bannerbannerbanner
Дикая Флетчер

К. А. Такер
Дикая Флетчер

Полная версия

Глава 4

– Эти милые. – Моя мама держит в руках новую пару резиновых сапог «Хантер» армейско-красного цвета.

– В самом деле? Но они занимают много места. Я не уверена, стоит ли мне брать их с собой.

– Доверься мне. Возьми.

Она укладывает их в чемодан, который я отвела для обуви и туалетных принадлежностей – он уже набит до отказа, – а затем садится на мою кровать. Ее палец перебирает небольшую стопку ценников, разложенных у моей подушки. Свидетельство того, что вчера я совершила экстренный шопинг, чтобы собрать гардероб под кодовым названием «Аляска».

– Ты уверена, что едешь только на неделю?

– Это ты научила меня, что «перегруз багажа – это главное».

– Да, конечно, ты права. Особенно там, куда ты направляешься. Ты не сможешь просто сбегать и купить то, что забыла. Там нет даже торгового центра. – Маму передергивает от одной мысли о покупках в торговом центре. – Там буквально ничего нет. Это…

– Бесплодная пустошь. Да, я помню. – Я запихиваю в угол второго чемодана пару шерстяных носков, извлеченную из корзины с зимней одеждой. – Хотя ты не была там двадцать четыре года. Может, все изменилось. У них теперь есть кинотеатр.

Я знаю, потому что набрала в гугле «Чем заняться в Бангоре, Аляска», и эта информация всплыла первой.

Кинотеатр оказался единственным развлечением в здании, отведенном под еженедельный кружок по вязанию и общественный книжный клуб – два занятия, которые меня совершенно не интересуют.

– Бангор мог увеличиться в размерах в два раза. Даже в три.

Мама улыбается, но это снисходительная улыбка.

– Города на Аляске не растут так быстро. Или вообще не растут в большинстве случаев. – Дотянувшись до одного из моих любимых осенних свитеров – двухсотдолларового кашемирового, нежно-розового цвета, который Саймон и мама подарили мне на Рождество, – она аккуратно складывает его. – Если я хоть немного знаю твоего отца, то его дом точно такой же, как и тогда, когда мы уезжали.

– Может быть, увидев его, я вспомню раннее детство.

– Или это вызовет у тебя кошмары. – Мама смеется, качая головой. – Эти богомерзкие липкие обои, которые поклеила Розанна, были хуже всего.

Розанна. Мать моего отца. Моя бабушка, о встрече с которой я была слишком мала, чтобы помнить. Я иногда разговаривала с ней по телефону, и она присылала открытки на день рождения и Рождество каждый год, вплоть до своей смерти, когда мне было восемь лет.

– Агнес, вероятно, сняла липкие обои.

– Может быть, – фыркает мама, отводя взгляд.

«Ты все еще любишь моего отца, даже сейчас?»

Я прикусываю язык под напором желания расспросить ее о том, что мне рассказал Саймон. Он прав: мама никогда не признается в этом, а я не хочу превращать жизнь Саймона в ад на все то время, пока меня не будет. В доме и так напряженная атмосфера. В четверг мама легла спать, думая об украшении стола красными розами и свадебных букетах из орхидей, а проснулась от новостей о женщине по имени Агнес, диагнозе рака у Рена и моей предстоящей поездке на Аляску.

Я не могу сказать, что больше ее расстраивает: то, что есть другая женщина, или то, что мой отец серьезно болен. Все это не дает ей покоя. Я заставала ее перед эркером на кухне, сжимающей кружку и глядящей в пустоту, по крайней мере, полдюжины раз. Для женщины, которая всегда в движении, это необычно.

Тем не менее я не могу обойти стороной этот вопрос.

– Ты бы никогда не оставила Саймона ради папы, правда, мам?

– Что? Нет. – Она глубоко хмурит брови, будто переосмысливая свой ответ уже после того, как дала его. – Почему ты об этом спрашиваешь?

– Просто так, – колеблюсь я. – Ты вообще с ним разговаривала?

