Николай Федорович Иванов
Департамент налоговой полиции
А катер Моржаретова надрывался уже где-то рядом, за ухом, заглушая свист пиропатрона. И тогда, понимая, что найти выход просто не хватит времени, коротышка достал пистолет. Приходилось признаваться себе, что чего-то он недопонял в этой стране. Люди поступали не так, как положено поступать при всеобщем бардаке и таких деньгах. Он упростил людей, поверив, что все можно купить. Однако кто-то еще сопротивляется, вспоминает о каких-то принципах, не боясь лишиться при этом приработка.
Поэтому сейчас, здесь, на их с Розой острове, он стреляет не просто в еще одного неизвестно откуда появившегося смертника-идеалиста – он стреляет в свое неудачливое, проклятое прошлое. В одного из тех, кто всегда стоял на его пути. Звук выстрела заглушит сирена, а пистолет он выбросит в воду. Но неужели так нелепо, быстро и неотвратимо будет порван бредень, за которым – его сеть?
Не заметил, не мог заметить он в темноте и сзади, как поднявшийся на борт по швартовому канату мокрый Черевач, мгновенно ухвативший ситуацию на палубе, бросился на Бориса. Разбег оказался таким сильным, что, не удержавшись на ногах, он вместе с Иваном перелетел за борт. Бросившегося к «дипломатам» Асафа перехватила перепрыгнувшая с подскочившего катера на яхту оперативно-боевая группа из физзащиты…
– Прошу, – Моржаретов сам распахнул дверцу машины, приглашая Соломатина и Черевача.
Те переглянулись, и Иван попросил:
– Если можно, до Речного. Там у меня машина.
«БМВ» терпеливо ждала своего хозяина. Завелась охотно, послушно. Черевач включил дальний свет, умело вывернулся с пирса на Ленинградское шоссе.
– Заедем сначала в одно местечко, – сообщил он Соломатину. Москва торопилась укрыться, разъехаться, разбежаться перед ночной грозой, а они, наоборот, остановились около парка на улице Куусинена. Черевач вышел из автомобиля, стал рассматривать деревья, росшие вдоль дороги. Подошел к одному, присел, начал что-то искать под ним в листве. Разочарованно встал, огляделся еще раз и начал повторять тот же прием под остальными деревьями.
– Что? – спросил Борис, когда прошло несколько минут, а Черевач продолжал без объяснений копошиться вокруг осин.
– Да так, кое-что хотел найти, – неопределенно ответил тот. Виновато посмотрел на друга, оглянулся на парк. Много, очень много деревьев…
– Завтра найдем, поутру, – предложил Соломатин, поймав за шиворот первую каплю дождя.
– Ты думаешь? – пристально посмотрел на него Черевач, но объясняться вновь не стал и молча направился к машине.
Постоял около нее, о чем-то раздумывая, потом вытащил из нее свою сумку, блокнот. Захлопнул дверцу. Оглянулся назад, в сторону метро:
– Может, на «Полежаевку» пойдем? В метро быстрее.
В метро, конечно, было дольше и дальше, но Борис пожал плечами и первым выбрался на тротуар: скорее всего Черевач оставлял не просто машину в ночной предгрозовой Москве…
35
Совещание у министра финансов затянулось и кончилось достаточно поздно – на службу можно было уже не ехать. Но Директор махнул водителю-охраннику:
– На Маросейку.
Сегодня ровно год, как он назначен на эту должность. Дата. Вообще-то сейчас вслед за политиками Запада взяли моду отмечать сто дней пребывания в должности, но этот срок пролетел столь стремительно, что юбилей и не вспомнился. А вот про годовщину напомнил помощник: пора вроде подводить первые итоги.
Однако их могла обозначить не эта символическая дата, а предстоящее заседание коллегии, на котором обещал присутствовать премьер-министр со своим кабинетом. Оставалось определиться: налоговой полиции гордиться таким вниманием или это первый признак того, что департамент ждут какие-то перемены?
И то, и другое возможно. За прошедший год они, конечно, не взорвали криминальный бизнес. Они только-только начали ощупывать этот каравай, вырисовывая для себя его контуры. Но в то же время ведь из ничего: из временно прикомандированных, из кабинетов в женских туалетах, без единой строчки в законах создать работоспособную, уже заявившую о себе структуру – это тоже есть факт, как говорит Беркимбаев.
