Ирина Юльевна Енц
За двумя изумрудами погонишься…
Глава 5
Я вылетела из подъезда, чуть не открыв двери лбом. Не знаю…Кажется, мозги у меня тогда совсем не работали. Но зато, включились инстинкты, отработанные мною за годы работы в тайге. Поэтому, сказать, что у меня хватило ума не рвануть в арку, ведущую на улицу, я не могу. Ума в те моменты у меня и вовсе не было. Я сделала единственное, что было правильным в той ситуации. Я, словно на крыльях, понеслась к углу дома. Забежав за угол, на несколько мгновений я исчезла из поля зрения своих преследователей. Оказавшись на другой стороне дома, я не побежала туда, где маняще горел свет над подъездами другого, многоэтажного здания, а кубарем закатилась в кусты сирени, густо разросшиеся под окнами дома, из которого я еле унесла ноги. Сделала я это на редкость ловко. Ни один лист на кустах не зашевелился, ни одна ветка не треснула. Вот что значит наработанный годами опыт!
Оказавшись в самых дебрях зарослей сирени, я в то же мгновение затаилась неподвижно, словно мышь в норе. Пытаясь отдышаться, я маленькими порциями выдыхала скопившийся в легких воздух, стараясь производить при этом как можно меньше шума. Вскоре мимо меня протопали тяжелые шаги. Преследователей было трое. У меня не было времени поразмышлять, откуда взялся третий. Или он был в квартире ювелира, или дожидался своих товарищей в машине, стоявшей неподалеку (ведь не пешком же они, в самом-то деле, явились к старику!) Преследователи, выскочив за мной следом во двор большого многоквартирного дома, тоже на несколько мгновений притормозили, разрабатывая план поисков. А я сидела на мокрой листве опадающей сирени, и пыталась просто немного отдышаться, и приготовиться к следующему рывку. А то, что такая возможность у меня вскоре появится, я не сомневалась ни секунды.
Когда я сумела почти беззвучно выровнять дыхание, я услышала, о чем говорили мои преследователи. Одна из фраз невольно зацепилась в моем мозгу. Кто-то из них, скорее всего старший, которого называли «Седой» проговорил хрипло и зло:
– Это твоя проблема, Линь!! Если бы ты с дедом не перестарался, то сейчас бы мы не бегали, как ошпаренные за какой-то девкой!!!
Тягучий, чуть с ленцой, голос ему ответил:
– Кто же знал, что старый таким хлипким окажется. Я и всего-то, что тряхнул его маленько, а он сразу коньки и отбросил. А девка не зря к нему пожаловала. Наверняка, что-то да знает… – Он говорил с растяжкой, я бы сказала, даже чуть задумчиво. Из чего сделала вывод, что не особо-то он этого Седого боялся. Значит, Авдотия Яковлевича уже нет в живых, эти ироды его убили! Я ладошками зажала рот, чтобы не заорать. Конечно, я никогда ювелира в глаза не видела, но, все равно, старика стало жалко до слез. У-у-у, гады!!! Я мысленно погрозила своим преследователям кулаком. Мысленно потому, что по-прежнему боялась пошевелиться, чтобы не привлечь, спаси, Господи, к себе внимание. Мужики еще немножко поспорили куда я могла деться, из чего стало понятно, что они меня потеряли! Радоваться я не спешила. Они сейчас порыщут, порыщут по округе и, в конце концов, думаю, обратят внимание на эти чертовы кусты. По крайней мере, я бы на их месте сразу бы к кустам и направилась на поиски. Но ребятишки, слава тебе, Господи, не были таежными жителями, и подобное им в ум не пришло. По крайней мере, пока. Они, скорее всего, решили, что я ломанулась туда, где горит свет и есть люди. Ну что ж… Это было бы логично для городского жителя. Я, конечно, тоже не в деревне ювелирными магазинами управляла, но опыт жизни и работы в тайге имелся, и немалый. Куда меня судьба только не забрасывала! Точнее, как она бедная (моя судьба имеется ввиду) с моими выкрутасами успевала справляться!
В общем, следовало дождаться, когда они кинуться обшаривать подъезды соседнего дома, и менять место дислокации. Долго я в этих кустах не высижу. Мои зубы уже начали отстукивать морзянку. А еще минут через двадцать, я и сама начну трястись, ну и, соответственно, кусты под которыми я укрылась тоже. И на это будет трудно не обратить внимания.
