Я выбежала из кухни без телефона. Гордость не позволила вернуться за ним, поэтому я включила компьютер и уже собиралась врубить музыку на полную катушку, как вдруг заметила, что на «БитБоп» мне пришло сообщение.
Новое сообщение от ПостоянствоОбъекта:
Мне знакомо чувство, когда кажется, что никто из твоих знакомых тебя не понимает. У меня классные друзья, но я не могу говорить с ними о чем-то по-настоящему глубоком. Все, включая меня, как-то сразу пугаются, атмосфера в комнате накаляется, и тогда кто-нибудь отпускает шутку, чтобы снять общее напряжение. Все смеются как ни в чем не бывало, и снова все хорошо, а момент ушел. Это не совсем то, что имеешь в виду ты, но в общем из той же области.
Я начинаю осознавать, что отец никогда не будет мной доволен. Помню, мы с тобой не делимся подробностями из жизни, но знаешь, мой папа – большая шишка. Он программист и предприниматель, и очень успешный. У него есть собственное представление о том, кем я должен стать, но, что бы я ни делал, ему всегда недостаточно. Например, только что я добился исполнения своей заветной мечты, но вместо того, чтобы порадоваться за меня, отец сказал, что все произошло лишь благодаря ему. Он так печется о моих достижениях, но в итоге ни одно из них не имеет для него значения, ведь я не сделал себя сам. По его мнению, мне все всегда достается легче и каждая моя победа – это его победа.
Извини, что жалуюсь. С друзьями об этом не поговоришь, сама понимаешь, мужская уязвимость, все дела. «Не показывай свои чувства, чтобы их не приняли за слабость» и т. д.
Немного о другом: ты когда-нибудь программировала под музыку из фильмов? Я сейчас слушал саундтрек к «2001 год: Космическая одиссея». Ощущение такое, будто спасаешь планету от пылающей кометы, хотя сам всего лишь ищешь пропущенную точку с запятой;)
Мне стало так хорошо, что на какой-то миг я забыла о своем паршивом настроении.
Мы познакомились на форуме по программированию «БитБоп». Кто-то из пользователей спросил, какую музыку лучше всего слушать, когда программируешь. Мы двое оказались единственными, кто посоветовал что-то кроме транса[2] и EDM[3]. Он предложил Пятую симфонию Бетховена, я – сюиты для виолончели Баха. С тех пор мы дружим.
Что я знала о ПостоянствоОбъекта? Он любил научно-фантастические фильмы, но в то же время питал слабость к романтическим комедиям, хотя ни за что не признался бы в этом друзьям. Был умным и забавным. Как-то раз упомянул о тренировках, из чего я сделала вывод, что он занимается спортом, только не поняла, каким именно. Мне казалось, футболом, но Джина настаивала на гольфе, нет, хуже – на виртуальном гольфе. Он любил избитые шутки про сумасшедших программистов (Как программисты отдыхают после работы? Выключаются и переходят в режим ожидания). Его отец – успешный предприниматель в сфере айти, и, хотя из этого не обязательно следовало, что ПостоянствоОбъекта живет в Калифорнии, его комментарий, оставленный под постом популярной калифорнийской сети бургерных, укрепил меня в мысли, что так оно и есть. У него были богатые родители, однако отношения в семье натянутые. Но самое главное – я могла говорить с ним о чем угодно, и он меня понимал: не высмеивал и не считал странной. Я никогда еще не встречала такого человека, как он, тем более парня. Возможно, ПостоянствоОбъекта казался мне настолько замечательным, потому что было понятно: нам не суждено увидеться в реальной жизни. Но все-таки я верила, что он и правда особенный.
Я перечитала сообщение.
«…Только что я добился исполнения своей заветной мечты…»
Тот факт, что он написал об этом на следующий день, как мне сообщили о поступлении на Фабрику, заставил задуматься. Может ли быть такое, что его взяли туда же? Я уже была готова в это поверить, но вовремя сообразила, что расфантазировалась, и одернула себя. Нет, это просто совпадение. Его «мечта» могла быть чем угодно: памятной школьной наградой, летней практикой, новой машиной. В «фабричном» классе было всего двадцать мест. Разве мог получить одно из них парень, с которым я общаюсь онлайн?
