John Hall
Последняя возможность увидеть солнце
В какой-то миг, когда ветер замолк, чтобы наполнить свои мешки воздухом, я услышал голос альбиноски… Она вновь кричала от удовольствия, она требовала и умоляла, и эти возгласы доходили до меня дикими фантазиями, которые я прогонял прочь.
– Но это не фантазии, – шептала темная материя. – Я, ты, мы все владели ею, ласкали ее тело, целовали шею и соски…
Внутри меня все сжималось. Я понимал, что все это неправильно и мне проще застрелиться, нежели жить с этим дальше, но пока еще слишком рано.
– Рано, но ты же и сам этого хотел… Твоя кровь вскипела, когда ты увидел ее впервые. В эту же ночь ты услышал ее сладкий, умоляющий голос, что сменялся на покровительственный тон, а после растворялся в удовлетворении…
– Это неправильно! Там был не я, это были все ВЫ! – кричу я, лежа на койке. – Что это?! Что еще за звуки?!
Я слышу, как из-под земли начинает доноситься гул. С разных сторон. Он звучит, как песня шаманов и ведьм. Словно они огромной толпой сидят у костра и завывают каждый свой мотив.
– Посмотри в окно, – говорит пятый голос, я встаю с койки и подхожу к окну. Белый свет освещает купола церкви, он отражается от золотой обшивки и падает на кладбищенскую землю.
– Присмотрись, – произносит темная материя, и, щурясь, я начинаю смотреть в сторону рабочей земли. Сначала я не понимаю того, о чем говорят эти двое живущих в моей голове. Но вдруг меня откидывает от окна, когда мой больной мозг в полной мере обрабатывает полученную информацию.
– Что происходит?! – кричу я.
– А ты еще не понял? – смеясь, произносит пятый голос. – Вот и все! Пора! Нам больше нечего делать на земле.
– Что пора? Куда пора? Что происходит?!
– Не слушай его… Пока что, – темная материя в моей голове заменяет пятый голос. – Ты уверен, что хочешь узнать, что происходит вокруг?
–Да! – выпаливаю я.
– Ничего… Для всех адекватных людей, а вот с тобой все интереснее! – говорит материя.
– Не тяни!
– Ты сам себе создал сказку, в которую охотно веришь, и в ней земля движется, потому что трупы ползут друг к другу. Они тоже хотят секса, им тоже необходимо совокупление. Поэтому земля танцует. А звуки… Это как дополненная реальность… Это то, как уже добравшиеся до партнеров трупы трахаются под землей. Все эти разложившиеся, частичные тела, наполненные паразитами, все они сношаются и издают подвластные им звуки. Вот, что ты слышишь. Представив это, я выскакиваю на улицу и начинаю блевать… Земля под ногами движется и вибрирует, звуки становятся насыщенными и разборчивыми… За ними прячется стон альбиноски и унылая песня ветра.
Я трясусь от страха, блюю в двух шагах от лачуги и мечтаю сдохнуть… Но еще рано.
Что-то животное проснулось во мне… Инстинкт самосохранения… Он активировал пыльный рубильник «страх». – Мне нечего терять, – произношу я вслух. – Тебе нечего терять. Земля спокойна, как и те тела, которые на самом деле лежат под землей.
Но я не верю своим словам.
– Так не бывает! Мертвецы смирно лежат, укрытые холодной землей декабря! СУКА! Хватит!!!
– Это закончится, когда ты сможешь это остановить, – говорит пятый голос. – А пока что слушай эти скрипящие, хрипящие, хлопающие и хлюпающие звуки секса после смерти…
Я срываюсь с места и бегу прочь. Спотыкаюсь, падаю и поднимаюсь. Метров через двести понимаю, что бегу по ледяной земле сурового декабря босиком, а земля шевелится и мешает мне бежать с кладбища, словно я бегу по волнам, которые относят меня назад, к моей хижине.
– Черт! – кричу я в отчаянии. – Пусти меня! Дай мне покинуть, если не эту иллюзию, хотя бы это место!
Звуки со всех сторон становятся ярче и громче, будто бы эта оргия покойников с церковного кладбища стала ближе к моему скромному жилищу.
