Лукреция Флориани. Франсуа-найденыш (сборник) – Жорж Санд

С удовольствием, хотя в то же время и с печалью прочитала этот небольшой роман, в котором Жорж Санд описала свои отношения с возлюбленным Фредериком Шопеном (и, конечно, не могла быть полностью беспристрастна и потому справедлива). Недостатки своего любимого она внимательно рассмотрела под увеличительным стеклом, а вот достоинства хоть и упомянула, однако не считала их чем-то важным и истинным – это чувствуется. Потому герой в романе выглядит существом абсолютно невыносимым, не заслуживающим оправдания, а героиня – его жертвой… Но я не думаю, что в жизни бывает так. И как бы ни выглядели отношения извне, если они длятся долгое время, то оба партнёра от них что-то получают, и не может такого быть, чтобы один был полностью прав во всём, а второй – полностью виноват. Так, в романе Лукреция умерла, не выдержав бремени своих тягостных отношений с Каролем, но в жизни случилось совсем наоборот – это Шопен не пережил разрыва с возлюбленной, к которой, без сомнения, был привязан всем существом своей впечатлительной и истерзанной души… Но, оставляя в стороне вопрос, насколько Шопен в действительности был похож на Кароля, я благодарна Жорж Санд за этот образ, полный метаний, противоречий и – да, ужасающих недостатков, которые большинство читателей ему не простят. Полная замкнутость на себе самом, неумение жить в реальном мире, любить реальных людей, а не их возвышенные образы, погружённость в страдания, переходящая всякие границы впечатлительность и чувствительность, оборачивающаяся бесконечными беспочвенными страхами и терзаниями – малосимпатично и, ох, как знакомо! Добавить ко всему этому приступы чудовищной ревности и колебаний в своём чувстве, когда он то возносит возлюбленную на уровень Господа Бога, то с горечью низвергает её оттуда – внутреннему аду, в котором живёт несчастный Кароль, никто не позавидует. Но в то же время мне глубоко понятны истоки его страданий и те неприглядные формы, в которых вынуждена проявляться его душа, одинокая, скованная неправильно понятыми моральными догмами, не умеющая найти соприкосновение с силой живой жизни и окружающих его людей. Неудивительно, что он с такой силой привязывается к Лукреции, которая служит для него единственной связью с земным миром, и то обожает её, то тиранит – как происходит всегда, когда мы превращаем кого-то или что-то в единственный смысл нашего существования…То, что утешает меня – жить в подобном аду бесконечно невозможно. Рано или поздно (хотя бы в следующей жизни) терзания Кароля, доведённые до предела, заставят его выбраться из его скорлупы и, быть может, станут основой для настоящих доброты и сострадания, для которых уже есть предпосылки в его возвышенных идеалах. Что же касается Лукреции, то её простота, близость к реальной жизни, заботливое внимание к окружающим и сострадание, заключающееся в принятии человека со всеми его пороками и добродетелями, конечно же, не могут не импонировать. Но в то же время ей (или, скорее, Жорж Санд) не удалось окинуть своего возлюбленного истинно любящим взглядом, замечающим и достоинства, и недостатки, не осуждающим, но сочувствующим; быть может, это и невозможно – до тех пор, пока в нас остаётся какой-то отголосок личных ожиданий… Книга ещё раз напомнила мне об одиночестве человека, о том, как мы не можем увидеть друг друга по-настоящему, о неспособности проникнуть в чужой внутренний мир и разглядеть истоки чужой боли – ведь это не удалось ни Лукреции, ни Каролю, хотя оба по-своему пытались. Меж тем как только тогда человек сможет обрести многогранность и настоящую полноту существования, когда сумеет сделать это… Думается, что такие непохожие Кароль и Лукреция – это действительно «две половинки одной души», но они должны пройти долгий путь, прежде чем смогут преодолеть роковые противоречия своих земных характеров и соединиться по-настоящему.