Жюль Верн
Михаил Строгов
Глава VII. Вниз по Волге
«Кавказ» собирался отчаливать. Пары были разведены, и пассажиры спешили занять свои места, прежде чем раздастся свисток и мостки будут сняты. Далеко не всем желавшим уехать удалось пробраться на пароход: многочисленный наряд полиции наблюдал за порядком и пропуск был безжалостно прегражден тем из путешественников, которые не удовлетворяли условиям только что изданного указа. На палубе в числе прочих отъезжающих стояли Михаил Строгов и молодая рижанка. Их пропустили беспрепятственно, так как в его бумагах значилось, что Николай Корпанов может совершать свое путешествие по Сибири в сопровождении одного или двух лиц; при этих условиях присутствие его сестры было вполне законно. Пароход медленно отвалил от пристани и двинулся вниз по реке. Переезд от Нижнего Новгорода до Казани совершался довольно быстро, ввиду того что плыть приходится по течению. Доходя немного ниже Казани, до устья Камы, пароход направляется вверх по этой реке и на все путешествие до Перми употребляет приблизительно около двух с половиною суток. «Кавказ», принадлежавший к одним из лучших пароходов компании, был переполнен пассажирами. Тут попадались китайцы в своих национальных костюмах, армяне, евреи, индусы, турки, татары – словом, большая часть азиатских торговцев, спешивших выбраться из Нижнего Новгорода со своими товарами, которыми были нагружены люк и нижняя палуба парохода. На корме помещались пассажиры третьего класса, крестьяне, которым проезд в другие города не был воспрещен. Навстречу «Кавказу» попадались другие пароходы, тащившие на буксире баржи, и тянулись нескончаемые плоты. По берегам виднелись то засеянные поля, то небольшие рощицы, перерезанные оврагами. Строгов, занявший для себя и своей спутницы две каюты первого класса, сидел на палубе рядом с нею, но избегал расспросов, боясь быть нескромным. «Она сама расскажет мне все, что найдет нужным», – думалось ему. После отплытия парохода молодая девушка несколько минут сидела молча; потом она обратилась к Строгову с вопросом:
– Ведь вы едете в Иркутск?
– Да, – отвечал молодой человек. – Будьте спокойны, вы проедете всюду, где только проеду я. Но в качестве брата и сестры, – прибавил он с улыбкой, – мы должны быть на «ты» и называть друг друга по имени.
– Я согласна, – отвечала молодая девушка. – Меня зовут Надей; завтра я расскажу тебе, зачем еду так далеко, но теперь не расспрашивай меня: я очень утомилась и слишком много выстрадала за эти дни.
– Я не любопытен, – сказал фельдъегерь, – и не стану надоедать тебе расспросами, а теперь я советовал бы тебе пойти отдохнуть в свою каюту.
Когда молодая девушка удалилась, Строгов подошел к одной из групп пассажиров в надежде услыхать что-нибудь интересное. Негодование изгнанных азиатских купцов было понятно: они не успели еще отдохнуть от своего долгого путешествия и теперь, благодаря закрытию ярмарки, потерпели большие убытки; несмотря на это, никто из них не решался высказывать вслух свое неудовольствие, опасаясь шпионов, и нашему герою так бы не удалось ничего узнать, если бы он не услышал вдруг беседу двух пассажиров, разговаривавших очень громко и, по-видимому, без всякого стеснения. Оба говорили по-русски, но с иностранным акцентом.
– Как, милейший коллега! – воскликнул первый. – Вас ли я вижу? Признаюсь, я никак не ожидал, что вы меня сопровождаете.
– Я вовсе не сопровождаю вас, – невозмутимо отвечал его собеседник, – я вам предшествую.
– Гм, это немного сильно сказано! Предположим, что мы идем одинаковым аллюром и, вероятно, не обгоним один другого.
– Напротив, – все также флегматично возразил англичанин, – я как раз намерен вас обогнать.
– Увидим, – сказал Жоливе, – впереди у нас еще довольно времени и поводов быть соперниками.
– Вы хотите сказать, врагами, – поправил его собеседник.
– Ну, будь по-вашему! Вы, милейший господин Блэнт, очевидно, любите точность в выражениях, а поэтому позвольте и мне точнее определить наши взаимные отношения.
– Говорите.
– Ведь вы едете в Пермь, не так ли? А оттуда, вероятно, в Екатеринбург?
