Камилла Лэкберг
Железный крест
Ему, конечно, было неудобно, что он нагрузил Эрику, но Майя же все равно спит. Надо позвонить домой и узнать, как дела. На всякий случай. Патрик сунул руку в карман и в ту же секунду вспомнил, что оставил мобильник на кухне. Ладно… наверняка там все в порядке. Он подошел к полкам с детским питанием. «Филе, тушенное в сливках», «Рыба в укропном соусе»… «Спагетти с мясным фаршем», так, это лучше. А еще лучше приготовить для Майи что-нибудь самому. Хорошая идея, решил он, и поставил консервы назад на полку. Он будет готовить, а Майя будет сидеть рядом и…
– Позвольте предположить… Типичная ошибка новичка – думать, будто он умеет готовить.
– Карин! – Патрик резко повернулся. – Что ты здесь делаешь?
Никак он не ожидал встретить в «Консуме» в Фьельбаке свою бывшую жену. Последний раз они виделись, когда она ушла из их общего дома в Танумсхеде – к любовнику, с которым он застал ее в своей постели. Эта картина надолго застряла где-то на сетчатке, хотя… Давно все это было. Забыто. Пройденный этап.
– Мы с Лейфом купили дом в Фьельбаке. В Сумпане.
– Вот как… – Патрик изо всех сил старался стереть с лица гримасу удивления.
– Да, мы переехали поближе к родителям Лейфа. По крайней мере, будут помогать с Людде.
Только сейчас Патрик обратил внимание, что в коляске сидит малыш и улыбается от уха до уха.
– Смотри-ка, – сказал Патрик. – Тайминг – лучше некуда. У меня девчушка в том же возрасте.
– Слышали, слышали, – засмеялась Карин. – Ты ведь женился на Эрике Фальк? Передай ей, мне нравятся ее книги.
– Передам обязательно. – Патрик сделал «козу» Людде. Тот заулыбался еще шире, эксплуатируя свое младенческое обаяние на полную катушку. – А чем ты сейчас занимаешься? Я слышал, ты в какой-то ревизионной конторе…
– Когда это было! Я уже три года там не работаю. Вообще-то я в консалтинговой фирме – экономические вопросы, то-се, но сейчас в отпуске по уходу за ребенком.
– И я, – с определенной гордостью сказал Патрик. – Уже третий день.
– А где же?… – Карин заглянула Патрику за спину.
– Она сейчас с Эрикой, – глупо улыбнулся Патрик. – У меня кое-какие срочные дела…
– Знакомо, – подмигнула Карин. – Мужчины совершенно неспособны делать сразу несколько дел одновременно.
– Пожалуй, так и есть.
– У меня идея – мы же можем вместе гулять с детьми! Они друг друга будут занимать, а мы сможем поболтать о чем-то, кроме «ути-пути». По-моему, неплохо придумано.
– Вполне. А где вы гуляете?
– Мы с Людде идем гулять часов в десять. Можешь присоединиться. Встретимся у аптеки в четверть одиннадцатого.
– Договорились… Кстати, сколько сейчас времени? Забыл дома мобильник.
Карин посмотрела на часы.
– Четверть третьего.
– О, дьявол! Я уже два часа болтаюсь!
Патрик схватил тележку и почти побежал к кассе.
– Увидимся! – крикнул он на ходу.
– Четверть одиннадцатого у аптеки! И не опаздывай, как всегда!
– Ни в коем случае! – Патрик лихорадочно кидал покупки на ленту конвейера.
В глубине души тлела слабая надежда, что Майя еще спит.
Он посмотрел в иллюминатор – утренний туман. Молочный, густой. Самолет уже заходил на посадку в Ландветтере – послышался характерный звук выпускаемого шасси. Аксель откинул голову на подголовник и опустил веки. Не надо было этого делать – перед глазами понеслись картины, преследовавшие его все эти годы. Ночью он почти не спал – лежал в своей квартире в Париже и вертелся с боку на бок.
Особого тепла в голосе звонившей ему женщины он не заметил. Вежливо, но без особого сочувствия. Профессиональная холодность – наверное, она не в первый раз сообщает людям о смерти их близких.
Сколько же было таких извещений в новейшей истории… Звонок из полиции, священник у дверей, конверт с военной печатью. Миллионы, миллионы, миллионы… Кто-то же должен извещать родных. К этому тоже привыкаешь.