– Нет. – Она качает головой, затем делает паузу. – Правда, я отправила ему письмо несколько лет назад с копией твоей фотографии с выпускного экзамена в университете. Чтобы он знал, как выглядит его дочь. – Ее голос затихает, а глаза задерживаются на сколе кораллового лака на ногтях.

– И? Он вообще ответил?

Было ли это ему важно?

– Ответил. Он сказал, что не может поверить, насколько ты выросла. Как сильно ты похожа на меня. – Мама грустно улыбается. – Я не стала продолжать разговор. Я решила, что это к лучшему. Тебе это не понадобится, – добавляет она, разглядывая полосатую майку, которую я положила поверх остальной одежды.

Я замечаю, как быстро она меняет тему.

– Разве ты не сказала, что нужно собираться на все случаи жизни?

– Всю неделю ожидается всего четырнадцать градусов по Цельсию. Четыре – по ночам.

– Тогда я надену поверх свитер.

Мама проводит рукой по покрывалу.

– Значит, Рен заберет тебя в Анкоридже?

Я качаю головой с полным ртом воды. Интенсивная волна жары, пришедшая в Южное Онтарио, не желает уходить, из-за чего на третьем этаже нашего дома душно, несмотря на кондиционеры, подающие воздух через вентиляционные отверстия.

– За мной приедет парень по имени Джона.

– Почему не твой отец?

– Не знаю. Может быть, он чувствует себя недостаточно хорошо, чтобы летать.

В каком состоянии он будет, когда я приеду? Мы с Агнес переписывались по поводу поездки, но она ничего не говорила о состоянии папиного здоровья.

– Но он ведь знает, что ты приедешь?

– Конечно, знает.

Агнес сказала, что «они» подготовят мне комнату, и «они» были так рады моему приезду.

Рот мамы кривится от беспокойства.

– Что за самолет?

– Тот, который не сломается в воздухе, надеюсь.

Мама бросает на меня пристальный взгляд.

– Это не смешно, Калла. Некоторые из самолетов твоего отца – крошечные. И ты летишь через горы и…

– Все будет в порядке. Это ты боишься летать, помнишь?

– Тебе следовало дождаться коммерческого рейса. Они теперь ежедневно летают на этих «Дэш-8»[7] в Бангор, – бормочет она.

– О чем бы ты ни говорила, до вторника не было свободных мест. – Я отправляюсь на Аляску, и неожиданно мама становится экспертом по моделям самолетов. – Расслабься, ты драматизируешь.

– Вот увидишь. – Она бросает на меня самодовольный взгляд, но он быстро исчезает. – Когда он начинает лечение?

– Я не знаю. Узнаю, когда приеду туда.

Мама хмыкает.

– И где ты еще раз делаешь пересадку?

– Миннесота, Сиэтл, Анкоридж.

Перелет предстоит изнурительный и даже не в такие экзотические места, как Гавайи или Фиджи, ради которых я бы с радостью потратила целый день на дорогу. Но обратная сторона заключается в том, что через двадцать четыре часа я буду стоять лицом к лицу с Реном Флетчером, двадцать четыре года спустя.

Мой желудок сжимается.

Мама барабанит кончиками пальцев по своему колену.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я отвезла тебя в аэропорт? Я могу попросить кого-нибудь поработать за меня.

Я изо всех сил стараюсь сохранять терпение.

– Я должна быть там в четыре часа утра. Я возьму такси. Со мной все будет хорошо, мам. Перестань волноваться.

– Я просто…

Она заправляет волосы за ухо. Раньше у нас был одинаковый цвет волос, но теперь мама красит их, чтобы скрыть пробивающуюся седину, в более темный цвет коричневого с оттенками меди.

Я знаю, к чему это все ведет. Ее расстраивают не дальнее расстояние, не крошечный самолет и не тот факт, что меня не будет целую неделю.

– Он не может причинить мне больше боли, чем уже причинил, – говорю я более мягко.

Тишина в комнате оглушительна.

– Он не плохой человек, Калла.

– Может, и нет. Но он никудышный отец.

Я с трудом застегиваю молнию чемодана.

– Да, он такой. И все же я рада, что ты едешь. Очень важно, чтобы вы встретились с ним хотя бы один раз. – Она изучает маленькую ранку на большом пальце – вероятно, укол от шипа розы. – Все эти годы курения. Я умоляла его бросить. Можно было подумать, что он так и сделает после того, как увидел, как твой дед увял от проклятых сигарет. – Мама качает головой, ее брови, более гладкие, чем должны быть в ее возрасте, благодаря процедурам лазерного ухода за кожей и филлерам, слегка вздергиваются.

– Может быть, он действительно бросил, но было уже слишком поздно. Но если он этого не сделал, я уверена, что доктор заставит его бросить теперь. – Я тащу чемодан на колесиках, стряхивая с рук пыль. – Минус один.

Мамин орехово-зеленый взгляд окидывает меня.

– Твои волосы чудесно блестят.

– Спасибо. Мне пришлось умолять Фаусто втиснуть меня вчера вечером в свое расписание. – Я смотрю в зеркало, стоящее рядом, и смахиваю с лица прядь светлых волос. – Получилось светлее, чем я хотела, но у меня нет времени, чтобы исправить это до отъезда.

Я не могу не заметить темные круги под глазами, которые не сумел скрыть даже толстый слой консилера. Последние два дня прошли в вихре покупок, прихорашивания, сбора чемоданов и планирования.

Расставания с моим парнем.

– Итак, вы с Кори официально расстались? – спрашивает мама, словно прочитав мои мысли.

– Я перерезала блестящую красную ленточку и все такое.

– Ты в порядке?

Я вздыхаю.

– Я не знаю. Такое ощущение, что моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я все еще жду, когда осядет пыль.

После моего ухода из клуба в четверг Диана решила «случайно» столкнуться с Кори – потому что в противном случае она бы взорвалась от возмущения – и сообщить ему, что он только что разминулся со своей девушкой. Я бы поставила деньги на то, что Диана одарила его своей идеальной ядовитой улыбкой, когда уходила, довольная тем, что заставила Кори испытывать неловкость.

 

На следующее утро я проснулась от его голосового сообщения. Его тон был очень непринужденным, пока он неубедительно объяснял, как оказался в клубе. Он ни словом не обмолвился о Стефани Дюпон и о том, почему почти накинулся на нее в баре.

Я не сразу ответила, выписав ему дозу лекарства, которым он в последнее время угощал меня.

Ребячество?

Может быть.

Но мне нужно было больше времени, чтобы разобраться в своих мыслях и чувствах, все еще смешанных после того, как я провела ночь, уставившись в скошенный потолок над моей кроватью, пока часы тянулись к рассвету.

Мне нужно было больше времени, чтобы взглянуть правде в глаза.

Кори любил меня когда-то. Или, по крайней мере, он думал, что любил. И я была так уверена, что тоже люблю его, в самый разгар наших отношений – после того, как улетучилась новизна, но до того, как комфорт начал трещать по швам. У нас все было хорошо. Мы никогда не ссорились, не ревновали и не грубили друг другу. Если бы мне понадобилось выбрать одно слово, чтобы описать наши отношения, я выбрала бы «гладкие». То есть наши отношения работали без сбоев.

У «нас» нет причин для ссор.

Мы идеально подходим друг другу.

И нам стало скучно.

Какая бы магия ни была в начале, она иссякла, как если бы в шине образовалась медленная утечка после того, как ее пробили гвоздем. Ты можешь месяцами не знать, что что-то не так, пока однажды не окажешься на обочине дороги со спущенным колесом.

По крайней мере, это то, что я слышала о медленных утечках в шинах. Я никогда не сталкивалась с подобным. У меня даже прав нет. Но я должна признать факты – влюбленные «Калла и Кори», которые позировали перед камерой на груде камней в прошлом году, наехали на длинный, острый гвоздь где-то на дороге своих отношений, вероятно, еще до того, как Стефани Дюпон появилась в кадре.

Это единственная причина, которая объясняет, почему то, что Кори флиртовал с другой девушкой, не вывело меня из себя и почему я была только слегка раздражена тем, что он не смог найти для меня время после моего тяжелого дня. И почему я не удосужилась позвонить ему после того, как узнала о болезни отца, в слабой надежде, что он ответит и утешит меня звуком своего голоса.

Думаю, где-то в глубине души я уже чувствовала, что наши отношения испаряются. Я просто еще не призналась себе в этом. Может быть, потому что надеялась, что это неправда. Или, что более вероятно, потому что, как только я признаю реальность, то почувствую, что должна это прекратить. А что, если Кори не чувствует того же? Что, если он думает, будто между нами все идеально, и будет умолять меня не заканчивать отношения?

Что, если я причиню ему боль?

Все бессознательные переживания кипят под поверхностью. Все причины, чтобы избежать столкновения с ним. По крайней мере, причины для меня – девушки, у которой острая аллергия на конфронтацию. Это мое единственное определяющее «качество Рена», как сказала мама. Мой отец умеет избегать конфликтов на уровне ниндзя и, ну… яблоко от яблони, видимо, даже если я приземлилась в пятидесяти пяти сотнях километров от него.

Конечно, если меня достаточно сильно задеть, я могу бросить словесную колкость как никто другой, но, когда дело доходит до того, чтобы по-настоящему столкнуться с кем-то или чем-то, что причиняет мне боль, я убегаю от собственной тени. Когда у меня закончились места, где можно было бы спрятаться, правда стала очевидной. Я и представить не могла, что полечу на Аляску, чтобы встретиться с отцом, с подобными мыслями. Поэтому в пятницу вечером я отправила Кори сообщение, в котором упомянула о поездке и о том, что для нас будет лучше, если мы сделаем перерыв, учитывая то, что у него происходит на работе «и все такое».

Его ответ? «Да, я думал о том же. Береги себя. Безопасного полета». Как будто он ждал возможности уйти. Впрочем, я не должна удивляться. Он тоже мастерски обходит неприятные ситуации. Хотя лучшая в этом деле – я.

Таким образом, мои отношения длиной в четырнадцать месяцев официально закончились.

Мы расстались с помощью сообщения, сведя конфронтацию к минимуму.

Мама встает с моей кровати.

– Уже поздно, Калла. Тебе нужно немного поспать.

– Я знаю. Только сначала приму душ.

Мама тянется ко мне и крепко обнимает, что длится на несколько мгновений дольше обычного.

– О боже, я вернусь в следующее воскресенье! – смеюсь я, сжимая ее стройную фигуру с такой же силой. – Как ты собираешься жить, когда я перееду?

Мама отстраняется, чтобы убрать длинные пряди моих волос с лица, моргая блестящими глазами.

– Мы с Саймоном все обсудили, и ты никогда не переедешь. Мы начали строить для тебя подземелье.

– Надеюсь, рядом с его секретным денежным хранилищем.

– Напротив него. Я буду снимать с тебя ошейник на время наших представлений.

– Или ты можешь просто поставить телевизор в моем подземелье.

Она насмешливо вздыхает.

– И почему я об этом не подумала? Тогда нам не придется слушать нытье Саймона на заднем фоне.

Саймон ненавидит нашу общую любовь к дрянным реалити-шоу и жестоким сериалам про викингов, и он не может не пройти через гостиную, когда мы смотрим телевизор, бросая время от времени остроумные, но чаще всего раздражающие комментарии.

Наконец отпустив меня, мама вяло идет к двери. Однако она задерживается, изучая меня, пока я стою на коленях над вторым набитым до отказа чемоданом и дергаю за молнию.

– Тебе, наверное, стоит взять с собой книгу или две.

– Ты имела в виду макбук, верно?

Я не могу дочитать до конца и главу в книге, не заснув, и мама это знает.

– Я так и подумала. – Пауза. – Надеюсь, у них там есть интернет.

– Боже мой, ты шутишь, да?

Меня охватывает паника, когда в голове начинает крутиться мысль о том, что интернета там нет. Однажды я провела длинные выходные в коттедже возле парка Алгонкин, и мне пришлось ехать пятнадцать минут вверх по дороге в поисках баров, чтобы прочитать сообщения. Это был ад. Но не…

– Агнес отвечала на электронные письма сразу же. У них точно есть интернет, – говорю я с уверенностью.

Мама пожимает плечами.

– Просто… приготовься. Жизнь там совсем другая. Тяжелее. И в то же время проще, если в этом есть какой-то смысл. – Ее губы трогает ностальгическая улыбка. – Знаешь, твой отец пытался заставить меня играть в шашки. Он спрашивал каждый вечер, не хочу ли я сыграть, хотя знал, что я ненавижу настольные игры. Раньше меня это чертовски раздражало. – Она хмурится. – Интересно, он еще играет?

– Надеюсь, что нет.

– Уже через день тебе станет скучно и ты будешь искать, чем бы заняться, – предупреждает мама.

– Я уверена, что буду проводить какое-то время в аэропорту. – Я поднимаю второй чемодан на колеса. – Ну, знаешь… смотреть, как падают самолеты.

– Калла!

– Шучу.

Она тяжко вздыхает.

– Только не повтори мою ошибку и не влюбись в одного из этих пилотов.

Я хихикаю.

– Постараюсь сделать все возможное, чтобы этого не произошло.

– Я серьезно.

– Это же не пожарная часть, мама.

Она поднимает руки вверх в знак капитуляции.

– Ладно. Я знаю. Но есть что-то в тех парнях, которые там работают. Я не могу этого объяснить. Я имею в виду, они сумасшедшие, приземляются на ледники и горные хребты, летают сквозь снежную мглу. Они как… – Ее глаза ищут слова на моих стенах. – Небесные ковбои.

– О боже! – хохочу я. – Разве я похожа на девушку, которая влюбится в небесного ковбоя с Аляски? – Я с трудом выговариваю слова.

Мама смотрит на меня ровным взглядом.

– Похожа?

Справедливое замечание. Моя мама всегда была гламурной. Ее мочки ушей никогда не остаются без бриллиантов, а пара легинсов и заношенная концертная футболка выглядят изысканно. Да она бы скорее подожгла себя, чем надела пару «маминых» джинсов.

Осторожно обходя мебель, я качу два огромных чемодана на площадку перед дверью.

– Выглядят ужасно тяжелыми, – бормочет мама.

– Они и есть ужасно тяжелые.

Мы смотрим на крутые пролеты дубовой лестницы, ведущей на первый этаж, недавно окрашенной в темный орех, но с теплым белым цветом спиц и стояков.

А затем в один голос кричим:

– Саймон!

Глава 5

– Да… Здесь всего пара носильщиков, которые вполне хорошо справляются.

Таксист средних лет криво усмехается через плечо, а я хмуро смотрю на отсутствие полосок сигнала сети на экране.

– Думаю, мой не из их числа, – бормочу я, убирая телефон подальше.

Вот вам и международный тарифный план США, который я приобрела сегодня утром, пока ждала посадки на первый из своих рейсов. Я молюсь, чтобы у моего отца в доме был Wi-Fi, иначе эта неделя будет проверять мое душевное равновесие как никогда раньше.

Водитель плавно направляет фургон на дорогу, в сторону небольшого регионального аэропорта, где меня ждет мой четвертый и последний самолет. Я обнаружила водителя у багажной карусели с табличкой «Калла Флетчер». После пятнадцати часов в пути («спасибо» задержке в Сиэтле) я благодарна за заранее организованную поездку.

Я переключаю внимание на маленький лыжный самолет, который поднимается в небо над нами – его красный корпус четко выделяется на фоне ярко-синего полотна. Каков он по сравнению с тем, на котором я собираюсь лететь?

– Первый раз в Анкоридже?

– Ага.

– Что привело вас сюда?

– Я кое-кого навещаю.

Мужчина просто поддерживает разговор, но у меня сводит живот от волнения. Я пытаюсь успокоиться, делая глубокие вдохи и концентрируясь на пейзаже: спокойная кобальтовая вода впереди, пышные вечнозеленые деревья во всех направлениях и заснеженная горная цепь вдалеке. Именно такой пейзаж и предполагала Диана, когда я сказала «Аляска». На последнем самолете у меня было место у окна, и все время снижения я провела, прижавшись к стеклу, завороженная огромной мозаикой листвы деревьев и озер.

Насколько иначе будет выглядеть мой конечный пункт назначения?

– Далеко ли до Бангора на самолете?

Сейчас ранний вечер, солнце все еще высоко, и нет никаких намеков на то, что оно скоро опустится. Успеем ли мы до темноты?

– Около шестисот пятидесяти километров. Час пути. Где-то рядом, во всяком случае.

Я испускаю дрожащий вздох на фоне странной смеси нетерпения, ужаса и страха. Час с небольшим до встречи с отцом.

– Я так понимаю, вы туда и направляетесь? Бангор, я имею в виду.

– Да. Бывали там?

– Нет, уже много лет. Но у них есть «Дэш-8», которые летают в ту сторону несколько раз в день. Так с кем вы летите?

– «Дикая Аляска».

Водитель кивает.

– Самолеты Флетчера. Они хороши. Они уже давно здесь.

В том, как он произносит мою фамилию, есть что-то знакомое, что задевает мои чувства.

– Вы знаете его? Рена Флетчера, я имею в виду.

– Да, мэм. – Водитель кивает, чтобы сделать акцент на своих словах. – Я занимаюсь этой работой уже двадцать лет. Через некоторое время начинаешь узнавать лица, а Рен приезжал в Анкоридж достаточно раз, чтобы я его узнал. На самом деле не так давно я подвозил его до больницы. У него был неприятный кашель, его нужно было осмотреть. Какая-то зараза.

Мой желудок сжался. Да, зараза. Которая будет медленно убивать его.

– Эй, подождите-ка минутку. – Мужчина хмурится, поднимая плакат с надписью, который он держал при встрече. – Вы родственники?

Я колеблюсь.

– Он мой отец.

Почему эти слова столь обманчивы? Они звучат так, будто я знаю его, будто я встречалась с ним после того, как покинула этот самый город двадцать четыре года назад. Но правда в том, что водитель знает его лучше, чем я.

– Вы девчонка Рена Флетчера? – Его мутно-зеленые глаза ловят мои в зеркале заднего вида, и я вижу в них недоверие, прежде чем он снова переводит взгляд на дорогу. – Не знал, что у него есть такая, – бормочет он себе под нос, но я все равно слышу.

Я подавляю вздох. Не уверена, что сам папа помнит об этом.

* * *

– Мы будем взлетать над водой?

Я останавливаюсь, чтобы потрясти ногой. Камешек, застрявший между пальцами, вываливается наружу.

– Не-а. У нас есть и гравийная взлетно-посадочная полоса.

Билли, невысокий грузчик двадцати с чем-то лет, который встретил меня у главной двери Гидроаэропорта Лейк-Худ, волочит свои рабочие башмаки по земле, а мои чемоданы неповоротливо катятся за ним.

– Джона прилетел на своем «Кабе»[8].

 

– Это тот самолет, что поменьше? – настороженно спрашиваю я.

А это нормально, что здесь все говорят о самолетах в терминах моделей?

Билли смотрит на меня через плечо, быстро переминаясь с ноги на ногу – уже седьмой раз с тех пор, как мы с ним познакомились, – и ухмыляется.

– А что? Вам страшно?

– Нет. Просто любопытно. – Я оглядываю ряд самолетов слева от нас и людей, толпящихся вокруг них.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо. Джона – один из лучших пилотов в мире. Он уже должен был закончить дозаправку. Скоро он доставит вас на место.

– Отлично.

Я глубоко вдыхаю, наслаждаясь чистым, свежим воздухом после нескольких часов вдыхания неизвестно скольких микробов, циркулирующих в кабинах. Это приятная перемена после домашнего смога.