Он попросил водителя не заезжать во внутренний двор департамента, а остановиться у центрального входа. Члены правительства будут входить в здание отсюда, и захотелось посмотреть, что увидят они при входе в департамент.
В фойе рабочие счищали со стены лозунг про коммунистическое строительство. Бюста Ленина уже не было, торчал только постамент из красного гранита, на который пытались пристроить вазу с цветами.
Не без усилия было принято решение о переоборудовании входа. Если бы не предстоящая представительная коллегия, этот вопрос, может быть, не ставился бы еще какое-то время: получив здание в наследство от оборонщиков, начинать свою деятельность со сноса памятников и лозунгов не хотелось. Да и слишком близка история, которая ныне счищается со стен и душ. А уподобляться тем, которые готовы рушить даже собственный дом ради конъюнктуры и чьей-то похвалы, не в его характере: прожитое, каким бы оно ни было и ни называлось сегодня, свято. И в очередной раз уподобляться Иванам, не помнящим родства, лично он не желал. Потому и не спешил со всякого рода перестановками и переделами. Хотя гости из других ведомств откровенно улыбались призывам о строительстве социализма. Да и на бюст Ленина смотрели кто с усмешкой: еще молитесь на него? – кто с уважением: молодцы, что не теряете, а главное, не стесняетесь своего достоинства.
И вот все же решили снять. Хотя ваза с цветами – еще большая нелепость, чем, если судить по большому счету, Ленин в налоговой полиции. В былые времена могли бы и удостоверение полицейского ему выписать под первым номером – были ведь и такие выверты. Вот и думай – не думай о политике…
Чувствуя, что лезет в ситуацию, которая от него не зависит, он лифтом поднялся на пятый этаж, а затем еще одним пролетом пешком – к себе на шестой.
Его кабинет тоже только обустраивается, в нем еще витает дух прежнего хозяина – дважды Героя все-таки Социалистического Труда Белоусова. Кабинет огромный, внушительный, со множеством макетов боевой техники, всевозможных статуэток по подоконникам, столам и полкам. Красиво, уважительно к тому, чем занимались, но и от этого пришлось отказаться: он, Директор, должен создавать свой дух в этом здании. Дух налоговой полиции – стража экономической безопасности страны. У нее еще нет никакой атрибутики, даже форму в пятый или шестой раз рассматривали, так и не найдя оптимальный вариант – чтобы и строгость подчеркивала, и в то же время не была агрессивной, угрожающей. А тут еще проблемы с цветом. Против черного категорически восстали моряки и железнодорожники, на голубой наложили вето авиаторы – как гражданские, так и военные. К зеленому и оливковому не подступиться – там засилье армии. Серый цвет не дает милиция. Не в красный же теперь рядиться! Слишком поздно пришла налоговая полиция. Точнее, слишком много в России оказалось тех, кто носит форменную одежду и с кем необходимо согласовывать каждый элемент своего будущего одеяния…
Помощник и секретарша уже ушли, и дверь в приемную пришлось открывать дежурному по департаменту.
– Мы только что заваривали чай, – ненавязчиво предложил дежурный, и Директор с удовольствием кивнул: если можно.
Издали оглядел стол, на котором в его отсутствие появились три папки. Одна, конечно, от кадровиков, вторую не мог не подсунуть Моржаретов. Ну, а последняя, можно с кем угодно спорить, финансистов. Троица, которая забирает основное время. И которая в то же время держит департамент.
Пообещав себе, что не станет углубляться в документы, а только просмотрит их, чтобы знать, чем заниматься с утра, открыл первую папку. Финансовые ведомости. Что купить, сколько заплатить. Зарплата. Премиальные за «взятый» банк. Расчетная смета на приобретение собственной поликлиники. Платежка на регистрацию газеты «Налоговая полиция». Да, здесь без начфина не обойдешься.