Я понимаю, что единственное место, где я сейчас могу скрыться – лачуга. Поэтому я забегаю внутрь и начинаю баррикадировать дверь и единственное окно.
«Еще одна ужасная ночь на окраине этого не обозначенного на карте города», – думаю я в то время как звуки становятся все ярче, подробнее, громче. Иногда даже слышатся голоса, что сквозь хрип шепчут комплименты и признания, шепчут похабщину и содомию, шепчут все то, что можно услышать только в аду! И все это на монастырском кладбище!
Беру лопату и забиваюсь в самый дальний от двери угол. Мне кажется, что некоторые живые мертвецы уже покинули объятия земли и теперь лежат на поверхности и нежатся под луной, занимаясь грязным сексом… Каждое движение сопровождается все новыми паразитами, что высыпаются из гнилых останков и распухших тел.
Мне страшно. Я сижу в углу лачуги и крепко сжимаю в своих руках лопату.
– Как будто это поможет… Будто бы это спасет тебя, – говорит пятый голос, и эту волну подхватывает темная материя.
– Запомни, закончив друг с другом, они направятся на поиски теплой пищи, – шепчет темная материя.
В этот момент я наблюдаю за тем, как волосы, свисающие на лицо, белеют от страха. В этот момент сердце ломает ребра сильными и частыми ударами. В этот момент я бросаюсь к тумбочке и хватаю с нее библию. Я начинаю читать первый попавшийся мне стих. Руки трясутся, голос наполнен истерикой.
Я верю в Бога, но в этот момент готов уверовать в религию.
—–
Стук в дверь резко поднимает меня на ноги. За окном темно. Крепко прижимаю к себе библию, держу лопату перед собой.
– Открывай! Срочно! – слышу голос коммерсанта, и облегчение наваливается на мои плечи.
– Отпустило, – думаю я. – Иду!
Подхожу. Открываю. Сын жирного ублюдка стоит и пялится на меня первые несколько мгновений.
– О! Уже собрался! Отлично! Идем со мной. Не требует отлагательств. И библию с собой, с собой… Быстренько идем в храм.
Заходим в дом, пропитанный религией, затем по коридорам и лестницам идем в какую-то комнату. Дверь открывает мне картину, что шипованными тисками сдавливает сердце.
– Что…? – не успеваю договорить.
– Не твое дело, – перебивает он. – Шевелись.
«Как же я хочу прямо сейчас срезать тебе половину головы при помощи лопаты, ублюдок», – думаю я.
– Короче, нам надо… – тараторит он, но я словно не слышу его. Улавливаю смысл, но не слышу ни единого слова. – …А потом я… И пока ты будешь все готовить, я быстро… Когда я приду, мы покончим с этим, и эта ночь закончится.
«О да! Эта ночь наконец-таки закончится», – думаю я, и в этот момент завывание ветра врывается в комнату. Я впадаю в панику. Я вновь вспоминаю ту иллюзию, что увидел не так давно. Я опять начинаю слышать голоса, шепот, хлопки, хрип, хлюпанье… Опять начинаю представлять совокупляющихся трупов на кладбище… Паника, паранойя и ужас скручивают меня мыслью, что мне придется кидать землю среди голодных трупов.
– Тащи, гнида, свою задницу, давай-давай-давай, ты, Микки Маус, шевели своими крошечными культяпками, – истерический крик коммерсанта возвращает меня в мир, отрезвляет мои мысли. Все то время, пока мы идем вдоль гранитных плит, он ругается в диапазоне между шепотом и истерикой. Это не дает мне сосредоточиться на своих мыслях.
Находим пустое место. Начинаю копать. В этот же миг коммерсант убегает прочь. Мне очень хочется положить его если не в эту яму, которую я копаю в данный момент, то в следующую. Он заслужил это, как и его ублюдок-отец, который лег бы здесь же, в третьей могиле. Но, рано, еще рано.
Поэтому я фокусируюсь на работе, а не на своих мыслях, ибо это погубит меня.
Примерно через час прибегает коммерсант, и мы совершаем погребение на скорую руку. Он смотрит на все с довольным видом. Потом смотрит на меня.