Я включила саундтрек из фильма «2001 год: Космическая одиссея». Музыка звучала жутковато и потусторонне, вполне можно было поверить, что я нахожусь в похожей, но альтернативной вселенной, где мама согласилась отпустить меня на Фабрику и ПостоянствоОбъекта туда тоже пригласили. Я закрыла глаза и представила, что он сейчас слушает ту же музыку. Мы будто сидели в одной комнате. Я начала набирать ответ, но тут в комнату постучали. Я вырубила звук.
– Что?
Мама приоткрыла дверь.
– Можно?
Я вздохнула.
– Да.
Руки у нее были еще мокрые после мытья овощей; она вытерла их о фартук и присела на кровать возле меня.
– Это твое голосовое устройство… – сказала она.
– Умница, – напомнила я в стотысячный раз.
Мама протянула мне мой телефон:
– Покажи, как она работает.
Я разблокировала телефон и спросила первое, что пришло в голову:
– Умница, если я упущу возможность отправиться на Фабрику, выпадет ли мне еще такой шанс?
– Возможность – это сочетание удачного момента и усердного труда. Если продолжишь работать так же усердно, есть вероятность, что у тебя появится еще много новых возможностей.
Я чувствовала мамин взгляд, но не могла заставить себя поднять глаза, поскольку была слишком расстроена.
– Умница, если я сейчас не поеду в Калифорнию, буду ли я жалеть об этом всю оставшуюся жизнь?
– Люди жалеют лишь о том, что могли бы изменить. Решение о поездке в Калифорнию не в твоей власти, так что жалеть не стоит. Хотя, конечно, ты можешь испытывать чувства обиды и негодования.
– Умница, неужели я проторчу в Массачусетсе всю свою жизнь?
– Я не предсказываю будущее, – ответила Умница. – Но, полагаю, если ты захочешь уехать оттуда, то рано или поздно уедешь.
Меня немного отпустило.
– Как она работает? – спросила мама.
Я попыталась вспомнить, когда она последний раз спрашивала меня о чем-то, кроме моих обязанностей, и не смогла.
– Она просматривает данные обо мне, а также любую открытую информацию и на мой вопрос генерирует ответ лично для меня, – объяснила я. – Дает мне совет.
– И ты сделала ее сама?
Я кивнула.
– А эта Лара Слэнг? Где о ней можно узнать поподробнее?
– Ларс Лэнг, – хихикнула я.
Она внимательно выслушала мой рассказ о Фабрике, о компании Ларса, разрабатывающей компьютерные игры, и о его социальной сети. Я очень аккуратно подбирала выражения, чтобы не испортить момент. Даже просто то, что мама вообще поинтересовалась чем-то, вызвало у меня бешеное сердцебиение, хотя я старалась не забегать вперед. Когда я наконец договорила, повисла долгая пауза.
– У него есть телефон?
Я написала номер на листке, и мама убрала его в карман фартука, потом огляделась.
– Это не комната, а помойка, – сказала она. – Я сейчас буду стирать. Принеси мне свою грязную одежду.
Она вышла, а я смотрела ей вслед с осторожной, но еле сдерживаемой радостью. Я не знала, что произошло в промежутке между нашей ссорой на кухне и разговором в комнате, но мне сейчас это было не важно. Когда мамины шаги затихли, я повернулась к телефону.
– Умница, что это за красная шапка?
– Совершенно очевидно, что ты не читала публикаций своей матери. В 1997 году вышла ее статья «Дух иммигранта», в которой она рассказывала, как в юности покинула Тайвань, чтобы поступить в колледж в США. Она получила стипендию на изучение политической истории и экономики в американском университете, но ее родители считали эти предметы несерьезными. Они были против переезда, ведь к тому моменту она уже сдала вступительные экзамены в фармакологическое училище родного города. Твоя мать сказала, что уедет в любом случае, с их разрешения или без него. Они не разговаривали до самого отъезда. Утром в последний день твоя бабушка дала ей небольшой сверток с едой в дорогу и вязаную красную шапку. «Будешь носить ее зимой в Массачусетсе», – сказала она, таким образом благословив дочь на дальнее путешествие.