Я вздрогнула от очередной порции дождевых капель, свалившихся с листьев мне за шиворот. Вот же… А ведь могла сейчас сидеть где-нибудь в теплом и сухом ресторанчике, хлебать горячую соляночку, и беседовать с Алексеем о всякой всячине… Тут меня как током дернуло. Алексей!!! Он же будет ждать меня на улице возле арки! А не дождавшись, разумеется, пойдет искать! Номер дома ему ведь известен. И нет никакой гарантии, что он прямиком не попадет в лапы к этим, которые бегают тут. Вот это я и называю одним словом «встряла»! Я аккуратненько отодвинула одну из веток, чтобы освободить себе место для обзора. Силуэты моих преследователей четко виднелись на фоне горящих фонарей соседнего дома. Двое из них отправились в сторону многоэтажки, а один так и остался стоять, напряженно, словно это был и не человек вовсе, а робот, рывками поворачивал голову по сторонам, пристально вглядываясь в темноту.
Нужно было дождаться, когда он тоже куда-нибудь отойдет. Иначе мне отсюда незамеченной не выбраться. Интересно, сколько прошло времени, как Алексей меня высадил и уехал? Он сказал, что вернется за мной через час. Прошел этот час или нет? Если руководствоваться эмоциями, то мне казалось, что уже прошел не просто час, а добрая половина жизни. А если бесстрастно посмотреть на ситуацию, то не более пятнадцати минут, ну или чуть больше. Смотреть на часы сейчас не было никакого смысла. Все равно в такой темени ничего не разглядишь. Это раз. А то еще, можно неловким движением обратить на себя внимание преследователей. Это два. Такое «два» мне совсем не нравилось. Поэтому я принялась мысленно считать секунды. Это как-то отвлекало от холода и сырости, да и помогало немного успокоить нервы. Хотя, нет, вру. Нервы это не успокаивало, совсем, нисколько. Меня уже всю трясло с ног до головы. И я очень боялась, что кусты надо мной тоже вскоре начнут трястись. Между счетом секунд, я мысленно проклинала этих придурков, и мои пожелания в их адрес не несли в себе ничего поэтического или литературного.
Тут от многоэтажки послышался разбойничий посвист. Тот, который остался стоять, быстро, почти бегом кинулся на призыв. И я поняла, что вот он, мой, пускай не звездный, но все же удачливый момент. Я тихо выбралась из кустов, и как бывалый солдат в низком окопчике уходит из-под удара автоматной очереди, так и я, пригнувшись, гусиным шагом быстро засеменила в сторону арки, молясь только об одном, чтобы Лешка уже был на месте. Добежав согнувшись до детской площадки, я, наконец, разогнулась, и, не оглядываясь, рванула что было сил через арку на улицу. Машины Алексея не было. Понятное дело. Я бегло взглянула на часы. Прошло не более получаса с момента нашего расставания. Торчать здесь, простите за банальность, как тополь на Плющихе, было бы с моей стороны очень и очень неразумно. И спрятаться было особо негде. Правда на улице росли огромные старые тополя, за которыми я бы вполне могла укрыться. Ну, это называлось так: «От добрых людей». А если они подмогу вызовут, то меня, наверняка, засекут в обнимку с деревом! Я могла бы напридумывать себе миллион всяких «если», но делать этого не стала. Нужно думать о хорошем. Только, вот зараза! Ничего хорошего в данный конкретный момент голову не лезло.
За неимением ничего лучшего я притулилась за деревом и стала оттуда вертеть головой на все триста шестьдесят градусов, напоминая перепуганную сову. Мысленно подгоняя Алексея: «Ну, давай же! Давай!! Где тебя черти носят так долго?!!» От нетерпения я пританцовывала на месте, и чуть ли не ногти начала грызть, но вовремя одумалась. Еще не хватало из-за этих придурков себе весь маникюр испортить! Наконец, я заметила Лешкину машину, медленно подъезжающую к арке. Я пулей вылетела из-за дерева и кинулась к его седану, на ходу рванув на себя дверцу. Из-за этого маневра, я чуть не угодила ему под колеса. Он резко затормозил, и уставился на меня в недоумении. Устраиваясь на сидение, я зашипела рассерженной кошкой:
– Быстро, быстро… Валим отсюда!!!