– А какого черта ты стал белым…? – спрашивает он, и в воздухе повисает тишина. – Хотя неважно… Отдыхать! – говорит он и поворачивается ко мне спиной.
В этот момент ненависть переполняет меня. Глаза застилает пелена, и разум срывается на очередную ужасающую мультипликацию. В следующий миг коммерсант оборачивается.
– Ты же понимаешь, что это наш небольшой секрет? – поизносит он.
– Да.
– Я запомнил это место, гнида… Оно сыграет против тебя, мразь. Я сжимаю рабочий инструмент до боли в костяшках.
Подхожу к хижине и слышу, как там начинает разрываться будильник.
– Вот оно, очередное дерьмовое утро в нашем проклятом городе, – думаю я, открывая дверь.
– Слишком много всего происходит в последнее время, – первый голос.
– Слишком много всякого дерьма случается в последнее время, – второй голос.
– Самое темное время суток перед рассветом, – выдавливает из себя философскую жилку третий голос.
– Именно поэтому мы по уши в дерьме, – озлобленно произносит четвертый.
– Все равно мы все умрем, – певуче тянет пятый голос, а после заливается бешеным смехом. За время диалога моих личностей я вырубаю дичайший звон будильника и прибираю в лачуге после моего ночного кошмара.
Выхожу на улицу. Меня в очередной раз встречает холод декабря, и я знаю, что там, дальше, сегодня, я увижу проповедника, который наполнен грехами по самые завязки… сегодня я вновь встречусь с сыном этого создания, вырвавшегося прямиком из преисподней, а потом отправлюсь сквозняком гулять по офисам и квартирам, забегаловкам и магазинам, чтобы доставить Сансару и пополнить список лиц, имен и адресов. Но это все потом. Сейчас я прохожу мимо гранитных плит и вспоминаю мультик моего сознания. Я смотрю на фотографии и вновь покрываюсь мурашками ужаса.
Я – обесцвеченная копия себя.
Несколько часов спустя, среди могил, неподалеку от утренней, меня вновь находит эта мразь, что утром тарабанила в дверь.
– Закругляйся. Приводи себя в порядок, и потом я жду тебя на кухне.
Примерно через час я пришел в назначенное место. Он уже частично наполнил рюкзак. Тишину прогонял звук работающей машинки.
– Это была прекрасная ночь, – начал говорить он. – Сначала я поимел ее так, как я того хотел. Потом дал ей дозу Сансары, и девушка отправилась в путешествие по мирозданию. Пока она летала и была Богом своей маленькой вселенной, я рассказал ей о том, что знаю тех малолеток, с которыми она коротает ночи, и сегодня, можешь мне поверить, их поглотило болото. Я сказал ей, что знаю, как она крадет излюбленное, но очень дорогое лакомство у меня из-под носа… Я высказал совершенно все! А потом разрядил две обоймы… Ты, думаю, заметил сердечко вокруг сердца, так?! Это была одна обойма! Вторая ушла на ноги, колени, ладони, локти… Именно в этом порядке! И последний патрон я отправил ей прямо в рот. Вставил дуло, направил немного вверх, а потом – БАХ!
На несколько бесконечных секунд воцарилась тишина.
– Я кончил второй раз за ночь.
«Мразь! Я сниму с тебя скальп и затолкаю его тебе в глотку», – вот о чем я думаю и трясусь от своего бессилия.
– Слишком рано,– шепчут все мои голоса, все личности, что поселились в моей голове.
– Знаешь, этой ночью я впервые убил. Нет, раньше я тоже убивал, но так, косвенно. Я говорил: «Убей!» и убивали… Или та же самая Сансара! Она тоже рано или поздно сводит туда, на кладбище, где ты час назад кидал землю… А вообще, я давно замышлял это. Я давно решил, что первой жертвой должен быть кто-то особенный! Кто-то с чистой душой … Я увидел ее кожу, волосы, глаза и эти огненные веснушки и понял – она! Вот моя жертва! – сказал он и замолчал на несколько секунд. – Но, знаешь, просто так убивать мне не хотелось. Я решил для начала совратить, а после поиграть в инквизитора… Такая своеобразная ролевая игра. Как хорошо, что она была податливой. Больше всего меня порадовало ее содействие в распространении нашего замечательного продукта на рынок школьников. Я ей просто сказал: «Ты будешь продавать Сансару в школах». Она взяла десяток порций и через несколько часов принесла наличные. Мое сердце в этот миг остановилось! Понимаешь! Остановилось от любви! И я понял, что именно она, слышишь, никто другой, а именно она станет моей первой жертвой! И она, совращенная, утратившая душу, в итоге убита.
