Карен Уайт
Чердак на Куин-стрит
Karen White
The Attic on Queen Street
Copyright © Harley House Books, 2021
This edition published by arrangement with Writers House LLC
and Synopsis Literary
Перевод с английского Татьяны Бушуевой
Художественное оформление серии Сергея Власова
Оформление переплета Дмитрия Сазонова
© Бушуева Т., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Посвящается Клэр и Ричу Кобилт
и их семье.
Лучше, чем салат из капусты
Глава 1
Снег в Чарльстоне не только редкость, но и подлинное волшебство. Припорошенные белой ледяной пылью пальмы и шпили церквей, древние статуи и кованые ограды превращают Священный город в завораживающий снежный шар. Когда дети и взрослые выбегали на улицу, чтобы поиграть на экзотической игровой площадке, на лужайках и в парках, словно сорняки, начинали прорастать снеговики, а на каждом ровном участке земли расправляли свои крылья снежные ангелы.
В течение почти трех дней после рекордной снежной бури, когда температура начала подниматься, белые пятна снега отчаянно цеплялись за каждую поверхность, постепенно сжимаясь по мере оттаивания мира, оставляя после себя лишь потеки на карнизах и мокрые лужи, как напоминание о том, что они когда-то были здесь.
Я наблюдала за всем этим из своего дома на Трэдд-стрит, и мое сердце казалось таким же замороженным, как ледяные сталактиты, капающие из фонтана «Ананас» в прибрежном парке. Меньше чем за неделю моя жизнь перевернулась с ног на голову, как будто приняла приглашение зимы покататься по льду без коньков. Или любой толстой подкладки, способной смягчить неизбежное падение.
Неким образом я умудрилась превратиться из очень счастливой в браке матери троих детей в мать-одиночку, от которой ушел муж, а сам брак грозил вот-вот треснуть, как подтаявший лед. А все потому, что я совершила ошибку, нарушив свое обещание доверять Джеку настолько, чтобы делиться с ним всем. Быть одной командой во всех делах.
Что бы там ни думали другие, это была не совсем моя вина. Мы с Джеком – а он автор бестселлеров о реальных преступлениях – бились над разгадкой тайны того, где спрятан клад времен Войны за независимость. Увы, заклятый враг Джека, самопровозглашенный автор и законченный негодяй Марк Лонго обнаружил его первым. Марку удалось украсть идею книги Джека об исчезновении Луизы Гиббс, которая когда-то жила в нашем доме на Трэдд-стрит и которую убил предок Марка, Джозеф Лонго. Марк не только сделал книгу международным бестселлером, но и заключил выгодный контракт на ее экранизацию. А потом не мытьем, так катаньем сумел уломать нас, чтобы мы разрешили снимать фильм в нашем доме. Ради Джека я не могла позволить Марку одержать очередную победу.
Не моя вина, что в то самое время, когда я узнала, что клад зарыт на кладбище на плантации Галлен-Холл, принадлежащей брату Марка Энтони Лонго, Джек заболел гриппом и не успел вовремя поправиться. Не моя вина, что Марк и Энтони рассчитывали, что я разгадаю тайну, и ждали, когда я укажу путь к спрятанному сокровищу. Не моя вина также и в том, что моя сводная сестра Джейн рассказала Джеку, чем я занимаюсь, и что он настоял на том, чтобы пойти с нами на кладбище. И уж точно не моя вина, что он случайно наступил на старую могилу, полную рассыпавшихся в труху гробов, которые рухнули под ним, едва не похоронив заживо.
Насколько я могла судить, моя единственная ошибка заключалась в моей убежденности. Я была убеждена в том, что Джек так обрадуется, что я нашла клад, что простит мне все остальное. Но, как оказалось, все мы сильны задним умом, и просить прощения не всегда легче, чем просить разрешения.
Я бросилась по заснеженным улицам города, чтобы сказать Джеку, что мне жаль, что я совершила ошибку и что это никогда не повторится снова, но обнаружила, что он собирает сумки. В ответ он лишь попрощался со мной, после чего последовал решительный щелчок входной двери, захлопнувшейся прямо перед моим носом.
Три недели я не выходила из дома, боясь пропустить момент, когда Джек решит вернуться. Друзья и родственники приходили и уходили в бесконечных попытках встряхнуть меня, уговорить выйти на улицу, обольстить обещаниями пончиков и кофе – увы, ни то ни другое больше не соблазняло меня.
Рождество прошло почти незаметно. Моя падчерица Нола превзошла саму себя, пойдя против собственных диетических предпочтений и приготовив мои любимые десерты с глютеном и углеводами, а также другие вкусняшки. Со своей стороны я из кожи вон лезла, притворяясь, будто я их ем. Она и мои 21-месячные близнецы, Джей-Джей (сокращенное имя Джека-младшего) и Сара, спасли весь праздник тем, что были единственными яркими пятнышками радости.
Их няня, Джейн, одела малышей, чтобы отвезти в дом родителей Джека, где они должны были отпраздновать Рождество во второй раз в один и тот же день. В отличие от меня Нола и близнецы, похоже, не были расстроены перспективой того, что они получат новые подарки без меня. Подарки, которые, вне всяких сомнений, были завернуты как попало, вместо того чтобы для точности измерить каждый угол и чтобы каждый клочок ленты был одинаковой длины с другими. По-видимому, только их мать знала, насколько важны подобные вещи.
Я даже приняла душ и вымыла волосы, питая смутную надежду на то, что Джек сам приедет забрать их, но потом все же была вынуждена храбро поцеловать детей на прощание. Три мои собаки – Генерал Ли, Порги и Бесс – скулили и сопели, поднимая мне настроение, пока до меня не дошло: они расстроены вовсе не из-за меня, а потому, что тоже хотели в гости.
Даже после Рождества, когда все возвращались к повседневным делам, моя работа риелтора в «Бюро недвижимости Гендерсона» не привлекала меня настолько, чтобы одеться и отправиться в свой офис на Брод-стрит. Все равно в это время года бизнес замирал, и наша секретарша Джолли пообещала позвонить мне и сообщить, если будет что-то важное. Она не только дотошно хранила все записи и делала заметки (что я ценила больше, чем все остальные), но также была самопровозглашенным экстрасенсом, чьи предсказания были либо крайне расплывчаты, либо устрашающе точны. Она позвонила только один раз, чтобы решительно – по ее словам – сообщить мне, что призраки не оставляют следов на снегу. У меня не хватило духу сказать ей, что она неправа.
И вот теперь, спустя почти три недели после Нового года, я стояла у одного из высоких окон столовой, выходивших на наш сад, который был любовно восстановлен моим отцом. Прошлой весной весь его кропотливый труд был сведен на нет сильными ливнями, обнажившими древнюю цистерну, причем не только старые кирпичи.
Не будь мое настроение и взгляды на жизнь такими же темными и пустыми, как дно цистерны, возможно, я надеялась бы, что последний из беспокойных духов, разбуженных внезапным светом, покинул место своего обитания. В конце концов, они ведь тоже отчасти виноваты в уходе Джека. Но только отчасти. Остальная вина лежала на ком-то другом, хотя мы с Джеком, похоже, расходились во мнении относительно того, на ком именно.
Прижавшись лбом к холодному оконному стеклу, я тупо наблюдала за тем, как вокруг остатков снега на голубом брезенте, защищенном от солнца вековым дубом, стали появляться небольшие углубления. Торчащий то здесь, то там голый выступ синего брезента навевал мысли о локтях замерзших пловцов. Я моргнула, узнав четкие отпечатки пятки и носка маленькой ноги в ботинке, прокладывающие дорожку через сад. Поняв, что следы заканчиваются прямо перед окном, где я стояла, я выпрямилась.
– Мелли?
Я вздрогнула, что случается со мной редко, и, схватившись за горло, резко обернулась. Большую часть моих сорока одного года меня посещали дорогие усопшие, но они скорее действовали мне на нервы, нежели пугали. Особенно те, кому, похоже, нравилось появляться позади меня в зеркалах или материализоваться на лестничных площадках, чтобы затем грубо толкнуть меня. В какой-то момент мне нужно было обсудить с ними азы хорошего поведения.