Еще один острый камень попадает мне под палец, и его нелегко вытряхнуть. Мне приходится наклониться и вытащить его вручную, при этом другой рукой прижимая «Брикстон»[9], чтобы удержать его на месте. Широкополая шляпа, вероятно, была не самым разумным решением для стольких перелетов, но не могла же я ее упаковать. Может, мне стоит переобуться в «Чаксы»[10]? Но эти семисантиметровые танкетки на ремешках удивительно удобны и, что более важно, они потрясающе смотрятся с моими рваными джинсами.

– Сюда! – кричит Билли.

Я поднимаю глаза и успеваю заметить, как он притормаживает рядом с голубоносым самолетом с несколькими портальными окнами. Я тихонько считаю ряды. Он должен вмещать не менее шести человек. Моей матери не о чем беспокоиться. Я останавливаюсь, чтобы сфотографировать самолет на свой телефон, а затем – аэропорт позади меня, запечатлев гладкое озеро и горный фон за ним.

Только обогнув угол, я понимаю, что Билли остановился не у голубоносого самолета. Он идет мимо, направляясь к другому, припаркованному дальше по линии.

– О боже! Это взаправду? – лепечу я, глядя на крошечную желто-оранжевую штучку. Игрушечный самолетик, крылья которого больше, чем его корпус.

Билли оглядывается и улыбается мне.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что здесь нет места даже для меня!

– Оно есть. Позади пилота. Эй, Джона! – В перерывах между смехом Билли окликает человека, чья широкая спина обращена к нам, пока он возится с чем-то на пропеллере. – По-моему, у тебя нервный летун!

– Фантастика, – ворчит мужчина глубоким баритоном, бросая инструмент в сумку, стоящую на земле возле его ног, прежде чем повернуться к нам лицом с явной неохотой.

У Дианы был бы день открытых дверей, отмечаю я, глядя на густую, лохматую пепельно-русую бороду, покрывающую нижнюю половину лица мужчины и торчащую под разными углами. Из-за нее, светоотражающих авиационных очков и черной бейсболки ВВС США, низко надвинутой на лоб, я не вижу его лица. Я даже не могу предположить его возраст.

И он большой. Я стою на семисантиметровых танкетках, и он все равно возвышается надо мной. Трудно сказать, насколько он крупный под клетчатой изумруднозеленой с черным курткой, но широкие плечи придают ему громадный вид.

– Джона… Это Калла Флетчер.

Я не вижу лица Билли с этого ракурса, однако не упускаю скрытого смысла в тоне его голоса. Ответ на предшествующий разговор. Я бы, наверное, покраснела, если бы подслушала его.

Но я отвлекаюсь от размышлений о грубых мужских шутках, сосредоточившись на самолетике, который должен доставить меня через горный хребет, и на йети, который меня туда доставит.

Как, черт возьми, он вообще помещается в эту кабину?

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Напоминаю себе, что это не имеет значения; что этот гигант прилетел сюда на этом самолете и он доставит меня обратно на нем же.

– Привет. Спасибо, что приехали за мной.

– Агги не оставила мне выбора.

– Я… э-э-э… – Я запинаюсь, подыскивая подходящую реакцию на этот ответ. И «Агги»?

Джона долго изучает меня из-за непроницаемых линз, и у меня создается впечатление, что он осматривает меня с ног до головы.

– Сколько в вас? Четыре-восемь? Пять-ноль?

Я чувствую, как у меня вскидываются брови.

– Простите?

– Сколько вы весите? – спрашивает он медленно, с раздражением выделяя каждое слово.

– Кто спрашивает об этом при первом знакомстве?

– Тот, кто хочет оторвать свой самолет от земли. Я не смогу взлететь, если будет слишком много веса, поэтому мне нужно все посчитать.

– О. – Мои щеки пылают от смущения, я неожиданно чувствую себя глупой. Конечно, поэтому он спрашивает.

– Так сколько?

– Шестьдесят один, – бормочу я. Может, я и худая, но мускулистая.