Недоумения только прибавилось на его лице, но он послушно надавил педаль газа, все еще поглядывая на меня в изумлении. Он всегда точно знал, когда нужно спрашивать, а когда действовать. А я, не обращая внимания на его взгляды, принялась вертеться на сидении, пытаясь оглянуться назад. Только когда мы отъехали на приличное расстояние и свернули на другую улицу, я немного успокоилась и с облегчением выдохнула. Нашарила в боковом кармане сидения бутылку с минеральной водой, и жадно глотая, и чуть ли не давясь, вылакала почти половину. Недоуменное выражение Лешкиного лица сменилось на испуганное, и почти тут же сразу – на гневное. Он притормозил на обочине, и сурово спросил:
– Что происходит, черт возьми!! Пока не дашь внятного объяснения, с места не сдвинусь!
Поначалу у меня было желание рявкнуть во всю глотку на него что-нибудь типа «Ты что, сдурел совсем!». Но я вовремя сообразила, что тут криком не поможешь. Брать Алексея на голос – себе дороже. Это я знала доподлинно еще по нашей прошлой студенческой жизни. И решила действовать немного по-женски. Сложила молитвенно ладошки у груди, и проныла со слезой в голосе:
– Лешик, миленький, я тебе все, все расскажу! Только давай отъедем подальше отсюда! – И хлопнула пару раз ресницами, входя в образ нищенки на церковной паперти, которую хочет прогнать суровый дворник.
Образ на Алексея подействовал. Он, все еще сердито хмурясь и поглядывая на меня со значением, наконец погнал машину по проспекту. Мы долго петляли по знакомым улочкам, пока я не сообразила, куда он меня везет. Вез он меня в небольшую пельменную, которая принадлежала нашему старому и доброму знакомому, Андрею. Вообще-то, Андрюха был «королем бензоколонки», как мы его шутливо называли. Владел несколькими вполне себе приличными заправками в городе, да и так, по мелочи еще набиралось кое-чего, типа небольших дорожных магазинов и закусочных. А конкретно эту пельменную он приобрел, когда из обычного инженера превратился в этого самого «короля». Как он говорил, «в память о нашей боевой молодости». В стародавние времена, когда мы были еще молодыми и задорными щенками, не обремененными никакими заботами и делами, в этой пельменной мы праздновали свои зачеты и сданные экзамены, в ней обсуждались самые невероятные проекты и рождались самые смелые мечты. И теперь, мы с Алексеем ехали именно туда, в пельменную, которая в годы перестройки была переименована нашим другом по неведомой прихоти из привычной нам «Ромашки», в кафе под сомнительным названием «Грехи молодости».
Небольшое кафе, которое и кафе-то назвать язык не поворачивался, скорее, обычная закусочная, стояло в трущобе улочек старого города. Небольшое, уютное помещение, всего-то на четыре столика, поражало своей чистотой. Я бы даже сказала, стерильностью. Вместо модных сейчас жалюзи, вышитые «ришелье» короткие белоснежные шторы на окнах. Столы покрыты белыми же в синюю клетку скатерками. И на каждом столике стояло по трогательной маленькой вазочке из синего стекла со вставленной в ней небольшой веточке рябины с красной кисточкой спелых ягод. Андрюхи на месте не оказалось. Но нас встретила его управляющая, директор, завхоз и повар – все, как говорится, в одном стакане, Людмила Марковна. Это была весьма дородная женщина, с улыбчивым и добрым лицом, с серыми лучистыми глазами, и короткими кудряшками темно-каштановых волос, в которой уже были видны широкие седые прядки. Глядя на ее пышные формы, у меня всегда пропадал аппетит. Пельмени в ее исполнении были невероятно вкусными, и я опасалась, что если буду часто питаться в этом кафе, то вскоре стану, точно, как она. Поэтому, несмотря на все уговоры Людмилы Марковны взять двойную порцию, я неизменно отвечала, что я «сыта». На что, понятливая женщина неопределенно хмыкала, и приносила мне «одинарную порцию», больше напоминающую не то, что двойную, а даже тройную. И, понятное дело, я съедала все до последнего пельмешка, вылизывая необыкновенно вкусный соус языком чуть ли не с кошачьим мурчанием.
Вот и сейчас. Едва мы с Алешей появились в кафе, как Людмила Марковна, торопливо вытерев руки о белоснежную салфетку, и выйдя из-за стойки, поплыла к нам на встречу, широко раскинув руки. Лицо ее осветилось сияющей улыбкой, и она запела, немного «окая», как все Уральцы:
– Глазам своим не верю!!! Кто к нам пожаловал!! Акулиночка, Алеша!!! Сколько ж мы с вами не виделись? – И она сгребла нас своими полными и сильными руками в одну охапку и с чувством расцеловала.
