Карисса Бродбент
Короны Ниаксии. Убить вампира-завоевателя
5
Вампиры сразу хватились прорицательницы. Вероятно, в темное время суток старуха редко покидала шатер. Я следила за их поисками. Поначалу они лишь сердились. Я плохо знала обитранский язык, но улавливала смысл обрывков разговоров. Солдаты ругались и недоумевали, что старуху понесло невесть куда и она заблудилась.
Наконец появился и он.
Если других пропажа прорицательницы только возмущала, он был в бешенстве. Видя его состояние, все умолкли. Он потребовал искать ее повсюду и не останавливаться, пока не найдут.
Солдаты послушно рыскали ночь напролет.
Я выждала сутки, затем вторые. Поиски продолжались. Вспышка гнева у завоевателя не погасла, перейдя в постоянное бурление. Я это чувствовала даже на расстоянии. Ярость распространялась от его сущности, как струи горячего воздуха от раскаленных углей.
Шли дни. Беспокойство вампиров нарастало. Нужно было двигаться дальше, но завоеватель не желал уходить без старухи. Я наблюдала, как по вечерам он злобно выкрикивал приказы. Поиски были бесплодными, и команды раздавались через каждые несколько часов. Однако всем уже стало понятно, что прорицательница не вернется.
Уровень отчаяния, царивший в лагере, вполне годился для моих действий.
Невдалеке находился городок. Впрочем, городком его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Правильнее сказать, торговое поселение с лавками, складами и жилыми домами. Всего один постоялый двор, рынок с короткими рядами прилавков и питейное заведение. Когда стемнело, я отправилась туда, спросила себе вина и стала ждать.
Мои расчеты оправдались. Вскоре там появились вампиры. Двое. Судя по облику, пехотинцы. Они расспрашивали всех подряд, не видел ли кто прорицательницу.
Я выбрала себе заметное место у двери, где и сидела, попивая вино.
По правде говоря, вино мне нравилось. В крепости его подавали редко, поскольку оно не лучшим образом влияло на восприятие. Но если путница зашла в питейное заведение, что она будет там делать? Естественно, пить. Пила я крошечными глотками, стараясь, чтобы вино как можно меньше попадало на язык.
Подавальщик держался угрюмо и на вопросы солдат отвечал неохотно. Естественно, им это не понравилось. Они начали орать, он в долгу не остался… тем все и кончилось. Бормоча себе под нос, он поплелся за стойку. Солдаты переглянулись. Я распознала досаду обоих, а еще сильнее – их ужас перед возвращением в лагерь с пустыми руками.
А потом я почувствовала их взгляд.
Я отхлебнула вина, словно не замечая их, и даже не сделала попытки отвернуться. Пусть глазеют. Я дала им вдоволь насмотреться на мою повязку и одежду, подходящую служительнице Аседжи.
«Запомните меня, солдатики», – подумала я и, лишь когда они ушли, довольно улыбнулась.
* * *
В большинстве случаев мой необычный облик лишь осложнял ситуацию. Разумеется, я с радостью пожертвовала богине свои глаза. Через несколько лет она забрала у меня мизинец на левой руке и добавила шрамы на животе. Я отдавала ей себя добровольно и считала за честь, что на теле останутся постоянные следы, напоминающие о моей верности Аседже. Это странным образом роднило всех нас. Мы сознательно делали себя чужими для внешнего мира и навечно получали отметины арахесс.
Конечно, мы гордились этими отметинами, которые не спутаешь ни с чем, но в то же время это… создавало определенные сложности. Мы всегда выделялись. Можно было сменить одежду, но нас выдавали повязки на глазах.
Нынешняя ситуация являлась приятным исключением. Сейчас мой внешний вид говорил сам за себя. Едва увидев меня, кроверожденные солдаты сразу поняли, кто перед ними.
Оставалось всего-навсего дождаться, когда они придут за мной.
На постоялом дворе я сняла комнату, выбрав самую заметную. Ее большие окна выходили на фасад, и я намеренно не стала их занавешивать. Когда нагрянул мой похититель, хозяин не пытался остановить его. Я не обиделась. Попытка сыграть в благородного рыцаря могла стоить ему жизни.
Вампир даже не постучал, а просто распахнул хлипкую дверь так, что дверная ручка оставила вмятину в штукатурке стены. Если он решил показать мне грубую силу, то почти добился желаемого.
Он остался стоять в проеме. Я сразу его узнала: это был один из солдат, приходивших выяснять насчет пропавшей старухи. Широкоплечий, крепко сбитый, с бледной кожей, растрепанными волосами пепельного цвета и аккуратно подстриженной бородкой. На нем был темно-красный двубортный мундир с серебряными пуговицами – форма кроверожденных солдат. Когда-то этот мундир выглядел даже щегольски, однако со временем пообтрепался.
– Ты пойдешь со мной, – объявил он с сильным акцентом.
Голос у него был низкий, в нем я уловила ту же усталость, что и в облике. Наверняка сказались несколько дней безуспешных поисков прорицательницы.
Я не двинулась с места и лишь спросила:
– Что… что тебе нужно?
Мой голос прозвучал выше, чем обычно. Я умышленно разыграла растерянность и даже страх.
– Ты пойдешь со мной, – повторил солдат. – Это можно сделать легким способом или трудным. Выбирай.
Я встала, пошатываясь, и прижалась к стене, показывая, что боюсь.
– Нет… я никуда не пойду.
Он тяжело вздохнул и, подскочив ко мне, схватил за запястья.
Я стала сопротивляться. Разумеется, не слишком сильно; не так, как могла бы. Только для вида.
– Убери руки!
Конечно, он не послушал, а грубо поволок меня к выходу. И хотя события разворачивались так, как я и рассчитывала, сердце у меня заколотилось – особенно когда он улыбнулся, обнажив два клыка. Таких острых, что я почти ощущала их через нити. Во мне вдруг проснулся давний страх, напомнив схожую ситуацию из раннего детства. Пришлось сделать над собой усилие и не поддаться инстинкту выскользнуть из хватки вампира.
Вместо этого я трепыхалась, как рыба на крючке, и позволяла тащить себя к двери.
– Отпусти меня! – вопила я. – Отцепись!
Для убедительности я высвободила руку, схватила с прикроватного столика металлический подсвечник и замахнулась на солдата.
Он ответил потоком обитранских ругательств. Его лицо помрачнело. Подсвечник расцарапал ему щеку. Закапала черная кровь.
Вампир сердито посмотрел на меня и сказал:
– Что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
Сжав меня одной рукой, второй он выхватил из-за пояса кинжал и полоснул мне по предплечью.
Я оторопела, зашипев от боли. Он что, собрался убить меня, а не только подавить строптивость? То и другое было бессмыслицей. Но когда из раны потекла кровь, я поняла.
Вампиры Дома Крови применяли магию.
Рану стало жечь как огнем, резь нарастала, и вскоре я уже сжимала зубы и судорожно дышала. Вампир поднял руку, и моя рука самовольно дернулась в его сторону, словно мышцы больше не подчинялись моей воле.
Он щелкнул пальцами, и вдруг мое лицо вспыхнуло, а голова будто раскололась надвое.
Меня учили переносить страдания посильнее этого. И мне бывало больнее, чем сейчас. Но ощущение того, как твое тело восстает против тебя…
Я открыла рот – и не смогла произнести ни слова.
– Вот так-то лучше, – раздраженно бросил похититель.
Это последнее, что я слышала. Я обмякла в его руках и провалилась во тьму.
6
Я медленно приходила в себя. Голова трещала от боли. Первым ощущением стал запах снега. Это было странно, поскольку снег в Глее выпадал редко.
Потом я услышала голоса и не сразу поняла, на каком языке говорят. Однако сообразила: на обитранском.
Кто-то бесцеремонно меня встряхнул, отчего боль пошла по телу волнами, как будто толкнули не снаружи, а изнутри. От импульса вновь пробудились нити.
Надо мной склонился тот самый вампир с постоялого двора.
– Добрый вечер, – произнес он с улыбкой, показав острые клыки.
Я была натренирована быстро возвращаться в сознание. Умение управлять дыханием позволяет творить чудеса. Мне не составило труда оценить обстановку. Я сидела на стуле, свесив голову. Затекшая шея ныла. Одной Прядильщице известно, сколько времени я провела в такой позе. Стоило пошевелиться, как шея отозвалась легким хрустом. Однако мое лицо осталось бесстрастным, на нем не отразилось ни боли, ни немощи.
Я выпрямилась, подняла голову и… прямо перед собой увидела завоевателя.
Он развалился на стуле, поставив одну ногу на ящик. Судя по всему, мы находились в его личном шатре, ибо по меркам комнаты здесь было тесно, а по меркам обычного шатра – весьма просторно. И хотя, кроме нас, здесь был еще мой похититель, аура завоевателя подавляла его ауру, словно волна, набегавшая на скалы.
Я могла бы убить его сейчас.
Разумеется, я этого не сделаю. Это противоречило моему заданию, и таких приказов мне не давали. Я не посмею нарушить волю Прядильщицы.
Однако уверенность в том, что я могла бы прикончить его в этот момент, прочно захватила мой разум.
Завоеватель молчал, но я чувствовала его взгляд. Он словно впитывал меня с головы до пят. Ощущение было острым и таким же сильным, как если бы чужие руки шарили по моему телу.
– Добро пожаловать, – сказал он.
Голос у него был низким, но говорил он на удивление мягко, чего я совсем не ожидала, учитывая исходящую от него власть.
На самом деле многое в этом вампире не стыковалось между собой. Я обнаружила странные пласты его сущности, звучавшие несогласованно. Противоречие отражалось даже в его облачении – это раздражающее сочетание очень изысканной, хотя и старой одежды и потертых доспехов. Уж не знаю, каким богом он был отмечен, а может, боги тут ни при чем и у него когда-то произошло неприятное столкновение с сильным и коварным магом. Я воспринимала его целиком, а не так, как делают обычные люди, которым доступно только телесное зрение. И все равно его рога… казались чуждыми в общем образе. Нити подсказывали, что рога были не единственной его странностью, хотя он изо всех сил старался скрыть другие темные стороны своей личности.
– Оставь нас, – велел он солдату, и тот молча вышел.
Я осталась наедине с завоевателем.
Меня охватила робость, которую я не желала признавать и уж тем более выдавать ему.
Завоеватель молчал.
Я осторожно встала, стараясь, чтобы мои движения были плавными и уверенными, невзирая на слабость в ногах. Зелье, которым меня одурманили, оказалось очень сильным.
– Это излишне, – заметил он.
– Предпочитаю встретить смерть стоя.
Он засмеялся. Звук этот, словно змея, скользнул по моей коже.
Вампир поднялся и приблизился ко мне на шаг, затем еще на один. Оказалось, запах снега исходил от него. Частица его родины, принесенная с другого края света. Снег, железо. И легкий привкус соли.
– Я слышал, что такие, как ты, умеют видеть даже без глаз, – произнес он. – Это правда?
– Глаза – очень неудобный способ восприятия.
– Заученные слова. Думаю, их твердят все сектантки.
– С твоей стороны, лицемерно называть меня сектанткой. В Обитрах поклоняются Ниаксии. Чем тебе не секта?
Он снова засмеялся, тихо и как-то грубо. Я почувствовала его приближение, однако мне стоило усилий не вздрогнуть, когда его пальцы коснулись моей щеки. Они тоже были грубыми, мозолистыми, с острыми ногтями, вызывающими легкую боль.
– Может, ты и права, – сказал он. – Мы все приносим жертвы своим богиням. И у всех они значительны.
Он потянулся к моей наглазной повязке, намереваясь снять ее, но я схватила его за руку.
– Не смей!
– Если ты так внимательно рассматриваешь меня, почему я не могу взглянуть на тебя?
– Других слов от завоевателя я и не ожидала.
На этот раз он не засмеялся. Его пальцы задержались на моей щеке, теребя шелковую ткань повязки, но стянуть ее он больше не пытался.
– Праведный гнев служительницы Арахессии. Интересно, – сказал он и, опустив руку, отошел. – Я не питаю любви к вашей маленькой секте, но и не собираюсь их злить. Скажи, куда надо вернуться, и мой помощник тебя проводит. Доберешься туда в целости и сохранности. Слово даю.
Что? Он был готов меня отпустить?
Я и сейчас сохраняла бесстрастное лицо, но мысленно произносила одно ругательство за другим.
Такого поворота я не ожидала. Получается, я ошиблась в расчетах. Одно мое предположение оправдалось: во мне сразу увидели служительницу Арахессии. Вампиры знали о способности арахесс к предвидению. Но я никак не рассчитывала, что завоеватель откажется рисковать. Странно и даже смешно. Он не боялся двигаться к столкновению с Королем питоры и в то же время опасался связываться с арахессами.
– Мои солдаты допустили ошибку, доставив тебя сюда, – продолжил он. – Приношу извинения.
Правда, по голосу не чувствовалось, что он сожалеет.
– Я не являюсь служительницей Арахессии, – сказала я. – Больше нет.
Завоеватель замер. Я ощутила его интерес вперемешку с недоверием.
– Тебя это так удивляет? – рассмеявшись, спросила я.
– Ни вампиры, ни люди не отрекаются от своих богинь.
В его фразе скрывался вопрос. Но не только. Там была и ловушка.
– А я и не говорила, что отреклась. У меня с богиней никаких противоречий.
Он хотел убедиться, что я осталась верна Аседже. В противном случае ему от меня никакой пользы.
– Но арахессы… – пожала я плечами. – Ты сам сказал о жертвах. Арахессы требуют жертв и часто не спрашивают согласия.
Я распознала улыбку на его губах; нечто среднее между гримасой и ухмылкой.
– Разве настоящая жертва может быть насильственной? По-моему, это называется по-другому.
В его словах был здравый смысл, и это меня задело. Но я кивнула, словно соглашаясь с ним.
– Итак, ты бывшая арахесса. Ушла от сестер, однако сохранила верность богине. И теперь ты сама по себе. – Завоеватель умолк, словно пытаясь выстроить в одну цепь несопоставимые вещи. – И арахессы отпустили тебя на все четыре стороны?
– Я не оставила им выбора.
– По тебе не скажешь, что у тебя хватит сил постоянно прятаться от них, – произнес он без сарказма и задней мысли.
Удивительно, но мне понравились его слова.
Он верно подметил. Арахессы не позволяли служительницам покидать их ряды. В Арахессию приходили на всю жизнь. Да, случались изгнания, но, оказавшись за пределами Соляной крепости, сестры не выдерживали жизни во внешнем мире и гибли. Для остальных единственным выходом была смерть, и руководительницы Арахессии следили за тем, чтобы никаких других лазеек не появлялось.
– В общем… я сбежала от них.
– Но не сбежала из Глеи. Было бы куда разумнее покинуть страну.
– Из-за вашего вторжения это стало невозможным, – огрызнулась я. – Корабли перестали отплывать. Спасибо, что спутал мне все карты.
Я почувствовала перемену в его сущности. Интерес.
– Значит, тебе нужна защита, – сказал он, наклонясь ко мне.
Я ощущала, как он о чем-то думал, что-то прикидывал. Была ли его потребность в новой прорицательнице настолько острой, что он не боялся привлечь к себе внимание Арахессии? И кто вызовет большее рвение у ордена: сбежавшая сестра или выкраденная? Он сознавал, что во втором случае риск был бы куда значительнее и похищение доставило бы ему кучу неприятностей.
А со мной… Я словно сама подвернулась, и он раздумывал, как ему быть.
И здесь он сглупил. Если бы я на самом деле сбежала из Арахессии, сестры бросили бы все силы на то, чтобы найти и обрезать нить, посмевшую выбиться из общего узора. Любая сестра знала много секретов, которые было опасно раскрывать внешнему миру и тем более отдавать в руки завоевателя.
Но его глупость сыграла в мою пользу. Наконец-то.
– Да, нужна, – призналась я сквозь зубы, словно мне было больно произносить это вслух.
– Ты способна прорицать. Отлично.
Он щелкнул пальцами. Полог шатра отодвинулся. Вернувшийся солдат заломил мне руки за спину.
Я безуспешно пыталась вырваться.
– Отойди от меня! – зарычала я, гордясь умело разыгранным отчаянием с примесью страха. – Отстань!
Завоеватель спокойно смотрел на то, что вытворяет его солдат.
– Нет, – сказал он. – Теперь я тебя не отпущу. Нам понадобится твоя помощь.
– Я не предлагала тебе никакой помощи!
– Или ты станешь нам помогать, или мы тебя убьем, – сказал он обыденным тоном. – Это твой единственный выбор.
Никаких словесных игр, никаких попыток запугать. Я знала: в случае отказа он так и поступит.
– Но я честен, – продолжил он.
– Честен?
– Тебе нужна защита, и ты ее получишь. Ты хочешь покинуть Глею. И ты уплывешь отсюда, как только мы перестанем нуждаться в тебе.
– Думаешь, я поверю? Когда моя помощь больше не понадобится, ты просто меня убьешь. Или прикажешь кому-нибудь.
Я была готова смеяться над его потугами убедить меня, что это не так. Даже если он достигнет своих целей, глупо оставлять меня в живых. Да и сейчас глупо было держать меня при себе, зная, что арахессы займутся моими поисками.
Похоже, завоевателя обидели мои сомнения в его честности.
– Я не лгу.
– Все лгут.
– Но не я.
Он подошел и встал напротив меня. Ноздри защипало от запаха соли и железа.
– Не будь дурой. Может, я и недолго нахожусь в вашей стране, но успел понять: в главных чертах она не отличается от моей. Без моей защиты не пройдет и месяца, как арахессы разыщут тебя. Не плюй в лицо своему покровителю. Когда предлагают дар, прими его.
Я скривила губы в язвительной усмешке. Это у меня здорово получалось. Интересно, может, он убедил себя в том, что является спасителем Глеи?
– Как великодушно с твоей стороны.
Новое прикосновение к щеке заставило меня подпрыгнуть. Он довольно грубо заправил мне за ухо прядь волос.
– Тебе повезло, что я питаю слабость к птицам в клетке.
7
Мне выделили шатер, куда и привели с цепями на руках. Там меня приковали к срединному столбу. Спасибо, что цепи оказались достаточно длинными и позволяли перемещаться по шатру. На несколько часов я осталась одна.
Побродив немного и размяв ноги, я оперлась о столб и потянулась к нитям, что связывали меня с лагерем и его обитателями. Если ощущения не подводили, время давно перевалило за полночь. Ткань шатра была плотной, и это мешало слышать разговоры вокруг, но кое-что уловить удалось. Солдаты сетовали друг другу на утомление и голод. Командиры распекали ленивых молодых воинов. Естественно, я была не настолько сильна в обитранском языке, чтобы понимать каждое слово.
Я лучше многих сестер знала: все люди более или менее одинаковы. Но даже я ожидала от свирепой вампирской армии чего-то… не столь банального. Увы, эти разговоры до смешного напоминали роптания человеческих солдат, которые я слышала в детстве.
Все глубже погружаясь во внешний мир, я попутно расслабляла тело для лучшего восприятия. Тугие нити тянулись дальше и дальше, соединяя меня с бесчисленными вампирами лагеря.
Иногда юные арахессы, едва сдерживая слезы, спрашивали меня, прекратится ли когда-нибудь боль. Вид у них был несчастный, да и ощущения не лучше. Их изматывал новый способ восприятия мира, перемены в разуме и теле. Все это тяжким грузом наваливалось на них. В такие моменты я испытывала постыдное желание обнять их, погладить по волосам и успокоить сладким враньем вроде: «Да, сейчас тяжело, но потом боль пройдет».
Естественно, ничего подобного я им не говорила. Это было бы слишком легким и бесчестным утешением. Таким послушницам я твердила другие слова: «Однажды эта боль перестанет что-либо значить для вас, зато сила, которую она дает, будет значить очень и очень много».
По крайней мере я им не лгала. Наша боль никогда не прекращалась, а становилась чем-то маловажным, еще одним телесным ощущением.
Но даже при моем многолетнем опыте навалившаяся тяжесть от созерцания лагеря и тысяч душ оказалась предельной. С каждым новым насильственным броском подсознания, расширявшим границы восприятия, голова болела все нестерпимее. Между лопатками струился пот.
Старшие и младшие командиры, рядовые обоего пола. Этим вампирская армия заметно отличалась от армий Глеи, куда женщин почти не брали. Возрастной разброс тоже удивлял: от мальчишек-подростков до бывалых солдат.
Все эти обрывки сведений я собирала воедино. Фактов было предостаточно. Теперь мне требовались эмоции.
Утомление. Голод. «Я уже три проклятых дня ничего не ел». Но голод не мешал вампирам сохранять решимость и испытывать удовлетворение. «Вапрус был ощутимой победой. Хоть и далеко, но мы добрались».
Завоеватель. «Скажи, что они думают о…»
– Эй! Прорицательница!
Кто-то сжал мои плечи и сильно встряхнул, разрушив картину восприятия. Тело отозвалось раньше сознания: я вскочила на ноги и потянулась к мечу, которого у меня, естественно, не было.
Опомнившись, я привалилась к столбу.
Пол шатра накренился. Окружающее пространство кружилось. Раньше, чем я спохватилась, меня начало тошнить.
«Сосредоточься», – приказала я себе.
Нити отчаянно раскачивались, продолжая частично соединять меня с окружающим миром. Я тщательно их смотала, перенеся внимание на шатер.
Когда арахесса странствует по нитям, опасно слишком резко вытаскивать ее из этого состояния. Будь мое погружение глубже и сопровождайся другими действиями, вмешательство извне могло бы меня убить.
– Я это… извиняюсь.
Голос был знакомым. Те же грубые интонации и сильный акцент. В шатер явился солдат, что выволок меня с постоялого двора. Теперь он попятился, словно ему было не по себе находиться слишком близко от меня.
– Я тебя будил, а ты не просыпалась, – то ли извиняясь, то ли оправдываясь, сказал он.
– Ничего. Я заснула.
Ему не нужно знать, чем на самом деле я занималась.
Он поднял с пола тарелку, где лежала кое-как разрезанная ножка индейки.
– Я тебе это… еды принес. Если, конечно, хочешь поесть. От него.
Солдат посмотрел на тарелку, на меня и добавил:
– Это…
– Я знаю, что это.
– Приготовленная.
– Вижу.
Солдат недоверчиво покосился на меня. Он не представлял, что я способна видеть.
Я уселась на пол, скрестив ноги.
– Спасибо. Я действительно хочу есть.
– Можешь не благодарить, – буркнул он, ставя тарелку передо мной.
Он тоже сел, поглядывая на меня и водя пальцами по щеке – по той самой ране, что я нанесла ему на постоялом дворе. Она была уже едва заметна. Тела вампиров обладали потрясающей способностью к заживлению ран.
– Тебе стало гораздо лучше, – сказала я.
– Ты о чем?
– О твоей щеке.
Немного помешкав, я принялась за индейку. Мясо было безвкусным, пережаренным и вдобавок холодным. Вероятно, его готовили не на походном костре, а привезли из ближайшего поселения. Но откуда вампирам знать, какая пища нужна людям?
– Так ты взаправду можешь видеть? – с нескрываемым недоверием спросил он.
– Да.
– Сколько пальцев я сейчас поднял? – поинтересовался он, оставаясь неподвижным.
– Ни одного.
Он что-то пробормотал. Мой ответ вызвал у него не то уважение, не то раздражение. Возможно, оба чувства сразу.
Я откусила еще кусочек. Мясо было отвратительным, но желудок требовал пищи.
– Тебе приказали надзирать за мной? – спросила я.
– Что-то вроде этого. Пока мы не убедимся, что ты не сбежишь.
Я звякнула цепью и улыбнулась:
– Сам видишь: мне некуда бежать.
Солдат остался серьезен.
– Мой командир высокого мнения об этом твоем, как его… ордене. Глупо думать, что железной цепью тебя удержишь.
Надо же, этот солдатик оказался умнее, чем я думала. Он был прав. Если бы я захотела сбежать, цепь и кандалы были бы самым слабым из способов меня удержать.
– Лестно слышать, – одобрила я. – А как тебя зовут?
– Эреккус.
– Приятно наконец-то познакомиться.
Я отправила в рот еще кусочек индейки и решила представиться сама:
– А я Силина.
Вампиры даже не удосужились спросить мое имя.
Эреккус смотрел на меня так, словно я была зверюшкой, которую показывают за деньги. Он не мигал и пощипывал бородку.
– Эреккус, ты хочешь спросить меня еще о чем-то? – поинтересовалась я, сопроводив вопрос ухмылкой.
– Нет.
Вранье. У него в голове теснились самые разные вопросы.
Помолчав, он сказал:
– Атриус предлагает тебе отличную сделку. Надеюсь, ты это понимаешь.
Да. Так оно и есть. Он не спрашивал, а утверждал, но вопрос все равно ощущался. Эреккусу хотелось знать, почему его командир рискует из-за меня.
– Атриус, – медленно произнесла я, словно пробуя слово на вкус. – Хорошо, когда у лица появляется имя.
Надо признать, это имя ему шло. Но сами звуки как будто цеплялись за язык. Арахессы крепко верили в силу имен. Свое я получила после трехдневных размышлений Зрящей матери.
– Если понимаешь, чтó для тебя благо, будешь ему помогать, – сказал Эреккус. – Атриус считает арахесс очень жестокими. Если он хотя бы наполовину прав, тебе одной и месяца не продержаться.
– И потому ты ждешь, что я поверю тому, кто захватил мою страну.
«Ждешь, что я поверю тому, кто убил мою сестру».
Я стиснула зубы. Сказанное было правдой – слишком горькой правдой. Я запихнула свои чувства поглубже, чтобы не вырвались наружу.
– А-а, так ты, значит, горячо поддерживаешь Короля питоры? – язвительно спросил Эреккус. – В отличие от твоего короля, мой командир свое слово держит. Если он обещает тебе защиту, ты ее получишь. Если он обещает тебе свободу, он тебя отпустит.
– Откуда ты это знаешь?
Сказано было с долей вызова. Я сделала это намеренно, чтобы Эреккус не замолкал. Мне хотелось узнать, какого мнения подчиненные Атриуса о своем предводителе.
– Я не один век сражаюсь под его командованием, – сообщил Эреккус. – Он заслужил мое доверие.
– Каким образом?
– Тебя это не касается, – усмехнулся вампир.
– Касается, если он хочет, чтобы и я прониклась к нему доверием.
– Я не собираюсь заставлять тебя верить Атриусу. Будешь упрямиться, утоплю в ближайшей реке и найду другую прорицательницу, с которой меньше хлопот.
– Ценю твою честность.
Я откусила еще кусок индейки и, решив, что с меня хватит, вытерла руки подолом платья. Безрезультатно: подол и руки были одинаково грязными.
– У меня вопрос. Скажи, что вы намерены делать в нашей стране? Зачем вам Глея? – спросила я.
Эреккус рассмеялся так, словно услышал несусветную глупость.
– Завоевывать. Зачем же еще?
Вот так, предельно откровенно и буднично. Словно мы были плодами на дереве, которые пора срывать.
Я не позволила себе даже намека на гнев. Моя маска оставалась непроницаемой.
– Но какая Дому Крови польза от человеческого края, да еще и на другом конце света?
Улыбка вампира погасла. От него повеяло холодом.
– Ты ничего не знаешь о нашем королевстве.
Эреккус встал, направился к выходу и, обернувшись, предупредил:
– Завтра к тебе придет Атриус. Будь готова к его приходу.
* * *
Мое упоминание о Доме Крови так сильно обидело Эреккуса, что несколько часов он провел снаружи шатра. Чем ближе к рассвету, тем тише становился лагерь. Кроверожденные разбредались по палаткам. Я тоже решила вздремнуть. Мне дали подстилку и ощутимо ослабили кандалы, чтобы они не мешали спать. Должно быть, за минувшие два дня я сильно утомилась, поскольку почти сразу провалилась в темную реку сна. Без сновидений.
Когда я проснулась, Атриус уже был в моем шатре.