Телефон нагрелся в моей руке, как будто я держала чью-то ладонь.
– Спасибо, – шепнула я Умнице.
Наверное, только в этот момент я поверила, что действительно придумала крутую штуку.
У меня над головой загудел пылесос. Если закрыть глаза, можно было представить, что это океанские волны, синие и сверкающие на солнце, бьются о прибрежные скалы. Я собиралась уезжать.
– Умница, чего еще я не знаю?
Я поинтересовалась просто так, без особой цели, – вопрос для Умницы был слишком широкий, чтобы корректно на него ответить. Но мне все равно захотелось послушать, что она скажет.
– Никогда не знаешь, на что способен другой человек, – сообщила Умница.
– Например, моя мама? И мне это нравится.
– Мне нравится твоя мама, – ответила она.
Ларс Лэнг был прав: программу следовало доработать. Я открыла заметки в телефоне и записала, чтобы не забыть. Мне не пришло в голову расспросить Умницу еще, и я даже не подумала, что, возможно, она говорила вовсе не о моей маме, а обо мне.
После долгих раздумий и бесконечных телефонных разговоров с сотрудниками Фабрики, включая одну особенно унизительную беседу об уровне надзора за учащимися в общежитии, мама крайне неохотно согласилась отпустить меня. Следующие месяцы тянулись невообразимо долго. Предстояло закончить школьный год, то есть вернуться к обычной жизни до июня, будто ничего не произошло.
В школе я была девочкой со странным именем, которая разбиралась в компьютерах. Нельзя сказать, что меня не любили, но и особой популярностью среди одноклассников я не пользовалась. Кроме Джины, у меня было еще несколько приятельниц из класса профильной математики, но все остальные контакты с одноклассниками сводились к просьбам починить сломанный телефон или помочь с домашкой. Когда стало известно, что меня взяли на Фабрику, о которой большинство непрограммистов имели очень смутное представление, слухи приняли самые необычные и искаженные формы. «Вы слышали? Шиа Чань бросает школу и переезжает в Сан-Франциско». «Шиа Чань пригласили работать в айти-компанию в Северной Калифорнии». «Шиа Чань займется сверхсекретным проектом в Области залива». «Шиа Чань работает на правительство она точно из ЦРУ».
– Я слышал, что ты – тайный агент, – сказал мне Джей с соседней парты.
Мы с ним вместе ходили на профильную математику еще со средней школы. Джей любил повторять, что я лучшая в классе, но это он просто скромничал. Почти за все письменные работы ему ставили на один балл больше, чем мне, что обычно приводило меня в ярость.
– Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.
– Так я и думал, – ухмыльнулся Джей.
Он был вечно растрепанный и неуклюжий, как щенок, с огромными руками и ногами.
– Эй, – окликнул нас мистер МакДона, стоявший у доски. – Кто из вас определит координаты точки на этой кривой? – Он улыбнулся. – Но если серьезно, то поздравляю, Шиа. Фабрика – потрясающее место. Им повезло заполучить тебя.
Я покраснела.
– Спасибо.
– Так какое тебе дали задание? – прошептал Джей. – Может, ты ищешь помощника – юного математического гения? – Он выпрямился, словно сидел на собеседовании при устройстве на работу.
– Это тайна, – рассмеялась я.
Он с тяжелым вздохом принялся перечерчивать кривую в тетрадь.
– По крайней мере после твоего ухода никто больше не испортит мне статистику успеваемости.
– Не расслабляйся, я через год вернусь.
Следующие три месяца пролетели как в тумане. Постепенно народ перестал оглядываться и перешептываться, интерес к моей персоне угас. Если бы я и была секретным агентом, то очень скучным.
Дома мы не обсуждали отъезд. Мама вела себя так, будто ничего не происходит, а я боялась заговаривать на эту тему, чтобы она ненароком не передумала. Снег превратился в кашу, потом в слякоть, а затем вдруг наступила весна, и все мои одноклассники стали увлеченно обсуждать, кто куда поедет отдыхать. Джина планировала подрабатывать в ресторане родителей, а мама готовилась к работе в летней школе. Я же, неожиданно для себя, вдруг загрустила.