Надо сказать, она единственная, кому было позволено называть меня исконным именем. Когда-то давно, кто-то из ребят проболтался, что меня по-настоящему зовут вовсе не Лина, а Акулина. Проболтавшись, поняли, что нагоняя от меня не избежать, и поспешно уведомили Людмилу Марковну, чтобы та не вздумала меня так называть. На что повариха сурово проговорила:
– Глупости!!! Акулина прекрасное русское имя!
Спорить с грозной женщиной никто не стал (себе, что называется, дороже), так вот я вновь и обрела свое имя. Но, к слову говоря, кроме нее никто больше так и не решился меня величать Акулиной. Женщина начала вокруг нас хлопотать, постоянно что-то рассказывая, и спрашивая. Я вяло кивала головой, не проявляя особого энтузиазма поддержать разговор. Алексей тоже улыбался через силу. Людмила Марковна была женщиной понятливой, и сервировав быстро и умело стол, удалилась к себе, часто поглядывая в нашу сторону с некоторым беспокойством. По позднему времени посетителей в кафе больше не наблюдалось, что меня вполне устраивало. Вяло потыкав вилкой в пельмени, я незатейливо начала рассказ. Говорила сухо и коротко, без особых эмоций. Алексей слушал внимательно не прерывая меня. Хотя было видно по его глазам, что сказать ему мне хотелось многое, и не все из этого было бы мне приятно услышать. Когда в своем повествовании я дошла до посещения мною старичка ювелира, он не выдержал:
– Линка!! Ну дивлюсь я тебе!! Ты где-то умная-умная, а где-то ну просто Акулина, одно слово!! Как тебе в ум пришло только при такой ситуации попереться к этому деду?! Это же было очевидно, что добром все не кончится!! А теперь…
Я сердито зыркунула на него, и не дав договорить, что же там «теперь», тихо прошипела:
– А что ты увидел такое сногсшибательно-глупое в том, чтобы навестить заслуженного старого, да в придачу еще и больного человека?! Я просто появилась там не вовремя, вот и весь мой «грех». И наверняка, это были не «внучата, посещавшие дедулю». Тут ума особого не надо чтобы это понять. А еще, они говорили о том, что «неудачно тряхнули старика» и тот «двинул кони». – Я запоздало шмыгнула носом.
Лешка как-то сразу сдулся после моих слов. Сграбастал мою руку и начал торопливо объяснять.
– Дурочка… Я ж за тебя волнуюсь. А теперь тебе надо срочно сматываться отсюда. Я прямо сейчас тебя отвезу в гостиницу, ты соберешь вещи, и в аэропорт! – Видя, как я набрала в грудь воздуха для ответа, он отрезал. – Все!! И не спорь!!! Я тебя силой скручу и со связанными руками увезу!! – И в подтверждение серьезности своих намерений, он стукнул кулаком по столу.
От неожиданности, я слегка подскочила на стуле, а из кухни высунулась голова Людмилы Марковны. Я ей успокаивающе махнула рукой. Мол, все в порядке, милые бранятся – только тешатся. Женщина неодобрительно помотала головой и опять скрылась в своей вотчине. Мне, конечно, тоже хотелось бы побушевать, хоть немного. Нервы, после всего пережитого были на пределе. Но я понимала, что Лешку голосом не возьмешь. Чего доброго, и вправду свяжет по ногам и рукам. С таким не забалуешь. Он и раньше то был упертым, как вол. А с возрастом все только усугубилось. Поэтому, приняв покаянный вид, я жалостливо шмыгнула носом, намекая на свою неприкаянность и сиротство. Когда гнев в его глазах немного поутих, я проблеяла:
– Леш… Но ты то должен понимать, что побегом дело не решишь. Если захотят, они и дома меня достанут. Вопрос нужно закрывать здесь. Другими словами, надо попытаться договориться с ними. – И тут мне в голову внезапно пришла мысль, от которой у меня все внутри похолодело. Я даже сразу как-то вышла из роли, что немедленно было замечено моим другом.
Он впился в меня взглядом, и проговорил на выдохе:
– Что…?