Он сказал это и расслабился.
– Интересно, а он знает, что спал со школьницей? – пятый голос игриво прозвучал в моей голове.
– Заткнись, мразь! – кричу я, не покидая границы своих мыслей.
– Я убил впервые, и мне это понравилось, – сказал он и расплылся в улыбке. – А ведь раньше я смотрел новости, слушал всякие сводки о серийных убийствах, о серийных убийцах и думал: «Как же так можно?! Убить человека, это же плохо!» – вот что я думал. Но мне было интересно, каково это? Ты прикинь, интересоваться не самой смертью, а процессом того, как кто-то сам принимает этот образ! Коммерсант увлеченно трепался, а я старался не выдавить ему глаза.
– «Это же насколько надо быть самовлюбленной мразью, чтобы стремиться к власти такого масштаба?!», вот что думал я обо всем об этом, а потом, понимаешь, вдруг понял, что я тоже такая же мразь! «О, да! Ты еще та мразь!» – подумал я и сдержал очередной приступ ярости, презрения и желание убить его.
– Сначала эта мысль обидела меня! Как я сам себя могу назвать мразью?! А потом я понял, что это нормальное желание, стремление к власти такого масштаба. При всем при этом я уже обладал большим влиянием, но именно убийцы, ты шаришь, браток, именно убийцы обладают совершенной, абсолютной властью, потому что они могут отбирать то, что дал сам Бог! Причем каждый из нас имеет свою, персональную жизнь.
И это говорит сын святого отца, сын святого отца, который пакует наркоту в святом доме, сын святого отца, который хранит и пакует Сансару в храме, в котором тот совершил убийство несовершеннолетней смертельно больной девочки.
– Конечно, ты не бог, чтобы из горстки пепла создать нечто, не алхимик, чтобы гнить в подвалах в поисках соответствующей формулы для создания существа, нет! Такой власти, к сожалению, просто не существует, а вот власть отобрать, это другое дело. Разрушать всегда проще! – сказал он с наслаждением.
– Конечно, проще! И именно поэтому я здесь… Ты моя цель, потому что ты, мразь, и я крюком зацеплю и намотаю на холодный металл твои кишки, – пятый голос вскипел во мне гневом, яростью, презрением, но я сдержался.
– И, знаешь, теперь мне хочется еще. Но просто так убивать будет скучно… Что скажешь? – он бросил мне этот вопрос как кость любимой, безобидной псине…
– Да, конечно, – ответил я, пересиливая ненависть к самому себе, пересиливая желание откусить собственный язык.
– Вот! – протянул он. – Знаешь, здесь есть очень уютный подвальчик. Думаю, будет интересным обустроить там небольшой кабинет… Ты смыслишь что-нибудь в ремонте?
«Попомни, голодный пес сожрет даже своего хозяина», – думаю я.
– Нет, ничего не понимаю в ремонте, – произношу вслух.
– Жаль… Придется нанимать кого-нибудь. Представь, кафельные стены, пол, потолок какой-нибудь тоже под кафель. Все алого цвета, чтобы было меньше проблем с отмыванием всего. Кстати, водопровод с каким-нибудь мощным душем или смесителем, чтобы можно было сразу отмывать все с пеной и мылом и не оставлять следов.
«Хватит! Хватит! Хватит! – кричу я про себя. – Прекрати подталкивать меня… Прекрати соблазнять меня на убийство!»
– Но, опять же, проблема в самом обустройстве… Кому это поручить? –Сам я не могу, ты тоже можешь только землю рыть. Нанимать кого-нибудь? Можно, но проблематично. Все равно что-нибудь заподозрят или… Или это моя паранойя?!… Неважно. Одного человека-многостаночника взять. Но ему платить надо будет в несколько раз больше положенного или, ну, к примеру, испытать на нем… – сказав это, коммерсант задумался и только через несколько секунд будто бы ожил заново. – А что, кстати, это очень даже неплохая идея! Создателя поглотит его же детище!
«Молчи! Молчи, молчи, молчи, молчи!» – вот что я кричу про себя.
– Выдави ему глаза, вдави кадык… Выкрути, выломай все суставы… Пусть он мучается, пусть будет больно. Потом свяжи его руки, пусть на конце веревки будет петля. Зацепи за автомобиль и устрой ему экскурсию через весь город и, если после этого он останется жив, не спеши избавляться от тела! Залей перекисью, обработай спиртом, дай пару дней, чтобы кожа начала восстанавливаться, и только после этого начни отрезать от него сначала кусочки тела, фаланги пальцев… Снимай с него кожу тонкими лоскутками, заливая перекисью, и только потом, когда от него ничего не останется, когда не будет даже страданий, только после этого убей эту гниду, – злобным, выжидающим шепотом темная материя наговаривает мне план действий.
– Ладно, хватит трепаться. Собирай Сансару и бегом в город, а то работать не кому, работать никто не хочет! Заводы стоят, одни могильщики в стране! – со смехом произносит он.
– Да, работать. Я буду работать, – отвечаю я, беру рюкзак и направляюсь к выходу.
В это время внутри меня метеоритным дождем бушуют мысли, что сыплются одна за другой прямо на сознание. На самом деле я хочу выполнить свою работу, ту, для которой я здесь. Ту, из-за которой я терплю этот ад, общение с этими людьми! Ту, что заставляет меня сдерживать мое собственное безумие!
Выхожу на улицу. Холодно. Этот декабрь, он точно заберет жизни многих, прямо под Новый год! Чтобы очистить даже не этот проклятый всеми богами античности город, а дабы очистить Мир от маленькой, но очень влиятельной части скверны, что обосновалась здесь.
Сажусь в такси, вызванное специально для меня. Оно относит меня по точкам маршрута. Все это время идет снег. Большими хлопьями он сыплется со свинцового неба и прячет под собой серость и уныние.
Я – шестеренка бесконечной системы. Я – частичка броуновского движения. Я люблю прикидываться живым.
И сейчас я знаю каждый миг своего ближайшего будущего. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть, кульминация этого дела, она как смерть, смотрит в мои уставшие глаза…
Конец близок.
—–
Вечер очередного паршивого дня. С момента последней записки прошло трое суток. Я готов к тому, чтобы завершить все. Я совершенно готов к тому, чтобы выполнить свою работу и наконец-таки освободиться от бремени, что гнилым крестом тащится вслед за мной, оставляя на поверхности земли глубокую колею.
Сегодня я проделал огромную работу по подготовке. Сегодня был невероятно тяжелый день. Словно к этим суткам были прибавлены еще одни, возможно, к этим двум была прибавлена еще пара суток, возможно, даже больше, я этого не знаю. Мое желание покончить со всем туманит разум, не дает мне адекватно смотреть на ситуацию… Это выше меня.
Сегодня вечером я был в своем любимом баре. Там я взял бутылку «дряни» с собой. Там я выпил бутылку «дряни». Там я повстречал старого знакомого. Там мы разговаривали о многом.
А сейчас я сижу и думаю о том, как все произойдет. Хочу спланировать все до мельчайших деталей. Конечно, я понимаю, что по плану не будет, и в итоге меня ждет импровизация, но я хочу иметь хотя бы приблизительный план!
Я спокоен впервые за долгое время. Наверное, впервые за все те жизни, которые я уже успел прожить. За все то время, пока я назывался разными странными, чужими, не принадлежащими мне именами. За все те годы, которые я провел в компаниях, которые становились мне семьей… Я очень устал от всего этого и в предвкушении окончания успокоился, смирился. Теперь только два исхода, очень прозаичных: все или ничего. Я готов к любому.
Вместе с этой готовностью время, словно вода, утекает сквозь пальцы, и наступает очередной паршивый и холодный день декабря в этом ненавистном мне городе.