– Вероятно.
– Как только мы переедем границу Сибири, каждый из нас может сам для себя стараться, но до тех пор нам выгоднее быть союзниками. Итак, вашу руку!
Англичанин протянул своему спутнику два пальца, которые тот с живостью пожал.
– Кстати, – ядовито заметил Жоливе, – я сегодня в десять часов семнадцать минут утра уже сообщил по телеграфу моей кузине текст указа.
– Я тоже телеграфировал «Ежедневному Телеграфу», только четырьмя минутами раньше вашего.
– С чем вас и поздравляю, господин Блэнт.
– Очень вам благодарен, – сухо ответил англичанин, и оба корреспондента обменялись насмешливыми поклонами.
За обедом они уселись рядом и как ни в чем не бывало распили бутылку шампанского местного производства.
Строгов, который слышал приведенный выше разговор, решил из предосторожности держаться подальше от болтливых журналистов.
Названная сестра его не вышла к обеду: она спала у себя в каюте, и Строгов не велел будить ее.
День стоял очень жаркий, и потому, когда настали сумерки, все пассажиры оживились. Никому не хотелось сидеть в душной каюте, и, расположившись на палубе, все наслаждались вечерней прохладой. После двенадцати часов, когда немного стемнело, большинство путешественников улеглись спать. Только Строгов, которого какое-то тяжелое предчувствие лишало сна, остался бродить вдоль палубы, слабо освещенной двумя фонарями, красным и зеленым, укрепленными наверху на мачтах. На корме парохода, где помещался третий класс, неприхотливые пассажиры спали не только на скамейках, но и прямо на полу, подложив под голову свои узлы. Фельдъегерь осторожно пробирался вперед, стараясь не задеть спящих, и уже хотел подняться на верхнюю палубу, как вдруг услышал возле себя голоса, заставившие его остановиться.
Говорили они на том самом цыганском наречии, которое наш герой уже слышал в Нижнем Новгороде, бродя ночью по ярмарке. Он без труда узнал по голосам мужчину и женщину, с которыми тогда встретился.
– Говорят, что из Москвы в Иркутск послан курьер, – сказал женский голос.
– Пусть их говорят, – возразил мужчина, – но этот курьер либо опоздает, либо вовсе не доедет!
Строгов невольно вздрогнул при этих угрожающих словах. «Кому же, – думал он, – известен мой отъезд и кто им интересуется?»
Глава VIII. Вверх по Каме
На другой день, 18-го июля, часов в шесть утра, «Кавказ» подошел к казанской пристани. Самый город Казань отстоит от пристани на семь верст и находится при впадении Казанки в Волгу.
Как только «Кавказ» причалил, все пассажиры, как вновь прибывшие, так и сходящие на берег, подверглись тщательному осмотру полиции.
Строгов стоял на палубе, наблюдая за толпой, – он решил не выходить на берег, так как до города было довольно далеко, и он не хотел оставлять свою названую сестру одну на пароходе. Что касается обоих журналистов, то они поднялись с зарей и поспешили сойти на пристань и вмешаться в толпу, чтобы прислушаться к народным толкам.
По словам вновь прибывших пассажиров, волнения в Туркестане приняли угрожающие размеры и сообщение стало чрезвычайно затруднительно.
Строгов был очень встревожен этими известиями и собирался расспросить кого-нибудь подробнее, как вдруг его внимание было привлечено несколькими пассажирами, покидавшими пароход. Он тотчас узнал уже знакомых ему цыган. Их было человек двадцать, и предводительствовали ими те самые старик и женщина, которые сочли его за шпиона. Одежда старого цыгана состояла из каких-то лохмотьев, а шляпа его, совершенно выцветшая от солнца, была нахлобучена на самый лоб, как будто для того, чтобы скрыть его лицо. Рядом с ним стояла женщина, которую он называл Сангаррой; это была красивая брюнетка, с правильными чертами лица и огненными глазами. Проходя мимо Строгова, она словно нарочно замедлила шаги и взглянула на него так пристально, как будто хотела навсегда запечатлеть в своей памяти его образ. Этот взгляд смутил молодого человека.
«Неужели она узнала меня? – подумал он. – Нет ничего удивительного, если да; хотя было темно, но у этих цыганок настоящие кошачьи глаза».
Он уже хотел сойти на берег, чтобы проследить, куда направится табор, но сообразил, что может этим выдать себя. Притом цыгане, сойдя здесь, должны были направиться на Ишим более краткой, но менее удобной дорогой, чем та, по которой решил ехать Строгов и которая шла на Пермь, Екатеринбург и Тюмень, следовательно, он, по всему вероятию, должен был переехать Сибирскую границу прежде них.
Пароход останавливался в Казани очень ненадолго, только чтобы запастись топливом, и в семь часов утра был дан звонок к отплытию.
Между пассажирами наш герой заметил только одного Блэнта, его коллега, очевидно, опоздал.
Действительно, в ту минуту, когда пароход отвалил от пристани, на берегу показался Жоливе, бегущий со всех ног; достигнув пристани, он не обратил внимания на то, что мостики уже убраны и одним ловким прыжком очутился на палубе.
– А я уже думал, что мы без вас уедем, – кисло заметил англичанин.
– Не беда, – возразил тот, – я бы вас все равно догнал или в лодке, или на почтовых, какие бы деньги ни пришлось заплатить за это. Не удивляйтесь, что я опоздал – ведь от пристани до телеграфа не близко.
– А, вы были на телеграфе?
– Да, – с притворным равнодушием заметил француз, – я послал моей кузине телеграмму о том, что Феофар-Хан во главе своего войска уже достиг Семипалатинска и намерен двинуться вниз по Иртышу. Видите, как я любезен: я сейчас же сообщаю вам все, что сам узнал.
Блэнт был глубоко оскорблен тем, что позволил себя перехитрить; он повернулся к своему собеседнику спиной и пересел на другую сторону парохода.
Часов в десять утра на палубу вышла Надя.
Строгов подошел к ней и, взяв молодую девушку под руку, предложил ей пройти на нос парохода, откуда можно было любоваться чудной панорамой.
Пароход приближался к устью Камы, и перед глазами путешественников с обеих сторон возвышались ее живописные крутые берега, заросшие густым хвойным и лиственным лесом, синеватая линия которого на горизонте сливалась с небом.
Несмотря на красоту окружавшей ее природы, молодая девушка осталась равнодушна; мысли ее были заняты другим – она думала о том, как бы поскорее достигнуть цели своего путешествия.
– Далеко ли мы от Москвы? – спросила она.
– За девятьсот верст, – отвечал Строгов.
– Боже мой! Только девятьсот, а всего надо проехать семь тысяч! – печально воскликнула Надя.
Приближалось время завтрака, и Строгов предложил своей спутнице закусить. Завтрак их был очень скромен и продолжался недолго. Когда они снова поднялись на палубу и заняли места в стороне от прочей публики, Надя рассказала молодому фельдъегерю свою печальную повесть.
Отец ее, доктор Василий Федоров, жил в Риге, где имел хорошую практику и пользовался общим уважением. Однако нашлись недоброжелатели, которые завидовали его популярности. По их проискам, в квартире Федорова произвели обыск, причем были найдены запрещенные книги, которые принадлежали одному его пациенту, незадолго перед тем умершему. Доктор взял их на хранение, не подозревая их содержания, но это послужило против него уликой, и оклеветавшие его враги добились того, что он был предан суду и сослан на поселение в Иркутск. Жена его не могла за ним последовать: это несчастие так поразило ее, что она тяжело заболела и спустя полтора года скончалась, оставив дочь совершенно одинокой и без всяких средств. Тогда Надя решилась ехать к отцу.
Любуясь живописными берегами Камы, молодые люди в разговоре и не заметили, как настала ночь. Пароход плавно подвигался вперед; вылетавшие из трубы искры ярко блестели на темном небе, и в лесах по берегу Камы время от времени слышалось протяжное завывание волков.
Глава IX. В тарантасе днем и ночью
На другой день наши путешественники прибыли в Пермь. Несмотря на важное экономическое значение Пермской губернии, которая изобилует мраморными ломками, золотыми и платиновыми россыпями и угольными копями, самый город Пермь в то время, к которому относится наш рассказ, имел довольно непривлекательный вид. Это особенно неприятно поражало тех путешественников, которые ехали из Сибири в Европейскую Россию и были утомлены длинным переездом и полным отсутствием комфорта во время своего путешествия по Средней Азии. От Перми дальше на восток надо было ехать на лошадях, а потому здесь путешественники обыкновенно приобретали соответствующий времени года экипаж. Так решил поступить и Строгов.
Выбор, предстоявший ему, был очень мал, так как все почти экипажи были раскуплены. Наконец ему посчастливилось найти тарантас, который он и приобрел, предварительно поторговавшись, чтобы получше походить на купца. Надя сопутствовала ему в его поисках, потому что не менее Строгова спешила с выездом.
– Мне жаль, сестрица, – сказал молодой человек, – что я не нашел для тебя экипажа поудобнее.
– Я все перенесу! – с жаром воскликнула девушка. – Если ты от меня услышишь хоть одно слово жалобы, брось меня в дороге и поезжай один!
Ни Строгов, ни его молодая спутница не везли с собой багажа: один потому, что должен был спешить, другая потому, что не имела средств. Это отсутствие сундуков и чемоданов неприятно поразило ямщика, как доказательство того, что пассажиры небогаты.
– Ну, – проворчал он довольно громко, – с этих, видно, немного получишь!
– Не беспокойся, братец, – отвечал молодой фельдъегерь, – мы заплатим по гривеннику с версты, да сверх того тебе на чай, только вези нас хорошенько.
Лицо ямщика просияло; он мигом вскочил на козлы, взмахнул кнутом, и тарантас тронулся среди облака пыли. Хотя лошади бежали дружно: коренник шел рысью, тогда как пристяжные все время скакали галопом, но тарантас так и подбрасывало из стороны в сторону на неровностях дороги. Надя несколько раз очень больно ушибалась при этих неожиданных толчках, но не произнесла ни малейшей жалобы. Ее занимала одна мысль: как бы поскорее доехать.
– Если не ошибаюсь, – сказала она, – от Перми до Екатеринбурга триста верст?
– Да, – отвечал Строгов, – и тогда мы достигнем подошвы Уральского хребта. На переезде через горы мы употребим сорок восемь часов, так как я очень спешу и нигде не могу останавливаться.
– Не бойся, – возразила девушка, – я не задержу тебя ни минуты.
– При этих условиях мы доедем до Иркутска в двадцать дней.
– Как жаль, – заметила Надя, – что теперь не зима: тогда мы доехали бы гораздо скорее, не правда ли?
– Конечно, но зато как труден переезд при сильном морозе! Мне случилось три раза ездить в Омск зимой, и холод был так силен, что я чувствовал, несмотря на доху, что совершенно коченею. Шерсть лошадей покрылась инеем, а водка в моей фляге совсем замерзла. Я перенес это путешествие только благодаря тому, что сам сибиряк и с детства привык к нашему суровому климату, но мне кажется, что ты никогда бы не доехала.
– Зачем ты ездил в Омск? – прервала его Надя.
– Навестить мать.
– Вот видишь! – заметила она. – А я спешу в Иркутск, чтобы повидаться с отцом и передать ему последние слова матери. Ничто решительно не остановит меня на этом пути.
– Ты храбрая девушка, Надя, – с чувством сказал Строгов. – Дай Бог тебе успеха!
Тарантас между тем быстро подвигался вперед. На станциях наших путников не задерживали, так как они щедро платили на чай ямщикам. Остановки были самые непродолжительные: на некоторых станциях Строгов и Надя слегка закусывали тем, что можно было достать, на других они только ожидали, пока переменят лошадей. День прошел в беспрерывной езде. Надя вздремнула, несмотря на ухабы, но спутник ее все время не смыкал глаз: он опасался, чтобы ямщик не уснул и не вывалил их, что при отвратительной дороге было более чем вероятно. На одной из станций они узнали, что впереди по той же дороге едут еще двое путешественников в простой телеге, но платят они щедро и требуют самых лучших лошадей.
Глава X. Гроза в уральских горах
Уральский хребет тянется от Ледовитого океана до Каспийского моря и составляет естественную границу между Азиатской и Европейской Россией. Нашим путешественникам предстояло переехать горы по дороге из Перми в Екатеринбург, лучшей из ведущих через хребет, так что можно было рассчитывать совершить этот проезд в продолжение ночи. На дурную дорогу они мало обращали внимания, но удушливая жара и отдаленные раскаты грома заставляли опасаться грозы.
– В котором часу мы доедем до перевала? – спросил Строгов у ямщика.
– Часу в первом ночи, – отвечал тот, – да еще кто знает, доедем ли.
– Полно, братец, трусить, ведь ты, верно, не в первый раз встречаешь грозу в горах.
– Правда, что не в первый, – возразил ямщик, – а все-таки напрасно вы, барин, поехали.
– Было бы еще хуже, если бы я остался, – коротко ответил фельдъегерь.
Ямщик понял, что возражения не помогут, и стегнул лошадей. Вдруг яркая молния прорезала тучи, и над самой головой путников раздался такой оглушительный удар грома, что лошади разом остановились. Строгов схватил за руку свою спутницу.
– Будь готова ко всему, Надя, – проговорил он, – гроза начинается.
– Я не боюсь, брат, – твердо отвечала девушка.
Соскочивший с козел ямщик схватил под уздцы лошадей, которые пятились и вставали на дыбы, так что тарантас рисковал опрокинуться в пропасть, зиявшую влево от дороги. Как ни старался несчастный ямщик, он не мог справиться с обезумевшими животными, пока Строгов сам не поспешил ему на помощь и не сдержал лошадей, благодаря своей необыкновенной силе. Вдруг они услыхали вверху какой-то шум и, подняв голову, заметили несколько громадных камней и вырванных с корнем стволов, которые медленно сползали по откосу и угрожали раздавить путешественников.
– Здесь нам нельзя оставаться, – заметил Строгов.
– Где уж тут оставаться, – воскликнул перепуганный ямщик, – того и гляди, что угодим на самое дно пропасти!
– Держи под уздцы правую пристяжку, – приказал ему фельдъегерь, – а я возьму левую!
Новый порыв урагана чуть не сшиб с ног обоих, а тарантас, несмотря на все их усилия, сдвинулся с места и непременно скатился бы в пропасть, если бы его не задержал ствол дерева, лежавший на краю дороги. Надя выглянула из тарантаса: она была бледна, но совершенно спокойна.
– Не вернуться ли нам, барин? – спросил ямщик.
– Ни под каким видом! Когда мы перевалим через вершину, мы будем защищены скалами.
– Да что тут поделаешь с лошадьми, они не идут вперед! – пробовал возразить ямщик.
– Не рассуждай и едем дальше, я должен продолжать путь, потому что этого сам царь требует! – воскликнул Строгов, в первый раз упомянув имя государя.
– Эй, голубчики, вперед! – крикнул ямщик, и лошади двинулись.
Строгов и ямщик шли по сторонам, ведя под уздцы пристяжных. Порывы ветра несколько раз сшибали их с ног и, наверное, сорвали бы с тарантаса верх, если бы он не был так крепко привязан. Подъем продолжался с лишком два часа и приближался уже к концу, как вдруг целый град камней посыпался сверху, и испуганные путешественники разглядели несколько стволов, скользящих по откосу прямо над их головами. Строгов хлестнул лошадей, но они не двинулись с места. Опасность придала ему нечеловеческую силу: он уперся руками в оглобли и сдвинул тарантас на несколько шагов назад. Огромная каменная глыба прокатилась шагах в двух вперед и едва не задела молодого человека.
– Брат! – закричала перепуганная Надя.
– Не бойся, – отвечал он, – с Божьей помощью мы проедем благополучно.
– Я не за себя боюсь, – с чувством сказала девушка, – и, видно, Бог мне помогает, что послал тебя на моем пути.
С трудом протащившись еще сажень двадцать, путешественники достигли места, где скалы образовали углубление, защищенное от порывов ветра. Тут экипаж был в сравнительной безопасности, хотя налетавший ураган по временам ударял его о скалу так сильно, что он угрожал сломаться. Строгов посоветовал Наде выйти и укрыться от непогоды в углублении скалы, представлявшем род пещеры. В это время полил сильнейший дождь и продолжать дорогу стало немыслимо.
– Буря так сильна, – сказал он своей молодой спутнице, – что, верно, не будет продолжительна. Часа в три станет светать, и нам легче будет спускаться.
Надя не успела ответить; раздался оглушительный удар, в воздухе распространился удушливый запах серы, и молния ударила прямо в сосну, стоявшую шагах в двадцати от тарантаса. Огромное дерево вспыхнуло, как лучина. Ямщик, оглушенный ударом, упал на землю, но, к счастью, остался невредим. Раскаты грома начали постепенно стихать, как вдруг Надя схватила своего спутника за руку и с испугом прошептала:
– Брат, я слышу крики! Кто-то зовет на помощь!