В оперативной папке лежали всего два листочка, и скорее оттого, что это было крайне непохоже на Моржаретова, вываливавшего обычно десятки документов, он прочел их. Рапорт на поощрение участников работы по «Южному кресту». Пять фамилий. По «Зет» – конкретная просьба: наградить видеокамерой. А что, очень даже может быть. Не век же ему придется снимать чужой аппаратурой для чужих дядей. Когда-нибудь выйдет из-под «крыши» и, глядишь, еще собственный фильм о налоговой полиции снимет.
Хотя, положа руку на сердце, снимать пока нечего. Даже «Южный крест», если по большому счету, взяли не потому, что изначально существовал какой-то четко продуманный план, при котором в нужной точке в нужное время оказались налоговые полицейские. Выиграли за счет личной смелости и смекалки каждого сотрудника в отдельности. А если бы на месте Соломатина, Моржаретова оказались другие люди?
Нет, в их работе нужна не цепь случайностей, а плановость, хотя это понятие сейчас не очень-то в чести из-за своего коммунистического прошлого. Пора переходить к тому, чтобы не рыбаки-одиночки наудачу ловили пескарей, а на пути идущих на промысел щук выставлялись сети. Их прорвать или обойти уже труднее…
Хотя и обещал себе не принимать сегодня решений, поставил в углу рапорта Моржаретова резолюцию: «В приказ».
Вторым документом оказался факс из Германии. Когда-то именно после немецкого сообщения они начали крутить дела с нефтью. Что на этот раз?
«Телефакс-информация.
Через офицера связи.
Количество листов – 1.
Департамент налоговой полиции России.
Срочно.
Лично г-ну Директору.
По вопросу: международное содействие в раскрытии преступления.
На Ваш запрос по поводу исчезновения на территории России гражданина ФРГ Г.Х. Шинкеля подтверждаем, что в свое время он привлекался к ответственности за нарушения налогового законодательства страны.
Есть все основания согласиться с Вами, что он состоял в тесном контакте с одной из московских группировок, занимающейся незаконными сделками в игорном бизнесе.
Просил бы Вас оказать содействие и нашему представителю, который выедет в Москву для выяснения данного обстоятельства.
С уважением
Криминальный главный комиссар»
Долго, очень долго примерялись к игорному бизнесу и вот решились взяться за этот «Клондайк». Здесь розыскных и оперативных мероприятий предстоит провести побольше, чем даже в нефтяных делах. Там хотя бы в двойной бухгалтерии остается след, а здесь цепочка намного короче: деньги – игра – кошелек. Но пора начинать работу и здесь.
Единственное, от чего хотелось бы уберечь оперативников: расследование ради громких дел не должно стать самоцелью полиции. Громко – это еще не значит эффективно. Сегодня важнее сформировать коллектив, заложить в него дух бескомпромиссности и честности. По крайней мере ему, Директору, нужно четко представлять, что налоговая полиция сформируется не сегодня и не завтра, пусть даже от роду ей уже и год. Нынешний набор месит лишь глину для фундамента будущей деятельности. И как во всякой команде, набранной не поштучно, а откомандированием определенного количества офицеров, набралось немало и тех, от которых наверняка придется освобождаться. Боже упаси от всеобщего подозрения, но все равно настолько же чревато опасностями и всеобщее благодушие – ах, какие мы здесь собрались все честные и благородные! А собрались просто люди из разных ведомств да еще на переломе и своих судеб, и судьбы страны. Так что… так что надо продолжать месить глину для последователей.
Словно желая подтвердить эту свою мысль, он взял самую пухлую папку – от кадровиков. Вот в ней – уже конкретные судьбы. Что на этот раз?
Сверху оказался рапорт подполковника Варахи Г. И.: «Прошу уволить меня из органов ДНП РФ в связи с тем, что по морально-этическим соображениям не считаю возможным находиться в рядах правоохранительной структуры».
После подрыва его квартиры и гибели невесты сына Вараха категорически отверг любые предложения продолжить службу в налоговой полиции. Даже с учетом того, что Моржаретов и Беркимбаев стали на сторону подполковника, когда решался вопрос о его судьбе.