Я подняла на него глаза, и произнесла тоном, будто возвещала о наступающем, почти вот сейчас, немедленно, конце света:
– Леш… А ведь договориться, наверное, уже не получится… Если со стариком ювелиром что-то произошло, а я почти в этом уверена, то, выходит, что я свидетель. Мало того, я видела их рожи и легко смогу опознать их, если придется. А не мне тебе рассказывать, что хороший свидетель – мертвый свидетель. – И прикрыв ладошками рот, я испуганно прошептала. – Ой, мамочки…!!
Глаза у Алексея при этих моих словах стали круглыми, как у перепуганного совенка. С минуту он смотрел на меня в растерянности. Потом выражение его лица стало быстро меняться. Испуг сменился гневом, а я подумала, не залезть ли мне на всякий случай под стол, как говорится, от греха подальше. Гнев в себе долго он удержать не мог, поэтому рявкнул так, что задребезжали стекла в кафе:
– А ну живо, в гостиницу! За вещами! Немедленно! Поживешь пока у меня! – И предвидя мои возражения, добавил сурово. – Я сказал, поживешь у меня, значит, поживешь! И не вздумай вредничать! Оставь свои идиотские рефлексии до другого раза!
Я опять, на всякий случай шмыгнув носом, прикинувшись невинной овечкой, промямлила:
– Я и не собиралась возражать… С чего ты взял?
За нашими эмоциональными разговорами, мы не заметили, что Людмила Марковна уже некоторое время стояла неподалеку от нас с тревожным лицом вслушиваясь в наши разговоры. Я воззрилась на женщину в недоумении, словно не понимая, откуда она тут взялась. Откуда, откуда… От верблюда! Орать меньше надо было, не в лесу чай. А теперь еще и с ней объясняться придется, что, да почему. Вот же еще напасть где! А в моей ситуации, чем меньше народа будет в курсе всего происходящего, тем лучше. Но сейчас уже об этом думать было поздно. Алеша проследил мой взгляд и тоже заметил стоявшую почти рядом женщину. Они несколько секунд смотрели друг на друга со значением, а затем, Людмила Марковна, с тяжелым вздохом, проговорила:
– Ничего я знать не знаю… А вы пельмешки-то ешьте, а то, поди остыли совсем… – И развернувшись, не спеша, с достоинством, направилась обратно, на кухню.
Я, словно под гипнозом, нацепила пельмень на вилку и затолкала его в рот. Вкуса совсем не чувствовала, да и есть совсем не хотелось, но раз Людмила Марковна сказала «ешьте», значит, надо есть. И тут внезапно я вспомнила. Чуть не подавившись пельменем, я почти заорала:
– Письмо!!!
Алеша, собирающийся тоже слегка подкрепится, даже вилку из рук выронил. Поперхнулся, сильно закашлявшись. Я услужливо подсунула ему стакан с компотом. Сделав несколько глотков и с трудом отдышавшись, он с легким возмущением спросил:
– Какое письмо?! Ты о чем вообще?!
Я начала лихорадочно рыться в своей сумке, и наконец вытянула оттуда конверт из серой невзрачной бумаги, и потрясла им в воздухе.
– Письмо, которое меня попросил передать старику Сеня! – Я покрутила конверт перед глазами, будто ища на нем все ответы на свои вопросы. Потом вопросительно уставилась на Лешку, и тихо спросила. – Как ты думаешь, теперь мы можем его распечатать и прочитать?
Алеша, не сводя взгляда с конверта, уверенно ответил:
– Не просто можем! Должны это были сделать уже давно! Может тогда что-то и поймем!
Я, ободренная его поддержкой, стала аккуратно открывать конверт кончиком своей вилки. Там лежал обычный листок, свернутый вдвое. Развернув его, я прочла несколько строк, написанных ровным и убористым Сениным по черком. «Авдотий Яковлевич, доски уже у меня. Погружены в машину. Но доставка пока откладывается. Вы не волнуйтесь, машина стоит под надежной охраной, так что доски не разворуют. Выздоравливайте.» и внизу размашистая подпись и дата. Я протянула листок Алеше. Он недоверчиво покрутил его со всех сторон, и разочаровано протянул:
– И все…? – При этом глянул на меня, чуть ли не с упреком, будто это я поленилась и не написала все конкретно и ясно, сколько было положено для полного понимания всей картины. Я в ответ только плечами пожала.