Аксель прикрыл рукой ухо – выработавшийся с годами бессознательный жест. Он давно уже оглох на левое ухо, и ему казалось, что неприятный шум становится меньше, если прикрыть ухо ладонью.
Он опять посмотрел в иллюминатор и увидел собственное отражение. Седой, морщинистый восьмидесятилетний старик. Он провел рукой по лицу – ему показалось, он видит Эрика.
Самолет крякнул и покатился по бетону.
Мельберг не забыл давешнее происшествие, а потому снял с гвоздя поводок и закрепил карабин на ошейнике Эрнста.
– Пошли, чтобы с этим было покончено.
Он сказал это довольно сурово, но Эрнст, ошалев от счастья, тут же потащил его за собой, так что Бертилю пришлось чуть ли не бежать.
– По идее, ты должен вести собаку, а не она тебя, – весело прокомментировала Анника.
– Иди сама и гуляй с ним, – огрызнулся Мельберг, открывая тяжелую дверь.
Чертов барбос! У Мельберга заболела рука, он с трудом удерживал пса. Тот остановился у первого же кустика, поднял ногу, пописал и немного успокоился. Дальше они двинулись уже помедленнее. Вдруг Мельберг поймал себя на том, что начал насвистывать. А что… не так уж плохо. Свежий воздух, да и прогулка не повредит. И Эрнст вел себя более чем достойно – обнюхивал землю и то и дело оглядывался на хозяина. Животным тоже нужна сильная рука. Не так уж трудно с ним управляться.
Сглазил… Эрнст внезапно остановился как вкопанный, напрягся и навострил уши. Постоял несколько секунд и рванул так, что Мельберг еле удержался на ногах.
– Эрнст! Какого черта! – Он пытался удержать пса, но тот тянул с такой силой, что чуть не волок Мельберга за собой. Если бы я упал, с горечью подумал Бертиль, его бы и это не остановило. – Эрнст!.. Эрнст!.. Место! Ко мне!..
С непривычки он задохнулся от бега, так что вынужден был переводить дыхание чуть ли не после каждого слова. Пес не обращал на его команды ни малейшего внимания. Только когда они свернули на боковую тропинку, Мельбергу стала ясна причина внезапного бунта – Эрнст подбежал к большой белой собаке той же неопределенной породы, что и он сам, и они завертелись друг вокруг друга, весело тявкая и припадая передними лапами к земле.
– Сеньорита, место! Фу! Сидеть! – Невысокая темноволосая женщина, в отличие от Бертиля, сразу добилась результата – собака села рядом с ней и посмотрела на хозяйку, словно извиняясь. – Фу, Сеньорита, как не стыдно! – Женщина произнесла эти слова, глядя собаке прямо в глаза и таким тоном, что Мельбергу захотелось встать по стойке «смирно».
– Прошу прощения, – заикаясь, произнес он, изо всех сил удерживая поводок.
– Похоже, ваша собака не особенно вас слушается, – с каким-то южным акцентом произнесла женщина и вперила в Бертиля темные строгие глаза.
– Вообще-то это не моя собака… Меня попросили за ней последить. – Мельберг откашлялся и произнес более уверенно: – У меня никогда не было собак. Пес, как сказано, не мой.
– Он, мне кажется, придерживается другого мнения. – Она показала на Эрнста, который тесно прижался к ноге Мельберга и поглядывал на него с таким обожанием, что было невозможно истолковать его взгляд как-то по-другому.
– Да-да… успел привязаться, знаете ли…
– Могу составить вам компанию. Меня зовут Рита. – Она протянула Бертилю крепкую смуглую руку для пожатия. – Я всю жизнь с собаками, так что могу вас кое-чему научить. И потом, в компании веселей.
Не дожидаясь ответа, она двинулась по тропинке, и Мельберг, сам не зная почему, пошел за ней. И Эрнст не протестовал. Он примерился к шагу Сеньориты и шел рядом, весело помахивая хвостом.
* * *
Фьельбака, 1943 год
– Эрик? Франц? – Бритта и Эльси постучали и, не дождавшись ответа, шагнули через порог.