Раз написан рапорт, значит, подполковник остался при своем мнении. Положа руку на сердце, этот вариант устраивал Директора больше, чем любой другой. Да, решается судьба человека, да, она не безразлична. Но за спиной – еще тысячи сотрудников, которые должны получить урок и теперь тысячу раз подумать, прежде чем пойти даже не на предательство, а на контакт с криминальным бизнесом. Жестко по отношению к конкретному Варахе, но ему, Директору, нужно думать о всей структуре департамента. Легок на помине, заглянул Беркимбаев.
– Разрешите?
– Ну раз уж пришел…
– На прошлом совещании вы сказали, что сегодня я должен доложить о положении дел в департаменте по нашему направлению. В восемнадцать часов я был на докладе, но…
– Задержали в правительстве, – вспомнив свое указание, поднял руки в извинении Директор.
Хотел поделиться, может быть, самым главным известием, полученным при поездке в «Белый дом»: там показали проект Указа Президента об отмене всех дополнительных квот на продажу сырья из России и льгот по налогам. После его ли докладной записки в правительство эта проблема сдвинулась с мертвой точки или вопрос назрел сам собой, но то, что налоговая полиция в случае с «Южным крестом» нащупала самую болевую точку и пресекла одну из глобальных афер, – чем не подарок к собственному юбилею!
Да и старые товарищи по КГБ, проверявшие африканский след, намекнули: благодаря налоговой полиции Африку в ближайшее время по телевизору показывать не будут. Если учесть, что главными новостями телевизионщиков стали войны, то где-то кому-то они спутали карты. Приятно мимоходом делать такие гадости.
Единственное, что не позволяло пока удовлетворенно вздыхать: проект Указа – это еще не документ. И с нефтью они еще тоже покувыркаются. По оперативным данным, сибиряки и центр все же сели за стол переговоров и скорее всего найдут компромисс. И, что интересно, посредником выступила Чечня. Некоторые косвенные данные подтверждают, что чеченская группировка все активнее вторгается в нефтяной бизнес. Скорее всего это они пытались убрать автора «Независимой газеты», просчитавшего чеченский след в нефтяном криминале. Потому-то Моржаретов так долго искал со своими операми ключ к «Южному кресту», думая, что все эти убийства и заложники – дело рук Козельского. Нет, одного хозяина у нефти не будет, слишком лакомый это кусок пирога. Каждый раз гоняться за счетами – это бить по хвостам, да и налоговой полиции не хватит, как ни раздувай ей штаты. Здесь нужны именно такие меры, как ликвидация квот. Сколько же миллиардов потеряют дельцы, когда Указ вступит в силу! И вновь кому-то кем-то это не простится…
Поэтому о предстоящих радостях он промолчал, спросил о том, ради чего дожидался его Беркимбаев:
– Так и чем же вы хотели порадовать в восемнадцать часов?
Генерал пригладил волосы, замялся, подбирая слова, с которых можно было бы начинать доклад. Если нет четкого рапорта – дело серьезное, и Директор подбодрил:
– Давайте-давайте, все равно все наше и нам тащить этот воз.
– На сегодня точно установлено, что информатором «Южного креста» был вот этот наш сотрудник, – генерал написал на листочке фамилию делопроизводителя из оперативного управления.
Директор столь удивленно вскинул брови, что Ермек пригладил уже не волосы, а лицо, словно снимая с него маску: да, именно он, генерал Беркимбаев, открыто выражал свою симпатию этой красивейшей женщине. Именно он пригласил ее на работу в департамент из налоговой инспекции и теперь вынужден докладывать, что она – информатор…
Но не зря, видимо, столько лет оба проработали в органах – справились с эмоциями, и Директор поднял голову: доказательства!
– Однажды еще в налоговой инспекции она оказала услугу одному из кооперативов, и те, конечно, отблагодарили ее. Дальше – больше, вплоть до приглашения в Америку. Там она познакомилась, а вернее, ее познакомили с господином Козельским. Все более чем банально. Расшифровка «черного списка» показала, что да, она есть в нем.
– Моржаретов знает?
– Пока только я, вы и сотрудник, который занимался данным вопросом.
– Предложения?
– Пока не трогать. Нам важнее выявить тех, кто ее вывел на Козельского. Основные – они, и это тоже есть факт. Во-вторых, через нее, может быть, удастся выйти на остальных, кто так или иначе поставляет информацию коммерческим структурам.
