:
– Юлить не вздумай. Я тебе не Татьяна. Знаю тебя, как облупленную. Рассказывай все, как есть, иначе, сама знаешь… Дружба держится на доверии. Утром ты гнала какую-то чушь, я молчал. Понимал, что, возможно, ты боялась напугать Татьяну. Я – не она. Сама знаешь, напугать меня сложно. Так что, давай, начинай.
От такой прямоты я немного растерялась. Хотя, вру. Чего-то подобного я ожидала. И утром, я прекрасно понимала, что Юрке лапшу на уши повесить не удастся. Прав он был, знали мы с ним друг друга слишком хорошо и слишком долго, чтобы, врать друг другу и не понимать при этом, что это ложь. Вздохнув тяжело, я попробовала отвратить неизбежное. Начала с душевной проникновенностью:
– Юрка… Ты не понимаешь. Это знание слишком опасно… Для вас опасно. Сам знаешь, меньше знаешь, крепче спишь…
Друг усмехнулся.
– Ты завязывай с этой лабудой… Ежу понятно, зная твой характер, что ты наплела какой-то ерунды не из собственного корыстолюбия. Ты же, как жена декабриста, на свои плечи все привыкла взваливать и волочь потом эту ношу, лишь бы все вокруг улыбались. Но запомни, я – не все. Так что… В общем, слушаю тебя внимательно…
После его слов, несмотря на всю ситуацию, на меня снизошло такое облегчение, что я чуть не расплакалась. Но, не расплакалась, сдержалась. Помолчав немного, сосредотачиваясь, я начала свой рассказ с собственного видения на вершине горы. А потом, разумеется, рассказала Юрке все, как было. Это заняло у меня достаточно много времени. Но Юрок не перебивал и слушал очень внимательно. Закончив, я с некоторым испугом уставилась на него, ожидая, что он сейчас начнет смеяться. Да и кто бы на его месте этого не сделал, услыхав про «долгожителя» Койду, про прорванные барьеры, про фиолетовую траву и про непонятно каких «они». В общем, я приготовилась к худшему. Но Юрка меня удивил. Глядя пристально на меня, тихо проговорил:
