Карина де Сантис
Проклятие её моря
Хор тихо усмехнулась, понимая, что Адель не только словесно огрела чужака, но и угостила его своими ударами. Жаль, она не успела получше рассмотреть его при свете, когда Кидд открыла дверь карцера. Тогда она в полной мере смогла бы оценить весь ущерб, который нанесла ее подруга.
– Почему же она не помогла тебе, если занимает важную должность? – в его голосе сквозило любопытство, от которого Хор захотелось ударить корсара наотмашь.
– Потому что ко дну всегда идут лишь капитан и его корабль.
Глава
III
Падальщица
Бернадетта де Кьяри
1693 год
Неизвестная точка
Атлантический океан
Наблюдать за крахом капитана было интересно. Видеть ее разбитость, пустоту в некогда озорных глазах и ужасные раны на теле было хорошим опытом. Бернадетта прекрасно понимала, что радоваться еще рано, что ее план исполнен лишь на половину, но, честно говоря, если бы не ее терпеливость и умение доводить начатое до конца, она бы позволила команде растерзать Чайку на месте. Но тогда капитанша была бы избавлена от будущих страданий и никогда не узнала бы о том, в какую передрягу попала по несчастному стечению созданных обстоятельств. Нет, так не пойдет. Пусть мисс Обри узнает, как удачно сложились все обстоятельства, которые и привели ее к имеющейся ситуации.
Единственное, что не совсем нравилось аристократке – это штиль. Ей было плевать на кончающиеся запасы провианта и пресной воды, но ей совсем не нравилось то, что они застряли посреди моря. Впрочем, и у этой неприятности был свой плюс: она спокойно собирала сведенья среди команды о том, как они относятся к лжи капитана.
Много было тех, кто видел в ее обмане предательство. Естественно, такие желали смерти Чайке. Желательно, мучительной и медленной. Желательно, чтобы еще, до этого, с ее телом можно было бы позабавиться. Слушать подобные диалоги было мерзостью. Но, Бернадетта, не теряя своего вечно спокойного лица, внимала каждому слову и, к немалому удивлению других, соглашалась. Так она получала их одобрение и могла точно оценить готовность пиратов перегрызть глотку Хортенсии. Ведь они часто, затрагивая эту тему, вспоминали о том, как кровавый капитан убила часть их братьев, чтобы взять на борт девушек. Ущемленным мужчинам этот жест ой как не понравился тогда, но, боясь лишиться хорошей доли и дома, они были вынуждены терпеть казни своих братьев и спектакль, который им тогда показали.
Впрочем, немало было и тех, кто был готов даровать мисс Обри прощение. Несмотря на ее ложь, девушки и те, кого не смущал факт нахождения на борту лиц женского пола, были готовы простить ее, принять историю и вновь странствовать под ее командованием. Искренне считая, что у Чайки было нелегкое прошлое и что она совершила очень храбрый поступок, взяв на борт девушек, пиратки видели в ней одну из них. Они знали, что она всегда была на их стороне. Они видели, как часто капитана Чайку пытались гнобить и задевать обидными словами о том, что у нее в команде одни шлюхи и слабаки. Но каждый раз, не желая давать их в обиду, Чайка разливала лужи крови, которые вытекали из храбрых обидчиков. Она всегда была на их стороне. Они не могли отказаться от нее теперь, не после того, на что пошла ради них кровавая капитанша.
Бернадетта соглашалась и с этими людьми, поддерживая их и стараясь уверить в том, что мисс Обри непременно сможет вернуть себе свою должность капитана и вновь взять командование.
Таким образом, Бернадетта была в курсе настроений, витавших на корабле в столь непростой час. Впрочем, одного этого знания было недостаточно. Да и оно особой роли не играло. Лишь показывало, сколько людей останется в команде в том случае, если капитанша одержит победу в поединке за свою должность.
А вот с кем предстояло сражаться Хортенсии, Бернадетта не знала. Такой информацией владел лишь квартирмейстер, а с ним вести беседы де Кьяри не желала. Да и знала – мистер Винс все равно ничего ей не расскажет. Для него она, как и другие девушки, лишь балласт в виде позора на этом борту. Он был первым, кто мечтал избавиться от пираток. Удивительно, как Чайке еще хватило ума дать ему в руки такую власть…
Повлиять на погодные условия аристократка, к собственному сожалению, не могла. Зато могла постараться сделать так, чтобы команда стала хоть немного благосклонней к своей капитанше. У Бернадетты, благодаря ее наблюдательности, появилась возможность вытащить Чайку из заточения.
Сегодня утром де Кьяри, как обычно, вышла подышать свежим воздухом. Время было раннее, только-только занимался рассвет. Алое солнце озаряло собой небосклон, придавая нежность воздушным облакам и заставляя спокойную гладь моря красиво переливаться медью, отражая на себе, будто художник на холсте, палитру неба.
Стоя на юте2 и вглядываясь в спокойные морские дали, она узрела знак. Знак в лице всплывшего на поверхность трупа акулы. Представляя, как невыносимо воняет от морского существа, Бернадетта оставила при себе мысли о том, что убило этого хищника и с какой целью.
Конечно, с такого расстояния, на котором находилась туша, было проблематично рассмотреть и полноценно оценить ее состояние. Однако, аристократку радовало то, что ее сложно было заметить с другого ракурса, кроме как с ее любимого места на юте. А, поскольку здесь в последнее время было немноголюдно, то ее маленький секрет удалось сохранить до самого обеда. Все это время она обдумывала увиденное, что и привело ее к некоторым умозаключениям.
Первое: если туша акулы сгнила не до конца, то была вероятность раздобыть немного мяса и накормить ослабших людей. Такой подвиг сразу бы позволил Чайке хоть немного искупить вину перед своими людьми и сыскать их благосклонность.
Второе: туша акулы не могла сама по себе появиться среди затихшего моря. И, если ее не убил другой хищник, находящийся в опасной близости от людей, то труп был принесен сюда морским течением. Течением, надвигающимся к ним. Течением, которое бы наконец помогло сдвинуться им с мертвой точки.
Рассказав про свой план Адель, Бернадетта наткнулась на привычное ехидство старпома, которая сразу сообщила – идея аристократки была провальной с самого начала.
Оскорбленная тем, что над ней посмеялись, аристократка подумала о том, что старпом просто могла завидовать ей. Это ведь не она придумала идею, как спасти Обри из заточения. К тому же, мисс Кидд всегда имела несносный нрав. И ни на что не могла повлиять в такой ситуации. То ли дело господин судья, имевший сейчас власть.
А потому де Кьяри поспешила к Леону, найдя того на кватердеке3. Попросив у него минутку внимания наедине (лишние уши ей пока были не нужны), аристократка поведала о своей находке и о том, как здорово было бы обратить ее на пользу всем людям.
– Нет, мисс де Кьяри, – квартирмейстер ухмыльнулся в свою небрежную бороду, смерив ее «ласковым» взглядом.
– Но почему же, мистер Винс? Разве Вы не заинтересованы в том, чтобы раздобыть пищи в такое страшное и неопределенное время? – Бернадетта искренне недоумевала, но не позволила отразиться эмоциям на своем лице.
– Заинтересован, разумеется, – последовал ответ Леона. – Вот только акула – падальщица по своей натуре, и мы не будем употреблять ее в пищу.
– То есть Вы брезгуете мясом рыбы, которая могла бы принести нам пользу? – едва ли не задыхаясь от возмущения, де Кьяри твердо выдерживала его насмешливый взгляд, вспоминая мисс Кидд, которая пару минут назад говорила ей буквально тоже самое.
– Да, – кивнул квартирмейстер, пожимая плечами. – Мы не знаем, насколько заражено ее мясо. Я не имею права рисковать командой, оставшейся сейчас под моей ответственностью. Кто возьмет на себя грех, если эти люди умрут? Сомневаюсь, что это будете Вы, мисс де Кьяри.
– Я готова рискнуть и съесть первую порцию приготовленной пищи, если это поможет избавить людей от голода, – с вызовом в голосе ответила ему аристократка, понимая, что с одной стороны квартирмейстер был прав. Но с другой, на кону стояла жизнь и должность Чайки. Не исключено, что в скором времени они сдвинутся с мертвой точки и в этот самый миг будет объявлен поединок. А если капитанша не поест и не наберется сил, то ни о каком шансе на победу не могло быть и речи.
Нет, такого допустить она не могла. Она была готова рискнуть.
– К тому же, мистер Леон, туша находится довольно далеко от судна, – успокоив свой голос и ярость, закипающую в крови, продолжила Бернадетта, – и если по пути с мисс Обри что-то случится, то это избавит Вас от лишней головной боли.
Эти слова возымели свое действие. Винс вскинул брови вверх, кажется, понимая, что отчасти аристократка была права.
– Я думал, Вы на ее стороне.
– Я не терплю лжи, мистер Винс. И я за справедливость, если вдруг Вы забыли об этом.
Квартирмейстер вновь хмыкнул и по его задумчивому лицу стало ясно – в этой темной голове уже закрутились механизмы, показывающие всевозможные варианты развития событий.
Через двадцать минут, посредством рынды4, был объявлен общий сбор на палубе. Команда, оторванная от своих крайне важных и увлекательных занятий, с заинтересованностью взирала на Леона Винса, стоящего на ступенях, ведущих на ют. Они не понимали причину сбора и были готовы выслушать человека, управляющего ими. Бернадетта стояла в первых рядах собравшихся, наблюдая за Адель, которая стояла чуть в стороне ото всех и кидала на нее подозрительные взгляды. Аристократка успешно игнорировала их, всем своим невозмутимым видом словно бы говоря, мол, я понятия не имею, что происходит.
– Братья и сестры, – какое лицемерное начало, – сегодня утром мисс де Кьяри заметила тушу мертвой акулы, находящейся где-то в ста шестидесяти футах от нас. Она предложила использовать в пищу это гнилое мясо, – здесь команда замерла и со всем презрением посмотрела на виновницу торжества, которая делала вид, что это была не ее идея. – Мы все голодаем, и это правда. Но я был против этой идеи, исходя из наших общих взглядов на употребление акулы в пищу. Но потом, когда она сказала, что самолично продегустирует первую порцию, в случае чего погибнув во имя своей благородной затеи, я согласился.
Леон на миг замолк, наблюдая за тем, как пираты, переговариваясь, поглядывали то на аристократку, то на спокойное море. Их охватило неверие, ясно распространившееся в удушливом воздухе. Оно и понятно, не все верили в такие благородные порывы. Однако, Бернадетта не собиралась отказываться от своих слов.
– К тому же, за мясом акулы мы отправим непосредственно Чайку. Вами я рисковать не могу, мало ли что может случится в открытом, пусть и спокойном море, на таком расстоянии.
Эти слова возымели эффект лишь среди тех, кто был настроен против Хортенсии. Они сразу же громкими выкриками сообщили о своем согласии. Ситуация была выигрышной для них со всех сторон: они могли получить долгожданную пищу, которую, рискуя жизнью, попробует де Кьяри. Но, в случае чего, оставшись голодными, они избавятся от ненавистного капитана. Или беглой аристократки. Одни плюсы.
– Я считаю, что мы не можем отправить Чайку одну за мясом, – раздался голос плотника из толпы, Томаса Саллэна, который мигом обратил на себя все внимание. – Вы же знаете, что она натворила два года назад: убила наших друзей лишь потому, что они были не согласны с ее решением. Она опасна и коварна. И после того, как ее держали взаперти, уверен, ее злоба на нас лишь возросла.
Слова плотника были встречены согласным гулом. Бернадетта лишь презрительно фыркнула. Ага, как же, ослабшая от ран и скудной еды Чайка, брошенная в море, убьет команду почти что голыми руками? Забавно. Однако, спорить с мистером Саллэном Бернадетта не стала.
– Верно!
– А Томас-то прав!
– Мистер Винс, Вы не можете оспаривать мнение команды на этот счет!
Крики, которыми в один миг наполнилась палуба, поразили Бернадетту. Продумывая план, она была уверена, что Хортенсию захотят одну сбагрить в объятия моря. Но, видимо, кричащие были трусами и искали того, кто мог бы если не поручиться за кровавого капитана, то хотя бы встать у нее на пути, когда ей приспичит поквитаться со своими людьми.
– Тишина! – громогласный голос Леона заставил людей в миг замолчать. – Я понимаю ваши опасения и согласен со столь логичными доводами. А посему вместе с многоуважаемой мисс Чайкой за мясом отправится мисс Кидд.
– Чего, блять?! – Адель, чья поза еще секунду назад была расслабленной, вмиг подобралась, скрещивая руки на груди и награждая гневным взглядом квартирмейстера. Затем ее штормовые глаза переместились на Бернадетту, ясно давая ей понять, что она не в восторге от того, что ее невольно втянули в эту передрягу. – Идея принадлежит Бернадетте, вот пусть она и отправляется за мясом.
– Мисс де Кьяри не обладает нужными навыками и силой, чтобы занять твое место, Адель, – спокойно отозвался Леон, но на его губах играла ядовитая улыбка. В случае несчастного происшествия на воде «Свобода» не только потеряет капитана, но и его старпома. Так сказать, одним гарпуном двух китов.
Бернадетта решила, что сейчас лучше помолчать и не вклиниваться в спор. Ее слова мало бы что решили на данный момент, да и… как ей казалось, так будет даже лучше. Капитан и старпом смогут подправить свои испорченные отношения наедине. Если, конечно, не поубивают друг друга голыми руками и не утонут, перевернув шлюпку.
– Тогда я сама сообщу Чайке об этом, – решительно отозвалась Адель, и не трудно было догадаться о том, что она не хотела, чтобы про незнакомца в трюме корабля стало кому-то известно. После старпом сдвинулась со своего места, намереваясь прямо сейчас поделиться с подругой известием. Она прошла мимо Леона и, не скрывая своей ненависти, бросила ему: – Моей смерти тебе не дождаться, ублюдок.
Глава IV
Бездушный монстр
Хортенсия Обри
1693 год
Неизвестная точка
Атлантический океан
Было сложно понять, как много времени прошло с того мига, как Адель, бесцеремонно впихнув в карцер корсара, сообщила о решении квартирмейстера и удалилась. Час? Его четверть? Склянки5, разумеется, отбивались строго, как и прежде, но порой следить за временем было немного трудно. Вот отобьют, например, один удар в рынду, и гадай – сейчас половина восьмого утра или уже вечера?
Разговор закончился ее фразой. После этого Николас не произнес ни слова, то ли обдумывая собственное положение, то ли все сказанные слова. А вот самой Хор было особо не о чем думать. Разве что понимать – даже при большом желании она не сможет сейчас вновь нацепить на лицо маску кровавого капитана. Маску ублюдка, которая служила ей неприступной крепостью, оберегая девчонку, которая совсем не была готова к тому, что выпало на ее долю.
Кровавый капитан, окажись он на ее месте, не растерял бы своего боевого духа и готовился бы к расправе над предателями. Он бы искал выход из этой ситуации и знал бы о том, что, даже если его убьют, когда он рискнет ринуться в бой за свою свободу, он бы продолжил кровавую месть с того света. Потому что его было не так просто сломить.
В отличии от Хортенсии Обри, у которой, после всех пережитых неприятностей, просто опустились руки. Которая наконец поняла и увидела, что, несмотря на всех окружающих ее людей, она всегда была и будет одна. Что в любой момент, когда ей будет необходима помощь и поддержка, те, кто могут дать ее, просто безразлично отвернутся. Они будут с ней лишь тогда, когда она будет твердо стоять на ногах. И никак иначе.
Корабль встал на якорь неподалеку от берегов Пиратских Убежищ. Конечно, этих ублюдков можно было бы и отпустить на волю, согласиться с их несогласием и отпустить. Но это было бы слабостью. Это было бы признанием того, что с мнением капитана можно не считаться. Нет, такой радости Чайке не надо было.
Было очевидно, что найдутся те, кто не захочет по ряду множества разнообразных причин брать на борт лиц женского пола. Знали бы они, под чьим командованием ходили в плаванье… Хор бы с удовольствием посмотрела на их вытянутые от удивления рожи.
Проблема заключалась лишь в том, что, если бы они просто не хотели, то все было бы проще. Но особо смелые ясно выразили свое мнение по поводу принятого решения и выдали все мысли, какие имели, насчет капитана, его тупости и прочего. Мало того, что выразились, так спустя двадцать минут, в полном вооружении, были готовы поднять бунт и повесить ее, предварительно проделав дополнительные дырки в теле.
В тот миг Обри была искренне благодарна тем, кто помог подавить бунт, связать безумцев и подарить им заслуженную казнь. Помимо Адель, благоразумием отличились и Джон с Йоном, Сантьяго и Пабло, и часть других матросов. Закрывал этот список Стив. Общими силами саботаж был подавлен, чему Чайка была искренне рада в тот миг.
В первый день казни всех несогласных вывели на палубу. Капитан Конте хладнокровно всматривалась в лица своих людей. Она знала их имена, знала фрагменты их жизней и обстоятельства, при которых они очутились на борту ее краденного корабля. Все моряки были закованы в одну длинную цепь. И теперь нестройной шеренгой стояли перед ней.
Сегодня жизней должны были лишиться те, кто необдуманно примкнул к бунту после подстрекательств.
Она молча направила на Бартоломью Смита дуло кремниевого пистолета. Мужчина, на чьем лице виднелись следы побоев, стал молиться. Священные слова оборвались с выстрелом в голову. Тело обмякло, а после с грохотом упало на палубу, пачкая идеально надраенные доски кровью и дерьмом. Шеренга пиратов пошатнулась, но продолжила стоять, переводя пустые взгляды с мертвого брата на капитана и обратно.
Смерть через расстрел досталась лишь шестерым из дюжины. После Хортенсия устала заряжать свой пистолет. А потому она вынула из ножен кортик и, не глядя на мертвые тела своих бывших людей, подошла к оставшимся в живых. Глядя прямо в глаза каждому из пиратов, она хладнокровно перерезала им глотки, не обращая внимания на брызгающую кровь и стук падающих и булькающих тел. В ее голове вообще не было никаких мыслей в тот момент. Одни глаза сменялись другими, застывая стеклянной ненавистью в ее памяти.
Казнив дюжину пиратов, она обернулась. Палуба, не считая квартирмейстера и старпома, была пуста. В глазах Леона застыла смесь ужаса и негодования. Адель и вовсе не смотрела на кровопролитие. Остальная команда, то ли согласная с решением своего капитана взять на борт девушек, то ли не рискнувшая его оспаривать, вероятно попряталась на кубрике. Они боялись ее гнева. И того, с какой легкостью и без сожаления она расставалась с людьми, которых набрала в свою команду. Кто же знал, что их бравые похождения окончатся столь трагичным образом.
– Тела выкиньте за борт, – отдала приказ капитан Конте, встретившись взглядом со своими людьми. – И приведите других. Нет нужды мыть палубу дважды в день.
Адель и Леон молча скрылись в люке. Выскочившие матросы, избегая смотреть на Чайку, направились к трупам пиратов. Леон же, спустя несколько минут, привел следующую цепочку заключенных. Те не без страха и ненависти посмотрели на трупы своих товарищей. Однако, Хор было плевать на этих предателей.
– Приготовьте канаты для килевания, – в пустоту отдался еще один приказ. Один из матросов, занимающийся трупами, поспешил бросить свое увлекательное задание и кинулся за подмогой и канатами. Нельзя было осуждать его за желание подготовить все к следующей казни, нежели убирать трупы с палубы.
Спустя минут десять от силы, когда все приготовления были завершены прямо на глазах предателей, Чайка отдала следующий приказ. На этот раз людей было меньше, так что можно было и растянуть удовольствие. Эти крысы, в отличие от первой дюжины убитых, выражали свое несогласие чуть более рьяно. А потому не заслуживали быстрой и легкой смерти.
Тела осужденных по очереди подвешивали на веревке, перекинутой через рею. И также по очереди с плеском опускали в воду, неспешно протаскивая под днищем корабля с одного борта на другой. Мокрые и обезображенные останки с содранными лоскутами кожи оставляли на палубе, чтобы те, кто избавлялись от трупов, разобрались и с этими телами.
Казнив таким образом троих, Хор решила позволить отдохнуть тем, кто тянул веревки, протаскивая крыс под днищем. Но приказала привести следующих людей для казни. Нечего было тянуть время.
Она молча покинула палубу, уходя в свою каюту, но буквально через несколько минут возвращаясь обратно. В ее руке блестел топор. Пришло время для другой казни.
На палубе уже стояла четверка осужденных. Лезвие абордажного топора, имеющее шип на другой стороне острия, угрожающе блестел. Ручка подобного топора была уплотненной и ее вполне себе можно было использовать как лом.
– На колени, – голос совершенно не принадлежал ей. Это был чужой, полный жестокости и безразличия голос. – Принесите мне ящик. Живо.
Уловив краем глаза шевеление, Чайка взглянула на предателей. Они так и не опустились на колени, не смотря на нее и делая вид, что не слышат приказа. Хорошо, значит, будем разговаривать по-другому. Так тоже умеем.
Меньше, чем через минуту возвратился Леон, который принес пустой ненужный ящик, имеющий специальные укрепления изнутри и поставил его аккурат перед шеренгой осужденных. Какое-то мгновение Обри, покручивая абордажным топором в руке, взирала на своих людей.
Пока один из них не прервал тишину:
– Сука. Гореть тебе в аду, капитан, за все твои деяния.
А потом говоривший плюнул ей в лицо. Она медленно вытерла с кожи плевок рукавом рубахи, перевернула топор и резко замахнулась.
Раздался вопль. И, если бы не шип, вошедший в правый глаз мужчины, тот бы непременно свалился на колени.
– Есть кое-что пострашнее ада. Благодари, что тебе не пришлось столкнуться с этим, как мне.
Она резко вынула шип из глазницы вместе с глазом, разрывая мышцы. Пострадавший вновь заорал во всю глотку и стукнулся коленями о доски, прижимая ладони к пустой глазнице и окровавленному лицу. Ничуть не брезгуя, капитан стянула упругий глаз с острия и отшвырнула его в сторону.
Медленно перевела взгляд на квартирмейстера и коротко кивнула. Тот зашел за спину первого пирата и безо всяких церемоний поставил ногу на его спину, заставляя осужденного положить голову на ящик с металлическими вставками, как на плаху.
Лезвие топора блеснуло на ярком солнце. Замахнувшись, Чайка опустила острие на его шею. Послышался тошнотворный хруст расколотых в щепки досок ящика и позвонков. Голова немного провалилась в образовавшуюся дыру, повиснув на сухожилиях. Она замахнулась еще раз. На этот раз голова с глухим стуком провалилась в ящик, а мертвое тело повалилось на палубу, пачкая ту своей кровью.
– Следующий.
Леон, которому больше не было смысла держать ногу на мертвой спине, подошел к ящику и вытряхнул оттуда голову, которая покатилась по палубе, пока не наткнулась на преграду в виде борта «Свободы». Затем он перевернул импровизированную плаху на другую грань, которая была целой и придвинул ее к следующему предателю.
Его Чайка со всей дури огрела утяжеленной ручкой топора по коленям. И вновь воздух пронзили крики боли и брани. Мужчина против воли упал на колени, а дальше Леон вновь поставил ногу на спину, заставляя пирата склонить голову. А Чайка, бросив небрежный взгляд на свой топор, посмотрела на еще одного предателя. Безразлично и холодно. Не обратив должного внимания на то, что его губы шептали молитву.
А после все повторилось: взмах топора, поверхность импровизированной плаха раздроблена в щепки, а голова с первого раза проваливается в ящик.
И так еще на протяжении двух раз. Пока ящик окончательно не развалился, а последняя голова не отлетела на палубу. На ней было так много крови. Крови предателей. Крови людей, посмевших ослушаться ее воли и решения. Ничего, зато теперь это послужит уроком для всех. Пусть все видят, что с капитаном Конте лучше не спорить и лишний раз не переходить ему дорогу.
Ведь если ты не гнушаешься отобрать жизнь своих людей, то тебе будет все равно и на других.
Вытерев лезвие топора о рубаху казненного, Хортенсия удалилась к себе, оставив команду разгребаться с трупами и лужами пролитой крови.
Там, где она была скрыта от всех глаз, капитанша позволила себе расслабиться и даже немного нарушить Кодекс. Достав из ящика стола припасенную на тяжелый случай бутылку рома, она направилась туда, где можно посидеть. Развалившись на диванчике, Обри откупорила бутылку и прямо с горла сделала два больших глотка, ощутив всю терпкую горечь на языке и то, как напиток, обжигая горло, достиг живота, даря согревающее тепло. Стало хорошо.
А на палубе продолжалась работа. Вот только не было слышно ни единого крика или голоса. Все старались работать в тишине. Все затаились, опасаясь, как бы капитан, который явно находился сейчас в скверном настроении, вновь не появился на палубе, чтобы вершить свое самостоятельное и кровавое правосудие. Которое не посмел оспорить даже корабельный судья. Ведь он был не дураком и понимал: чуть что, так его голова с такой же легкостью полетит на палубу, как и головы других. И никто даже не посмотрит, что человек он хороший и должность занимает немаленькую.
Следующий день был еще хуже предыдущего. Ведь настал черед казнить тех, кто смел не только открыто перечить и пререкаться, но и также оскорблять капитана и его решения. Называя его теми словами, которые сама Хор не слишком воспринимала всерьез, но понимала: такое спускать с рук и уж тем более прощать нельзя. Нельзя, иначе она рискует потерять свою власть и авторитет над людьми, которые согласились подчиняться ей. Ей не хотелось быть капитаном-слабаком, которого, в случае чего, можно будет убрать с поста. Нет. Пусть знают, что она не такая. Пусть боятся ее.
Осталось казнить лишь троих. Самых смелых и глупых. Тех, что подняли бунт.
Троицу, скованную по рукам и ногам, вывели на палубу, где опять не было никого, кроме Адель и Леона. Это ненадолго.
– Что, казнил наших и рад? А нас оставил напоследок? – тут же подал голос один из них, вперивая свои злые глаза в нее.
– Для вас приготовлена особая участь. Тем, кто выделяется из толпы, всегда уготована другая судьба.
Она вновь коротко кивнула, и этого было более, чем достаточно, чтобы Леон отвел троицу к бизань-мачте и по кругу привязал к ней смельчаков. Наблюдая за этим действием, Хор вспоминала то, что видела еще в своем детстве. То, что, как надеялся ее отец, не видела его маленькая пиратка. Жестокость в чистом виде. Беспощадность, о которой впору слагать ужасающие истории.
Вооружившись кортиком, она взглянула на того, кто первым подал голос. Израэль Хопкинс. Помощник плотника. Весьма неплохой, вот только, жаль, безмозглый. Совершенно не целясь, Обри послала кортик в полет. Тот, под аккомпанемент чужого крика, с легкостью вошел по самую рукоятку в плечо. Достав из сапога нож, она поудобней перехватила его в ладони и вновь замахнулась, правда, на этот раз прицелившись. Лезвие, вновь под громкий и полный боли крик, глубоко вонзилось в низ живота помощника плотника. Пару дюймов вниз и чужое достоинство было бы пригвождено к бизань-мачте.
Театрально пошарив себя по карманам, Чайка обнаружила, что метать ей было больше нечего. Она пожала плечами и подошла к Леону, который все это время, не меняясь в лице, стоял неподалеку, наблюдая за ее метанием. Адель, к слову, на палубе не обнаружилось. Но Чайка не могла винить в этом подругу: такое «развлечение» было выше ее горстки оставшихся моральных ценностей.
Капитанша молча протянула руку, и квартирмейстер отдал ей свой кортик. А она тем временем подошла к младшему офицеру Роберту Харту. Пусть пока Израэль приходит в себя. Покрутив кортиком в руке, она подняла ее и, вдавливая острие в нежную кожу лица, медленно вспорола щеку. По ней заструилась кровь, а сам офицер зашипел, дернувшись. Но она, не обращая внимания, вывела еще одну линию, никуда не торопясь и чувствуя себя художником, который творил на столь хрупком и изящном холсте.
«Холст» мог бы, как его приятель, подать голос, но он поступил еще тупее: он плюнул прямо в лицо Чайки. На миг та опешила. После медленно вытерла слюну рукавом рубахи. А потом замахнулась. Правда секундой спустя заставила себя опустить руку и улыбнуться. Кортик квартирмейстера был достаточно острым, сразу было видно, что за оружием как следует следили. А потому она переместила лезвие к губам Харта, сначала медленно обводя их, будто в раздумье. И лишь после останавливаясь у правого уголка.
– Что-то ты хмурый, Роберт. Может, улыбнешься? – с холодной ласковостью в голосе поинтересовалась она, поднимая глаза на ублюдка. – Не хочешь? Я помогу.
И тогда кортик, рассекая уголок губ, двинулся вправо вверх к щеке. Роберт заорал, неистово задергавшись, отчего рука капитана дрогнула и разрез вышел неровным. Цокнув языком, она еще немного удлинила порез и оценивающе посмотрела на проделанную работу, ласково вытерев стекающую кровь.
– Уже немного лучше, но улыбка кривая. Давай-ка исправим это.
– Нет. Пожалуйста, капитан, нет, – морщась от боли, умоляюще простонал Роберт, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Кажется, он даже позабыл о том, что еще пару дней назад называл ее отнюдь не «капитаном». Бедолага.
Невзирая на мольбы, Хортенсия поднесла кортик к другому уголку губ и, несмотря на то, что офицерская голова отчаянно моталась, она-таки вспорола кожу, ведя острие вверх левой щеки. Этот разрез вышел короче, но ее и так все устроило. Она улыбнулась, глядя на лицо, искаженное болью и кровью. На чужие слезы и сопли, смешивающиеся друг с другом и заливающие изуродованную кожу, похожую на лоскуты.
– Так-то лучше.
Третьим на очереди был Тони Рин. С ним Чайка и вовсе решила не церемониться. У каждого из предателей должна быть разнообразная и долгая, но не обязательно интересная, казнь. И потому этому пирату она решила отрезать парочку конечностей. Все тем же кортиком квартирмейстера.
Крепко прижимая его голову к мачте одной рукой, второй она стала отрезать ухо. Было очень неудобно, особенно при оказываемом ей сопротивлении, но, с горем пополам, слуховой орган все же со шлепком упал на деревянные доски под ногами. Отпустив голову и выслушав ругательства в свой адрес, Обри кивнула и наклонилась к его привязанной руке. Ее следующей жертвой стал указательный палец правой руки, который она тоже отрезала, пусть это и было еще сложнее. Но не потому, что Тони дергался, хотя это тоже стоит принимать в расчет, но и потому, что кортику было проблематично справиться с костью. В конце концов, когда все сухожилия были перерезаны, Чайка просто вырвала палец из сустава. Короткий крик Рина прервался тем, что он потерял сознание от боли.
Тогда она вновь вернулась к Израэлю, вынимая свое оружие из его тела с недоброй улыбкой на лице.