– Вы говорите так, будто их здесь целое гнездо.
– Гнездо не гнездо, но некоторые кандидатуры, на мой взгляд, пересмотреть необходимо. Мы сверили утечку: к шестидесяти процентам этот человек, – генерал указал на листок с фамилией, – доступа не имел и не мог иметь. Таких, как он, обычно используют в качестве ширм, как и в случае с Варахой: чтобы, храня основного, сдавать этих и тем самым как бы успокаивать нас. Так что можно попробовать включиться в игру. План представлю, как только проработаем весь рисунок.
Директор повертел листок, затем изорвал его на мелкие кусочки, задумчиво и грустно произнес:
– Да, вот и верь после этого людям.
Беркимбаев еще более озабоченно, чем начальник, покивал головой. Ему-то с таким опытом и стажем работы проколоться на женском обаянии! Впору писать рапорт об увольнении, если бы это помогло делу.
– Будем работать, – подвел итог Директор, принимая ношу и на свои плечи. – Езжайте отдыхать домой.
– А вы?
– Побуду немного.
Хотелось поделиться с генералом, что сегодня не просто обыкновенный день, а все-таки годовщина. Но раздумал. Мало ли у человека какие даты в жизни. И сколько их еще будет впереди! А даты нужно справлять в одиночестве, ибо вокруг юбиляра всегда пляшут и поют.
– Тогда еще один вопрос, если можно, – попросил Беркимбаев.
– Если есть вопрос, чего стесняетесь?
– Хотел спросить насчет Моржаретова. Мы вроде как друзья с ним, вместе пришли сюда. И вот мне присваивают генерала, а он пашет более моего, а…
– … все еще полковник? – улыбнулся Директор.
– Извините, но да. Если об этом, конечно, уместно спрашивать.
– Уместно. За друзей, Ермек, всегда волноваться уместно, так что стесняться нечего. А генералом он наверняка станет: указы ведь подписывает Президент.
– Спасибо. Разрешите идти?
Попрощавшись, Беркимбаев виновато вышел – всегда неудобно для подчиненных, когда начальник работает больше и дольше их.
А Директор, проводив его взглядом, с неожиданным удовлетворением откинулся на спинку кресла. Вот этого он как раз и пытается добиться в Департаменте – чтобы люди просили и волновались за других. Именно отсюда, от этой заботы и внимания и начнет формироваться коллектив. От таких людей, как Беркимбаев. Соломатин. Может быть, даже с Ивана Черевача, рапорт которого о приеме на службу лежит в папке кадровиков следом за рапортом Варахи. Вот так и получается: одни уходят, другие занимают их место. И нужно еще посмотреть, что труднее выбрать: уходить от сумасшедших заработков и роскоши в коммерции или приходить к постоянной ответственности здесь. Остается удивляться природе, что есть еще люди, которые не только не бросились на наживу и шалые деньги, а уходят от них.
Директор взял в руки кадровое заключение по Черевачу. Сверху стоит роспись Беркимбаева: проверен, согласен. Но на документах Людмилы, к сожалению, он писал то же самое. Поэтому пусть полежит, спешить некуда, время еще подумать и лишний раз проверить человека есть.
Отложил ручку, чтобы не соблазнять себя новыми резолюциями. Закрыл и отодвинул в самый дальний угол огромного стола все три папки. Прошелся по кабинету, благо было где размяться. Остановился у окна.
Впервые пожалел, что его окна выходят не на улицу, а во внутренний двор департамента. Что здесь увидишь? Лишь вдали мокрые после дождя крыши домов. Сколько же судеб вместила в себя Москва! И как перемешивает она их! Кто мог подумать, что когда-либо в здании всегда святой для страны «оборонки» поселится налоговая полиция? Что в этом кабинете герб Советского Союза прикроет двуглавый орел? И при чем здесь простые люди, которые лишь вертятся в жерновах истории, живя под этими крышами? Чем виноваты они?
Отвернувшись от окна, Директор вдруг решительно направился к столу, на ходу доставая ручку. Открыл папку с приказами. Найдя рапорт Черевача, размашисто, может быть, даже размашистее, чем всегда, поставил на нем свою подпись…