Джейн стояла позади меня, держа пакет, от которого подозрительно пахло пончиками. В другой руке она сжимала кружку из кухни, от которой поднимался пар. Светло-коричневый цвет содержимого говорил о том, что она добавила идеальное количество сливок. Мы с ней знали друг друга всего около года, но этого времени нам хватило, чтобы прийти к выводу: мы обе любительницы кофе со сливками и с еще большим количеством сахара, она более спортивная, чем я, она ненавидит темноту по той же причине, что и я, и мы обе унаследовали от матери способность общаться с мертвыми. Джейн смотрела мимо меня в сторону сада и единственной пары следов.
– Кто здесь? – тихо спросила она, словно не желая вспугнуть этого кого-то или что-то. Увы, она опоздала. Волоски у меня на затылке и на руках уже встали по стойке «смирно». Внезапно я вспомнила самую последнюю колонку, написанную Сьюзи Дорф, репортершей местной газеты «Пост энд курьер»:
…раскопки цистерны в бывшем особняке Вандерхорстов на Трэдд-стрит все еще продолжаются, но неназванный источник сообщил мне, что там скрыто больше секретов, и некоторые члены нашего сообщества делают ставки по поводу того, будут ли владельцы дома жить в нем вместе к тому времени, когда будет обнаружено последнее сокровище.
Я демонстративно повернулась спиной к окну.
– Не знаю и знать не хочу. Я сыта всем этим по горло.
– А как же твоя подруга Вероника? Ты ведь обещала помочь ей выяснить, кто убил ее сестру. Мы должны работать вместе, помнишь? Не говоря уже о том, что Вероника рассчитывает на тебя. Особенно теперь, когда ее муж настаивает на продаже их семейного дома. Адриенна все еще там… ты чувствовала ее присутствие. И мы обе знаем, что, если они уедут, ты потеряешь все шансы найти убийцу.
Я мгновение в упор смотрела на нее, затем медленно кивнула:
– И мне кажется, ты не дашь мне забыть об этом в ближайшее время.
– Не дам. – Она встала рядом со мной и прижалась лбом к окну, чтобы заглянуть в сад. – Они ведь почти закончили раскопки, верно? Папин сад практически разрушен. Хотя, между нами говоря, похоже, он в восторге от перспективы начать все сначала. Мне кажется, мы должны ограничить количество уроков садоводства, которые он посещает. Его энтузиазм уже бьет через край.
Я кивнула. Я больше не ощетинивалась, когда она называла моего отца «папой». Она родилась после того, как мои родители развелись, после того как наша мать возобновила отношения со своим старым кавалером. Личность Джейн и тот факт, что она не умерла при рождении, как то когда-то сказали нашей матери, были подтверждены лишь недавно, когда она неожиданно унаследовала дом на Саут-Бэттери. Нам и нашей матери пришлось как следует потрудиться, чтобы одержать победу над разгневанным призраком жены ее отца.
Лишь недавно примирившись с воссоединением матери и отца, я с трудом приняла сестру, которую сразу же приняли оба моих родителя. Несмотря на мои первоначальные опасения, я тоже со временем приняла и полюбила ее и была втайне обрадована тем, что теперь у меня есть сестра, с которой меня роднит нечто большее, нежели просто общая ДНК.
– Софи постоянно твердит мне, что они близки к завершению. Я не собираюсь рассказывать ей о следах… я хочу, чтобы эту цистерну поскорей закопали и забыли о ней.
Джейн повернулась ко мне лицом. Но вместо того чтобы упрекнуть меня, она сделала большие глаза и в упор посмотрела на меня.
– Ты рылась в шкафу Софи?
Доктор Софи Уоллен-Араси была – вопреки здравому смыслу – моей лучшей подругой. Преподаватель сохранения исторического наследия в Колледже Чарльстона, она была моей полной противоположностью. Софи носила цветастые балахоны, а я хрустящие льняные костюмы с сумочками в тон. Она – биркенстоки, а я лабутены. Она предпочитала настоящую рождественскую зелень, когда мне хватало простых пластиковых гирлянд, а все потому, что ей нравилось все усложнять. Я привыкла думать, что мы дополняем друг друга, сглаживая острые грани наших личностей. Софи провела меня через обширный и бесконечный ремонт моего исторического дома, который я, сама того не желая, унаследовала вместе с собакой – Генералом Ли – и экономкой миссис Хулихан. Все это время я постоянно комментировала ее странный выбор нарядов в надежде на то, что однажды она действительно посмотрит на себя в зеркало и все исправит.
Я посмотрела на свои мешковатые спортивные штаны и изъеденный молью кардиган с пятном от неопознанной еды на рукаве, и на мои глаза навернулись слезы. Я нашла эту одежду в темном углу чулана, куда Джек бросил ее и забыл. Кроме наших детей, это были единственные его вещи, которые он оставил после себя.
Словно для того, чтобы предотвратить новые слезы, Джейн с обнадеживающей улыбкой подняла пакет и кружку.
– Я принесла пончики из твоей любимой пекарни. И приготовила тебе кофе так, как ты любишь. – Она подошла ближе, чтобы я могла почувствовать аромат кофе. – Поскольку миссис Хулихан все еще в отпуске, я сделала все сама.
Обычно при одном только упоминании моей любимой пекарни у меня бы потекли слюнки, но сегодня лишь тихо заурчало в животе. Я не могла вспомнить, когда я в последний раз ела.
Я взяла кружку, а Джейн, поставив пакет на обеденный стол, посмотрела на сморщенные апельсины и сухие сосновые ветки, стряхивающие на блестящую поверхность пола коричневые иглы. Все это в центре стола осталось от благотворительного рождественского ужина в ночь сильного снегопада, когда Джек едва не был похоронен заживо. Внезапная вспышка гнева слегка разогнала мое уныние. Я была согласна с тем, что, решив действовать самостоятельно, я, возможно, нарушила наше соглашение о взаимном доверии. Но я не могла перестать думать о том, что, останься тогда Джек в постели, как то ему было велено, его бы не оказалось в ту ночь на заснеженном кладбище или он не упал бы в обрушившуюся могилу.
– Уже почти конец января, Мелани. Хочешь, я помогу тебе снять рождественские украшения?
Джейн указала на поникшую рождественскую елку в углу. Несчастные украшения ютились внизу, там, куда они соскользнули с голых ветвей рядом со сморщенными апельсинами на разных стадиях разложения, словно жертвы резни, в которой равнодушие было единственным оружием.
Я пожала плечами:
– Конечно. – Не обращая внимания на пончики, я, почти не ощущая вкуса, сделала глоток кофе. Я обхватила кружку ладонями, ощущая ее тепло, но, поднеся ее к губам, чтобы сделать второй глоток, остановилась. – Почему ты здесь? Сара и Джей-Джей сегодня с Джеком.
Джейн вздохнула:
– Помимо того факта, что мне не нужна причина, чтобы навестить мою сестру или принести ей еды, так как миссис Хулихан отсутствует, я принесла сообщение.
– Сообщение? – Я не стала скрывать надежду в голосе. Один из плюсов, когда имеешь сестру, состоит в отсутствии необходимости притворяться.
Она утешительно улыбнулась мне:
– От Ребекки. Она и Марк хотели бы встретиться с тобой и Джеком и поговорить по поводу съемок. Она подумывала пригласить тебя сама, но с учетом того, что дело касается также Марка и Джека, решила, что ей нужна я как посредник. Она упомянула о том, что со старинных ковров трудно смыть кровь.
Я вопросительно подняла брови. Ребекка была нашей дальней родственницей, а также бывшей девушкой Джека и моей немезидой. Она вышла замуж за Марка Лонго, чей главный талант, по-видимому, заключался в том, чтобы использовать свои далеко идущие связи для того, чтобы разрушить писательскую карьеру Джека.
Я закрыла глаза и покачала головой:
– Нет. Этого не произойдет. Нам больше не нужны деньги, с тех пор как мы нашли на кладбище рубины. – Я не стала добавлять «той ночью, когда Джек чуть не погиб», так как в этом не было необходимости. Та ночь запомнилась всем не только по причине падения Джека в провалившуюся могилу, но и потому, что некая сила за ноги затащила Марка в мавзолей, и его волосы стали совершенно седыми.
– Наши юристы уже связались с кинокомпанией, – продолжила я, – и предложили щедрую неустойку, если они сменят место съемок. Нам пришлось напомнить им, что мы были вынуждены согласиться лишь потому, что пытались избежать судебного иска после автомобильной аварии, когда Нола сбила Марка и этого жуткого продюсера, Харви Бекнера. Но теперь, поскольку мы нашли рубины, наше финансовое положение уже не столь отчаянное. Марк абсолютно ничего не может сказать, чтобы заставить нас передумать.
– Марк в курсе. Но Ребекка говорит, что это еще не все. Она предложила встретиться в твоем офисе в удобное для тебя и Джека время.
– С нами обоими? – Мне было все равно, сколь жалко прозвучал мой голос или как быстро мое твердое упрямое «нет» в адрес съемочной группы рядом с моим домом сменилось мыслями о том, что мне надеть на встречу, если вдруг там будет Джек, и что мне, вероятно, следует вымыть голову. – Он согласился?
– Пока нет. Они сочли за лучшее, чтобы ты спросила его сама, а потом сообщила им.
Мое волнение пошло на убыль.
– Понятно. Ладно, попробую. Это все, что я могу обещать. Хотя мне кажется, в Чарльстоне скорее будет еще один большой снегопад, нежели Джек согласился сесть со мной рядом, не говоря уже про Марка и Ребекку.
– Понятно. Я дам знать Ребекке. – Она присела на корточки и взяла с пола два апельсина. Шипастые гвоздики, которые я так старательно воткнула аккуратными рядами, теперь больше походили на кривые прыщики на сморщенных головках. – Давай я уберу все эти гнилые фрукты и засохшую зелень? Тем более что это пожароопасно.
Я не ответила, так как отвлеклась на звуки гитары Нолы, доносившиеся из ее комнаты. Свои музыкальные способности моя падчерица унаследовала от своей покойной матери и уже добилась успеха, сочинив песенки для рекламы, а также несколько хитов для поп-исполнителя и сердцееда Джимми Гордона.
Период творческой засухи, который длился одновременно с точно таким же периодом у Джека во время нашего недавнего кризиса с участием трех беспокойных духов эпохи Войны за независимость и предстоящих съемок, которые должны были начаться сразу после праздников, похоже, закончился. Но нынешний разлад ее родителей, похоже, подлил масла в огонь ее творчества. Меланхолические звуки ее гитары стали теперь постоянным саундтреком к моей жизни.
Не помогало и то, что слова были такими же унылыми, как и мелодии, но музыка была важна для Нолы, поэтому я не просила ее прекратить, хотя и начала затыкать уши берушами после того, как услышала первые строчки ее последнего творения: «Мое сморщенное сердце, все черное и холодное, оно все еще бьется, пока я не состарюсь…»
Я постоянно напоминала себе, что, когда Джек уехал, Нола предпочла остаться со мной. Это была демонстрация привязанности и солидарности, которую я ценила, хотя она и заявила, что не выбирает чью-то сторону. Но, слушая ее музыку я невольно задавалась вопросом: вдруг она осталась лишь затем, чтобы наказать меня за то, что я была настолько глупа, когда дело касалось ее отца.
Я услышала, как дверь в спальню Нолы открылась и по коридору к ступенькам помчались три пары лап, одна чуть медленнее, чем две другие. Даже Генерал Ли покинул мою постель и в отместку мне теперь предпочитал спать в комнате Нолы. И хотя я постоянно напоминала себе, что не люблю собак, его дезертирство причиняло мне почти такую же боль, как и дезертирство Джека.
Джейн удалилась на кухню за мешком для мусора, а я прошаркала в прихожую, чтобы посмотреть, как Нола спускается по лестнице и с каждым ее шагом с гирлянды перил каскадом на пол слетали сухие сосновые иголки. Пластиковые гранаты и прочая контрабанда, которую я сумела протащить, невзирая на исторически достоверный глаз Софи, оставались среди высохших веток гирлянды целыми и спелыми на вид. Я хотела сфотографировать их, чтобы доказать Софи, что была права насчет того, какое место в моем рождественском декоре занимает пластик, но даже эта праведная победа казалась пустой и не приносила радости.
Длинные темные волосы Нолы падали ей на лицо. Все ее внимание было приковано к телефону – тот как будто прирос к ее рукам, а ее большие пальцы, казалось, летали над экраном. Не глядя под ноги, она спускалась по лестнице, а вокруг ее ног носились три собаки.
– Нельзя ли хотя бы держаться за перила одной рукой? Так недолго и оступиться.
Она продолжила спускаться по лестнице, как будто не слышала меня. Ее большие пальцы замерли лишь тогда, когда она достигла нижней ступеньки. Она посмотрела на меня пронзительными голубыми глазами Джека – все трое моих детей были клонами их отца, как будто их матери просто хранили внутри себя клетки между зачатием и рождением, – и улыбнулась типичной отцовской улыбкой, которая неизменно заставала меня врасплох.
– Ты что-то сказала? Я переписывалась с Линдси и Олстон, чтобы позже посмотреть фильм.
Я открыла было рот, чтобы повторить сказанное, но передумала. Если за три года, прошедшие с тех пор, как Нола переехала к нам, я что-то и уяснила о том, как обращаться с девочками-подростками, так это что выбор, в каких битвах сражаться, а в каких нет, сводился к разнице между домашним спокойствием и жизнью с бомбой замедленного действия. В целом Нола была покладистой, за исключением тех случаев, когда кто-то упоминал об отсутствии у нее водительских прав, ставил под сомнение ее приверженность веганству или спрашивал, в какой колледж она хочет поступить.
Вместо этого я наклонилась, чтобы почесать три пары пушистых ушей.
– Разве ты не должна быть в школе?
Наградой за мою нежность стали три маленьких розовых язычка, который нежно облизали меня. Эта демонстрация любви вызвала слезы благодарности на моих глазах. Не то чтобы собаки были полноценной заменой Джека, но на данный момент ничего другого у меня не было.
Я видела, что Нола борется с желанием закатить глаза. С тех пор как Джек ушел, она свела закатывание глаз к минимуму, очевидно, чтобы не дать моему эго окончательно скатиться вниз.
– Сегодня суббота. А значит, и экскурсия по кампусу Чарльстонского колледжа, помнишь?
Я была почти уверена, что она не упомянула об этом при мне, так как я уже проверила свой телефон и настольные календари, и они оба были пусты. В противном случае я бы запомнила. Вопрос о колледже превратился в деликатную проблему, которую Нола воспринимала с тихим стоицизмом, когда выходила из дома, чтобы посетить уроки подготовки к Академическому Оценочному Тесту или ярмарку колледжей. Все это делалось без участия Джека или меня, чтобы избежать «постороннего влияния», что на самом деле было нелепо. Джек и я, мы оба учились в Университете Южной Каролины – Джек по футбольной стипендии, – и мы хотели лишь одного: чтобы она нашла колледж себе по душе. То, что у Джека были абонементы на все спортивные мероприятия и большую часть осени он носил толстовку с эмблемой родного университета, вовсе не означало, что он хотел, чтобы она выбрала его альма-матер. Впрочем, против он тоже не был. По крайней мере, мы добились ее согласия разрешить нам посещать вместе с ней колледжи, при условии, что мы будем хранить молчание.
– Вообще-то нет. – Ее взгляд переместился на собак – она старательно избегала смотреть мне в глаза. – Папа отвезет меня.
– Ну ладно, – сказала я, чувствуя себя задетой за живое. Если честно, я представляла себе, как мы все втроем ездим по колледжам, и я в своей электронной таблице тщательно отмечаю плюсы и минусы каждого высшего учебного заведения, к которому Нола проявит интерес. Но я изобразила улыбку, хотя та скорее была кривой усмешкой. – Я могу распечатать мою таблицу. Можешь взять ее с собой, если хочешь. Я буду рада позже внести ее в компьютер.
Она подняла на меня глаза, и я проигнорировала выражение жалости, которое в них читалось. Наверно, я была похожа на Генерала Ли, когда тот сидел перед столом и клянчил кусочек.
Лицо Нолы просветлело.
– Вообще-то папа не говорил, что ты не можешь поехать с нами. Я имею в виду, если ты хочешь.
Прежняя Мелли закричала бы во весь голос: «Да!» Но то была прежняя Мелли. После всех моих фальстартов и остановок на пути к тому, чтобы стать лучшей версией себя, теперь я работала над версией Мелли № 107 или что-то типа того.
Прежде чем я успела сказать «нет», Нола меня перебила:
– Я не против, чтобы ты поехала. – Она сложила руки на груди и закатила глаза, чтобы я не подумала, что я ей там нужна. – Я имею в виду, если ты не занята или что-то в этом роде. Вы мои родители, и я знаю, что родители Олстон и Линдси тоже поедут. Было бы странно, если бы ты этого не сделала.
Я попыталась скрыть волнение в голосе, поэтому ответила так же сдержанно, как и Нола:
– Что ж, в таком случае мне лучше поехать с вами. Мне все равно нужно поговорить с твоим отцом, а так я убью одним выстрелом двух зайцев.
Нола подняла Порги на руки и прищурилась.
– Это поговорка стариков? Или ты имеешь что-то против зайцев?
Но тут вошла Джейн и своим появлением не дала мне закатить глаза. Она, словно Санта-Клаус, тащила на плече битком набитый пластиковый мешок для мусора, из которого торчали засохшие апельсины и сухие сосновые ветки.
– Привет, Нола, – сказала она, ставя пакет на пол между нами. – Ты готова сегодня отправиться на экскурсию по колледжу?
Я посмотрела на падчерицу, но та лишь пожала плечами:
– Она знает лишь потому, что была здесь вчера, когда мы с Олстон и Линдси говорили об этом. Возможно, мы обсуждали твою электронную таблицу.
Я сердито посмотрела на свою сестру.
Нола дернула меня за рукав:
– Почему бы тебе не позавтракать? Я купила тебе фруктовые колечки. Масса рафинированного сахара и пустых калорий, как ты любишь.
Я была странным образом тронута. Нола обычно выполняла тайную миссию, ограничивая мою диету картоном и опилками, замаскированными под здоровую пищу.
– Спасибо. Но я побегу наверх, чтобы принять душ и одеться, так как у нас экскурсия по колледжу. Джейн тоже принесла пончики, но я оставлю их на потом.
Зазвонил телефон Нолы.
– Экскурсия начинается только в час дня. У тебя есть три часа, – сказала Нола, скользя большими пальцами по дисплею.
Я смотрела на нее, не скрывая своего восхищения. Я едва могла набирать по одной букве за раз, и это при условии, что я полностью сосредоточилась на тексте.
Джейн смерила меня взглядом с головы до ног, и ее брови поползли вверх.
– Это может занять у нее все это время.
– Ха, – сказала я, поворачиваясь, чтобы подняться по лестнице.
– Ой, подожди! – окликнула меня Нола.
Я обернулась и увидела, как она вытащила что-то из большого кармана клетчатых пижамных штанов.
– Ты положила это на мою тумбочку?
Джейн шумно ахнула. Я прищурилась и сделала неуверенный шаг вперед, чтобы лучше разглядеть. В кои-то веки реакция Джейн заставила меня порадоваться тщеславию, которое не давало мне признать, что мне требуются очки.
– Что это такое?
Нола вытянула руку, чтобы я могла разглядеть, и я тут же пожалела об этом. На ее протянутой ладони лежала железная коробка в форме гроба, а в маленьком круглом окошке наверху виднелось желтоватое личико крошечной кукольной фигурки, лежавшей внутри. Ее глаза представляли собой нарисованные черными чернилами точки, а красный кружок означал открытый рот, как будто ее застали врасплох. Жирные выпуклые буквы на крышке гласили: СЛУШАЙ СВОЮ МАТЬ.
– Она открывается, – сказала Нола.
Я подняла руку, чтобы остановить ее, но она уже щелкнула застежкой на боку коробки. Взгляду открылась маленькая фарфоровая кукла со скрещенными на груди бледными руками. Крошечное белое тельце покоилось на ложе из старинных пуговиц из олова и перламутра.
Джейн держалась на расстоянии – она была на восемь лет моложе меня и явно лучше видела.
– Ничего омерзительнее и ужаснее я в своей жизни не видела. А ведь я повидала многое.
– Хуже, чем кукла Эдисона на твоем чердаке? – спросила Нола, имея в виду старинную говорящую куклу с раздражающей привычкой неожиданно появляться в самый неподходящий момент.
– Я бы сказала, что это ничья. И это было на твоей тумбочке?
– Ага. Я подумала, что Мелли нарочно положила это туда.
Мы с Джейн переглянулись в знак взаимопонимания – мы обе тотчас вспомнили следы на снегу – и посмотрели на Нолу.
– Я ни разу не видела ее раньше и уж точно не стала бы ставить в твоей комнате. – Если бы я увидела ее раньше, я бы сожгла эту куклу или бросила в реку Купер. Я была ярой сторонницей игнорирования очевидного и притворялась, будто плохих вещей не существует. Пока они не вторгались в мою жизнь.
– Может, Джинни подержать ее в руке. Вдруг кукла заговорит с ней? – предложила Нола.
– Нет! – одновременно вскрикнули я и Джейн.
Джинетт Приоло, наша мать, была наделена даром – или проклятием, в зависимости от того, какую из ее дочерей вы спросите – направлять духов, держа в руках предметы. Это была одна из причин, почему она круглый год носила перчатки. Но ее сила была бы вырвана из нее на несколько недель, уложив ее в постель. По-моему, Джейн склонялась к тому же: оградить от общения с духами нашу мать было на пользу не только ее физическому здоровью, но и нашему душевному спокойствию.
Я скрепя сердце взяла у Нолы куклу в гробике, осторожно держа ее большим и указательным пальцами, как если бы это был мертвый жук-пальметто.
– Она старая, так что, скорее всего, Софи знает, что это такое. Или, по крайней мере, почему она оказалась в твоей комнате. Возможно, Меган нашла ее в цистерне и, когда тебя здесь не было, принесла наверх, и ты только сейчас ее заметила.
Меган Блэк была аспиранткой Софи и помогала раскапывать цистерну.
– Наверное, – сказала Нола, кивая вместе с Джейн и мной, как будто мы все трое были согласны с тем, что мое предположение не годится на роль садового удобрения.
Я быстро положила коробку и ее пугающее содержимое в небольшой комод в прихожей, и когда задвигала ящик, было слышно, как пуговицы внутри гробика шуршат, словно копошащиеся насекомые.
– Спасибо за пончики и кофе, Джейн. Увидимся, когда ты вернешься домой с близнецами.
– А ты пообещай мне, что съешь хотя бы один пончик.
– Обещаю, что постараюсь. И даже ложку фруктовых колечек. Мне нужны фрукты.
– Ты же знаешь, что во всей этой коробке нет настоящих фруктов? – спросила Нола.
Я пожала плечами и прислушалась к бою старых напольных часов в гостиной.
– Мне лучше поторопиться, у меня на сборы всего два с половиной часа.
Нола, как всегда, закатила глаза, но я, сделав вид, будто этого не заметила, торопливо прошла мимо нее. Но, поднимаясь по лестнице, остановилась, представив мысленным взором отвратительное лицо куклы в гробике и статью Сьюзи Дорф. Одна строчка как будто вспыхнула в моем мозгу неоновым светом: неназванный источник сообщил мне, что там скрыто больше секретов. Кто бы это мог быть? И откуда ему знать, какие секреты еще ждут своего часа? Я вцепилась в перила и, решительно стиснув зубы, продолжила подниматься по лестнице. Мне было все равно. В моем саду за домом мог быть спрятан Ковчег Завета, но мне было все равно.