Пугливо огляделись – доктор и его жена вряд ли одобрят, что к сыну в их отсутствие приходят две девочки. Обычно они встречались внизу, в поселке, но на этот раз Эрик набрался смелости и позвал их домой – родителей до вечера не будет.
– Эрик! – На этот раз Эльси крикнула погромче и услышала в ответ шипение.
Эрик высунул голову из двери.
– Ш-ш-ш… Аксель спит наверху. Вернулся только под утро.
– Он такой смелый! – Бритта вздохнула, но тут же просияла – в комнате появился Франц.
– Привет!
– Привет! – откликнулся Франц и поискал глазами Эльси. – Привет, Эльси!
– Привет, Франц. – Эльси подошла к книжным полкам. – Ух ты… Сколько у вас книг!
– Можешь взять что-нибудь почитать, – храбро предложил Эрик, но тут же добавил: – Только аккуратно. Папа не любит, когда портят книги.
– Еще бы! – Эльси погрузилась в разглядывание корешков. Она обожала читать.
Франц исподтишка наблюдал за ней.
– А по-моему, чтение – пустая трата времени, – заявила Бритта. – Гораздо интереснее пережить все самой, чем читать, что другие пережили. Правда, Франц? – Она уселась в кресло и посмотрела на парня.
– Одно другому не мешает, – не глядя на нее, возразил Франц. Он по-прежнему не отводил глаз от Эльси.
Бритта нахмурилась и опять вскочила.
– В субботу танцы! – Она сделала несколько па.
– Меня наверняка родители не пустят, – тихо сказала Эльси, не поворачиваясь.
– Почему это не пустят? – Бритта, танцуя, сделала неудачную попытку вытащить Франца из кресла.
– Кончай дурака валять! – Франц не удержался от смеха. – Сумасшедшая…
– А ты не любишь сумасшедших? Все – серьезнее меня никого нет… я очень серьезная и в то же время очень веселая… – Она громко засмеялась.
– Да тихо же! – Эрик кивком показал на потолок.
– А могу быть совершенной тихоней, – театрально прошептала Бритта.
Франц, продолжая смеяться, привлек ее к себе и посадил на колени.
– Ну и шуму от вас! – В дверях появился Аксель. Он устало улыбался.
– Извини, мы не хотели тебя будить. – Эрик с обожанием посмотрел на старшего брата.
– Неважно… потом досплю. – Аксель сложил руки на груди. – Значит, пока мама с папой у Аксельссонов, ты тут принимаешь дам.
– Ну уж дам…
– Где ты видишь дам? – Франц не спускал Бритту с колен. – Дам здесь, насколько глаз хватает, не заметно. Две фитюльки…
– Молчать! – Бритта слегка стукнула его кулаком в грудь.
– А Эльси настолько погрузилась в книжки, что даже не здоровается, – укоризненно произнес Аксель.
Эльси вздрогнула и отвела взгляд от полок.
– Ой, прости… Добрый день, Аксель.
– Я шучу. Все в порядке. Эрик ведь сказал тебе, что ты можешь взять почитать, какую захочешь?
– Да. – Эльси быстро повернулась к полкам, чтобы другие не заметили, что она покраснела. – Как все прошло вчера?
Улыбка исчезла с лица Акселя.
– Хорошо, – коротко сказал он. – Все прошло хорошо… Пойду еще поваляюсь. Не шумите так…
Эрик проводил брата взглядом. Он очень любил Акселя, но и втайне ему завидовал.
Франц Акселем откровенно восхищался.
– Брат у тебя что надо! Эх, будь я немного постарше…
– И что? – ехидно спросила Бритта. Она еще не простила Францу «фитюльку». – И что бы ты сделал, будь ты постарше? Да ты бы никогда не решился… А что сказал бы твой отец? Он если кому-то и стал бы помогать, то только немцам.
– Заткнись! – Франц столкнул Бритту с колен. – Люди болтают неизвестно что. Все это сплетни и больше ничего. Охота слушать!
Эрик, которому всегда выпадала в компании роль миротворца, резко встал.
– Слушать – это мысль. Пошли к патефону. У меня новые пластинки Каунта Бейси.
Эрик терпеть не мог ссор.
* * *
Она всегда любила аэропорты. Самолеты взлетают и приземляются, люди с чемоданами, сумками, кто-то улетает в отпуск, кто-то по делам. Полные надежд взгляды, встречи и проводы…
Внезапно пришло воспоминание – тоже аэропорт. Много-много лет назад. Толпа людей, тревожный гомон, краски, запахи. Мать судорожно сжимает ее руку и старается сохранять спокойствие, но Паула не столько видит, сколько угадывает ее волнение. Сумка, которую они упаковывали и распаковывали много раз, – все должно быть правильно. Они улетали, чтобы не возвращаться. Она помнит, как тепло было в аэропорту и как холодно, когда приземлились. Раньше она никогда даже не думала, что может быть настолько холодно. И аэропорт был совсем другой – полупустой, мрачноватые цвета в серой гамме… Никто не говорил громко, не жестикулировал, не смотрел прямо в глаза. Все люди, казалось, спрятались в своих коконах. На контроле служащий, тоже не глядя в глаза, странным голосом на странном языке что-то им сказал, они не поняли, и тогда он жестом велел – проходите, проходите. И мать так и не отпускала ее руку…
– Это, должно быть, он. – Мартин показал на старика, проходящего паспортный контроль: высокий, седой, в светло-бежевом плаще.
Элегантный, машинально отметила Паула.
– Пошли. – Они дождались, пока старик пройдет контроль. – Аксель Франкель?
Тот кивнул.
– А я собирался сразу ехать в отдел… – устало сказал Аксель.
– Мы решили вас подвезти. – Мартин дружелюбно посмотрел на старика. – Чем сидеть там и ждать…
– Спасибо, весьма кстати. Я не очень люблю общественный транспорт.
– У вас есть багаж? – Паула невольно посмотрела на багажный конвейер.
– Нет-нет, ничего, только ручная кладь. – Он катил за собой небольшой чемоданчик на колесах. – Люблю путешествовать налегке.
– Искусство, которым я так и не овладела, – засмеялась Паула так заразительно и дружелюбно, что Аксель, несмотря на очевидную усталость, улыбнулся ей в ответ.
По дороге к машине они успели обсудить погоду в Фьельбаке и в Париже.
– Удалось вам… узнали что-нибудь новое? – спросил Аксель, когда машина тронулась. Голос его слегка дрожал.
Паула, устроившаяся рядом на заднем сиденье, покачала головой.
– Нет, к сожалению. Мы надеялись на вашу помощь. Например, может быть, вы знаете кого-то, кто ненавидел Эрика? Хотел отомстить ему за что-то?
Аксель задумался ненадолго.
– Нет… и в самом деле нет. Брат был очень мирным человеком. Даже странно предположить, что кто-то…
– Что вы знаете о его взаимоотношениях с группой под названием «Друзья Швеции»? – Мартин посмотрел в зеркало заднего вида и встретился взглядом с Акселем. – Мы, естественно, просмотрели его корреспонденцию. Франц Рингхольм…
Аксель потер переносицу. Паула и Мартин напряженно ждали ответа.
– Это сложная история… Ее корни в далеком прошлом.
– Время у нас есть, – сказала Паула, давая понять, что они ждут продолжения.
– Мы друзья детства. Знакомы, можно сказать, с пеленок. Но… как бы вам сказать… дороги разошлись. Мы выбрали один путь, Франц – другой.
– Он правоэкстремист? – спросил Мартин, и опять их взгляды встретились. – Я имею в виду, Франц?
Аксель кивнул.
– Не знаю точно, в какой степени, но Франц всю жизнь вращался в этих кругах. Собственно, он и основал это движение – «Друзья Швеции». Конечно, он много вынес из семьи, этого следовало ожидать, но в то время он таких симпатий не выказывал. Во всяком случае, открыто… Люди меняются.
– И почему это общество… или организация… или движение, называйте, как хотите, – почему они считали, что Эрик им чем-то опасен? У меня сложилось впечатление, что он никакой политической активности не проявлял. Занимался историей Второй мировой, научный интерес, не более.
– Это не так легко расставить по полкам. – Аксель вздохнул. – Нельзя изучать нацизм и оставаться совершенно вне политики. Многие сегодняшние нацисты уверены, что концлагерей никогда не было и что каждая попытка доказать обратное – вражеская акция, направленная против них… Я же сказал вам – сложная история.
– А вы сами? – Паула пристально уставилась на старика. – Вы тоже этим занимались? Вам тоже угрожали?
– Конечно… Причем занимался куда интенсивнее, чем Эрик. Я работал с центром Симона Визенталя.
– Центр Симона Визенталя? – полувопросительно произнес Мартин.
– То есть вы принимаете участие в выслеживании бывших нацистов и помогаете предать их суду? – Паула, оказывается, была лучше информирована.
– Среди всего прочего – да. Центр сохраняет все документы. Вы можете поговорить с ними и получить доступ к любым материалам. – Аксель протянул Пауле визитную карточку, которую та сунула в нагрудный карман.
– А «Друзья Швеции»? Вы что-нибудь от них получали?
– Нет… не знаю… Нет, насколько мне помнится – нет. Но проверьте на всякий случай в центре. У них сотни миллионов единиц хранения.
– Франц Рингхольм, как он вписывается в картину? Вы сказали, что дружили с детства?
– Он скорее дружил с Эриком. Я на несколько лет старше, так что и друзья у меня были постарше.
– Но Эрик был с ним близок? – Карие глаза Паулы буквально сверлили старика.
– Да, хотя много лет после этого они не встречались. – Акселю тема разговора была очевидно неприятна. – Подумайте сами – прошло шестьдесят лет! Даже если ты еще не впал в слабоумие, воспоминания становятся все более расплывчатыми. – Он слегка улыбнулся и постучал указательным пальцем по лбу.
– Все-таки не шестьдесят… Письма Франца написаны совсем недавно.
– Не знаю, не знаю… В конце концов, у меня своя жизнь, у брата – своя. Я же не мог досконально знать, с кем он переписывается и о чем. Не забудьте, что мы поселились в Фьельбаке постоянно всего три года назад. Впрочем, как сказать – постоянно… не совсем. У Эрика есть… была квартира в Гётеборге, а я езжу по всему миру. Но этот дом – он как порт приписки. Если меня спрашивают, где я живу, я отвечаю: в Фьельбаке. Но на лето я поселяюсь в квартире в Париже. Не выношу всей этой связанной с туристами суеты. А все остальное время… Можно сказать, мы живем очень спокойной жизнью, мой брат и я… простите, жили. – Голос его дрогнул. – К нам никто, кроме уборщицы, не приходит.
Паула и Мартин переглянулись. Он еле заметно кивнул и вырулил на скоростное шоссе. Спрашивать, собственно, больше было не о чем. Всю оставшуюся дорогу они старались говорить о чем-то не важном – у Акселя был такой вид, что он вот-вот потеряет сознание.
– Вы… вы уверены, что у вас не будет психологических трудностей, если вы вернетесь к себе?
Аксель вышел из машины и постоял немного, глядя на большой белый дом.
Потом покачал головой.
– Нет. Это мой дом. Мой и Эрика.
Он пожал им руки и направился к крыльцу, катя за собой чемоданчик. Паула долго смотрела ему в спину.
Ей показалось, что от него исходят флюиды одиночества.
– Ну что, получил вчера на орехи? – Карин, посмеиваясь, толкала коляску с Людде так быстро, что Патрик начал задыхаться.
– Да… можно и так сказать. – Он вспомнил вчерашний день.
Эрика встретила его мрачнее тучи. Он, конечно, мог ее понять. Весь смысл его отпуска заключался именно в том, чтобы дать ей возможность поработать. Но все равно, считал Патрик, она явно перегнула палку. Он же не развлекаться пошел, а сделать необходимые для дома дела. И откуда ему было знать, что именно вчера Майя неожиданно проснется? Днем она всегда спит без задних ног после прогулки. И уж во всяком случае Эрика могла бы и не дуться до вечера. Но к счастью, Эрика была не злопамятна – утром она, как всегда, чмокнула его в нос. Что было – то прошло. Но рассказать ей, что он нашел компанию для прогулок, Патрик не посмел. Потом расскажет. Не то чтобы Эрика стала ревновать его к бывшей жене, но… потом, когда расклад будет получше. Тогда и расскажу, решил он.
– А Эрика не возражает, что мы встречаемся? – Карин словно угадала его мысли. – Мы, конечно, давным-давно расстались, но положение все-таки слегка щекотливое.
– С чего бы ей возражать? – Патрику не хотелось признаваться в своей трусости. – Все спокойно. У Эрики с этим проблем нет.
– Вот и славно. Потому что, знаешь… конечно, в компании гулять приятней, но если это вызовет какую-то реакцию…
– А как Лейф? – Патрик решил сменить тему.
Он наклонился к Майе и поправил съехавшую шапочку. Малышка не обратила на него ни малейшего внимания – она была поглощена беседой с Людде на одним им понятном языке.
– Лейф… – Карин хмыкнула. – Можно сказать, чудо, что Людде вообще узнаёт Лейфа. Он же все время на гастролях.
Патрик сочувственно кивнул: новый муж Карин пел в каком-то ансамбле.
– Надеюсь, у вас никаких проблем не возникает?
– Мы слишком редко видимся, чтобы возникли проблемы. – Карин опять засмеялась, но, как показалось Патрику, несколько принужденно.
Скорее всего, она что-то скрывает, но он не чувствовал себя вправе расспрашивать. Довольно странно – обсуждать семейные проблемы с бывшей женой. Он мучительно придумывал, что сказать, но его спас звонок мобильника.
– Патрик Хедстрём.
– Привет, это Педерсен. Готовы результаты вскрытия. Я послал протокол факсом, но ты, наверное, хочешь услышать подробности…
– Да. Конечно… Разумеется… – (Карин умерила шаг, чтобы дать ему поговорить не на бегу.) – Только знаешь, я сейчас в родительском отпуске…
– Здорово! Поздравляю, тебя ждет много радости. Я в общей сложности провел с детьми полгода. Это было лучшее время в моей жизни.
У Патрика отвалилась челюсть. Этого он никак не ожидал. Педерсен – холодноватый, собранный, невозмутимый судебный медик… лучшие месяцы в жизни! Он представил себе Педерсена в голубом халате, сидящего в песочнице и с присущей ему аккуратностью и безупречной точностью пекущего песочные пирожки. Патрик засмеялся.
– Что тут смешного? – несколько надменно спросил Педерсен.
– Ровным счетом ничего. – Патрик сделал знак Карин: потом объясню. – Конечно, мне хотелось бы знать, в чем там дело. Я был на месте преступления. Знаешь, отпуск отпуском, а работа работой.
– Можно и так сказать, – произнес Педерсен, по-прежнему без особой теплоты в голосе. – Так вот: удар тяжелым предметом по голове. Скорее всего, камнем, причем каким-то рыхлым камнем – в черепе найдены мелкие осколки. Какой-то известняк. Смерть наступила мгновенно – удар в левую височную область привел к обширному кровоизлиянию.
– Откуда нанесен удар? Сзади? Сбоку?
– У меня складывается впечатление, что удар был нанесен сверху и сзади. Убийца стоял за спиной жертвы. Не левша – удар очевидно нанесен с правой руки.
– А что за камень? Не принес же он его с собой? Можешь сказать что-то подробнее?
Патрик почувствовал знакомый азарт. Все же самое естественное для человека – заниматься своим делом.
– Это уже ваша работа. Тяжелый каменный предмет – вот и все, что я могу сказать. Скорее всего, без острых краев. Типичное размозжение.
– Ну что ж, значит, нам есть из чего исходить.
– Вам? – саркастически переспросил Педерсен. – Ты же в родительском отпуске.
– Да… Ты прав. – Патрик сделал паузу. – Позвони, пожалуйста, в отдел.
– Да уж, учитывая сложившиеся обстоятельства, придется так и сделать, – ехидно расшаркался Педерсен. – Как ты посоветуешь? Брать быка за рога и звонить Мельбергу?
– Мартину, – инстинктивно отозвался Патрик.
Педерсен хихикнул.
– Я так и думал, но спасибо за подсказку. А почему ты не спрашиваешь, когда наступила смерть?
– Конечно! – спохватился Патрик. – И когда же?
– Точно сказать нельзя: слишком долго он там сидел в такую жару. Но примерно два или три месяца назад. Скажем так: в июне.
– А точнее нельзя определить? – Патрик задал этот вопрос, прекрасно зная, причем дословно, что скажет Педерсен. «Мы здесь не волшебники…»
– Мы здесь не волшебники, магического кристалла у нас пока нет. Июнь. На сегодня это все. Основания? Вид мух, сколько поколений мух и червей успело смениться за это время. Учитывая все данные, приходим к выводу – июнь. А чтобы установить дату точнее, придется работать. Твоим коллегам, я имею в виду. – Он опять хохотнул. – Ты же в родительском отпуске…
Патрик попробовал вспомнить, когда видел Педерсена смеющимся, и не смог. А тут за один разговор этот мрачный тип принимался смеяться раза три – его, представьте себе, насмешило, что Патрик в родительском отпуске. Он произнес дежурную прощальную фразу и нажал кнопку отбоя.
– Работа? – спросила Карин с любопытством.
– Да… Это по поводу текущего следствия.
– Старик, которого нашли мертвым?
– Сарафанное радио работает, как я погляжу…
Карин вновь прибавила шагу, и ему пришлось чуть не бежать, чтобы ее настичь.
Красная машина, проехавшая мимо, замедлила ход и встала в сотне метров. Патрик остановился – у него возникло чувство, что водитель рассматривает их в боковое зеркало. Неожиданно машина дала задний ход, и Патрик выругался про себя – только сейчас он сообразил, что это автомобиль матери!
– Привет, нет, вы только поглядите – гуляют себе на пару! – Кристина опустила стекло и вытаращила на них глаза.
– Привет, Кристина! Рада тебя видеть! – Карин наклонилась к дверце и чмокнула бывшую свекровь в щечку. – Мы переехали в Фьельбаку, и я наткнулась на Патрика. Он в отпуске с ребенком, я в отпуске с ребенком – почему бы нам не составить друг другу компанию? Посмотри, у меня теперь есть Людвиг!
Кристина заглянула в коляску и издала звук, приличествующий, по ее мнению, для общения с годовалым младенцем.
– Замечательно! – сказала Кристина голосом, от которого у Патрика похолодело в животе.
– А ты куда собралась? – спросил он, не ожидая от ответа ничего хорошего.
– К вам, конечно! Давно не была. Испекла кое-что. – Она с улыбкой показала на пакет с булочками и коробку с бисквитом рядом на сиденье.
– Эрика работает, – обреченно промямлил Патрик, зная, что для матери это не аргумент.
– Вот и хорошо! Сделает перерыв и выпьет кофе с бисквитом, что может быть лучше! – Кристина включила первую скорость, удерживая сцепление. – Ты же тоже скоро придешь?
– Конечно, конечно… – Патрик лихорадочно пытался найти способ подсказать матери, что не стоит докладывать Эрике про их случайную встречу, но так ничего и не придумал.
Он проводил взглядом красный «пежо». Предстоит очередное объяснение.
Наконец-то она взяла разгон. Текст лился свободно и логично, за утро – четыре страницы. Совсем неплохо.
Эрика удовлетворенно откинулась на стуле. Вчерашнюю злость как рукой сняло. Зря она так… Ничего, надо приготовить к ужину что-нибудь вкусненькое. Перед свадьбой они оба старались держать форму, сбросили по паре килограммов, но сейчас как-то перестали на это обращать внимание. В конце концов, можно же иногда себе позволить, иначе жизнь становится неинтересной. Свиное филе под соусом из горгонзолы, к примеру. Патрик обожает.
Так тому и быть. С ужином вопрос решен. Она открыла дневник матери. Собственно, надо бы сесть и прочитать все зараз, но она почему-то никак не могла себя заставить. Эрика закинула ноги на стол и принялась разбирать красивый, но витиеватый, иной раз до непонятности, почерк. Пока ей попадались только бытовые подробности: что делала Эльси, чем помогала матери… Беспокойство за отца, деда Эрики, который постоянно был в море, и в будни, и в праздники. Мысли о жизни были по-детски наивны – за ними так и слышался тонкий девчачий голосок, и Эрике было очень трудно сопоставить эту интонацию с твердым, даже суровым голосом матери, которая никогда не говорила детям – ни ей, ни Анне – ласковых слов. Строгое воспитание… Да, так это и называется: они получили строгое воспитание.