Выхожу на работу, выхожу копать могилы. Но мои враги не лягут ни в одну из этих ям. Я приготовил для этих людей нечто более шедевральное, нечто более интересное.
Затем меня отправляют в город с очередной партией Сансары для школьников, политиков, работяг и прочих, кому, как сказала она, просто не хватает кайфа в этой дерьмовой жизни.
Я бегаю с одного конца города на другой. Я суечусь, как одна из пчел улья, что старательно собирает нектар. Сердце стучит как бешеное. Оно словно заранее готовится к своей остановке и поэтому вырабатывает максимально возможное количество ударов… Я как дерьмо в проруби…
Мне кажется… Нет!… Я точно уверен в том, что за мной следят. Я чувствую это, чувствую тот взгляд, что выискивает мою фигуру в биомассах, пульсирующих по городу, но мне не страшно. Смирение, оно пришло внезапным пинком под задницу, оно явилось ко мне осознанием возможной скорой смерти. Очередная возможность моей скорой смерти вновь ворвалась в очередную мою жизнь осознанием конечности всего сущего. Теперь в случае чего будет не так обидно сдохнуть и провалить миссию… Будет не так обидно сдохнуть и не закончить это важное дело.
И вот вечер этого самого дня. Разбавляю нитрозепам в двух стаканах воды на кухне этой проклятой церкви. Беру их со стола и иду в главное помещение. Там меня уже ждут два совершенных демона. Отец и сын, что пропитали святое место грехом. Они меня ожидают, потому что я сам попросил их об этом. Сказал, что есть кое-что очень важное, что мне необходимо им сказать.
Встречаюсь с ними и передаю стаканы. Без задней мысли они берут их и отпивают по глотку. Ловушка захлопнулась.
– Я хочу вам сказать огромное спасибо за то доверие, что вы мне оказали…
«Теперь вам, мразям, не уйти, не избежать кары», – думаю я и продолжаю произносить свою хвалебную речь.
– Вы сейчас самые дорогие и близкие люди, что даровали мне кров, тепло, работу и пищу…
– Если на этом все, – перебивает меня сын жирного ублюдка, – То мне пора идти.
Он зевает, затем делает два шага и падает на пол.
Смотрю на священника. Он замер. Глаза открыты и бесчувственны… Он сверлит стену напротив. Указательным пальцем надавливаю ему на лоб, и он, словно неподвижная статуя, опрокидывается и падает на спину. Он уже спит.
У меня есть примерно час, чтобы подготовить все. Начинаю перетаскивать тела этих двоих. Пока я вожусь с телом коммерсанта, из кармана его брюк выпадает небольшая вещица. Это тот самый портсигар, который принадлежал Снежинке. Открываю, он заполнен до упора. Забираю себе этот подарок обстоятельств.
Кое-как веревками привязываю их к кресту, под которым, лежа в купели, я жрал «дрянь» вместе с той девушкой в белом халате.
Пока они все еще находятся в плену мира Морфея, я притаскиваю из своей лачуги канистры с бензином.
Последние штрихи. Я стою за трибуной. Позади меня крест и заключенные на нем демоны. Передо мной канистры, трибуна, на ней лежит святая книга.
– Поехали! – первый голос.
– Начинаем! – второй голос.
– Подрубай шарманку! – третий голос.
– Шоу продолжится, как только закончится эта часть! – четвертый голос.
– Пришло время для живописного убийства! – пятый голос.
– Поджигаем! – темная материя.
– Во имя отца и сына, и святого духа, боже всемилостивый, прости меня грешного и услышь мои мольбы, – начинаю бубнить себе под нос.
В этот момент окончательно собравшийся с мыслями коммерсант начинает орать на меня.
– Будь благосклонен и выполни одну мою просьбу. Сотвори из бензина воду. Воду пропитай духом святым, сущностью своею, а после позволь жидкости святой вспыхнуть праведным пламенем, что очистит души падших от тел их бренных и вознесет к тебе на небеса, дабы предстали пред тобою на суде.
– Что ты творишь, гнида безумная?! – доносится до меня крик.
Просыпается священник и взглядом, полным недоумения, окидывает зал.
– … Господи боже, прости меня грешного и позволь быть очищающим оружием твоим на земле грешной. Прости мне мою слабость и прости мне мое участие в совершении злодеяний, а после и мою душу прими у себя, дабы совершить суд.
– Что происходит? – поверх крика коммерсанта возникает голос жирного ублюдка.
– Он читает нам реквием! – сын отвечает отцу, и в этот момент к ним приходит ясное понимание твердости моего намерения.
– Сынок, отпусти нас, – обращается ко мне. – Каждого может бес попутать, и ты не исключение. Мы все поймем, я все пойму… Ты лишился всего, и это до сих пор гложет тебя. Это не дает тебе переступить через прошлое, что ты не можешь вспомнить, и жить дальше, – говорит он, и я начинаю понимать, почему люди по второму кругу покупают могилы, почему приходят на службы, что тот ведет, не придерживаясь священного писания.
– Господи всемилостивый, услышь мои мольбы и сквозь священную жидкость, что несет очищающий огонь, прошу тебя, упокой те души, что ошибочно попали во владение проклятой земли, и освяти это место через сожжение нечестивости, – продолжаю бубнить и беру первую канистру с бензином.
Начинаю поливать освященной жидкостью зал, стены, скамейки. Вторая канистра тоже расходуется на это. Третья же выливается на демонов, что плотно связаны веревками. Осталась всего одна канистра. Она понадобится мне позже.
– Во имя отца и сына, и святого духа. Господи, прости меня грешного и позволь прожить еще несколько дней под твоей опекой. Даруй мне дар быть дланью карающей твоей, что несет в себе гнев твой, – проговариваю я сквозь крики коммерсанта, сквозь попытки его отца убедить меня. – Молю, будь добр к душам заблудших и охраняй души чистые…
Я подхожу к трибуне. Забираю с нее томик библии и иду к дверям, ведущим прочь.
– Я верующий, но религия – это яд для человеческой души. Все то, что вы делали, очерняло веру, и теперь этому конец.
Сказав это, я достаю коробок спичек.
– Прощайте, – говорю я. – Да пощадит всесильный господь ваши души.
С этими словами я запускаю зажженную спичку в зал. В следующий миг пламя вирусом охватывает помещение церкви.
Я смотрю на это. Будто бы фрагмент фильма в замедленной съемке. Пламя расползается и наполняет собой пустоты. Оно взаимодействует со средой и выделяет большое количество тепла, оно жадно пожирает кислород, оно выплевывает дым.
Крики наполняют это место. Это те двое, которых я связал. Они, их тела протестуют и наполняют последние мгновения жизни нестерпимой болью. Эти двое, они проклинают меня, они ненавидят меня, они не боятся меня, они готовы вцепиться зубами в мое горло и пустить горячую кровь по обугленным телам. Я смотрю на то, как они стараются избавиться от веревок, которые крепко держат их на кресте.
Достаю из кармана портсигар, оттуда беру скрученный косяк и подкуриваю его о пламя горящей церкви. Делаю глубокую затяжку.
– Прощайте, – говорю я и отворачиваюсь от этих двоих.
В это время пламя поглощает все комнаты.
– Уничтожу! – священник освободился от веревок.
Его тело горит. По какой-то причине он все еще жив, все еще может двигаться. Он снимает распятие с обгоревшей жирной шеи и берет его в руку как нож. Я был прав, это не человек, это демон.
– Уничтожу! – кричит он и срывается с места.
Дряблое тело колышется во все стороны. Прилипшие куски одежды догорают на нем. В глазах его безумие и жажда крови. Я заворожен этим зрелищем. Даже не могу двигаться. Просто наблюдаю за тем, как он несется на меня… Такое ощущение ты испытываешь, когда смотришь на автомобиль, что с большой скоростью приближается к тебе, а ты не можешь уйти с дороги, потому что тело не двигается, потому что никаких мыслей нет… Это как погрузиться в состояние гипноза.