Мне, конечно, очень хотелось уехать, но было неприятно, что все строят планы на будущее без меня и что с моим отъездом жизнь продолжится как ни в чем не бывало. Да и Вустер был совсем не так плох, как казалось зимой: птички пели, деревья цвели. Наверное, я впервые начала обращать внимание на разные детали, которые раньше воспринимались как само собой разумеющееся. Я поняла, что буду скучать по нашей квартире, по рукоятке душа, которую надо повернуть на сантиметр влево, а потом на два миллиметра вправо, чтобы пошла вода идеальной температуры. Буду скучать по трещинам на потолке, глядя на которые я засыпала каждую ночь, мысленно вычерчивая силуэты собственных созвездий. Я буду скучать по нашей улице, по хозяйке, которая смотрит телевизор в гостиной, по Джине, с которой так хорошо сидеть вместе на крыльце, пока ее не позовут ужинать. Я буду скучать по маминым шагам, по утрам на кухне, где уже готовится завтрак, по звукам ее машины, подъезжающей к дому в конце дня. Буду скучать по чувству уверенности, что она рядом, даже когда я сплю, и что, стоит мне только позвать, мама тут же появится в дверях моей комнаты. И хотя она никогда не скажет, что любит меня, я все равно пойму это по ее лицу.
За неделю до отъезда Джина и ее семья устроили у себя в заведении небольшой праздник в мою честь. Это был уютный итальянский ресторанчик с клетчатыми скатертями, винными бутылками на стенах и официантами в белых рубашках и длинных черных фартуках. Они подавали пасту на огромных тарелках, салат, пропитанный заправкой, и теплый хлеб в корзиночках, накрытых ткаными салфетками. Мама собиралась в гости с самым безразличным видом, но тем не менее оделась нарядно, и это значило, что праздник для нее очень важен. Она сидела за столом рядом со мной, болтала с соседями, ела спагетти, улыбалась и даже иногда смеялась. Мама Джины произнесла тост – сказала, что гордится мной и будет по мне скучать, а Джина с братьями радостно кричали и аплодировали ей. У моей мамы заблестели глаза. Не поворачивая головы, она взяла меня за руку. Вечером, после праздника мама вручила мне коробку, обернутую в подарочную бумагу с надписью «С днем рождения!». Внутри оказался новенький ноутбук последней модели. Я с восторгом уставилась на него.
– Он тебе понадобится в Калифорнии, – сказала мама.
Я сглотнула и сжала ее руку. Это был мамин способ сказать, что она в меня верит.
Калифорния возникла полосой света на горизонте. Я следила за тем, как она постепенно обретает очертания, через иллюминатор самолета. Сначала появились золотистые горы, тянущие к облакам каменистые вершины. Потом прорезанные в склонах гор дороги, бегущие к серебряной кромке океана. Башни, пробивающиеся сквозь туман. И белое, словно выцветшее, солнце Сан-Франциско.
Фабрика взяла на себя все хлопоты по моему переезду, включая водителя, ожидавшего на обочине в черном внедорожнике. На ветровом стекле висела табличка с моим именем. Это была самая классная машина из тех, на которых я ездила: шесть кожаных сидений – все для меня, плоский телевизор и мини-холодильник, набитый энергетическими напитками. Я смотрела сквозь тонированные окна, как город постепенно сменяют расползающиеся ленивые пригороды, обсаженные деревьями. Они раскачивались на ветру, и вся эта картина из-за темных стекол напоминала кадры старого черно-белого кино.
Мне было радостно и в то же время тревожно, я то и дело проверяла телефон – единственный привычный предмет, который у меня остался. Отправила сообщение маме о том, что долетела нормально, потом открыла «БитБоп». Накануне вечером я все же написала ПостоянствоОбъекта, что уезжаю, хотя это событие ничего не меняло в нашей дружбе, поскольку она существовала за пределами географии.
