Карина де Сантис
Проклятие её моря
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
В книге содержится графическое описание сцен насилия, читать которое может быть неприятно.
Если вы не читали «Жемчужину её моря», то я настоятельно рекомендую закрыть данную книгу во избежание спойлеров.
Всех остальных попрошу взойти на борт «Свободы», мы держим курс на Илиаду.
Я переплываю этот океан одна в чертовой ванне. Без маяка. С надеждой, что не расшибусь во тьме о скалы. С попыткой зажечь собственный свет. Помня о том, что, пока у меня есть я не существует слова «невозможно».
Глава I
Пленники
Адель Кидд
1693 год
Неизвестная точка
Атлантический океан
– Ты кто, блять, такой и какого хера тут забыл?!
Парень, стоящий перед старпомом, был выше ее на целых две гребанных головы. И был так же ошарашен, как и сама она. Округлившиеся глаза выдавали негодование, ладони сомкнулись на причинном месте между ног, по которому, собственно, Кидд и ударила незнакомца, никак не ожидая увидеть того в оружейной комнате трюма.
– Меня зовут…
– Сука.
Незнакомец перестал строить из себя девчонку и распрямился. Расценив этот жест как угрозу, Адель молниеносно приставила к его горлу кортик, сжимая челюсти и пытаясь понять, что это за человек. Что он забыл тут и как проник сюда. Как долго отсиживался в трюме.
Не корабль, а чертов бардак.
– Формально, мое имя Николас Кортленд, – парень осторожно поднял руки вверх, покосившись на острие у своего горла. – Но… «сука» тоже подойдет.
Пошли седьмые сутки с тех пор, как капитана корабля «Свобода» чисто формально лишили должности. Семь суток назад Хортенсия Обри, известная как капитан Чайка/Конте, она же мистер Обри в светских кругах, раскрыла свою сокровенную тайну. Ну, как раскрыла… Скорее, это сделал капитан ублюдского корабля «Черная лань», в придачу опозорив ее подругу, но это уже детали.
Семь суток на корабле царил… хаос. Хор сидела в трюме, словно пленница. Пленница на «Свободе». Ее участь застыла в воздухе в связи с не самыми приятными обстоятельствами.
Саму Адель тоже хотели сковать по рукам и ногам, быстро поняв, что она знала, кем является их капитан. Но то ли благодаря ее славному медвежьему нраву, то ли потому, что Кидд успела ввязаться в небольшую драку с Чайкой, команда поняла, что была еще одна ложь, о которой они не ведали. А потому старпома оставили в относительном покое.
Семь дней назад корабль разделился на два враждующих лагеря. Одни искренне хотели казни человека, под чьим парусом ходили, благодаря чьим убийствам и мерзким поступкам имели неоднозначную репутацию и хорошую долю добычи. Другие же хотели даровать прощение лгунье-капитанше. Не будем тыкать пальцем в тех, кто искренне желает узреть смерть кровавого капитана и тех, кто неуверенно хочет даровать ей прощение.
Что же касается Адель, то она понятия не имела, к чьему лагерю ей стоит присоединиться. С одной стороны, она знала Хор больше десяти гребаных лет. Они вместе выросли, вместе сражались и преодолевали разного рода преграды, будь то совместная попойка или побег от уродов, воспитавших Хор, а после захотевших сбагрить ее в монастырь за ненадобностью.
Но с другой… С другой стороны, Хортенсия Обри солгала ей. И вновь распорядилась ее судьбой на свое усмотрение. Это заставляло пламя ненависти в груди старпома разгораться с новой силой. Отчаяннее. Жестче.
Пощады не будет.
– Я спросила: как ты сюда, мать твою, попал.
По правде говоря, характер Адель и ее манера вести разговоры никогда не были ангельскими. И, к сожалению, то, что она не ела нормально уже как гребаную неделю не способствовало повышению уровня ее дружелюбия.
После того мелкого шторма «Свобода» сбилась с намеченного курса. Ее оттащило на мили еще дальше в океан. Вишенкой на торте стал штиль, в который они угодили.