На второй странице она вдруг наткнулась на знакомое имя. Даже два. Эльси записала, что была дома у Акселя и Эрика, потому что их родители уехали. Про это событие было написано довольно много, в основном мать поразило собрание книг, но Эрика никак не могла сосредоточиться. Два имени: Эрик и Аксель. Наверняка это братья Франкель. Она прочитала страницу несколько раз и сделала вывод, что мать встречалась с этими мальчиками довольно часто, вернее, с младшим, Эриком. Они дружили вчетвером – Эрик, Эльси, Бритта и Франц. Эрика попыталась припомнить, называла ли мать когда-нибудь эти имена. Нет. Не называла. А Аксель в дневнике Эльси предстает прямо сказочным героем. «Он такой смелый и красивый, почти как Эррол Флинн». Может быть, мать была влюблена в Акселя? Эрика еще раз перечитала относящиеся к нему строки дневника. Нет, это не влюбленность. Скорее, восхищение.
Эрика положила дневник на колени и задумалась. Почему Эрик Франкель не сказал ни слова о том, что в детстве дружил с ее матерью? Она же рассказала ему, где нашла медаль, назвала имя матери. Эрика опять вспомнила странное молчание старика. Нет, ей не показалось. Он что-то от нее скрыл.
Резкий звонок в дверь прервал ее размышления. Она вздохнула. Кого еще принесло? Загадка решилась быстро – раздался знакомый голос: «Хелло! Есть кто дома?» Кристина, как всегда, не стала дожидаться, пока ей откроют. Эрика снова вздохнула, спустилась по лестнице, стараясь придать лицу дружелюбное выражение.
– Привет, – сказала она и тут же почувствовала, насколько неестественно это прозвучало.
– Вот и я! – сообщила свекровь, как будто без этого комментария оставались какие-то сомнения – она это или не она. – Я тут испекла кое-что к кофе. У вас, деловых женщин, нет времени для такой ерунды.
Эрика чуть не заскрипела зубами. У Кристины было непревзойденное умение жалить исподтишка. Интересно, врожденный это талант или результат многолетней тренировки? Скорее всего, и то и другое.
– Спасибо, – вежливо сказала она вслух.
Кристина уже занялась приготовлением кофе, словно бы это был ее дом, а не Эрики.
– Посиди, я все сделаю, – сказала она, – я же знаю, где что лежит.
– Еще бы, – отозвалась Эрика тоном, задуманным как саркастический. Впрочем, она вовсе не была уверена, что свекровь уловит сарказм. – Патрик гуляет с Майей. Наверное, придут не скоро.
Наивная попытка сократить визит Кристины успеха не принесла.
– Ничего подобного, – заявила та, одновременно отмеривая кофе – три, четыре… – скоро явятся. Я их обогнала, они уже идут домой. Хорошо, что Карин переехала в Фьельбаку, у Патрика, по крайней мере, будет компания. Это так скучно – бродить одному, тем более Патрику. Он привык работать и приносить пользу…
Эрика уставилась на Кристину, пытаясь понять, о чем она трещит. Карин? Компания? Какая Карин?
В холле появился Патрик с коляской, и она тут же сообразила. Вот какая Карин…
Патрик изобразил улыбку.
– Кофе – это хорошо, – сказал он, как ему показалось, вполне непринужденно.
Они собрались на кухне. Дело шло к ланчу, и у Мельберга бурчало в животе – не только в фигуральном, но и в буквальном смысле.
– Та-ак… и какие успехи? – Он потянулся к блюду с булочками, заботливо поставленному Анникой. Легкая закуска перед ланчем не повредит. – Паула? Мартин? Вы должны были поговорить с братом убитого. Есть что-то интересное?
– Да, мы встретили его в Ландветтере, – сказала Паула. – Похоже, он мало что знает. Спросили насчет писем от «Друзей Швеции». Он только подтвердил, что Эрик и Франц Рингхольм – друзья детства. Но Акселю ничего не известно о каких-то угрозах, хотя он и не исключает такую возможность, учитывая, чем они с Эриком занимаются.
– А сам Аксель не получал писем с угрозами? – быстро спросил Мельберг. Он не успел прожевать булочку, и над столом веером полетели крошки.
– По-видимому, получал, и не так уж мало. Но все эти письма архивируются в организации, на которую он работает.
– То есть он сам не знает, получал ли письма от «Друзей Швеции» или нет?
Паула утвердительно кивнула:
– Похоже, так и есть. Все письма от неизвестных корреспондентов поступают непосредственно в центр. И я понимаю Акселя – лучше не иметь дела с этим дерьмом.