Джона тянется в кабину самолета и достает пустую черную нейлоновую дорожную сумку. Он бросает ее мне, и я инстинктивно тянусь, чтобы поймать ее, роняя при этом свою сумочку.

– Можете использовать это для своих вещей.

– Что вы имеете в виду? – Я хмуро смотрю на сумку, а потом на Джону. – Мои вещи в этих чемоданах.

– Чемоданы сюда не влезут. Билли, разве ты уже не сказал ей об этом?

Билли просто пожимает плечами в ответ, получая раздраженное покачивание головой от Джоны.

– Но… Я не могу бросить свои вещи! Здесь тысячи долларов! Одежда, обувь… Мне пришлось заплатить двести баксов за перевес, чтобы доставить их сюда!

– Если ты хочешь лететь со мной, тебе придется, – возражает Джона, сложив руки на широкой груди, словно готовясь стоять на своем.

Я смотрю на свой багаж с нарастающей паникой.

– Я уверен, что завтра в Бангор прилетит грузовой самолет. Я закину чемоданы на первый, который сможет выдержать дополнительный вес, – успокаивающим тоном предлагает Билли.

Мой шокированный взгляд мечется между ними. Какой у меня есть выбор? Если я не поеду с Джоной сейчас, мне придется найти номер в гостинице и остаться в Анкоридже, пока не удастся попасть на регулярный рейс. Агнес сказала, что сейчас разгар сезона. Кто знает, сколько времени это займет?

– Почему Агнес не отправила вас сюда на большем самолете? – ворчу я, не особо рассчитывая на ответ.

– Потому что большие самолеты делают деньги. К тому же никто не знал, что ты планируешь сюда переехать, – его голос пронизан сарказмом.

У меня быстро складывается впечатление, что Джона никуда не желает лететь со мной.

И что он огромный мудак.

Я специально поворачиваюсь к нему спиной, чтобы встретиться взглядом с Билли.

– Мои вещи будут здесь в безопасности?

– Я буду охранять их лично, – обещает он, скрещивая пальцы на груди для большего эффекта.

– Прекрасно, – ворчу я, бросая спортивную сумку на гравий и желая, чтобы пилотом был Билли. Умеет ли он вообще управлять самолетом, меня сейчас мало волнует.

– И побыстрее, – добавляет Джона. – Сегодня ночью будет сильный туман, и я не собираюсь где-нибудь застрять.

После этих слов он исчезает в хвостовой части самолета.

– Так или иначе, не стесняйся отправиться без меня, – тихо бурчу я, потому что поиск собственного пути в Бангор с каждой секундой звучит все привлекательнее.

Билли удивленно почесывает бритый затылок, поглядывая на угрюмого пилота.

– Обычно Джона не такой раздражительный, – бормочет он.

– Тогда, видимо, мне повезло.

А может, это из-за меня у Джоны такое плохое настроение? Но что я сделала, чтобы заслужить его враждебность? Кроме слишком большого количества вещей. Я опускаюсь на землю и начинаю рыться в своих чемоданах. Прекрасно осознаю, что Билли стоит у меня за плечом и наблюдает за мной, пока я обдумываю, что мне понадобится. Эта нейлоновая сумка достаточно большая, чтобы в нее поместилась одежда на два-три дня. Меньше, если учесть мои косметички и туалетные принадлежности, а еще все мои украшения. Нет никаких шансов, что я оставлю их здесь.

Я поднимаю взгляд и успеваю заметить, что глаза Билли изучают мою коллекцию кружевных трусиков.

Он быстро отводит взгляд.

– О, не беспокойтесь о Джоне. Наверное, что-то заползло ему в задницу. – Билли замолкает. – Что-то большое.

– Надеюсь, он предусмотрел его вес при взлете, – бормочу я, доставая свои кроссовки.

Сквозь прохладный ветерок доносится лающий смех Билли.

7Пассажирский самолет, созданный канадской авиастроительной компанией Bombardier Aerospace.
8Легкий двухместный самолет, выпускаемый компанией Piper Aircraft..
9Американский бренд одежды.
10Кеды Chuck Taylor All-Star производства американской компании Converse.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru