Карен Уайт
Духи Рождества на Трэдд-стрит
Глава 7
Я стояла в саду за домом, глядя, как аспиранты Софи – те немногие, кто согласились вернуться – откапывают цистерну, стараясь держаться от нее подальше, чтобы не слышать шепот невидимых людей. Ассистентка Софи, Меган Блэк, в милых наушниках в форме банта и розовом поясе с инструментами поверх стеганой куртки от Burberry, склонилась с небольшой щеткой над рядом грязных кирпичей. Я могла лишь гадать, во сколько ей обходится ежемесячный счет за химчистку. Возможно, его оплачивает ее мать, и она же покупает дочери одежду.
Я вспомнила, что сказал Энтони о кирпичах цистерны, доставленных из мавзолея в Галлен-Холле. Я не сомневалась, что так и было. С тех пор, как я увидела возле края цистерны призрак мужчины, держащего украшение, я знала: воздух в саду за домом заставляет трепетать, как крылья птицы, что-то помимо закопанной керамики и столового серебра. Я просто игнорировала правду, в чем изрядно поднаторела. Я не была уверена, связана ли темная тень в комнате Нолы с цистерной, или это просто нечто неприятное, возникшее во время неудачной (и, надеюсь, всего одной) игры с доской Уиджа, в которую Нола играла со своими подружками. Или все же они были неким образом связаны – энергии трех девочек-подростков, вызывавших темных духов, что таились во всех тенях, ожидая возможности вторгнуться в нашу жизнь.
– Ты такая соблазнительная, когда о чем-то задумываешься.
Почувствовав присутствие Джека еще в тот момент, как он вошел в сад, я даже не вздрогнула. Наше обоюдное влечение было таким же сильным, как притяжение океанских приливов к луне. Или, как он однажды сказал мне, неудачно подобранных цветов к табличкам на зданиях Совета по архитектурному надзору. И он был прав.
Он поцеловал меня в шею, обнял за плечи. Я не догадалась надеть пальто и была благодарна ему за его тепло.
– Не замерзла? – спросил он, привлекая меня к себе.
– Я не планировала оставаться здесь надолго. У меня назначено собеседование с другим дизайнером, и я подумала, что пока жду, зайду проверить, как идут дела. Хотелось бы устранить эту проблему до рождественского ужина. Это такое бельмо в глазу.
– Что ж, даже если оно все еще здесь, я уверен, твой отец сможет сделать так, будто это придумал сам Лутрел Бриггс. Кстати, как там твой отец? Я разговаривал с ним вчера вечером, и он сказал, что к тому моменту, когда его снова погрузили в машину, все было в порядке, и он якобы не помнит ничего из того, что случилось.
– Да, – сказала я. – Только сейчас он настаивает на том, что, возможно, потерял сознание оттого, что у него резко понизилось кровяное давление. И он до сих пор не разговаривает со мной, потому что я настояла на том, чтобы он остался в постели и пропустил вчерашнее собрание клуба садоводов.
– Это довольно серьезно. Тебе пришлось запереть его в спальне и задраить окна? Либо это, либо ему действительно было больно. Это единственное, что заставило бы его прислушаться.
– Я тоже так подумала. Ты ведь знаешь, как он любит свой садоводческий клуб. Единственное, что его успокоило, – заверение Джейн, что на заседании она будет говорить от его имени, поскольку уже ознакомилась с его записями по данной теме. Очевидно, они проводят много времени вместе в саду.
– Как хорошо, что у него есть Джейн, – сказал он.
– Еще как хорошо! – Раскаленная добела искра чего-то такого, что ворвалось в меня вчера, когда Джейн сделала свое предложение, а отец его принял, как будто взорвалась жарким фейерверком, стоило мне вновь мысленно прокрутить этот разговор. Я повернула голову и посмотрела на Джека. – Разве ты не должен сидеть сейчас за письменным столом?
Он отвел взгляд, сделав вид, будто с большим интересом изучает работу, ведущуюся внутри цистерны.
– Я просто сделал перерыв… мне ведь разрешены перерывы, правда? – В его голосе мне послышалась непривычная нотка.
– Конечно. Но я слышала, как ты играл с детьми в детской, так что мне просто было интересно. Все в порядке?
– Все в порядке, – быстро ответил Джек. – Просто прорабатываю сцену с Баттон Пинкни и ее невесткой, – добавил он, имея в виду бывших владельцев дома Джейн на Саут-Бэттери. – Трудно создавать диалоги для реальных людей, вот и все.
– Представляю! – сказала я. – Но я абсолютно уверена, что твоя книга станет следующей «Полночью в саду добра и зла». Разве не так сказал твой редактор?
– Бывший редактор, – с серьезным лицом поправил меня Джек.
Мой взгляд переместился за его спину на окно спальни Нолы. Интересно, тень, которую я там видела, – лишь плод моего воображения? Ладно, или сейчас, или никогда. Я глубоко вздохнула и, как говорится в пословице, опоясала свои чресла.
– Хочу тебе кое-что показать.
Джек приподнял бровь и одарил меня похотливой ухмылкой.
– Я тоже. У нас есть время?
Я игриво толкнула его локтем в бок. Интересно, он когда-нибудь станет взрослым? Если честно, мне этого не хотелось бы.
– Это не то, что я имела в виду. У меня есть фотография задней части дома, которую сделала Меган. Там есть кое-что такое, что тебе нужно увидеть.
Он посмотрел на Меган. Та увлеченно смахивала щеткой землю с чего-то похожего на старую палку.
– Она сегодня только что вернулась на работу после снятия гипса. Когда она сделала этот снимок? – Джек с прищуром посмотрел на меня.
– Привет! – На дорожке, ведущей из-за дома, стоял высокий мужчина в безупречном сером костюме. – Ваша няня была на крыльце с двумя очаровательными малышами. Она сказала мне, что я могу найти вас двоих здесь. Он подошел ближе и протянул руку. – Я Греко.
Я так обрадовалась, что увильнула от ответа на этот вопрос, даже не успев поразиться появлению незнакомца. Мы тоже представились, он пожал нам руки и подождал, когда мы заговорим. Поскольку мы этого не сделали, он подсказал:
– Я дизайнер. У нас была назначена встреча.
Я растерянно посмотрела на него, отметив про себя и желтый шелковый галстук от Hermès, и платочек ему в тон в кармане пиджака. Он был очень высокого роста, с проницательным взглядом и приятной улыбкой, и что еще лучше, без каких-либо бесплотных прихвостней.
– Да, – сказала я, – но я ожидала кого-то по имени Джимми – друга нашего мастера Рича Кобилта. Я неправильно поняла?
Он рассмеялся.
– Моя фамилия – Дель Греко, но зовут меня Джеймс, или, как называют меня друзья и родные, Джимми. Моя сестра сказала, что прозвище Греко больше подойдет дизайнеру.
Джек весело улыбнулся.
– Не могу с этим поспорить. Значит, вы с Ричем хорошие друзья?
Греко кивнул.
– Еще с начальной школы. И даже были соседями по комнате в Клемсоне. Оставались на связи даже после того, как я уехал учиться на медбрата. Я дипломированный медбрат, но после того, как все мои друзья и родственники начали просить меня о помощи в дизайне, я понял, что выбрал не ту профессию.
Джек понимающе кивнул.
– Иногда я задаюсь тем же вопросом. Мелли не раз говорила, что я тот человек, к кому можно обратиться, когда требуется пристроить бездомную оттоманку или разместить аксессуары на книжной полке.
Греко с уважением посмотрел на Джека.
– Все думают, что умеют это делать, но на самом деле лишь немногие.
– Это верно, – сказала я, ведя его к двери кухни. Меня мучил вопрос: насколько уместно спросить его, что общего у них с Ричем Кобилтом, поскольку, очевидно, это было не следование моде.
Когда мы вошли на кухню, Генерал Ли в своем позорном конусе стоял мордой к стене. Хотя конус был прозрачным, он вел себя так, как будто не мог сквозь него видеть и никто не мог видеть его. Не считая коротких перерывов, чтобы поесть, попить и ненадолго выйти на улицу, чтобы облегчиться, он оставался в этом положении, стоически принимая свою судьбу. Это было грустно и трогательно одновременно, и я, когда никто не видел, угостила его дополнительными лакомствами и сообщила, когда он сможет наконец увидеть Синди Лу. Не могу сказать, что воодушевило его больше.
– Боже мой, – сказал Греко и, заметив пса, остановился. – Вы поступаете так со всеми, кто вас обижает?
Меня слегка задело то, что он обратился со своим вопросом ко мне. Я нахмурилась, но Джек пришел мне на помощь:
– Это Генерал Ли. Он только что перенес большую операцию.
Генерал Ли повернул голову, посмотрел на нас долгим укоризненным взглядом, после чего продолжил изучение краски на стенах.
– Бедняга, – сказал Греко. – Я бы погладил его, но у меня такое чувство, что он предпочел бы сейчас побыть один.
Джек кивнул.
– В данных обстоятельствах он держится молодцом, но то и дело с мольбой смотрит на меня, чтобы я, не дай бог, не сел в машину с Мелли и не позволил ей сесть за руль.
Греко приподнял брови, но, похоже, как человек умный, промолчал. Он отклонил мое предложение перекусить. Я зашагала на второй этаж, а он неторопливо оглядел фойе и, судя по его глазам, воздал ему должное.
– Итак, – сказал Греко, пока мы поднимались наверх, – вы разговаривали с другими дизайнерами?
Джек кашлянул.
– Всего с парой дюжин. Мелли…
– На редкость, – продолжила я.
– Придирчива, – сказал одновременно со мной Джек. Я сердито посмотрела не него.
– Под «придирчивым» он подразумевает, что мне нравится…
– Когда с ней не спорят, – продолжил Джек. – Помимо безупречного вкуса и способности работать в рамках бюджета, любой дизайнер, которого мы нанимаем, также должен обладать некоторыми знаниями психологии, особенно обсессивно-компульсивных расстройств.
Мой локоть соприкоснулся с твердым как камень прессом Джека, и я с удовлетворением услышала сдавленное «ой».
– И, возможно, навыками самообороны, – продолжил Джек. – Хорошо, что у вас есть диплом медбрата, – это большой плюс в вашу пользу. Кстати, вы умеете пользоваться маркировочным пистолетом?
Я повернулась спиной к Джеку и лицом к Греко.
– Не обращайте на него внимания. Он писатель и большую часть времени живет в мире фантазий. Никогда не знаешь, что слетит с его губ в следующий раз.
– Рад слышать, – сказал дизайнер, даже не моргнув глазом. Приятное разнообразие. Другие дизайнеры, с которыми я беседовала до него, ретировались еще до того, как мы успевали подняться по лестнице. Так что я восприняла это как хороший знак.
Дверь спальни была закрыта. Так было с тех пор, как в марте мы переселили Нолу в гостевую комнату, когда я увидела в ее окне чье-то лицо и почувствовала в коридоре наверху присутствие темной тени. Она все еще была там, все еще ждала. И наблюдала. Я просто не знала, с какой целью. Или как долго.
Когда я оправдывалась тем, что мне нужно отремонтировать комнату Нолы, чтобы вынудить ее переехать в гостевую комнату, моей главной заботой было то, что у меня не будет денег на крупный ремонт. Но меня выручили мама и Амелия, согласившись, что это отличная идея: Нола ведь уже взрослая девушка, и ее спальня должна отражать ее формирующуюся зрелость. Они были исполнены такого воодушевления, что решили разделить расходы на рождественский подарок Ноле.
– Итак, – сказала я, поворачиваясь к обоим мужчинам. – Это комната Нолы. Она только начала свой первый год обучения в школе «Эшли-Холл», и нам хотелось бы, чтобы ее комната не только отражала ее эклектичные вкусы, но и была бы теплым и комфортным местом, куда ей хотелось бы вернуться, когда она будет учиться в колледже.
Мы с минуту стояли в коридоре, улыбаясь друг другу. Наконец Джек кашлянул.
– Может, зайдем внутрь и посмотрим?
– Да, – сказала я. – Конечно.
Я взяла дверную ручку и повернула ее. Ничего.
– Дверь заперта? – спросил Джек, делая шаг вперед, чтобы открыть ее.
– Надеюсь, что нет, – сказала я, – потому что ключ только один, и он обычно находится с другой стороны двери.
Мы многозначительно переглянулась.
– В старых домах обычно есть отмычки, – вмешался Греко. – Может, ваша экономка знает, где находится таковая?
– Да, – согласилась я, – но я не думаю, что она заперта. Ее просто… заклинило.
Джек снова попытался повернуть ручку и с силой навалился на дверь боком. Я увидела, как та подалась. Между ней и дверным косяком просочился тонкий луч света. Значит, она определенно не заперта. Но что-то с другой стороны не давало ей открыться.
Внизу открылась и закрылась входная дверь.
– Эй! – раздался голос Нолы. – Есть кто-нибудь дома?
Я закусила губу. Мне не хотелось, чтобы она увидела борьбу с дверью и поняла ее причину. Я услышала, как ее рюкзак с учебниками шлепнулся на пол у подножия лестницы, – надо будет вновь поговорить с ней на эту тему, – а затем она взбежала вверх по лестнице, и я поняла, что, увы, слишком поздно. Ее уже не остановить.
– Требуется помощь? – спросила она, направляясь к своей спальне.
– Все нормально… – начала было я, но она уже протиснулась перед Джеком, оценила ситуацию и повернула ручку. Дверь распахнулась. Мы застыли на месте, глядя в комнату, и не знали даже, что сказать.
Первое, что я ощутила, это запах лошадиного пота и кожи, а также стойкий запах пороха. Я поморщила нос, гадая, почему он кажется мне таким знакомым, и вспомнила, что недавно нюхала его. Второе, что бросилось в глаза, – вся оставшаяся мебель и постельные принадлежности были сложены на ковре этакой шаткой пирамидой, доходившей до верха столбов антикварной кровати. По стенам было размазано нечто похожее на засохшую грязь, и на первый взгляд казалось, что это случайные штрихи и фигуры. Но, присмотревшись, я увидела, что отдельные буквы образовали слово. Ее как будто в гневе и ярости швырнули на стену, эту густую от ненависти грязь. Предан.
– Итак, – сказал Греко, целеустремленно входя в комнату, и повернулся, чтобы осмотреть царивший в ней разгром. – Похоже, нам здесь предстоит много работы.
Джек, Нола и я обменялись удивленными взглядами и снова посмотрели на дизайнера.
– Вы нам подходите, – сказала я и порывисто обняла его.
Глава 8
Я сидела на складном пластиковом стуле в пустом доме, коротая время с коробкой сушеных апельсинов, а точнее, втыкала в них зубчики гвоздики по образцу, который Софи продиктовала для помандеровых шаров. Предполагалось, что они будут украшать собой каждый рождественский венок и каждую настольную композицию в каждом доме, где будет проводиться исторический рождественский ужин. Это занятие заняло у меня больше времени, чем ожидалось: равномерно распределить зубчики оказалось сложнее, чем я думала, даже с помощью карманной линейки, которая, к счастью, лежала в моей сумочке. Вероятно и то, что я нарочно затягивала работу ради дополнительного удовольствия, которое получала всякий раз, представляя каждый апельсин куклой вуду моей бывшей лучшей подруги.
Я не торопилась закончить работу, поскольку Софи любезно набила заднее сиденье моей машины обрезками самшита, которые требовали «обработки», прежде чем мы сможем их использовать в нашей мастерской по изготовлению рождественских венков в колониальном стиле. «Обработка» предполагала резку, очистку, повторную нарезку и замачивание. По моему мнению, все четыре шага были излишни. Я очень надеялась, что у меня будет время зайти в магазин рукоделия и купить пластиковые. Гораздо меньше возни, зато прослужат вечно. Надеюсь, Софи не заметит разницы.
Этот дом стоял на Стейт-стрит и принадлежал клиенту, чье объявление о продаже я выбрала лишь потому, что уже продала им еще один дом на Гиббс-стрит. Обычно я не проводила дни открытых дверей, потому что даже когда я, по идее, бывала в доме одна, на самом деле я никогда одна там не была, и я чувствовала себя крайне неловко, пытаясь объяснить свои внезапные всплески пения ничего не подозревающим потенциальным покупателям.
Но это был относительно новый (примерно 2002 года) особняк – или, как его называла Софи, «извращение всех архитектурных и исторических принципов», – построенный так, чтобы отдаленно напоминать дом, изначально стоявший на участке до того, как был заброшен, а затем обречен городом на снос. Я вспомнила, как Софи всякий раз одевалась во все черное и плакала, когда ей предстояло пройти мимо пустого участка, а затем, увидев, что там строится роскошный дом, стала откровенно к нему враждебной. По словам Софи, это был «Чарльстонский двойной дом на стероидах», но главная ее печаль заключалась в том, что дом был новый. Владельцами, моими клиентами, была милая пара средних лет из Бостона. Они счастливо прожили в этом доме несколько лет, пока не узнали, что наиболее престижным местом для владения домом в Чарльстоне считается район к югу от Брод-стрит. Я была не согласна с этим мнением, но не смогла устоять перед двойной комиссией. Особенно сейчас.
Услышав, как закрылись входные ворота, я встала, чтобы посмотреть в окно, ожидая увидеть другого риелтора и ее клиентов. Я подождала, пока не услышала на крыльце шаги, и, прежде чем они успели услышать, как дверной звонок пропел мелодию «Дикси», распахнула дверь. Кстати о звонке. Владельцы наверняка думали, что это очень мило и расположит к ним соседей. Увы, они ошиблись.
– Энтони! – удивленно воскликнула я, принимая костыли, которыми он пользовался из-за вывиха лодыжки. Его лицо было сплошь в синяках, рука на перевязи. Все это, видимо, было последствиями автомобильной аварии.
– Извините, – сказал он. – Наверное, мне следовало предупредить вас о моем приходе. Я позвонил в ваш офис, и ваша милая мисс Джолли сказала, что вы здесь.
Наша секретарь обычно бывала лучшим сторожевым псом, но я не сомневалась, что Энтони пустил в ход все свое обаяние. Я отступила и придержала для него дверь. Входя, Энтони огляделся по сторонам, как будто надеялся кого-то увидеть.
– Ваша сестра здесь?
– Нет, она присматривает за моими детьми. Она наша няня.
Мои слова его явно огорчили.
– Да, конечно. Просто я… Ладно, ничего страшного. Я пришел извиниться и, надеюсь, договориться с вами о еще одной встрече, чтобы посетить мавзолей.
Вспомнив отца и зловещий голос, который вырвался из его рта, словно желчь, я содрогнулась.
– Я не уверена…
– Кто-то испортил мою машину, Мелани. Знаю, что не смогу это доказать, но в мой руль как будто кто-то вселился. Я не мог контролировать его, мне казалось, что у него есть собственный разум. Или как будто кто-то управлял им удаленно.
– Как это связано с тем, что я хочу осмотреть мавзолей?
– Это Марк, неужели вам непонятно? Он каким-то образом узнал, что я задумал, и теперь отчаянно пытается помешать нам найти то, что там может быть спрятано.
Жаль, что я этого не видела. Тогда мне не пришлось бы рассматривать другую, вполне реальную возможность того, что случилось с машиной Энтони.
– Нет, непонятно. Марк наглец, но он ваш брат. Я очень сомневаюсь, что он попытался причинить вам физический вред.
Несмотря на холод на улице и в пустом доме, на лбу у моего собеседника выступили капельки пота. Я подвела его к одинокому стулу, и он тяжело сел.
– Извините, – сказал он. – Просто я… напуган.
«Я тоже», – чуть не вырвалось у меня.
– Вам принести воды?
Он покачал головой.
– Но спасибо. Мне действительно станет лучше, если вы скажете, что поможете мне.
Я скрестила на груди руки.
– Думаю, вы должны рассказать мне больше, чем просто «встретимся у мавзолея». Вы должны рассказать мне всю историю, ничего не скрывая, договорились?
Энтони положил костыли на пол, откинулся на спинку стула и вытянул перед собой ноги.
– Марк приобрел плантацию потому, что думал, будто именно там спрятаны алмазы Конфедерации.
– Это я знала, но не знала, почему. Что навело его на такие мысли? – спросила я, остановив взгляд на одном из апельсинов: расстояние между гвоздиками на нем было нарушено.
– Думаю, по той же причине, что и все в то время… все эти слухи о предке-конфедерате Вандерхорсте, который якобы спрятал бриллианты. Но когда Марк собирал материал для своей книги о нашем предке Джозефе Лонго, он обнаружил в архивах Чарльстонского музея деловой дневник Джозефа. Поскольку он знал, что Джек работает над книгой на ту же тему, он вырвал страницы… – Энтони умолк, как будто ему было стыдно за брата. – И уничтожил их. Но их оказалось достаточно, чтобы убедить Марка в том, что алмазы закопаны где-то на территории плантации – или были там закопаны до того, как их перевезли в ваш дом.
Не удержавшись, я подняла апельсин с криво торчащей гвоздикой и вытащила линейку. Энтони умолк, и когда я посмотрела на него, то поймала на себе его недоуменный взгляд.
– Это украшения для рождественского ужина. Вы когда-нибудь видели, чтобы в апельсины втыкали гвоздику, чтобы получились помандеровые шары?
Он медленно кивнул.
– Конечно. Но никогда… чтобы с точностью до миллиметра.
Я сердито посмотрела на него.
– Вы что-то говорили о том, почему Марк решил, что бриллианты спрятаны в Галлен-Холле.
– Верно, – сказал он, отводя взгляд от того, что я делала. – Джозеф скопировал в свой дневник некий странный рисунок, какие-то каракули. По-видимому, будучи на вечеринке в доме Вандерхорста на Трэдд-стрит, Джозеф поводил носом и нашел на столе мистера Вандерхорста старый лист бумаги с этими странными каракулями, и скопировал их в свой дневник. Марк показал мне копию только один раз. Я подумал, что это похоже на иероглифы, но Марк сказал, что это доказательство того, что Вандерхорсты спрятали в одном из своих домов что-то ценное. И, правда, зачем возиться и придумывать шифры, если вы не прячете что-то ценное, верно? Марк предположил, что это алмазы… он подумал, все дело в истории о капитане Джоне Вандерхорсте, которому после войны доверили сохранность алмазов и который снова появился в Чарльстоне уже без них.
– Да, теперь мы знаем, что бриллианты действительно были и их спрятали в напольных часах. Но почему он считает, что в мавзолее может быть спрятано что-то еще?
– Потому что, когда Марк узнал, что Джек работает над новой книгой, он решил, что, возможно, это продолжение, и захотел убедиться, что он сам все знает, а Джек не найдет ничего нового. Итак, он вернулся к своим заметкам и увидел, что на той же странице в дневнике Джозефа Лонго он также скопировал слова «французское сокровище». Не уверен, что имелось в виду под словом «французское», но что такое «сокровище» – и так ясно. Марк думал то же самое. Бриллианты Конфедерации были получены не из Франции. Вероятно, поэтому он не стал придавать этим словам особого значения при поиске алмазов.
Я наклонилась, заглянула в коробку с апельсинами и с помощью линейки проверила положение зубчиков гвоздики.
– И? – подсказала я, вновь ощутив на себе его взгляд.
Он прочистил горло.
– Марк не понял, что означает рисунок, это я точно знаю. Он не просил меня о помощи, потому что в таком случае ему бы пришлось делиться со мной найденным сокровищем. Но это не помешало ему вести поиски. Он довольно сильно разворотил Галлен-Холл и прошелся с металлоискателем по всем этажам и стенам в поисках того, что могло быть «французским сокровищем».
Закончив с апельсинами, я принялась расхаживать по комнате, собирая с голого деревянного пола ворсинки.
– Боюсь, вы меня плохо слушали. Все бриллианты найдены и учтены. Больше нет никаких сокровищ. И вы до сих пор не сказали, какое это имеет отношение к мавзолею.
Он сел прямо и оперся локтями о колени.
– Вы ошибаетесь. Может, не по поводу бриллиантов, а по поводу того, что где-то спрятано еще одно сокровище.
– Я не…
Энтони поднял руку.
– До того, как мы с Марком поссорились, мы были в библиотеке в Галлен-Холле, курили сигары и пили бурбон. Марк всегда быстро пьянел, и это единственная понятная мне причина, почему он мне это рассказал, – и я серьезно сомневаюсь, что он это помнит, иначе бы он давно сжег дом и все остальное, лишь бы это не принадлежало мне.
Он умолк и потер больную руку.
– Что еще он вам рассказал?
– Он сказал, что точно знает, что на земле Вандерхорстов есть еще какие-то спрятанные сокровища.
Я нахмурилась.
– То есть вы думаете, что он нашел еще один алмаз?
– Нет. Он бы неделями хвастал по этому поводу. Несколько месяцев назад, когда он узнал, что Джек уже работает над новой книгой, он пошел в архив, где нашел дневник Джозефа Лонго и личную переписку семьи Вандерхорстов начиная с 1781 года, то есть со времени оккупации Чарльстона, если вы вдруг этого не знаете.
Я лишь кивнула, не желая показывать, что я понятия не имею, что он имел в виду.
– Он даже украл эти письма из архива – на тот случай, если в них есть нечто такое, что Джек может использовать для своей книги. Но когда Марк их прочел, то обнаружил совершенно другое.
Теперь я вскипела, уже из-за Джека. Мы всегда знали, что Марк – негодяй, но нам казалось, что мы видели всю глубину его непорядочности. Судя по всему, не всю.
– Что-что? – сказала я.
– Это было упоминание о том, что необходимо подготовить комнату для важного гостя из Франции, который хотел возложить венок на могилу дочери Вандерхорстов, Мари Клер. Марк указал, что Вандерхорсты, как и большая часть колонии Южная Каролина на тот момент, были лоялистами. А французы были заклятыми врагами британцев. Так зачем французу посещать Вандерхорстов? Чтобы возложить венок на могилу дочери, которой никогда не существовало?
Энтони приподнял бровь.
– Марк показал мне генеалогическое древо, он был одержим идеей поиска спрятанных сокровищ и сделал свой собственный, очень сложный чертеж. У Вандерхорстов было шестеро сыновей, но только два из них дожили до совершеннолетия. И давайте не будем забывать слова «французское сокровище», которые Марк обнаружил в дневнике Джозефа.
Я заморгала.
– Значит, судя по рисунку и письму с неверной информацией, он считал, что где-то на земле Вандерхорстов спрятан клад? Лично мне это кажется большой натяжкой.
– Да, как и то, что в вашем доме нашли алмазы Конфедерации, – сказал Энтони и одарил меня сардонической улыбкой. – Но это еще не все. Марк считает, что рисунок как-то связан с кирпичами внутри мавзолея. Он уже вскрыл пол мавзолея, все искал и искал, но вернулся с пустыми руками. Ради удобства раскопок он хотел снести весь мавзолей, но местные краеведы не позволили ему это сделать. Судя по всему, мавзолей находится под защитой Закона об охране археологических ресурсов, который требует получение федерального разрешения на раскопки или удаление материальных останков прошлой жизни или деятельности человека. Мы не можем даже прикоснуться к нему.
– Но вы, конечно же, уже провели ваши поиски.
Глаза Энтони потемнели.
– Я пробовал. Но там есть кто-то… что-то такое… что удерживало меня. Это самое странное, поскольку в прошлом я много раз бывал внутри мавзолея, и ничего странного не происходило. Но потом внезапно, когда я попытался войти и поискать еще раз, со мной что-то случилось. Меня как будто кто-то бил и царапал. И… – Он умолк и решительно покачал головой, словно пытаясь стряхнуть болезненное воспоминание. – Каменная крышка на одном из склепов частично соскользнула и разломилась, и такой обломок едва не упал мне на ногу. Вы знаете, какие тяжелые эти крышки? Такие так просто не соскальзывают. Мне хотелось верить, что я все это вообразил, но все мое тело было в синяках. – Он на мгновение отвел взгляд, но тут же снова посмотрел на меня. – А вся спина в кровавых царапинах. Под одеждой. Как будто кто-то провел ногтями по голой коже.
Я не стала притвориться, будто понятия не имею, что это могло быть.
– Когда это случилось? – уточнила я. Мой голос дрожал.
– Это началось примерно в то время, когда прошлой весной у нас были проливные дожди, помните?
Еще как помнила! Именно тогда мой сад на заднем дворе просел, обнажив скрытую цистерну. Явив взору то, что таилось там не меньше века.
Я кивнула. Мои мысли пробегали «марафон» разными маршрутами, изо всех сил пытаясь избежать самого очевидного.
– И вы неким образом узнали, что Вандерхорсты девятнадцатого века использовали кирпичи мавзолея и старой кладбищенской стены, чтобы построить цистерну в своем доме на Трэдд-стрит.
– Верно. Совершенно случайно. По всей видимости, Марк уничтожил не все документы и письма, которые он выкрал из архивов. Одну стопку бумаг он оставил в обувной коробке в мусорном баке. К счастью, когда я обнаружил, что являюсь незадачливым владельцем обанкротившейся винодельни, и завладел помещением, я нашел этот бак в старом каретном сарае. Очевидно, тот, кто отвечал за вывоз мусора, просто забыл про него.
Энтони устало покачал головой, и мне стало его жаль оттого, что он рос с таким братом, как Марк Лонго.
– Объятый гневом и желая получить доказательства того, что Марк занимался чем-то незаконным, я просмотрел эти бумаги. Их было много, все как одна украденные Марком из архива. Увы, ни одна не имела отношения ни к нему, ни к его деловым операциям. Их все можно было спокойно отправить в мусорную корзину. Это объясняет, почему я не смог найти о плантации ничего интересного, когда попытался провести собственное исследование.
Так я узнал о кирпичах. Я просмотрел все документы, но это была лишь куча бухгалтерских книг со стоимостью всех строительных материалов и мебели для обоих владений Вандерхорста и дневник экономки о том, сколько чая и сахара она ежедневно брала из кладовки. Единственная интересная вещь, которую я узнал, это то, что на том месте, где сейчас стоит новый мавзолей, когда-то стоял старый, но по какой-то причине его снесли, а затем в течение двух лет после сноса отстроили заново. Одновременно кирпичную стену, окружавшую кладбище, заменили железной оградой. Вандерхорсты в то время строили дом на Трэдд-стрит, – вероятно, более раннюю версию вашего нынешнего дома, – и снесенный мавзолей и стена наверняка были дешевым источником кирпича.
Я вопросительно приподняла брови.
– Зачем они это сделали? Разве новый мавзолей был больше прежнего?
Энтони покачал головой.
– Нет. В том-то и дело. Оба раза они работали по одному и тому же чертежу. И он был практически новым. На тот момент там было захоронено только три тела – все они были погребены в одном и том же году, в 1782-м.
Я перестала расхаживать взад-вперед.
– Пожалуйста, скажите мне, что обувная коробка все еще у вас.
Взяв один из апельсинов, Энтони принялся его разглядывать. Мне потребовалась вся моя сдержанность, чтобы не попросить его не прикасаться ни к одной из гвоздик.
– Конечно. Я не такой, как Марк. Я никогда не уничтожил бы исторический документ. Это было бы просто… нехорошо.
Я решила, что Энтони Лонго мне очень нравится.
– Могу я увидеть эту обувную коробку?
Он принялся перебрасывать апельсин из одной руки в другую. Я стиснула зубы.
– Это означает, что вы все еще готовы помочь?
Я была почти уверена, что выбора у меня нет. Внутренний голос подсказывал мне, что происходящее в его мавзолее неким образом связано с моей цистерной и призраком в спальне Нолы. Я разжала челюсти.
– Да. Полагаю, да.
Он улыбнулся и встал.
– Тогда не стану вам мешать. Я доставлю коробку к вам домой, когда вам будет удобно. Или выставлю ее рядом с домом, если Джейн там.
