Иван Кузмичев
Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!
– Вот и все, – устало сказал я, глядя на упавшего казака.
– Вы живы! – с нескрываемым облегчением сказал Михаил, выныривая, словно черт из табакерки, из стоящих рядом с шатром кустов.
– А что, не должен? – улыбнулся я.
– Нет, что вы, ваше высочество! – не понял Михаил.
– Потери? – тут же поинтересовался я у него.
– Среди наших двое тяжело и пяток легко раненных, про остальных пока не знаю, – отрапортовал Михаил Нарушкин.
– Хорошо, найди, где Сашка с Кузьмой обретаются, и скажи им, чтобы пулей ко мне неслись.
– Есть, ваше высочество!
Капитан гвардейцев ушел искать моих друзей, я же пошел к себе, приводить в порядок свое временное обиталище.
– Уф, живой! – раздалось возле меня надсадное, хриплое бормотание.
Резко повернувшись, я увидел стоящих рядом товарищей, держащихся друг за друга.
– Живой. А вы чего такие… загнанные? – заинтересованно спросил я их.
– Да из-за этих казаков, мать их… Полезли как раз через наш край! Караульные их прозевали… Давненько я так не дрался, – надсадно дыша, сказал Сашка.
– Но каковы, а? Устроили погром, до тебя дошли, а у нас ведь караулы-то усиленные! Но если бы они все же с умом к вылазке подошли, так у них ведь и получиться могло… – цокнул языком Кузьма.
– Ночь испорчена, – с сожалением сказал Сашка.
– Почему же? Можно и поспать вообще-то, – не согласился я с ним и отправился прямиком к своему шатру.
– Алексей, ты куда? Ведь, может, еще кто остался!
– Ну, раз остался, то поймайте. А мне надо выспаться, завтра трудный день, между прочим, – немного раздраженно сказал я друзьям.
На мою реплику товарищи не отреагировали – по крайней мере, я ничего не слышал. Да и неважно это, если честно; главное, что я наконец смогу отдохнуть…
Утром, вопреки ночному нападению, почти все солдаты встали бодрыми и свежими. Может, потому, что подъем был на час позже, нежели раньше? Не знаю. Но вот то, что до Воронежа оставалось чуть меньше дюжины верст, я знаю точно. Жаль только, что по дороге к моему отряду так никто и не присоединился: все же отец обещал, что помощь будет. Хотя, может, они прибыли раньше? Так почему же тогда не послали ко мне гонца? М-дя, загадка.
Единственное донесение, которое дошло до меня, было известием о том, что девятого апреля в бою на реке Лисковатке Булавин разбил войско атамана Лукьяна Максимова. Но опять же, как могли здесь оказаться эти казаки, если их главные силы далеко от центра восстания? Непонятно.
Что ж, время покажет, а сейчас пора выдвигаться к Воронежу.
– Двинули, – махнул я рукой, показывая на дорогу к городу.
– Ваше высочество, а не лучше ли нам сразу к Черкасску двигаться? – спросил Кузьма.
– Нет, еще рано, отец приказал дожидаться отряда Долгорукого. Да и сомневаюсь я, что наших сил хватит, чтобы остудить казачьи головы. Больно уж много их там собралось.
– Да, не подумал я… Хотя почему же?! А как же старшины и гарнизоны? Да и ополчение с деревенек на крайний случай собрать можно…
– И много они навоюют-то, ополченцы твои? – скептически спрашиваю Кузю.
– Много не много, но казаки в людишках увязнут точно, да и скорость потеряют, – гнул свое поручик.
– Нет, простых людей под сабли казацкие я подставлять не буду. Не для того они живут на Руси, чтоб помирать так бездарно.
– Чего? – спросил Кузьма.
«Блин! Вот тебе и год, проведенный здесь, а толку-то», – с досадой подумалось мне.
– Говорю, людишки должны своими делами заниматься, а не за оружие браться…
– Царь-батюшка, если надо, десяток полков пригонит, а они-то казачков пощиплют будь здоров. Ежели мы сами не справимся, конечно, – поспешил добавить Кузьма.
– Ты это брось, Кузя. Ишь, не справимся! Обязаны справиться! – нахмурился Александр.
– Ладно, успокойтесь оба, я же не собираюсь сломя голову нестись на сабли бунтовщиков, не говоря уже о том, чтобы бросать на погибель солдат. Одно дело даже в равной численности бой принять, а совсем другое, когда противника в три раза больше будет, да к тому же на его территории. Так что идем к Воронежу и ждем Долгорукого. Если его не будет в течение месяца, то двинемся к Самаре, но это только на крайний случай.
– Вот это другой разговор, – обрадовались оба друга, сразу же повеселев.
«И попробуй понять их. Вот ведь, действительно, чужая душа – потемки!»
Глава 5
Начало мая 1708 года от Р. Х.
Воронеж
Бригада Алексея Романова
Прошла неделя с тех пор, как я вместе со своими полками прибыл под стены города. Не желая размещаться на постой в самом Воронеже, разбили временный лагерь под стенами: и проблем с населением меньше, да и собираться в случае чего намного проще и быстрее.
Но, пожалуй, была и еще одна причина. А именно – желание по-прежнему держать солдат под личным контролем.
Хотя бой с отрядом казаков между холмов и был нами выигран с просто фантастически малыми потерями, я не питал иллюзий и понимал плачевное положение дел. Нет, дело не в подготовке, хотя у двух только полгода назад сформированных полков с ней тоже были нелады, а во взаимодействии между всеми отрядами, то есть полками. В общем, я не видел слаженности действий, не просматривалось даже слабого его подобия, хотя бы в общих чертах.
По отдельности полки были все же пускай не лучшими в России, но уж не худшими точно, однако вместе действовали определенно плохо. Увы, но раньше я этого попросту не замечал, спихнув всю рутину на полковников и своих друзей, поэтому и не смог толком увидеть общее положение дел, хотя прошло уже чуть ли не полтора месяца с начала похода.
Впрочем, сейчас у меня появилось какое-никакое время оценить и взвесить свои ошибки, для того чтобы в будущем их не повторять (на что я очень надеюсь).
Итак, первым делом, как это ни удивительно, две с половиной тысячи человек занялись… строевой подготовкой. Да-да, именно ей, родимой, даже в моем времени играющей огромную роль в обучении солдат, а что уж говорить об этой эпохе, когда в бой шли плотным строем, а победа зависела не от личных качеств человека в целом, а от дружного, единого ружейного залпа. Правда, надо отметить, что любая война – это прежде всего взаимодействие сотен и тысяч людей, а только потом уже гений командующего.
С раннего утра и до того времени, когда солнце вставало в зенит, сотни воинов, сменяя друг друга на плацу, ходили строем под дробь полковых барабанов, истаптывая землю так, что на ней в скором времени мало что будет способно вырасти. Разве что полынь, да и то… Но не будем о грустном. Все же главным для меня является отработка взаимодействия, а не сохранение первозданной экосистемы близ Воронежа.
Так вот, после обеда, когда жара спадала, солдаты вновь приступали к отработке навыков, правда, уже чисто военных. При этом, в силу разной направленности и разной тактики витязей и обычных фузилеров, они тренировались по отдельности, лишь в конце дня посвящая пару часов совместным учениям. С одной стороны, могло показаться неправильным сливание всех солдат в единое целое, если, конечно, рассматривать разные школы тактики. Но вот с другой стороны, при детальном разборе сего действа можно увидеть огромный плюс от общих слаженных действий всех солдат в целом.
Я не отрицаю, что витязи далеко не идеальны, все же им учиться еще долго, да и жизненный опыт – штука полезная. Но все же, благодаря навыкам, приобретенным за неполных полгода обучения в корпусе, они были много лучше приспособлены к ведению войны в целом, нежели фузилеры.
Но при этом плюсе был и один большой минус – их малое количество. Это не говоря о том, что у витязей, не считая единственной стычки, нет боевого опыта. Так что хочешь не хочешь, а налаживать взаимодействие между воинами просто необходимо, создавая из них единую машину, способную по приказу немедленно исполнить любую команду командира, не тратя время на попытки осмыслить сам приказ.
Целую неделю, вызывая недоуменные взгляды командиров 5-го и 7-го полков, солдаты занимаются под двойные команды – голосом и звуком горна. Если в начале данных тренировок полковники еще ворчали, то уже на третий день призадумались, увидев столь быстрый результат. Там, где раньше надо было надрывать голосовые связки унтер-офицерам, теперь работал громкий чистый звук горна. (Хотя я придерживаюсь мнения, что это полковая труба, а не горн. Впрочем, как дудку ни назови, она все равно останется дудкой.)
– Ваше высочество, там гонец прибыл, – зашел ко мне в шатер Кузьма.
– Зови его, – велел я, не отрываясь от кипы бумаг со всевозможными донесениями и письмами из Рязани.
Да, скажу честно, не думал я, что государственные дела будут отнимать столько времени, и это притом что половину из них я спихнул на Николая с Михаилом.
В шатер зашел уставший, запыленный гонец и тут же протянул мне конверт, запечатанный сургучом с царской печатью.
Мы, государь всея Руси, повелеваем тебе, сын мой, не дожидаясь князя Долгорукого с его отрядом, выступить вместе с вверенными тебе войсками и половиной гарнизона Воронежа к Саратову. Там приказываю тебе принять под командование остальные прибывшие туда отряды. Что же о дальнейших указаниях, то их от меня не жди, действуй по-своему разумению.
Царь всея Руси Петр
«Кхе, вот тебе и отработали строевые приемы. Хотя, может, так даже лучше», – подумал я, откинувшись на спинку кресла.
– Отписывать о получении нужно? – спрашиваю гонца.
– Нет, ваше высочество.
– Тогда ступай в походную столовую, там тебя накормят, заодно и отдохнешь, а после можешь возвращаться к государю.
– У меня приказ явиться с вашим донесением, – немного сконфуженно сказал гонец, – как только вы прибудете по месту назначения.
– Ну что ж, тогда, значит, поступишь в распоряжение главного разведчика: он заодно со своими делами и вашей братией занимается, – сказал я.
– Разрешите идти, ваше высочество?
– Да, иди.
Через пару минут я вышел из шатра, отдав приказ о начале сбора полков. Сам же, взяв оружие, вместе с гвардейцами отправился в город, к воеводе.
Вспоминая о моем первом визите в Воронеж, когда я был студентом, обучающимся на военной кафедре, могу с уверенностью сказать одно: замечательный, красивый город, да и люди там приятные. К моей радости, этот город не разочаровал меня и в начале восемнадцатого века. Раскинувшись на берегах реки, он взирал на низину равнины, словно заботливая мать, внимательно следящая за своим чадом.
Увы, но и его не миновали болезни липких рук и протекторства. Чиновники, как и в большинстве областей России, в большинстве своем были нечисты на руку. Только частые визиты царя сдерживали зарвавшихся бюрократов, да и то ненадолго. Как только я прибыл вместе с войсками под стены города, то сразу же столкнулся с первыми проявлениями этих болезней Руси.
В чем же заключались нарушения в работе чиновников? Да, пожалуй, во всем, начиная от судебных тяжб и заканчивая отчислениями в казну. И это, как говорится, только верхушка айсберга.
Как я это узнал? Хм… интересный вопрос. Тут целая история случилась.
За день до прибытия под стены города я послал гонца с запросом о предоставлении дополнительных подвод фуража и пороха. Однако, по неясным причинам, в день подхода бригады к Воронежу ничего из перечисленного не было предоставлено. Как такое прощать?
Пришлось поутру срочно наведаться к бургомистру.
– Что же ты, шельмец, творишь-то?
– Я? – побледнел бургомистр, вскакивая с места и глядя на меня осоловелыми глазами.
– Ты, кто же еще? – нахмурил я брови. – Тебе что приказано было, а? Отвечай!
Бургомистр от внезапного крика подпрыгнул на месте.
– П-п-подводы приготовить…
– И где они?!
– У меня нет их, ваше высочество, все в казну ушло… – пролепетал бургомистр.
– В казну, значит. Хорошо, коли так, – сменяю я гнев на милость и, усевшись в кресло, ласково так говорю: – Неси бухгалтерскую книгу.
– Пощади, батюшка! – чуть ли не падая на колени, возопил бургомистр.
– Неси, я сказал! Развелось вас тут, крыс канцелярских!
Через пять минут передо мной лежал пухленький фолиант отчетности городской системы снабжения и довольствия. Пробежав глазами первый десяток страниц, я ничего противозаконного не нашел. Продолжил листать дальше и ближе к середине натолкнулся на интересные заметки писаря бургомистра, составившего сие безобразие. Чуть не в колонку были прописаны «утряска», «усушка», «крысами зловредными испорчено». Причем за всеми этими, казалось, безобидными фразами скрывались довольно большие растраты чиновников.
– Действительно, крысами, – неопределенно хмыкнул я. – Неси бумагу и перо с чернилами.
– З-зачем? – хлопнув глазами, спросил бургомистр.
– Ты, крысиная душонка, забываешься, – поднял я глаза на бледного бургомистра.
Ничего не говоря, он вылетел из кабинета и тут же появился вновь, неся в руках кипу разнообразной макулатуры, с десяток перьев и чернильницу.
Взяв первый попавшийся листок, я прижал его парой подсвечников.
– Повезло тебе, не буду наказывать чересчур уж жестко, – спокойно сказал я бургомистру. – Однако наказать все же коекого нужно…
Найдя пару особо значимых хищений, выписал пару фамилий с указанием служебного положения.
– Вот, думаю, так: «Властью, данной мне государем, приказываю: за воровство, которое урон государству нашему нанесло во времена тяжкие, немедля повесить дьяка Журавлева и его помощника, поддъячного Тихонова». М-дя, именно так. Что же насчет всего остального, то чтобы завтра же все было в лагере. У каждой подводы должен быть приписной лист, с указанием склада, откуда она прибыла, и ответственного за нее человека – того, кто снаряжал. Если же мне придется второй раз к тебе наведаться…
Я не договорил, оставив бургомистра в одиночестве додумывать мои слова.
Так что больше суток в городе я не выдержал: слишком много там негативной энергии, как сказали бы уникумы-шарлатаны в моем времени. Вот только оставлять все как было я не собирался. Имея на руках своего рода карт-бланш от Петра и столкнувшись с безалаберностью, халатностью, леностью, да и просто воровством, мне пришлось прибегнуть к жестким мерам сталинского типа. Своим указом я ввел военное положение. Для тихого городка, каким был, да и сейчас остается Воронеж, это было абсолютной новостью – абсолютной в том смысле, что никто о таком, естественно, и не слыхивал. Мне такое незнание развязало руки да навело на некоторые другие мысли.
Ну и раз выступать придется уже завтра, то стоит навестить местные присутственные места. Поговорить по душам с парой лиц, заинтересовавших меня в последние дни.
Однако перед отъездом в город я встретил друзей, обеспокоенно смотревших на меня. Ничего не объясняя, дал им прочитать письмо Петра.
– Так это что же, нам теперь ждать бунтовщиков под Саратовом? – спросил Кузьма, первым закончив чтение письма.
– Как видишь. Мне кажется, что подкрепления не будет, – сказал Сашка, глядя на меня.
– Я тоже так думаю, – признался я. – Слишком уж много полномочий дал мне отец, для того чтобы дождаться князя. Скорее всего, отряд Долгорукого сейчас на границе с Польшей, где сейчас неспокойно: шведы своего короля там посадили, так что оттуда удара ждать приходится чуть ли не каждый день.
– Но у нас же всего две с половиной тысячи солдат! Нас эти бунтовщики просто шапками закидают, их же почитай раз в пять больше нашего будет! – возмутился Кузьма такой несправедливостью.
«Вот тебе политика, Иван, самая что ни на есть большая политика, пускай пока еще завуалированная. М-да, не ожидал я от Петра такой подставы, отец все же! Хотя почему нет? Ведь царь всегда выжимал людей досуха, и родной сын не исключение, скорее наоборот. Чем больше доверия, тем больше обязанностей и ответственности. Что ж, я получил то, что хотел, так что нечего ныть и придется браться за дело всерьез, рассчитывая только на свои силы».
– А ты что, плохо видишь? Здесь же сказано, что его высочеству передается в подчинение половина гарнизона Воронежа, да еще и все отряды, до которых «дотянется» Алексей. Так что еще не все так плохо, а если правильно и дельно все сделать, то вообще все замечательно будет, – прервал друга Александр, задумчиво теребя себя за мочку уха.
– Вижу я замечательно, – обиделся Кузя. – Сам посуди: откуда нашему царевичу брать эти отряды, если нам к Саратову идти через леса? Только и остается надеяться на то, что к городу подойдет хоть какая-то помощь…
– Успокойтесь, друзья, нам все равно надо выступать завтра же, да и приказ есть приказ. Как говорится, приказы не обсуждаются, а исполняются. Это я так, на будущее, – прервал я спор.
– Как скажешь. Но я бы все же еще раз подумал… – начал было Сашка.
– Так, стоп! Я не говорил раньше, но скажу сейчас: никаких вбиваний клиньев между мной и отцом я не потерплю и не советую соваться в это дело, как и пробовать на меня давить, – оборвал я чересчур разошедшегося помещика. – Оставайтесь моими друзьями и соратниками, но не лезьте в эти игры, прошу вас. Мне не хочется терять вас.
Хотя Воронеж стоял буквально в двух шагах от лагеря, пробраться в город оказалось проблематично из-за сцепившихся телег с крестьянским скарбом, перегородивших проезд в ворота. Мои гвардейцы хотели уже разобраться с этой пробкой радикальным способом, попросту перерезав упряжь сцепившихся телег, но я не позволил им этого сделать. В конце концов, пройтись пешком труда не составит, а вот для этих людей такая потеря может оказаться губительной.
Проходя мимо затора, я пригляделся и увидел, что по большей части все стоящие в проходе были беженцами: грязные, уставшие, с потухшими взглядами. Бунт не прошел мимо простых людей: видно, хорошие порядки учинили булавинцы, раз простой люд с Дона побежал под царскую руку.
Не выдержав, я достал кошель и позвал Михаила:
– Капитан!
– Я, ваше высочество, – тут же отозвался он.
– Раздай эти деньги беженцам и проследи, чтобы на воротах их пропустили без волокиты, – попросил я, передавая ему тяжеленький кошель.
– Но, мой господин, я должен быть с вами…
– Хорошо, пусть этим делом займется любой из десятка, – предложил я.
– Есть, ваше высочество. Олег! – повернулся капитан к стоящему рядом гвардейцу.
– Да, господин капитан, – ответил молодой русоволосый мужчина, младший сын одного из рязанских бояр.
Взяв кошель из рук своего командира, Олег ушел. Я же продолжил свой путь, больше не обращая внимания на окружающих. Мне еще предстояло продумать разговор с парой лиц, которых я планировал привлечь на свою сторону. Быть может, они и не согласятся, но выслушать меня обязаны, ведь их почтит своим вниманием не абы кто, а наследник царя. По крайней мере, я так думаю, а там посмотрим.
Пройдя сквозь ворота с почтительно расступившимися караульными, я направился к пристани, где в переулке рядом с верфью жил Ермола. Как мне сказали, он вместе с Петром ездил в Европу в составе Великого посольства учиться корабельному ремеслу и вернулся три года назад. Но вот к корабельному делу его по возвращении так и не приставили. Уж не знаю, как и кто так решил, но вернувшийся из Голландии царский стипендиат был поставлен осмаливать днища. Знания свежеиспеченного корабела пропадали даром, как, впрочем, и он сам, традиционно топивший свое разочарование жизнью и судьбой в бражке – на что-то большее заработков Ермолы не хватало.