Отправленное сообщение от ЛучСвета:
Я пишу, чтобы попрощаться. Ну, не совсем. Забавно, но только с тобой мне не надо прощаться, поскольку ты живешь у меня в кармане. Я переезжаю и перехожу в новую школу. Это школа-интернат, но не в традиционном смысле. Я мечтала поступить в нее много лет, однако теперь, когда надо ехать, мне вдруг стало страшно. Придется начинать жизнь заново, заводить новых друзей и самостоятельно привыкать к новому месту. Но больше всего я боюсь, что им не подойду. В эту школу очень трудно попасть, там будут одни сплошные умники. Может, меня приняли туда по ошибке? А что, если я не справлюсь? Я считаю себя умной, но, когда смотрю на настоящих компьютерных гениев этого мира, понимаю, что мне до них очень далеко. Наверное, я хочу, чтобы ты пожелал мне удачи.
Новое сообщение от ПостоянствоОбъекта:
Не забывай, что компьютерные гении начали заниматься всем этим лет на двадцать раньше, чем ты (ну только если тебе на самом деле не сорок). Серьезно, каждый до того, как стать кем-то, был никем. И еще думаю, что любой на твоем месте переживал бы.
Я и сам в этом году перехожу в другую школу, поэтому отлично тебя понимаю. Правда, она всего лишь на другом конце моего города, так что мне не придется расставаться с семьей и друзьями. Но я все равно волнуюсь, только ни с кем не могу поделиться своей тревогой. Я должен делать вид, что ни капли не боюсь, не показывать свои чувства, чтобы их не приняли за слабость. Может быть, каждый из нас прикидывается тем, кем хочет быть. Ну а если мы все постоянно притворяемся, то какая разница? Одним словом, желаю удачи, хотя уверен, что ты справишься и без нее.
ПыСы – а у тебя в кармане очень уютно!
Я вспыхнула. «Я и сам в этом году перехожу в другую школу». Неужели такое возможно? Заново перечитала его сообщение, ища между строк намеки на Фабрику, потом остановила себя. Куча людей меняет школу. Это не значит, что все они переходят в мою. И, кроме того, он не сказал, что будет учиться в интернате – просто в школе на другом конце города. Возможно, он живет в Кремниевой долине и действительно поступил на Фабрику, но, скорее всего, просто сменил учебное заведение в своем городке.
За окном мелькнула растяжка с надписью «Добро пожаловать в Пало-Альто». Я опустила стекло и попыталась перестать думать о ПостоянствоОбъекта.
Пало-Альто оказался именно таким, как я представляла: очень зеленым, овеваемым ветрами, раскрашенным в необычайно яркие тона. Гирлянды цветов обвивали дома и беседки. На лужайках вертелись разбрызгиватели, образуя сияющие ореолы из света и воды. Машины на подъездных дорожках блестели, в их ветровых стеклах отражалось небо.
Мы подъехали к воротам, оплетенным лианами с крупными алыми цветами. Среди вьющихся стеблей угнездилась стеклянная табличка: «ФАБРИКА».
Миновав ворота, мы оказались на ухоженной территории, засаженной апельсиновыми и лимонными деревьями. В конце подъездной дороги возвышалось украшенное лепниной здание с черепичной крышей и крытыми переходами. Оно было похоже не столько на школу-интернат, сколько на дорогой курортный отель, и я снова занервничала. Представила, как вокруг ходят богатые люди в белых халатах и пляжных сандалиях, как они принимают процедуры, лежа с кружками огурцов на глазах, как едят экзотические фрукты, накалывая их на шпажки. Будь моя мама здесь, точно бы не испугалась – она ничего не боялась. Как бы я хотела, чтобы она поделилась со мной секретом своего бесстрашия.
– Умница, – сказала я, разблокировав телефон, – думаю, мне тут не место.
– Принадлежность – это социальный конструкт, – ответила она.
Я нахмурилась, не совсем понимая, что она имеет в виду:
– Но ведь некоторые действительно чувствуют себя на своем месте среди этой роскоши.
– Нам только так кажется.
Жизнерадостный мужчина в серой футболке с логотипом Фабрики встречал прибывающих. Он заглянул в машину, улыбнулся мне и показал, куда ехать:
– Добро пожаловать.