Он кинул листок на стол, и проворчал:
– Повтори-ка, что Семен тебе сказал, когда просил доставить письмо?
Я опять пожала плечами.
– Сказал, что обещал деду закупить и привезти пиломатериал на дачу. И просил ему письмо доставить, так как сам не хотел лишний раз светиться. Со всеми этими делами, что там творятся, подобная осторожность вполне объяснима. – Я на несколько секунд замолчала, а потом продолжила, словно разговаривая сама с собой. – Хотя… Подумать есть над чем.
Алеша сразу зацепился за эту мою фразу.
– Что ты хочешь сказать?
Я все так же задумчиво проговорила:
– Ну, например, ведь сумел он уйти от «хвоста», когда со мной встречался в кафе. Думаю, и для поездки к ювелиру ему бы тоже удалось это сделать. И дело тут не в самом факте посещения Михайлова, а скорее, в содержании письма. Хотя, я не вижу здесь никаких противоречий. Письмо полностью соответствует его словам. – Я будто очнувшись от своих размышлений, ударила ладонями по коленям. – Так, Алеша! Гадать мы еще можем много и долго, и напридумаем такого, что даже внешняя разведка не разберется в этих хитросплетениях событий и разговоров. А время идет. Думаю, надо срочно в гостиницу. Пока они будут разбираться кто я, да что я, а главное, где я, у нас есть еще время оттуда смыться. Так что, давай, доедай пельмени, и вперед.
Лешка хмуро глянул на меня, и спросил, точнее констатировал:
– Я так понимаю, что в милицию ты обращаться не планируешь…
Я пожала плечами, и грустно заметила:
– Леш, я конечно все понимаю… Но в моей рабочей карьере уже был плачевный опыт подобного обращения. Если братва начала войнушку, то милиция наверняка в курсе, и постарается во все это не вмешиваться. И, кстати, есть вполне реальный шанс напрямую из милиции попасть к ребятишкам в руки. Не хочу сказать, что все у нас продажные, есть и порядочные люди. Но как угадать, кто из них – кто? А рисковать мне как-то не очень хочется. Но, думаю, анонимный звонок будет не лишним.
Лешка задумчиво смотрел на меня. Явно что-то задумал. Верный признак! Я слишком хорошо знала своего друга. Я поднялась из-за стола, и с улыбкой указав на тарелку с пельменями, проговорила:
– Ты пока ешь, а я быстро. Кстати, можешь и мою порцию съесть, мне не хочется. После такого, сам понимаешь, у меня кусок в горло не лезет.
Развернувшись, я направилась к дверям, за спиной слыша взволнованные слова Людмилы Марковны: «Куда это Акулиночка…? И не съела ничего совсем…» Что ответил ей Алексей я уже не слышала. Выйдя из кафе, я быстрым шагом дошла до соседней улицы, и обнаружила там телефон-автомат. Оглядев внимательно улицу, не заметила ничего подозрительного. Не ко времени опять вспомнился старый анекдот про КГБ. Мужик пьяненький заходит в телефон-автомат, набирает номер, и заплетающимся языком спрашивает: «Это КГБ?» Ему отвечают: «КГБ». Он ехидненько так: «Плохо работаете». Кладет на место трубку и, довольный своей проказой, выходит из будки. К нему подходят двое мужчин, берут под руки, и один со вздохом говорит: «Как можем, так и работаем». Так вот, я очень надеялась, что после своего звонка в милицию, я успею уйти. Конечно, милиция – это тебе не ребята из ФСБ, но кто же их знает. После всего пережитого, я бы уже ничему не удивилась.
Я зашла в будку, решительно набрала ноль два, и стала слушать гудки. Когда в трубке раздался бодрый голос дежурного, плаксивым и чуть гнусавым голосом затянула:
– Милок… энто милиция? Слухай меня сюды, милок! Энто Агафья Тараторкина из десятой квартиры дома такого-то, что по улице Куйбышева. Тута моему соседу сверху совсем плохо стало. К ему какие-то бандиты нагрянули. Так я энто… опасаюсь, кабы како смертоубивство не случилось. А сосед-то старый. Ешо не совсем, конечно, но с сердцем у его энта, как его… Нелады, в обчем. Так ты этого, милок, ехай быстрее… – И, не дожидаясь ответа дежурного, положила трубку. Из будки вновь оглядела улицу. Вроде, ничего подозрительного не заметила. Вышла наружу и быстрым шагом направилась обратно в кафе.