«Ну, думаю, с ним у меня проблем не будет, – размышлял я, сворачивая на нужную улицу. – Мастер всегда согласится творить, лишь бы возможность была да приработок какойнибудь».
Пройдя улицу чуть ли не до конца, я нашел нужный дом, ничем не отличающийся от рядом стоящих, и постучался. И только потом подумал, что время еще раннее: солнце стояло еще довольно высоко, хотя и клонилось в сторону запада. Постояв пару минут, уже собрался уходить, когда дверь приоткрылась и из щелки показалась маленькая головка.
– Малыш, твой отец дома? – спросил я мальца лет пяти от роду.
– Батьки нет, он на верфи еще, – тоненько пропищал малыш, с интересом разглядывая моих гвардейцев.
Еще бы, ведь я сам предпочитал одеваться неброско и, главное, удобно. Форма же гвардейцев, в которой соединялись зеленые цвета заливных лугов с золотом пчелиного меда, не могла не бросаться в глаза.
– Жаль, а то поговорить бы мне с ним надо…
– Зачем это я понадобился его милости? – спросили меня сзади.
Капитан гвардейцев тут же закрыл меня собой. Повернувшись к говорившему, я увидел молодого мужика, лет тридцати пяти, с выцветшими волосами и загоревшим до черноты лицом.
– Представься, мужик, с царевичем разговариваешь! И кланяйся в ноги, не то на палю тебя посадим, – пригрозил нахмурившийся Михаил.
– Извините, ваше высочество, не признал, – стушевался мужик, кланяясь в ноги. – А зовут меня Ермола Тимошкин, ваша милость.
– Встань, – приказал я ему. – Разговор к тебе имеется, Ермола.
– Если ваше царское высочество не побрезгует, – указал на открытую дверь корабел, заметно нервничая.
– Не беспокойся, разговор о деле, так что не трясись ты так, – успокоил я его.
Правда, Ермола трястись так и не перестал: шутка ли, в дом обычного работника наследник заходит.
– Оставайтесь здесь и следите; если что случится, сразу мне докладывайте. Хотя знаешь, Миша, пошли человечка узнать дорогу вот к этому дому, чтобы потом не плутать нам, – подумав, добавил я, показывая бумагу, на которой было написано: «Правобережная, дом купца Бориса Лоханькова».
Раздав приказы, я зашел в дом, где мне сразу же преподнесли каравай свежевыпеченного хлеба и холодный квас, очень недурной, между прочим, не то что в моем времени, одна пена и консерванты – тьфу!
– Марфа, неси… – крикнул Ермола, садясь на лавку, после того как я опустился на почетное место во главе стола.
– Я ненадолго, да и дел много, так что с едой погоди, да и поговорить с глазу на глаз надо, без лишних ушей, – попросил я хозяина дома.
– Как скажете, ваша милость. Марфа, не неси ничего и иди, сходи в хлев, проверь скотинку! – приказал корабел появившейся в дверях дородной женщине.
– Речь вот о чем, Ермола, – начал я сразу, как только захлопнулась дверь. – Мне нужен человек, хорошо разбирающийся в постройке кораблей и при этом преданный лично мне. Не отвечай сразу, подумай пару минут – увы, больше времени я дать не могу.
– Но как же так, я ведь только днища и смазываю…
– Не мели чепухи, ты многое знаешь и умеешь: не думаю, что голландские мастера врали в рекомендациях о твоих способностях. Тут вот что. Затеваю я одно сложное, государственной важности дело, и нужен мне для него человек вроде тебя. Если согласишься, не пожалеешь: и заработок будет, и творить дам, сколько захочешь, царское слово даю. И условие будет только одно, но тоже царское – преданность, и только преданность. Если слово нарушишь, и кто-либо прознает, чем я тебя поставил заниматься, или о других замыслах моих, коими я с тобой делиться буду, топор палача покажется милостью небесной по сравнению с моей карой. Так что решай, Ермола, неволить тебя не собираюсь. Пока не решился, ты человек вольный.
Молчание, повисшее в темноватой комнате, тихо плескалось, как вода в колодезном срубе.
– Я согласен, ваше царское высочество… – наконец выдавил из себя корабел, даже и не смотря на меня из-под опущенных ресниц.
– Отлично! Тогда слушай…
Обсуждая детали моего «прожекта», я убедился, что корабел действительно является знающим мастером с крепкой хваткой: он быстро вникал во все детали плана, о которых ранее не имел даже отдаленного представления. Так что через полчаса мы расстались с чувством взаимного облегчения: я – за свое дело, а Ермола – за себя и свое семейство. Как мне показалось, он сперва крепко струхнул, подумавши, что его вовлекают в заговор против Петра…
Разговором с мастером я остался более чем доволен. Думаю, такой человек нам действительно подойдет, тем более на то, чтобы уладить все свои дела и перебраться в Петровку, ему хватит пары месяцев – увы, но дать ему больше я просто не могу. Душа просит, чтобы все идеи были как можно скорее воплощены в жизнь! Для русского человека творить и создавать так же необходимо, как дышать, ведь не зря же наша нация самая талантливая в мире!
«Что-то меня опять занесло», – подумал я, следуя за провожатым из числа гвардейцев, разузнавшим, где находится нужный мне дом.
– Вот здесь, – остановился Федор напротив большого дома на одной из центральных улиц города.
– Хорошо.
Время близилось к закату, улочки постепенно пустели, и даже сейчас, когда солнце окрашивало небосвод в алые цвета, на Правобережной улице не было людей, даже лоточники с горячими пирожками не хотели показывать своего носа.
Насколько я помню из истории, это было время разгула преступности – не столько на дорогах, сколько в городах. Да что говорить, если в самой Москве на заре петровского правления орудовала банда, бороться с которой пришлось путем ввода армейских частей. Правда, должного эффекта сия акция не произвела, разве что на пару лет сократила количество преступников в самой столице. В целом же города вымирали с заходом солнца.
Вот такая вот криминальная обстановка на Руси. Есть о чем задуматься. А если еще представить, какие суммы денег не доходят до казны из-за краж, разбойных нападений и тому подобного, то страшно становится. С этим надо что-то делать. Вот только что? Просто так их не выведешь, может начаться самая настоящая война, причем самая неприятная для солдат – городская. Нет, такого допускать нельзя, необходимо искать другие решения.
– Кого там черти принесли? – без тени намека на дружелюбие раздалось из-за двери, ведущей во двор дома.
– Открывай, смерд! – повелительно крикнул Михаил. – К твоему хозяину его высочество царевич Алексей желает зайти.
– А чем докажешь? – подозрительно спросили за дверью.
– Кнутом! А ну, живо открывай, собачья морда! – взъярился капитан гвардейцев, болезненно воспринимающий любое неуважение к моей персоне, пускай и нечаянное.
Послышался скрип открывающейся двери, после чего в воротах появился невысокий проем. Правда, заходить в оный пришлось по одному, да и то наклонившись – слуги купца Бориса Лоханькова перестраховывались. А когда я сам пролез на территорию дома купца, то увидел уже убранные к стене мушкеты и дрянные шпаги.
– Веди к хозяину, – приказал я подошедшему ко мне двухметровому детине.
Не говоря ни слова, мужик развернулся и, переваливаясь из стороны в сторону, будто заправский медведь, повел меня к открытой двери терема. Не выказав удивления, я направился следом за ним; со мной пошел только Михаил: все же надо хоть как-то подстраховаться, не в избу же к крестьянину иду.
– …по двое, – едва услышал я тихий голос Михаила, успевшего отдать какие-то команды.
Проблуждав чуть ли не пяток минут по нескончаемым коридорам и лесенкам, мы наконец оказались в просторной светлице, предназначенной явно для встреч дорогих и знатных гостей. О верности этого предположения говорило и то, что на одном из столов уже стояли горячие блюда вместе с парой закупоренных бутылок вина.
«Хорошо хоть не медовуха», – пришла в голову нелепая мысль.
Во главе стола сидел молодой мужчина, лет двадцати пяти – тридцати, с соломенными волосами и карими глазами, в которых при внимательном изучении пробегали веселые огоньки. Когда мы вошли, он встал со своего места и поприветствовал нас, тут же предложив сесть за стол.
«И когда только успели на стол накрыть? Видно, хозяин – парень не промах. Что ж, тем лучше для него».
– Извините, что спрашиваю, но чем заинтересовал вас, ваше царское высочество, простой купец? – спросил наконец Борис, после того как мы отведали превосходно приготовленных птиц, лежащих горкой на большом подносе. Жаль, что я так и не смог научиться различать всяких рябчиков и перепелов. Хотя главное – чтобы вкусно было, а кто там в желудок попадает, не так уж и важно.
– Чем вы меня заинтересовали…
Посмотрев на командира своих гвардейцев, я кивнул на дверь. Без лишних слов Михаил встал из-за стола и вышел, прикрыв за собой дверь. Теперь о том, что кто-то посторонний услышит наш разговор, можно не беспокоиться. Капитан знал свое дело как никто другой, а самое удивительное – симпатизировал мне, хотя в самом начале своей службы скорее просто исполнял обязанности. Но, видно, наследник будущей империи все же изменился в лучшую сторону, раз такие близкие люди, как командир телохранителей, столь резко меняют свое отношение к подопечному.
– Так вот, ты меня заинтересовал прежде всего как возможный компаньон, – продолжаю я, после того как дверь закрылась.
– Чем же вам, ваше высочество, может помочь обычный купец, занимающийся продажей льна и пшеницы?
Внимательно посмотрев на торговца, я с удовольствием заметил легкое замешательство на его лице – так, легкую тень, но ведь приятно же как!
– Вы знаете, Борис Митрофанович, что на Руси каждый год где-то голодает народ и умирают от голода сотни детей? – задал я купцу наводящий вопрос.
– Эка новость, ваше высочество, об этом все знают. Опять же, от урожаев многое зависит, от дождей, засухи… Да много от чего, всего и не назовешь, – простодушно ответил Борис Лоханьков.
– Так-то оно так, но мне вот недавно птичка на хвосте принесла, что частенько такими делами занимаются нечистые на руку скупщики. Порой даже специально вывозят за границу хлеб, дабы некая область нашей страны голодала, а народ там смуты устраивал, – усмехнулся я, глядя, как задергалась щека купчины.
– Я не знал об этом, ваше высочество, – единственное, что смог выдавить из себя Борис, медленно обливаясь потом, словно сидел не в комнате, а в натопленной докрасна бане.
– Как так? А кто же должен об этом знать, как не один из тех, кто такими делами занимается? – искренне удивился я словам купца.
– Так… я… ваше царское… – начал вставать со стула Борис.
– Сидеть! – прикрикнул я на него. – Ты мне голову не морочь, я про твои делишки много чего рассказать могу, да нет мне до них дела. Ты мне нужен не для того, чтобы тебя в холодную сажать.
– Все что угодно, ваша милость! – прямо из-за стола упав на колени, взмолился купец Лоханьков. – Что прикажете, все исполню.
По закону, купца за его дела ждали виселица и полная конфискация имущества. Так что все эти заломы рук в мольбе были не наигранными: перед его семьей стояла вполне реальная угроза оказаться в статусе крепостных, приписанных, к примеру, к уборке тюрьмы.
– Мне надо, чтобы ты к следующей зиме (скажем, ближе к Новому году) смог привезти в Рязань хотя бы десяток именитых купцов этих земель. Как и каким образом ты это сделаешь, меня не волнует. Если же к началу декабря тебя и остальных купцов не будет, то пара интересных документов попадет в руки Монастырского приказа.
– Но как же мне их собрать-то, ваше высочество? Да и к чему это? – попытался возразить купец.
– Для чего это надобно, тебе знать необязательно, а вот как собрать, решай сам. Единственное, что можешь сказать, это то, что в обиде никто не останется, да и напрямую ко мне обратиться могут, все же я не абы кто, а наследник престола. Ясно? – нахмурился я, вставая со своего места.