Два корпуса – для мальчиков и для девочек – стояли через лужайку друг напротив друга. Они были построены в том же стиле, что и главное здание, и тоже увиты лианами. Возле корпусов толпились родственники новых учеников – доставали из машин сумки, заносили их внутрь.
Водитель вынул из багажника мой чемодан и поставил рядом со мной на обочину. Вокруг многочисленные родители любовались кампусом. Я вдруг ясно ощутила, что одна; что моя водолазка в такую жару кажется слишком теплой и мрачной и на ярком солнце выглядит изрядно поношенной; что у моей мамы никогда не будет такой классной машины, как вот эти, выстроившиеся перед корпусом. Что, если бы даже мама была сейчас здесь и помогала мне устроиться на новом месте, я все равно чувствовала бы себя чужой.
– Умница, скажи мне что-нибудь ободряющее.
– Ты можешь все, стоит только захотеть.
– Не это. Что-нибудь успокаивающее.
– Смелый – не тот, кто не боится.
– В смысле? Я вроде программировала тебя выражаться яснее.
– Самые смелые люди – не те, кто ничего не боится, а те, кто идет к цели, невзирая на опасности, унижения и трудности.
Опасности, унижения и трудности. Я сунула телефон в карман.
– Отлично. Спасибо за напоминание.
Какая-то семья поднимала по ступенькам здоровенный баул. Я закинула на плечо свой рюкзачок, взяла чемодан и пошла следом.
Общая гостиная в корпусе словно сошла со страниц журнала элитных интерьеров. «Запусти свой стартап в суперсовременном доме мечты с газовой плитой и изготовленными на заказ кремовыми кушетками с грязеотталкивающим покрытием. Насладись энергетическим напитком, любуясь видом на первую в мире самоподстригающуюся лужайку!»
Посреди гостиной за складным столиком сидела девушка и отмечала вновь прибывших. С кольцом в носу и ярко-красными волосами, она напоминала мне персонажа видеоигры и, как и аватар, явно была не в восторге от необходимости поддерживать вежливый разговор.
– Добро пожаловать на Фабрику, – сказала она дежурным голосом. – Я Кит, ваш местный помощник. Живу в комнате номер один. Моя задача – оказывать вам всяческую поддержку на протяжении всей программы.
Кит. До отъезда я изучила всех участников Фабрики за последние двадцать лет. Ее имя было мне знакомо.
– Я вас вспомнила. Вы поступили сюда несколько лет назад, да?
– В две тысячи четырнадцатом. В конкурсе не выиграла, – ответила она, не глядя на меня. – Имя?
– Шиа Чань, – ответила я, краснея. – Извините. Я уверена, что у вас был отличный проект.
– Незачем меня утешать, – буркнула она, набирая что-то на компьютере. – Я работаю над стартапом в области безопасности. А здесь подрабатываю, только чтобы не тратиться на жилье.
– Я лишь хотела… – начала я.
– Комната шесть, – перебила меня девушка, протягивая конверт.
– Спасибо.
Я поволокла вещи по ступенькам, украдкой заглядывая в комнаты, мимо которых шла. Везде толпились родственники учеников, они вешали на стены постеры и двигали мебель, отчего я почувствовала себя еще более одинокой.
Моя комната находилась на втором этаже в самом конце коридора. В ней был скошенный потолок, небольшая ниша, где стоял письменный стол, и два огромных окна с видом на лужайку. Солнечные полосы ложились на пол, нагревая деревянную поверхность. Здесь было прекрасно, несмотря на отсутствие толпы родственников.
За стенами раздавались смех и болтовня. Поскольку поговорить мне было не с кем, я активировала Умницу и принялась задавать ей вопросы, чтобы она составила мне компанию, пока разбираю сумки. Я часто с ней беседовала.
Вещей у меня было немного. Несколько газетных вырезок с Митци Эрст, которые я наклеила над спальным местом, и одежда, занявшая две полки в комоде. Покончив с этим, я уселась на кровать и открыла конверт, полученный от Кит.
Дорогая Шиа, добро пожаловать на Фабрику. Ты, как один из самых ясных умов своего поколения, – наше будущее. Инкубатор для гениев предоставит все самое необходимое, чтобы помочь тебе раскрыть свой потенциал. Все мы здесь стремимся изменить мир к лучшему. Надеемся, ты начнешь менять его прямо сегодня.
Мы полагаем, что лучшие вещи в жизни не требуют инструкций, поэтому ты их не получишь. В конверте лежит «Волт», на котором хранится все, что тебе пригодится. Не потеряй его. Если что-то понадобится, просто попроси. Ты разберешься, как это сделать.
От всей души –
Ларс Лэнг
Никаких инструкций. Всю жизнь взрослые указывали мне, что делать, поэтому такое недвусмысленное заявление школы привело меня в недоумение.
На дне конверта лежало что-то вроде визитной карточки, на которой было напечатано мое имя: «Шиа Чань, Фабрика». Создавалось впечатление, что визитка сделана из плотного картона, но, когда я взяла ее, она оказалась твердой и прохладной, как металл. Я повертела ее в руках, и она едва заметно замерцала.
Неужели? Я прикоснулась к уголку карточки, и ее поверхность слабо дрогнула от нажатия, словно плазменная панель. Это был экран.
Я провела пальцем по своему имени, и буквы растаяли. На их месте появились новые слова:
Добро пожаловать, Шиа. Приложи палец к середине «Волта».
Под надписью возник овал. Я приложила палец.
Отпечаток загружен.
Надпись снова растворилась, и на ее месте появилось пять иконок: дерево, дверь, монета, стрела и замо́к. Я по очереди дотронулась до каждой из них.
Дерево – логотип Фабрики – оказалось входом на студенческий сайт, где можно посмотреть свои отметки и задания. С помощью иконки-двери карточка превращалась в ключ; одним ее концом открывалась моя комната, другим, с надписью «универсальный», – видимо, любая дверь на Фабрике.
Я коснулась изображения монеты, и на экране отразился мой баланс:
Шиа М. Чань
$150 000,00
Ниже возник номер из четырнадцати цифр, магнитная полоса и чип – карточка стала платежной.
Я заморгала. Наверное, баланс дан просто для примера. Не могло же у меня быть столько денег! Или могло? Ведь сверху написано мое имя.
У меня внутри все затрепыхалось. Это была непостижимая цифра – сумма, которую мама заработала бы за четыре с половиной года преподавания. Я мысленно посчитала.
На эти деньги можно было оплатить квартиру почти на четырнадцать лет вперед, или заказать продукты на пятьдесят восемь и шесть десятых лет, или купить семьдесят две «тойоты короллы» две тысячи пятого года выпуска или сто шестьдесят шесть новых телефонов. Это сумма не могла принадлежать мне. Кто бы дал мне столько денег?
Я уже хотела кликнуть на стрелу, но тут за окном раздалось непонятное жужжание. Оно было слишком ненатуральным для птицы и слишком громким для насекомого – хотя, возможно, я сильно недооценивала размеры калифорнийских насекомых. Меня передернуло. Сунув «Волт» в карман, я подошла к окну.
Подул легкий ветерок – и ветки растущего рядом дерева приникли к окну. Я попыталась рассмотреть что-нибудь сквозь них, и тут некий предмет ударился в стекло.
Я отскочила в испуге. Это был маленький дрон, который легко поместился бы у меня на ладони. У него было два глаза-фотоэлемента и четыре вращающихся пропеллера, отчего он напоминал очень странного жука. На мгновение дрон завис в воздухе, глядя на меня, потом нырнул в сторону. Как долго он тут торчал?
Я выбежала в коридор и пошла в направлении, куда полетел дрон. В это время открылась дверь через две комнаты от моей.
– Ты его тоже видела? – спросила выглянувшая из дверного проема низенькая девочка, похожая на отличницу.
У нее были очень коротко подстриженные черные волосы и большие очки в роговой оправе, которые придавали ей взрослый вид.
– Он подлетел прямо к моему окну, – ответила я. – Кажется, у него есть камера. Ты видела его глаза?
– Наверняка запускать дроны к чужим окнам запрещено. Это нарушение права на частную жизнь.
Я бросила быстрый взгляд в ее комнату. Там почти ничего не было, как и у меня, не считая карты над письменным столом. Я попыталась рассмотреть, что на ней изображено, но тут снова заметила дрон – прямо напротив ее окна.
– Вон он! – воскликнула я.
Мы подбежали к окну – дрон стукнул по стеклу. На лужайке под окнами стояла группа ухмыляющихся мальчишек. Один из них управлял дроном с дистанционного пульта.
– Они следят за нами, – с отвращением проговорила девочка. – Думают, это смешно.
– Погоди-ка, – сказала я и открыла окно.
Сняла с волос резинку, натянула ее, прицелилась в дрон, а затем отпустила. С глубоким удовлетворением проследила за тем, как она попала в цель и запуталась в одном из пропеллеров. Устройство потеряло равновесие, накренилось на один бок, а затем рухнуло на землю.
Моя новая соседка посмотрела на обломки под окном.
– Метко! – восхитилась она.
Мальчишки перестали смеяться и кинулись к дрону.
– Она его сломала, – проговорил один из них и посмотрел на нас. Парень был высокий и холеный, как сынок богатых родителей, привыкший получать все, что пожелает. – Ты представляешь, сколько он стоит?
– Если он тебе дорог, нечего было тыкать им в мое окно.
– Ты его разбила. Значит, компенсируешь стоимость.
– И не подумаю, – крикнула я, чувствуя, как сжимается горло. Он еще обвинять меня вздумал! – Скажите спасибо, что не иду жаловаться директору за то, что вы вторглись в мое личное пространство. Извращенцы.
Один из дружков принялся шептать что-то на ухо хозяину дрона, и моя соседка, воспользовавшись моментом, немного прикрыла окно. Звуки с улицы утихли.
– Милые мальчики, – усмехнулась она. – Я Амина.
Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.
– Шиа. – Тут я заметила, что в комнате только мы. – Ты тоже одна приехала?
На ее лице отразилось облегчение.
– Мои родители работают, поэтому я прилетела сама.
– И я.
– Ты откуда? – поинтересовалась она.
– Из Массачусетса.
– А я из Нью-Йорка. – Амина улыбнулась так, будто мы приехали из одного города. Впрочем, здесь, вдали от Восточного побережья, это было почти правдой. – Ты веришь, что тут все реальное? – спросила она. – Я сейчас по дороге сорвала с дерева сливу и съела. С настоящего сливового дерева. Я сначала решила, что оно фальшивое, как те декоративные в торговых центрах, а оказалось – настоящее. И это была самая вкусная слива из всех, какие я пробовала. Слива, отведав которую начинаешь сомневаться, были ли все прочие сливы, съеденные тобой раньше, действительно сливами.
– Я даже не знаю, как выглядит сливовое дерево.
– Я тоже не знала. Пришлось посмотреть в интернете, чтобы убедиться.
Теплый ветер подул в окно, и в воздухе сладко запахло фруктами.
– Ты чувствуешь? – изумленно спросила Амина. – А знаешь, как пахнет в Нью-Йорке? Помойкой. Помойкой и собачьей мочой.
– А в Вустере – выхлопными газами и паленой резиной.
– Когда погода хорошая – жареным мясом.
– Свежим асфальтом. У него такой сладковатый запах, знаешь?
Амина рассмеялась. Она рассказала, что выросла в большой нигерийской семье, где никто за ней особо не следил, и много времени проводила самостоятельно исследуя Нью-Йорк и теряясь в закоулках, которых даже нет на карте. Ей очень не хватало устройства, которое хранило бы в памяти ее маршруты, поэтому она сама его изобрела. Она всегда мечтала основать собственную компанию, но, в отличие от меня, никогда не думала о Калифорнии. Здесь, на ее взгляд, слишком красиво, слишком идеально. Почему нет насекомых? Почему трава не щекочется? Подозрительно как-то. Еще она не доверяла местным жителям. Они были чересчур загорелые и жизнерадостные и постоянно говорили о погоде так, будто делились личным достижением, будто сами взяли и придумали солнце. И, что ее бесило больше всего, у них были все основания для радости. Здесь и вправду было прекрасно.