Внезапно жирный ублюдок спотыкается. Крест из его руки вылетает и делает длинную дугу в мою сторону. Это, как щелчок пальцев, возвращает меня в Мир, и я отклоняюсь в сторону. Крест вылетает из церкви и втыкается в снег длинным концом вверх. Следом за ним, потеряв равновесие, по инерции, летит обгоревшее тело, наполненное безумием и ненавистью. Оно минует меня, оно следит глазами за тем, как я проплываю мимо, оно поворачивается вслед за моей фигурой в поле зрения. Еще через миг священник падает головой на крест. Длинный конец пробивает череп и выходит по центру лба. Теперь это тело очищено от демона с помощью огня и артефакта. Я смотрю на это. В одной руке канистра, в другой косяк. Сильный ветер декабря уносит дым церкви в сторону города. А я направляюсь к лачуге, чтобы сжечь ее, спалить дотла.
Заливаю жидкостью это место… Заливаю бензином и вспоминаю этот сплошной ужас жизни в этом месте. Но теперь с этим покончено. Я заливаю бензином это место, наслаждаясь звуком каждой капли, запахом, пропитывающим стены. Вдалеке слышны звуки сирен.
– Это полицаи, это пожарные, это скорая помощь, они приближаются к пожару, что освободил своим праведным пламенем две души. В скором времени слепцы потушат его и вновь воцарится власть хаоса, – произносит пятый голос.
– Ты видишь спрута? – четвертый голос.
– Он старательно кидает свои щупальца на пламя церкви, обжигается и бросает вновь, – третий голос.
– Он пытается потушить пламя, сотворенное тобою, потому что религия этого города – основной приток его пищи, его кайфа, его еженедельного воскресного рациона, – второй голос.
– Теперь ты точно знаешь, кто этот спрут! Теперь ты точно знаешь, кто за тобой следит! Теперь ты точно знаешь, кто виновен во всем! – кричит первый голос. – И, если ты выживешь, если ты все сделал правильно, то мы сможем обрубить его щупальца, вместе! – Мы отомстили демонам за смерть близких и докопались до сути, до правды… – внезапно тихо и спокойно начала свое движение темная материя внутри меня. – Личные счеты сведены, а цель, она убежала от меня, как кусок ваты от гончей, бегущей по кругу.
Я – бешеный пес и я не могу остановиться. Большая часть мозга повреждена… Рассудка, разума, мыслей – всего этого больше нет. Я слепо идущий к своей цели. Я глупец.
Стою на улице. Новые сирены щупальцами спрута приближаются ближе к полыхающему оплоту религии. Холодный ветер декабря уносит дым церкви в сторону города. Где-то там, в одном из зданий, одинокая фигура смотрит на багровое шоу пожара.
Я стою на улице. Ноги утопают в снегу. Холодно. Пахнет гарью. За спиной шумит контроль над ситуацией. Вновь достаю портсигар. Подкуриваю. Делаю глубокую затяжку. Чувствую взгляд, сверлящий мою спину. Смотрю на спичку – маленький кусочек дерева, что чернеет и съеживается от маленького огонька. Бросаю в снег. Она гаснет с шипением. Поджигаю еще одну и бросаю в лачугу. За несколько секунд ее поглощает прожорливый демон пламени.
– Если все пойдет по плану, мы еще сможем увидеть рассвет, – первый голос.
– Если все пойдет по плану, мы сможем догнать этот кусок ваты, – второй голос.
– Если все пойдет по плану, мы выпьем «дряни» в «Посадочной полосе», – третий голос.
– Если все пойдет по плану… – начинает четвертый, но его перебивает пятый.
– Мы забыли «дрянь» в хижине! – вот что он орет бешено.
– С этого момента не все идет по плану, – произносит темная материя, а я разворачиваюсь и ухожу в сторону кладбища.
Последняя возможность увидеть солнце.
Открываю глаза. Холодно. Темно. Тесно. Нет возможности двигаться. Я в могиле… Меня все-таки поглотило это кладбище… Оно поглотило меня заживо, и теперь я лежу среди трупов. Недалеко от девушки с кожей цвета облаков и веснушек цвета огня.
Затылок болит. Эта боль проникает под кость черепа. Помню, как подошел к могиле той самой малолетки и бросил под мрамор портсигар. Все это время я четко чувствовал давление глаз человека, за мной следящего. Я знаю, что это его работа. Я в курсе того, что этот хомосапиенс – один из щупальцев того самого спрута. Он поймал меня…