Побитая команда, кончающиеся запасы лекарств и урезанные пайки.
Лучшего и пожелать было нельзя.
И все это во время мятежа.
Просто, блять, прекрасное сочетание несочетаемого дерьма.
– Я попал к Вам с «Черной лани», – ответил тот, кого Кидд решила мысленно называть про себя «Подлецом-беглецом». – Я не был с теми мерзавцами, не подумайте…
– Ну да, ты так, мимо проходил, – кивнула Адель, сильнее надавив на лезвие кортика. Пусть не думает лгать ей. Одной лгуньи на этом корабле более, чем достаточно.
– Я корсар1, мисс, – устало протянул Подлец-беглец, на миг даже перестав дышать. По его загорелой коже потекла капля крови. – И на том судне выполнял поручение Короны. Но все пошло не по плану и…
– И ты решил, что лучше прятаться у нас, чем сдохнуть?
– Откровенно говоря, мне нравится жить…
Надо отдать ему должное: он ни произнес ни звука, когда Адель во второй раз ударила его по яйцам. Он только согнулся пополам, отчего острие кортика проехалось по его шее, а руки устремились к причинному месту. И пока беглец был в замешательстве уже второй раз за прошедшие пять минут, Адель, выхватив веревку из кармана кожаной жилетки, зашла за его спину, грубо хватая за локти. Подлецу-беглецу ничего не оставалось делать, кроме как позволить ей сковать конечности. Без сопротивления.
– Не то, чтобы я хотел детей…
– Я тоже.
– Мы могли бы стать чудесной парой.
Недоумку пришлось закрыть рот, когда Адель, появившись перед его лицом, красноречиво посмотрела на его пах, молча предупреждая. Еще одно слово, и он не только не сможет иметь детей, но и женщин тоже.
Схватив его за локоть, старпом поволокла своего нового пленника в неприметный с первого взгляда карцер, в котором с недавних пор «поселилась» Чайка. Адель пока еще не поняла, хочет ли рассказать Леону о своей «находке» или нет. Сама разберется, что делать с этим болтливым подлецом.
С тех пор, как Хортенсию кинули в камеру, квартирмейстер взял на себя временное командование кораблем, ясно дав понять Кидд – если та попытается перетянуть власть на себя посредством своей должности, то окажется рядышком с подругой. А этого ей не хотелось. Пусть Адель злилась и ненавидела Чайку всем своим пламенным сердцем, но, пока она имеет свободу передвижения, не все потеряно. Может, чуть позже, она сможет вернуть этот балаган к прежнему порядку.
Как бы сильно старпом ни злилась на свою подругу, бросить эту суку на произвол судьбы она пока не могла. А, учитывая, что господин квартирмейстер с каждым днем все больше и больше вкушал чувство власти и вседозволенности, нужно было держать ухо в остро. С тех пор, как корабль попал в штиль, на борту установились новые порядки: получение медикаментов и опиатов выдавалось в чертовски маленьких количествах и лишь по особой нужде; запасы питьевой воды были рассчитаны на каждого члена команды и никому не позволялось выпить больше положенной дневной нормы; провиант, и без того скудный, и вовсе урезали со вчерашнего дня. Еду старались расходовать максимально экономно, ведь, поскольку «Свобода» уже давно должна была причалить к берегам Пиратских Убежищ, припасы кончались. Никто ведь и подумать не мог о такой неприятности.
Этим утром Леон и вовсе любезно сообщил Кидд, что не намерен кормить пленницу. Чертов ублюдок.
Открыв ключом камеру, Адель со всей учтивостью толкнула внутрь Подлеца-беглеца.
Хортенсия, сидящая на полу, встрепенулась, а затем и вовсе вскочила на ноги, непонимающе переводя взгляд с подруги на незнакомца. Она ждала еды, а не компании.
За это время, проведенное почти без света и пищи, лицо капитанши осунулось и побледнело. Синяк со скулы почти сошел, оставшись там бледно-желтым пятнышком, а от ссадины возле рта и вовсе не осталось и следа. Эти «подарки» Кидд успела оставить Обри, прежде чем едва начавшаяся драка кончилась. Волосы Чайки были собраны в привычный пучок, но под глазами не было сурьмы, лишь синяки. Не было и небрежно закатанных рукавов рубахи и сдвинутой на бок треуголки. Одежда была грязной и в пятнах крови, оставшихся еще с абордажного боя. Первые пару дней Бернадетта, упросив квартирмейстера, прибегала сюда, перевязывая чужие страшные раны. И лишь по этому Хортенсия Обри, пусть и изрядно ослабшая, до сих пор была жива. Благодаря стараниям беглой аристократки.
– Кто это? – прохрипела она, вперивая глаза в незнакомца, который с таким же удивлением смотрел на нее.
Но Адель проигнорировала ее. Она не разговаривала с подругой уже семь суток. Ни слова ни сказала этой лживой суке. Лишь молча приходила с едой и также молча после уносила пустую посуду. Кидд было нечего сказать Обри.
– Леон отказался выдавать твой паек, – сухо проговорила Кидд, впервые заговорив с Чайкой. После она взглянула на свою «находку»: – Я пока не решила, что сделаю с тобой. Но настоятельно рекомендую сидеть молча, если хочешь жить.
И с этими словами старпом закрыла карцер, оставляя двух людей во тьме.
Как же она устала. Как же ее достал этот блядский балаган.
Кидд осталась стоять в чреве корабля, бездумно пялясь в деревянный корпус.
Вспоминая события, всколыхнувшие ее жизнь. События, которые вновь рисковали сломать ее и без того переломанную судьбу.
Стоило Чайке рассказать историю своей жизни, как спустя десять минут она уже была в карцере. Никто не захотел церемониться с лгуньей-капитаншей. Во-первых, все были ошарашены. А во-вторых, все имели неоднозначные мнения на этот счет и не понимали, а что, собственно, им теперь делать с капитаном? Наказать, простить, казнить? Учитывая всю двоякость ситуации, можно было смело ее убить и после простить.
Несколькими днями позже Леон, возомнивший себя королем, на правах судьи сообщил, что, поскольку однозначного решения никто не принял, то остается решить вопрос единственным доступным способом – поединком, в результате которого и решится судьба горе-капитанши.
В целом, команду относительно устраивал такой исход. Если бы не одно «но»: выходить в поединке против Чайки пока было некому. Желающим, коих было не шибко много, требовалось время, чтобы хоть немного оклематься от уже имеющихся ран. К тому же корабль застыл среди моря в штиле. Тратить последние силы на поединок было бессмысленно (особенно, если горе-капитанша одержит победу). Так что все решили подождать заветного дня, чтобы после одним разом решить все проблемы. Как будто штиль мог так просто прекратиться (все на это надеялись, и зря).
И вот пока желающие зализывали раны, стало ясно, что штиль затянулся. А это означало, что нужно затянуть пояса потуже и пожить в анархии. Разделаться с Чайкой всегда ведь успеется.
Думая о том, что Обри придется ослабленной сражаться за свою жизнь, Адель становилось не по себе. Как бы сильно она ни была зла на нее, но увидеть такую битву она не была готова. И, не желая признавать очевидного, в глубине души Кидд знала, что не переживет, если потеряет еще одного человека по фамилии Обри, так внезапно и вероломно ворвавшегося в ее жизнь.
Адель поднялась на палубу пару минут спустя. Наверху было душно и жарко из-за яркого солнца, решившего добить тех, кто был на палубе. Там царила картина, ставшая уже привычной за эту неделю: команда, лишенная своей привычной работы, пыталась не сойти с ума. Одни играли в карты, кости или «Пьяного боцмана» (та самая злосчастная игра, благодаря которой и появился Мигель). Иные пытались травить байки. Те, кто не чистил и не точил свое оружие раз в сотый за день, слонялись по палубе безо всякого дела. Жалкое зрелище.
Коротко свистнув, старпом наблюдала, как Мигель, проворно спустился по вантам и помчался к своей хозяйке, шустро забираясь вверх по ее штанам и рубахе, оказываясь на плече. Она коротко улыбнулась обезьянке, позволяя той самостоятельно забраться лапками в нагрудный карман жилетки и достать пару орешков – с недавних пор старпом часто оставляла там всякие вкусняшки для своего мохнатого друга, к которому успела сильно привязаться.
В отличие от команды, Кидд не афишировала своей скуки, предпочитая почти все время прятаться в капитанской каюте и там потихоньку сходить с ума от бессилия. К счастью, каюта не перешла во владения Леона, а осталась за Бернадеттой, и та спокойно относилась к тому, чем занималась за закрытыми дверьми Адель.
Сама де Кьяри, находясь в присутствии старпома, ни разу не села за свой дневник, постоянно находя себе другие занятия. А Кидд, в свою очередь, пока не торопилась заводить с аристократкой разговор о странных каракулях в ее записях. Во-первых, ей не слишком хотелось портить отношения с единственным человеком на судне, который открыто показывал, что он за жизнь капитана Чайки, а не ее смерть. А во-вторых, пока были и проблемки понасущнее. Разговор всегда успеется завязать.
К тому же, не желая признаваться в этом даже самой себе, Адель откровенно боялась после того раза говорить с Солнышком о чем-то откровенном. Ее тогдашнее странное поведение и то, как Мигель зашипел на безобидную девушку, ясно дали понять – с ней что-то не так. Она, будто дикий зверь, пока не показывала своих клыков, но это вовсе не означало, что у нее их не было. Они были. И меньше всего Кидд хотелось бы, что ее загрызли.
А посему пока было лучше не портить с ней отношений.
Направляясь в капитанскую каюту, чтобы поделиться своей находкой, она украдкой наблюдала за бездельничающими пиратами. И старалась уловить обрывки их разговоров. Но, стоило ей оказаться рядом с говорящими, как все рты закрывались, а глаза холодно, исподлобья уставлялись на нее словно на врага. Оно и не удивительно. Эти волки искренне считали, что она тоже лгунья и предательница.
Но, если бы они знали, что она сама пала от капитанской лжи, то все было бы иначе. К сожалению, Кидд осознавала, что не имеет права разглашать чужой секрет. Секрет, впитавшийся в чужую кожу под левой ключицей. Злосчастная русалочья метка, грозящая убить Хортенсию, если та не будет следовать условиям заключенного договора или не найдет свое спасение на Русалочьем острове. Ведь именно за этим они все и собирались туда плыть, а не за гребанными сокровищами.
Чайка взяла на себя управление кораблем во время шторма. Яростно сжимая в руках штурвал, она терпела дождь, хлеставший ей в лицо и соленые волны, покрывающие ее с головы до ног. Перекрикивая раскаты грома, она отдавала команде приказы, сражаясь со стихией и упрямо пытаясь оставить свое судно на плаву.
Адель полностью поддерживала ее в этом желании. Ей и самой не хотелось лишиться «Свободы», которая стала ее домом. Которую они безжалостно украли вдвоем у команды, по чьей вине погиб капитан Фред Обри. По чьей вине ее, Адель Кидд, хотели продать в бордель, а Хортенсию Обри сдать под опеку монашкам.
И потому, не желая уступать высоким волнам и беспощадному ветру, Кидд наравне со всеми работала на палубе, дублируя приказы своего капитана и не забывая сказать кому-нибудь пару ласковых словечек, чтобы не филонили.
Вот только в один миг сознание Кидд решило покинуть свою хозяйку. Последнее, что она помнила, был крик Сантьяго, а затем ее с головой накрыли холод и соль огромной волны. После этого мига она не помнила ничего.
Очнулась старпом на палубе, ярко залитой золотым солнцем. Команда, будто камни на берегу моря, валялась на досках. Некоторые, приходя в сознание, пытались понять, что случилось. Другие осматривали себя, словно не верили, что остались живы. Третьи же, самые сообразительные, спешили на помощь товарищам. Тем, кого завалило тяжелой парусиной или едва не придавило обломками мачты. Как капитана, например.
Адель думала, что они спаслись лишь чудом и украдкой перекрестилась, поблагодарив Бога за прекрасное спасение.
Теперь же было ясно, что Бог ни при чем и виной всему была заключенная сделка с русалкой, которая и спасла всю команду невесть каким «чудом». И все это время Хор умалчивала о своем «героическом поступке». Все это время она… страдала от чужих рук.
Адель часто видела подругу с разбитыми губами и синяками на шее и руках. Она видела ее кровь и пустоту в глазах. И каждый раз верила, когда Хор говорила, что подралась с кем-то. Это ведь было в духе кровавого капитана. Так ведь этот ублюдок и поступал с любым, кто косо посмотрел на него: вступал в драку, выбивая зубы и выдергивая конечности из суставов. У Кидд и мысли не возникло, что Чайка лжет ей, страдая от последствий своей сделки. Молча перенося ужасы, о которых самой Кидд было ничего неведанно.
– Адель!
Кидд остановилась, обернувшись на ненавистный голос квартирмейстера. Тот, сжимая в руках миску с обедом, насмешливо смотрел на нее. Прекрасно ведь знал, что она уже уведомила капитана о том, что кормить ее больше не будут.
– Слушаю, – она медленно развернулась лицом к Леону, награждая его ледяным взглядом. Какую еще гадость задумал этот ублюдок…
– Хотел сказать, что, если ты вздумаешь кормить эту лгунью, то я сочту этот жест за предательство. А предатели, как известно, долго не живут, – протянул Винс, зачерпывая ложкой похлебку и отправляя ту в свой поганый рот.
– Да? – она удивленно вскинула бровь вверх, сдержав усмешку, когда Мигель яростно зашипел на квартирмейстера. – Просто ты – живое доказательство обратному.
Развернувшись, Кидд быстро пересекла палубу, поднялась на ют и наконец скрылась за спасительными дверьми каюты, понимая, что в противном случае она бы просто вцепилась в глотку Леону. Но нужно быть осторожной. Такой жест расценили бы как угрозу нынешней главе корабля. Ничего, позже она непременно поквитается с ним. Позже она заставит его ответить за каждое поганое слово и мерзкую ухмылку.
В каюте царила приятная прохлада. Здесь, казалось бы, был свой, иной мир, лишенный духоты и неприятностей. В этом мире корабль не попал в штиль. В этом мире не существовало времени. Лишь две девушки с мартышкой, пытающиеся сохранить трезвый рассудок в сложившейся ситуации.
– Как она? – с таким вопросом Бернадетта всегда встречала Кидд. Сейчас аристократка, скинув свои туфли, удобно устроилась на диванчике и лениво листала страницы какой-то книги, найденной на просторах шкафа Чайки.
– Также паршиво, как и вчера, – Адель пожала плечами, поморщившись, когда острые коготки Мигеля больно впились ей в кожу. Мартышка проворно спрыгнула с ее плеча, чтобы после забраться на стол, где ей нравилось наводить беспорядок. – Леон лишил ее еды.
– Знаю. Слышала об этом, – де Кьяри поджала губы, откладывая книгу в сторону. Она с определенной периодичностью покидала каюту, чтобы провести немного времени с пиратками и пообщаться с ними. Девушки охотно делились с аристократкой всеми скудными новостями корабля, рассказывая и о настроениях, царящих среди команды.
Получая скудную информацию от Бернадетты, Адель знала, что среди команды появились храбрецы, желающие пролить кровь квартирмейстера из-за его славного гнета власти. По правде говоря, в некоторых моментах Леон перегибал палку и не понимал, что со временем озлобленные и голодные люди забьют его кулаками до смерти. Глупец.
Знание такой информации добавляло Кидд еще одну причину, почему с Солнышком стоит держать союз. С Кидд, к сожалению, сведениями не делились.
– Я принесу ей ночью еду. Все равно не могу заставить себя есть, – Бернадетта кивнула в сторону стола, на котором стояли две миски с обедом. К счастью, Мигеля они не интересовали, в отличие от старого судового журнала, чьи уголки можно было с удовольствием погрызть.
– Тогда ей придется драться за еду, – невесело усмехнулась старпом, вспоминая про еще одного пленника. Наверняка тоже голодного. Кто знает, что произойдет, если он увидит еду. Может Адель и вовсе зря подселила Подлеца-беглеца к подруге? Кто знает, чем это все может обернуться.
– Прошу прощения? – и снова этот извечно недоумевающий взгляд.
– Сегодня я, как обычно, пошла к Хор, чтобы сказать ей, что Леон лишил ее пайка, – начала свой рассказ Адель, подперев плечом стену, – а мне навстречу, аккурат из оружейной комнаты, вышел незнакомец. Без понятия, как он проник на корабль и чего хотел… Я вдарила ему по яйцам, а он всего лишь сказал свое имя. Ну я и заперла его вместе с Хор. Не знаю, что с ним делать, но отдавать его на растерзание нашему справедливому квартирмейстеру я точно не хочу. Так что не исключено, что, когда ты пойдешь кормить ее, незнакомец тоже позарится на еду, и они будут драться за нее.
Она закончила свой рассказ, дернув плечом и наблюдая, как недоумение на милом личике сменяется удивлением и негодованием. Обычная гамма эмоций той, чей эмоциональный диапазон равнялся правому борту «Свободы».
– Нужно выяснить, что это за человек и чего хочет от нас. Вдруг он… ну, попытается причинить вред капитану.
Адель осознавала всю глубину высказанного страха. Озвученные опасения не были беспочвенными. Перед глазами вновь встала картина стоящей на коленях Хор с распоротой рубахой и обнаженной грудью. Нельзя было исключать вероятность того, что ее подруге вновь захотят причинить вред. Впрочем, не зря ведь Хортенсия Обри заработала себе самую отвратительную репутацию среди пиратского общества. Если нужно будет – она перегрызет глотку Подлецу-беглецу быстрее, чем тот успеет пасть раскрыть. Хотя, вспоминая его поведение, Кидд сомневалась в том, что он до такой степени мерзавец. Не с его манерой поведения.
– Я разберусь с ним позже. Кто знает, вдруг он нам еще пригодится, – старпом отстранилась от стены, переводя взгляд на Мигеля, снующего по столу. – Сейчас нужно найти выход из сложившейся ситуации. Ты не можешь отдавать Чайке всю свою еду, нужно найти иной способ ей помочь. И, желательно, такой, чтобы она заслужила благосклонность команды. Хоть на немного.
Слова давались тяжело. Адель не хотелось признаваться в том, что ее подруге нужна была помощь и что она обязана ей помочь. Но, увы, Солнышко была единственной живой душой на этом корабле, которая могла бы хоть немного помочь им всем.
– Я Вам кое-что покажу…
Глава II
Ко дну всегда идут лишь
капитан и его корабль
Хортенсия Обри
1693 год
Неизвестная точка
Атлантический океан
Если бы не Бернадетта, то Хор попросту умерла бы от заражения. Если бы не Адель, Хор попросту запуталась бы во времени и сошла с ума.
Хотя, может было бы лучше, если бы она сошла с ума и умерла?
Она ясно помнила, какая гробовая тишина наступила после последних сказанных слов. Ее ручная стая волков явно обдумывала услышанное, пытаясь то ли найти какое-то решение, то ли гадая, а не убить ли им ее на месте. Чайка прекрасно понимала, что ее могут убить за ложь. Конец ее спектаклю подошел слишком неожиданно и неприятно. Правде было суждено прорваться наружу, обнажив всю ее гнилую сущность. Сущность трусихи и лгуньи.
До того, как Леон отдал приказ о ее заточении, Адель успела дважды ударить Хортенсию по лицу. Она еще что-то твердила о лжи тогда, но Обри было настолько все равно, что она ничего не запомнила и даже не попыталась хоть как-то отстраниться от физической расправы, начавшейся, вероятно, из-за переизбытка эмоций.
Кто-то оттащил беснующую Адель от нее подальше, а команда, беспрекословно подчинившаяся квартирмейстеру, будто капитану, увела Обри в карцер. Во тьму и одиночество, достойной такой суки, как она.
Конечно, она сопротивлялась. Брыкалась, извивалась, наносила удары, но что может сделать раненая и ослабшая девушка против четверых мужчин? Да, пусть они тоже были ранены и ослаблены, но они брали количеством, а не силой. Потому им не составило труда скрутить ей руки и буквально утащить в трюм корабля, запирая в камере. Лишь там Хортенсия перестала оказывать сопротивление, позволяя закрыть себя.
Ей бы хотелось думать, что команда обошлась с ней подобным образом лишь из… уважения? Уважения к тому, с каким упорством она стремилась быть справедливой по отношению к каждому из своих людей. Как она стремилась защищать их всех. Как выкупала на волю тела проданных женщин, чтобы потом видеть их улыбчивые лица на борту.
Лишь из возможного уважения эти люди не убили ее на месте, а сохранили жизнь, чтобы решить дальнейшую судьбу своего капитана.
Хортенсии было горько думать обо всем этом. Первые пару дней она и вовсе не могла отделаться от мысли о том, что все повторяется. Команда ее отца, после того, как Фред Обри покинул этот мир, была готова упечь ее в монастырь, с легкостью избавляясь от девчонки, которую каждый из них чему-то да научил. Одни учили ее ставить паруса, другие – прокладывать маршруты. Одни учили ее выпивать ром, другие – заковыристо ругаться. Каждый из них носил ее на руках, учил ходить, кормил и играл. Каждый из ублюдков отца чему-то научил ее. А после, каждый из тех, кто вложил в нее частичку себя, без зазрений совести решили – от девчонки надо избавиться. Им, серьезным и бездушным мужикам, после смерти капитана было не с руки опекать его дочь. Проще всего было пойти по пути наименьшего сопротивления.
А теперь команда, которую она сама собрала, часть из которой собственноручно убила, за которую робела и которую ругала, была готова избавиться от нее, как ублюдки отца. По неясной причине, все повторялось. И это ранило сильнее, чем любой удар клинком.
Хортенсия вновь чувствовала себя преданной.
Вот только теперь она не могла схватить за руку Адель и кинуться вместе с ней вглубь Пиратских Убежищ, чтобы принять самое невероятное решение в своей жизни. Теперь Адель тоже была против нее. Подруга, чьи побои она сносила в детстве, ради которой воровала вещи у торговцев и за которую была готова разделать мир на куски, отвернулась от Чайки.
Естественно, капитан осознавала, что это исключительно ее вина. Ей стоило сразу, после проклятого шторма, рассказать обо всем подруге, сразу, еще до спуска под воду, явить на свет правду. Тогда сейчас ей было бы легче. Но Обри сглупила и струсила. А потому теперь была вынуждена разгребать последствия своей тупости и трусости. И поделом ей.
Она понятия не имела о том, что творилось на корабле. Лишь догадывалась, что они попали в штиль, основываясь на том, что корабль неподвижно стоял, не качаясь на волнах. И основываясь на том, как урезали ей воду и еду. Бернадетта, которая первые три дня занималась ее ранами, не обмолвилась об этом и словом, лишь сообщив, что все хотят поединка. Поединка, который должен будет определить, останется ли она капитаном. Вопрос был в том, мертвым ли или живым.
Поединок за должность капитана был единственным разумным решением, поскольку проступок Чайки не регламентировался ни по одному из двадцати пяти пунктов Пиратского Кодекса Чести.
Довольствуясь скудной едой и молчанием старпома, капитан коротала свои длинные дни. Пока сегодня к ней не подселили соседа, кратко уведомив ее о прекращении выдачи пайков, а незнакомца – о том, что следует сидеть с закрытым ртом.
– Кто ты такой? – задала Хор вопрос, стоило камере вновь погрузиться во тьму и на всякий случай отодвигаясь от чужака. Оружия у нее не было (спасибо команде, которая так любезно разоружила ее), а надеяться на силу тела было бессмысленно – оно еще не оправилось от ран, да и скудная еда не была хорошим подспорьем для накопления силы. А потому, задумай этот парень убить ее, у Обри не было бы никакого шанса выжить.
– Николас Кортленд, корсар, – в темноте блеснули зубы, когда чужой рот расплылся в печальной улыбке. – А ты?
– Хортенсия Обри, капитан этого судна, – отчеканила Чайка, замечая по движениям тьмы, как бывший корсар опустился на пол, не сводя с нее, надо полагать, любопытного взора.
– И что же капитан делает в этом… – он обвел рукой их мрачную каморку, – замечательном месте?
– Ждет расплаты за свою ложь, – спокойно отозвалась она, понимая, что недоговаривать и скрывать что-либо уже не имело никакого смысла. Так почему бы не поговорить со своим братом по несчастью? Хоть отвлечется от своих поганых мыслей. – И что же корсар забыл на моем корабле?
– Я просто пытался выжить, очень удачно, что твои люди не заметили меня в суматохе, которая началась после того, как… как капитан унизил тебя, – раздался голос Николаса из тьмы и Чайка сразу поняла – ему ой как не понравилось шоу, устроенное капитаном, чьего имени она не знала. Хоть кто-то сострадал ей.
– Ты ведь не из команды «Черной лани», тогда что ты забыл с теми ублюдками? Может, ты и вовсе никакой не корсар, а, Николас Кортленд? – Хор выпрямила спину, поморщившись от раны в боку. Она понимала, что ей лучше не хорохориться перед чужаком, но, желая вывести того на чистую воду, не могла остановить себя. Некоторые фрагменты ее личности были доведены до автоматизма и избавиться от них было почти нереально.
– Я – корсар! И даже показал бы свое свидетельство, но оно, надо полагать, ушло ко дну… – Слышалось, что парень насупился, явно оскорбившись. – История долгая и неприятная. У меня нет права разглашать детали операции, которой я руководил, но могу сказать одно: корабль, на котором я плыл, теперь на дне благодаря Фердинанду Барто – капитану «Черной лани». Меня же взяли в плен. Дальше несложно догадаться, что произошло, верно, капитан?
Да, догадаться было несложно – когда начался абордаж, Николас, пользуясь возникшей суматохой, перебрался на «Свободу», променяв одних ублюдков на других. А после он затаился, словно крыса, коротая дни в чреве ее судна, пока его не поймала с поличным Адель. Не слишком умный ход, однако, парень, преследующий цель выжить, успешно ее достиг.
– Где достал еду, пока прятался здесь? – Хор задала следующий вопрос, понимая, что разговаривать ей нравилось больше, чем молча сидеть. Да и от корсара, судя по всему, неприятностей возникнуть не должно. На данный момент уж точно.
– Я заранее украл немного из тех припасов, что хранились в трюме. Растягивал удовольствие вместе с водой, – донесся его ответ. Да, в умении выкручиваться этому парню не было равных. – Теперь, как я понимаю, еды нам не дождаться…
Кивнув, Хор замолчала, обдумывая сложившуюся ситуацию. В принципе, кроме того, что у нее появился собеседник и брат по несчастью, ничего не изменилось. Она все такая же преступница и пленница на собственном корабле. Ее смерти по-прежнему жаждут те, чьи жизни она бездумно спасла. Метка, оставленная Мэрил, медленно, но упорно росла. Время на то, чтобы добраться до Илиады существенно сокращалось, будто бы насмехаясь над капитаншей.
– А эта девушка, поймавшая меня, она занимает важную должность? – теперь, кажется, Кортленду захотелось почесать языком. Оно и понятно, корсар тоже неделю сидел в тишине, с закрытым ртом.
– Ага, – вот только Обри не хотелось рассказывать ему про свою команду. Да и она не знала, имеет ли должность Кидд до сих пор свой вес на судне. Возможно, что нет. Черт знает, что сейчас творилось наверху и какие решения принимал Леон.
– Наверное, добилась своего кулаками, – продолжал нарушать тишину корсар, в чьем голосе слышалась обида, смешанная с уважением. Интересное сочетание, надо сказать. – Должен отметить, что у нее крепкий удар.