Катерина Калюжная
Первый день вечности
– Поедем, Ксю, я провожу тебя домой. – Женя взял меня за руку и потащил к выходу. Басаргин пробормотал что-то сквозь зубы и как-то по-особенному улыбнулся.
– Зачем ты приехал? – уже сидя в машине, спросила я. Сегодня это снова был знакомый мне «мерседес».
– Чтобы отвезти тебя. Негоже, когда такая молоденькая девушка возвращается поздно без сопровождения. На улицах полно отморозков, – ответил Женя.
– Спасибо, – от души поблагодарила я. Он даже не мог представить, как много для меня значило его внимание. – Я хотел и на съемки посмотреть, уж больно ты хороша, когда стоишь перед камерой, но не успел. Деловая встреча затянулась.
Машин на улицах было много, а из-за снега они ехали медленно. Я молилась, чтобы мы попали в глухой затор. Сейчас я не думала ни о том, что родители станут волноваться, ни о завтрашнем раннем подъеме. К сожалению, мои мечты не оправдались. Ближе к одиннадцати мы подъехали к моему подъезду. Прежде чем выйти на улицу, я убедилась, что поблизости не наблюдается ни Зотовой, ни кого-либо еще. Женю мой осмотр территории очень позабавил.
– От парня прячешься? – шутя спросил он. До меня не сразу дошел смысл его слов, а когда дошел, я с такой прытью замотала головой, что еще чуть-чуть, и она отвалилась бы.
– Нет. Одноклассница видела, как ты меня провожал в прошлый раз, и такого насочиняла, что хоть в школу не ходи. – Я почувствовала, что болезненная гримаса исказила лицо. Вся эта ситуация была мне глубоко неприятна. – А ты внимания не обращай, – посоветовал Измайлов. – Скоро, я ни капельки не сомневаюсь, ты станешь популярной. Тогда они сами захотят дружить с тобой, а ты сможешь выбирать, кто тебе нравится, а кто нет.
Я кивнула, хоть и не была уверена в правоте его слов. Если мои фотографии попадут в журналы и наши девчонки об этом узнают, их ненависть достигнет своего предела.
Мы очень тепло попрощались, я, по уже сложившейся традиции, получила поцелуй в руку и, окрыленная, юркнула в подъезд.
Две недели я через день ездила в студию, и Сева делал мне фотографии. ве недели я ездила через день в студию, и Сева делала мне фотографии. Он подбирал самые неожиданные наряды и декорации, а я должна была то превращаться в даму от-кутюр, то становиться типичной девчонкой из соседнего двора. Иногда мне приходилось разыгрывать различные сценки, входя в придуманные фотографом образы. Работа мне нравилась, и я отлично справлялась, воплощая в жизнь любую, даже самую безумную идею Басаргина.
– Это что-то! – вскрикивал мой фотограф в перерывах между сессиями. – С такими снимками перед тобой откроются двери всех агентств. И не только в России.
Я млела от комплиментов и впервые позволила себе по-настоящему мечтать о славном будущем. Я буквально воочию видела свои фотографии на обложках элитных журналов.
Но как бы меня ни привлекали фотосессии и открывавшиеся передо мной перспективы, основной причиной столь частых визитов в студию для меня стали ежевечерние встречи с Женей. Он приезжал за мной к окончанию сеанса и отвозил домой. По дороге мы обсуждали все подряд, и я с радостью отмечала, что Измайлов относится ко мне не как к несмышленой девчонке, а как к равной.
Спустя две недели портфолио было полностью готово, а еще через неделю отец от моего имени заключил первый в моей жизни контракт с модельным агентством, подписав целую гору каких-то бумаг. Сева привел меня туда за руку и провел сразу в кабинет директора, минуя промежуточные инстанции. Просмотрев снимки, тот только покачал головой. Тогда я не поняла, что он хотел этим сказать. Но когда меньше чем через сутки нам домой перезвонила его секретарь, до меня наконец дошло: это всерьез. Папа изучал контракт минут двадцать, придираясь к каждому слову. Он был юристом и хорошо разбирался во всяких тонкостях, написанных мелким шрифтом. Благодаря ему мне удалось выторговать более чем выгодные условия, хотя я согласилась бы и на меньшее, лишь бы пройтись по подиуму.
Вернулась домой я в приподнятом настроении. В голове никак не укладывалось, что я теперь самая настоящая модель и через три дня меня ожидают съемки в рекламе одежды известного дизайнера, а потом, возможно, мне предложат участвовать в демонстрации его новой коллекции. Точно никто не обещал, но по прозрачным намекам босса я сделала именно такие выводы.
И все же было кое-что, что омрачало мою радость. Теперь, когда мне не придется по несколько раз в неделю мотаться в студию Севы, Женя не станет меня провожать и мы не будем видеться. Мне хотелось плакать, но я заставляла себя сдерживаться. Сегодня был слишком хороший день, чтобы омрачать его слезами.
– Ксюх, тебя! – Лера просунула руку с телефонной трубкой сквозь щелочку в двери. Ее голос звучал крайне недовольно: сестра ждала звонка от своего парня, а вместо этого кто-то посмел спросить меня.
– Кто? – лениво поинтересовалась я.
Отношения с одноклассниками у меня так и не наладились. Разве что всем надоело обсуждать мои похождения. Только Литовцева продолжала толочь воду в ступе, но ее никто уже не слушал. Впрочем, от этого было не легче. Со мной не разговаривали даже те, кто раньше проявлял некоторую симпатию. Единственным исключением по-прежнему оставалась Настя.
– Мужик какой-то, – пожала плечами Лерка и сунула мне в руки трубку. – Только побыстрее, пожалуйста.
Я застыла, сжимая в руках телефон. «Мужик какой-то…» Я не могла представить, кто бы это мог быть. Однозначно не кто-то из школы. Даже если забыть о нашем конфликте, их ломающиеся, то и дело срывавшиеся на визг или, наоборот, опускавшиеся до глубоко баса голоса никак не подходили под данное сестрой определение. Наверное, это был кто-то из агентства. Я оставила домашний телефон для контактов. Придя к такому выводу, я поднесла трубку к уху.
– Алло.
– Привет! Я слышал, тебя можно поздравить!
Я узнала говорившего прежде, чем он до конца произнес первое слово. Сердце затрепетало, словно раненая птица. – Откуда у тебя мой номер? – Я точно помнила, что не оставляла его Жене.
– У меня на сотовом определитель, так что… – Я так живо представила, как мой идеальный мужчина пожимает плечами, будто он находился прямо передо мной. – Как впечатления?
– Я просто в шоке, – честно призналась я. – Все произошло так быстро.
– Привыкнешь. Я тут подумал, – Женя немного замялся, – такое событие нельзя не отметить. Ты как?
Я быстро взглянула на часы. Только половина шестого вечера, время вполне приличное, чтобы, не вызывая подозрений, выйти из дома.
– Я «за»… обеими руками, – согласилась я, возможно, слишком поспешно. – Когда?
– Вообще-то я как раз сейчас стою под твоим подъездом.
– Буду через десять минут, – выкрикнула я и принялась метаться по комнате, судорожно теребя разбросанные там и сям вещи.
– Телефон отдай. – Лера вошла незаметно и прислонилась к стене. Лицо у нее было очень недовольным.
– Забери, – на ходу бросила я, втискиваясь в очень узкие джинсы. Застегивать такие можно не иначе как лежа, а потом ничего не есть.
Уже через пять минут я стояла на улице под пронизывающим ветром. Мокрый снег летел в глаза, но мне было все равно. Я уже видела припаркованный рядом с подъездом «мерседес», и сердце неслось галопом навстречу первым и самым ярким девичьим мечтам.
Женя отвез меня в небольшой закрытый ресторанчик.
– Место для «своих», – пояснил Аполлон.
Столик, за который нас провел официант, очень предупредительный и, судя по всему, совершенно нелюбопытный парень, стоял за небольшой загородкой. За ним уже восседал Сева, попивая красное вино из хрустального бокала.
Я плохо запомнила, как прошел первый вечер, который мы с Женей провели вместе, не прикрываясь никакими предлогами типа знакомства с фотографом, фотосессией или необходимостью проводить меня домой. Спустя многие годы этот день всплывал в голове как яркое пятно сплошного, полного, ничем не омраченного счастья. Несколько раз Женя коснулся моей руки, а выпив виски с колой, слегка приобнял за плечи на целую минуту – самую долгую и одновременно короткую за все мои шестнадцать лет.
Я попробовала обжигающий сорокаградусный напиток впервые, голова немного кружилась. Я ограничилась одной порцией, но вкупе с присутствием мужчины-идеала алкоголь будоражил кровь, вознося меня в заоблачные небеса.
В тот вечер я вернулась домой за полночь. Отец кричал, мать рыдала, Лера мерила меня не то сочувственными, не то злобными взглядами – в ее исполнении это было почти одно и то же. Но я не обращала на эту какофонию никакого внимания. По сравнению с тем, что творилось в моей груди, домашний скандал – не более чем ерунда.
Я еще долго не могла уснуть, часов до пяти ворочаясь с боку на бок. Я вспоминала, улыбалась, предавалась радужным фантазиям и снова вспоминала. Только наивная старшеклассница может навыдумать столько всего после встречи с мужчиной в компании его друга, когда не было ни единого поцелуя или намека на нечто большее, нежели приятельское общение. Но я была молода. Я могла покорить Эверест, переплыть океан, полететь на луну. Весь мир лежал на моей крохотной ладони, а я рассматривала его с интересом препаратора.
Проснуться в положенное время я, конечно же, не смогла. Плюнув на все, я решила прогулять школу. Раньше я никогда так не поступала и пропускала занятия только по уважительной причине. Тогда я еще не знала, что скоро перестану являться на уроки так часто, что учителя забудут, как я выгляжу, и будут узнавать исключительно по снимкам в журналах, когда пару раз в месяц я все же снизойду с высоты своей популярности, чтобы посетить их лекции.
Несколько месяцев слились в один. Большую часть времени я проводила на съемках. Мое лицо появилось в паре крупных молодежных журналов. Мне удалось поучаствовать в трех показах коллекций небезызвестных дизайнеров и даже заполучить приглашение на неделю моды в Париже. Впереди маячила первая в жизни заграничная поездка, перед которой я сильно нервничала. Директор моего агентства не мог нарадоваться на молодую модель, сразу же снискавшую такую популярность. Он то и дело вздыхал, что вытянул счастливый билет, подписав со мной контракт. По крайней мере, так мне рассказывал Сева.
Я продолжала общаться со своими новыми друзьями. Мы уже не ходили везде втроем, как в самом начале. Теперь я частенько проводила время с Женей наедине. Несколько раз он приглашал меня к себе домой, иногда мы вместе ходили в клубы, конечно же, в те, куда пускали таких юных особ, как я. Или, правильнее сказать, где не спрашивали документы. В январе мне исполнилось семнадцать, и я чувствовала себя совершенно взрослой. Это ощущение усиливалось оттого, что мои гонорары уже тогда раза в два превышали месячный доход обоих моих родителей и сестры в придачу. Я перестала отчитываться за каждый свой шаг и возвращалась домой тогда, когда заблагорассудится. Мама все еще вздыхала, когда я свои ключом открывала дверь посередине ночи, но стоически молчала, отец вообще махнул рукой на мои проделки и просто со мной не разговаривал. Меня же все это совершенно не трогало, хотя еще совсем недавно я гордилась прекрасными отношениями с предками.
В Париж – город любви – со мной полетел Женя. Естественно, ни мать, ни отца я не просвещала по поводу своих взаимоотношений с журналистом, чья скандальная популярность росла с каждым днем пропорционально количеству разбитых его разоблачениями репутаций. Родители перепугались бы до смерти, если бы им стало известно, как много времени я провожу с человеком, раз за разом бросающим вызов власть имущим. Они посчитали бы подобное знакомство очень опасным. А учитывая возраст моего друга, они бы точно не одобрили моего выбора.
До столицы Франции мы с Измайловом полетели разными рейсами. Вместо приятной компании мне достался нудный сопровождающий из агентства, который летел туда по каким-то своим делам. Я страшно скучала от разлуки длиною в день, но это было необходимо. Мы с Женей не афишировали наше общение, которое в глазах широких масс выглядело бы провокационно. Я была слишком молода для того, чтобы иметь двадцатипятилетних друзей. А для него часы, проведенные с несовершеннолетней девушкой, могли обернуться большими неприятностями. И неважно, что за полгода мы ни разу не целовались, я уж не говорю о чем-то большем. Максимум, что Женя позволял себе, это целомудренно держать меня за руку, а на прощание целовать в запястье или в щеку. Враги, которыми мой любимый (а я больше не скрывала от себя природы своих чувств) успел обзавестись в огромных количествах, только и ждали повода, чтобы ославить пронырливого журналиста на весь свет. То есть поступить с его собственной репутацией так же, как он поступал с чужими.
Мы предполагали встретиться в гостинице. Это были шикарные апартаменты, которые Женя снял на мое имя по соседству с собственными комнатами. Вообще-то обычно молодых моделей селили в номера попроще, но никто не препятствовал им тратить на дополнительные удобства личные средства.
На фотосессию я отправилась прямо с самолета. Несколько часов позировала в паре с другой девушкой, рекламируя купальники. После этого меня отвезли в офис одного крупного дизайнера, с которым мне предстояло работать на дефиле. Кастинг прошел успешно, но я в этом и не сомневалась. Я уже поверила в свои силы. Неважно, что обычно клиенты ищут безликих моделей, из которых можно в короткие сроки сделать все что угодно. Я имела запоминающееся лицо, но была идеальным хамелеоном, и это ценили даже поклонники однотипных, худосочных девушек.
– Все хотят видеть перед собой чистый холст, – как-то сказал мне Сева, – но ты намного лучше. Ты яркая, великолепная. В тебе есть огонь, который не сыщешь ни в твоих ровесницах, ни тем более в женщинах старше. Твоя индивидуальность завораживает. Никогда не встречал ничего подобного. Именно поэтому ты пользуешься популярностью. И с годами она будет только расти, вот увидишь. Потому что каждому дураку понятно, чистый холст – это хорошо, но шедевр Рембрандта намного лучше.
В гостиницу я добралась только к десяти. Я так устала, что не обратила внимания ни на Эйфелеву башню, которую видела впервые, ни на Елисейские поля – предел моих детских мечтаний. Женя встретил меня в номере с заказанным ужином и неизменной дружеской улыбкой на губах. Сердце привычно застучало о ребра, как бывало при каждой нашей встрече. Если бы мой возлюбленный знал, как сильно мне хотелось перейти на следующий уровень наших отношений, почувствовать настоящий поцелуй на своих губах! Но он не знал или делал вид, что не понимает, какие страсти сжигают меня в его присутствии. В любом случае сама я ни за что не решилась бы сделать первый шаг к сближению. Я была твердо убеждена, что первый поцелуй должен быть инициативой мужчины.
– Как прошел день? – поинтересовался Женя, накладывая мне бланманже.
– Успех! – расплылась я в улыбке. От собственной удачи порой начинала кружиться голова.
– Ты будешь участвовать в показе?
– Да, по-моему, я сразила дизайнера наповал.
Самоуверенное заявление, но я считала, что вправе так говорить, а потому не испытывала угрызений совести. Уже тогда я была лучшей, и все это понимали.
– Я не удивлен. Он же мужчина. А мужчина, который устоял бы перед тобой, еще не родился.
Я зарделась. Я успела привыкнуть к комплиментам. Их в избытке отвешивали мне клиенты, фотографы и мужчины-модели, с которыми иногда мне приходилось работать в паре. Но любое лестное слово Жени заставляло меня заливаться краской. Я вся дрожала под ласковым взглядом его карих глаз и старалась изо всех сил найти в них хотя бы искорку восхищения. Обычно эти поиски заканчивались тем, что я сгорала в огне его сдерживаемой страсти. Или это была моя страсть, а остальное я лишь придумала?
– Ты покраснела… – Женя коснулся пальцами моей щеки.
– Это все из-за тебя. Ты меня смущаешь.
– А что я такого сказал? Ты же знаешь, что обворожительна. Тебе это каждый день говорят. А уж рулады Севы… – Они не ты… Сева не ты…
Я замялась. Сейчас я была очень близка к признанию и знала, что должна остановиться, пока не сболтнула лишнего.
– Я такой же мужчина, как и они, – улыбнулся Женя. Он подсел ко мне еще ближе. По спине пробежали уже знакомые мурашки. Внизу живота порхали бабочки. Я сглотнула, от волнения забыв дышать.
– Ты лучше всех, – выдавила я.
Женя наклонился и, аккуратно взяв меня за подбородок, повернул мое лицо к себе. Я почувствовала его дыхание на своей коже. Мир завертелся в хаотичном танце.
– Я давно хотел сказать… Это, наверное, глупо, ты такая молодая, у тебя вся жизнь впереди. Зачем тебе такой старикан, как я…
Мое сердце сделало сальто синхронно с желудком. Я ждала первого в жизни признания, и оно последовало.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, – выпалила я, не веря собственному счастью. Самый идеальный мужчина на свете признался мне в любви. Об этом мечтает каждая девушка на планете. И вот моя мечта стала реальностью. – Я тебя просто обожаю…
Я хотела добавить что-то еще, но Женя не дал мне закончить. Мягкие, теплые губы коснулись моих. Время замерло. Этот поцелуй был совсем не таким, как те, что когда-то торопливо срывали с моих губ парни из класса. Он был глубже, более чувственный. Не вызывало сомнений, что Женя давно стал виртуозом в искусстве страсти нежной. «Интересно, – не вовремя мелькнула мысль, – скольких женщин он целовал за свои двадцать пять лет?»
Когда любимый отстранился, я почувствовала неожиданную пустоту. Мне хотелось большего, но Женя уже сидел на прежнем месте и весело рассказывал какую-то шутку. Как он мог так быстро переключиться, я не понимала. Меня всю трясло, словно в лихорадке. Я не слышала ни единого слова из длинной речи своего идеального мужчины.
Наш поцелуй послужил началом нового витка в моей жизни. Теперь мы больше не стеснялись говорить о чувствах. Женя обнимал меня, как только мы оставались наедине, и не выпускал из крепкого кольца объятий часами. Мы целовались, пока губы не начинали болеть, а сознание не меркло от нехватки кислорода. И тем не менее дальше этого мы не продвинулись ни на шаг. А ведь мне было семнадцать и, наверное, я оставалась последней девственницей в своем классе. Серьезно, даже Литовцева давно меня опередила.
Неделя моды в Париже стала моим триумфом. Гламурные журналы пестрели моими снимками с дефиле. На страницах газет стало проскакивать мое имя. Журналисты называли меня подающей надежды молодой моделью, которая в скором будущем сможет поспорить за пальму первенства с мировыми знаменитостями. Меня приглашали везде. Я участвовала в громких рекламах самых известных брэндов. Побывала в Риме и Лондоне, в Гонконге и Мадриде. И все это за несколько месяцев, превратившихся в сплошной калейдоскоп из самолетов, аэропортов, подиумов и съемочных площадок. Иногда Женя ездил со мной, иногда оставался в Москве, когда срочные дела требовали его непосредственного участия. Чаще всего его дела носили скандальный характер, и с каждым днем меня все больше беспокоила карьера любимого. Несомненно, то, чем он занимался, было очень опасным. Но я никогда не говорила о своих страхах. Не в семнадцать лет учить взрослого и вполне сложившегося человека.
– Эх, хорош Измайлов, – как-то после просмотра вечернего выпуска новостей вздохнул отец. – Жаль только, что убьют парня не сегодня, так завтра. Долго ему подобные разоблачения сходить с рук не будут. Плевать, что сын олигарха, и не таких убирали…
Мое сердце тревожно замерло. Страх сковал все члены, мешая пошевелиться. Перед глазами заплясали черные мушки. Я едва удержалась на ногах, чтобы не потерять сознание. Отец не подозревал, что его слова всколыхнули в моей душе. Родители по-прежнему, не догадывались о нашем близком знакомстве с Женей. В отличие от сестры, которая однажды весенним вечером видела, как мы целовались возле машины. Вопреки моим ожиданиям, Лерка проявила невиданное для нее чувство такта и промолчала. Даже мне не выдала своего отношения к моему роману.
– Когда мне было семнадцать, я тоже была влюблена в тридцатилетнего. В отличие от твоего, он был женат. В общем, у нас ничего не вышло. Ну, кроме… Ну, ты понимаешь…
Это был единственный комментарий Леры. Я невольно подумала, как мало знаю о своей собственной сестре. Жаль, что мы никогда не были и уже не будем близки, как бывает у других.
После слов папы я стала внимательнее следить за новостями, стараясь не показывать своего интереса Жене. Несколько раз я откровенно расспрашивала Севу, который, в отличие от меня, понимал в политике хоть что-то. Мы с Басаргином за прошедшие месяцы стали близкими друзьями. С ним я могла быть откровенна, в том числе и насчет наших с Женей отношений и своих страхов.
– Я боюсь, – призналась я как-то после фотосессии, которую проводил мой друг.
– Чего? – Сева собирал инвентарь и не смотрел на меня. Он думал о чем-то своем, но я была полна решимости выяснить все, что не давало мне покоя.
– Это насчет Жени. – Колени тряслись, я чувствовала себя страшно неуютно, ступая на скользкую почву.
– Он тебя любит, можешь не сомневаться. Запал, как мальчишка, в первый раз, – улыбнулся Сева, не отрываясь от своего занятия.
– Я не об этом, – резко прервала я.
– Не об этом? – удивился Басаргин. Он впервые поднял глаза. Заметив выражение моего лица, он тут же отставил в сторону фотокамеру и тюки с декорациями. – Так, выкладывай все по порядку.
– Меня волнует его работа. Я понимаю, это не мое дело, но то, чем он занимается… Я уверена, это опасно. Мой отец… он сказал, что за такое могут… – Я замялась, не в силах произнести вслух страшные слова. – Короче, за это могут убить…
Сева подошел ко мне, приобнял за плечи и усадил на жесткий кожаный диван.
– Значит, так. – Теперь янтарные глаза стали необыкновенно серьезными. – Я не очень хорошо знаю, что треплют в новостях. И тем более не имею понятия, о чем думал твой отец, когда говорил тебе такое. Конечно, я понимаю, то, чем занимается Женя, опасно, но не настолько, как ты себе придумала. Не стоит забивать голову ерундой. Думай о вашей любви и предстоящем показе Валентино. Вот на чем должны быть сосредоточены мысли молодой, хорошенькой девушки. А не на убийствах и политике.
Сева говорил убежденно. Он смотрел мне в глаза, словно гипнотизируя. Я ему верила и в то же время не могла избавиться от ощущения, будто мой друг чего-то не договаривает. Чего-то очень важного. Было ясно, что я никакими клешнями не вытащу из него информацию, которую он решил держать в секрете.
Через три дня я улетела в Милан. Как обычно, со мной отправился только сопровождающий от агентства, который с разрешения родителей помогал несовершеннолетним моделям пересекать границы и следил за нашим благополучием в чужой стране. В Италии меня не ждало счастливое свидание с любимым. Почему-то именно в этот раз от осознания того, что мы не увидимся целых три дня, на душе скребли кошки, и очень хотелось плакать.
Едва самолет приземлился, я вытащила сотовый, который пару недель назад подарил мне любимый, и набрала знакомый номер. Женя взял трубку с первого гудка, будто только и ждал моего звонка.
– Я уже скучаю, – промурлыкал родной голос.
– Я тоже, – пролепетала я, стараясь сдержать слезы.
Я не понимала, что конкретно так сильно меня расстраивает. В теплом воздухе будто веяло предчувствие беды. Мы говорили минут пять, пока я стояла в очереди на таможне. Почему-то легче мне не стало ни когда я прошла необходимые на границе процедуры, ни когда ехала в такси по вечернему городу, ни даже в гримерке, где, как обычно перед дефиле, творился невообразимый гвалт, способный выбить из головы любые мысли от самых радужных до похоронных.
На подиуме я была вялой и осталась крайне недовольной своим проходом, хотя, судя по отзывам, справилась на «отлично».
Добравшись до гостиницы, я закрылась на все замки, будто за мной по пятам гналась стая мифических монстров. Так я надеялась отгородиться от поселившейся в груди паники. Сердце часто-часто ухало в груди, отзываясь болью в висках. Чтобы развеяться, я сделала то, чем в последнее время практически не занималась. Открыла учебник по геометрии и попробовала сосредоточиться на домашнем задании. Какой бы популярности в определенных кругах я ни достигла, ни от школы, ни от уроков меня никто не освобождал. Естественно, из круглой отличницы я превратилась в махровую троечницу – и это накануне выпускных экзаменов! – но я и не собиралась связывать свою жизнь с миром академических достижений.
По правде говоря, я даже в институт поступать не планировала. Но Женя отговорил меня принимать решение, хорошенько не обдумав все плюсы и минусы. Он обещал, что однажды я скажу ему спасибо, если послушаюсь совета и получу хоть какой-нибудь диплом. Хотелось верить, что он прав. Пока от попыток совмещать две несовместимые вещи – карьеру модели и учебу – я испытывала сплошные неудобства. Да и отношения с одноклассниками, несмотря на популярность, лучше не стали. Разве что их враждебность теперь была скрытой, а зависть проявлялась в повышенном внимании и желании общаться со мной целыми переменами. Кто сказал, что в студенческом коллективе жить будет проще? Только Настя, как и раньше, не интересовалась моей карьерой. Она размахивала мечами с другими чокнутыми фанатами фэнтези, встречалась с волосатым и, на мой взгляд, очень тупым парнем из своей тусовки и знать ничего не хотела о моде и гламуре. Именно за это я и любила свою единственную подругу. К тому же Гордеева успевала учиться за нас обеих, выполняя все домашки в двойном экземпляре…
Геометрия отказывалась лезть в перегруженную тревогами голову. Промучившись около часа, я отложила книгу и приготовилась спать. Часы показывали два ночи. Самое время отправляться в мир грез, где я искренне надеялась встретиться с любимым.
Звонок телефона вырвал меня из легкой дремы, в которую я только что начала погружаться. На экране определился домашний номер. Сердце сжалось от дурных предчувствий, но я смело нажала на зелененькую кнопку. В Москве времени еще больше, чем в Милане, должно было приключиться что-то экстраординарное, если родителей замучила бессонница. В нашей семье лишь один полуночник – это я. – Ксюша, Ксюша, – причитала мама. Даже на расстоянии в несколько тысяч километров я ощущала ее волнение и страх.
– Мама, что случилось? – я пыталась держаться стойко, но руки уже тряслись так, что трубка норовила вот-вот выскользнуть на пол.
– Ксюша, Ксюша…
Снова ничего вразумительного, сплошные всхлипы да причитания. Я терпеливо ждала, пока мать возьмет себя в руки, стараясь унять собственный ужас, подкрадывающийся из темноты гостиничного номера. Автоматически рука протянулась к выключателю. Слабенький желтоватый свет ночника разогнал тени, еще больше сгустив их по углам. Почему-то мне показалось это дурным знаком.
– Лера, – наконец выдавила мама. – Они с Олегом ездили в гости… – Олег был последним протеже моей сестры и мне никогда не нравился. – Их машина улетела в кювет…
– Что с ней?.. – я слышала, как дрожит голос. Мы никогда не были близки с сестрой, но это не отменяло того факта, что где-то глубоко в душе я любила ее, а она, наверное, меня.
– Олег… он погиб на месте, – продолжила мама. – Лера в реанимации. Мы не знаем, выживет ли она. У нее много переломов и черепно-мозговая травма. Все очень плохо. Возвращайся домой, пожалуйста.
Сообщив страшные вести, мама начала рыдать. Я не заметила, как вскочила с постели и принялась складывать в чемодан разбросанные по всей комнате вещи. Оставалось только гадать, как за несколько часов, проведенных в гостинице, я умудрилась создать такой беспорядок.
Найти билеты до Москвы оказалось не так-то просто. К тому же пришлось связаться с клиентами, которые отнюдь не обрадовались моему отказу участвовать в фотосессии. Мой сопровождающий сбился с ног, чтобы организовать наш срочный отъезд, и лишь вмешательство Жени, который по первому моему звонку поднял на ноги половину столицы, помогло мне покинуть Милан и вылететь домой.
В самолете я буквально сходила с ума от волнения. Я даже почти не думала о любимом, поглощенная страхом за жизнь сестры. Скажи мне кто еще неделю назад, что она мне так дорога, ни за что не поверила бы.
Я загадала, что, если в Москве будет солнечно, все закончится хорошо, тучи и тем более дождь, напротив, станут предвестниками ужасного окончания этой истории.
Меня встретило голубое небо. Молодые листья шуршали под легкими дуновениями теплого ветерка. Идеальный май. Раньше я непременно обрадовалась бы такой погоде, сейчас же испытала лишь облегчение. В тот день я не подозревала, что черная полоса, которая окрасит несколько бесконечно долгих лет моей жизни, только начиналась. И случившееся с сестрой – всего лишь первый и, увы, не самый грозный звоночек предстоящих несчастий.
Едва ступив в зал прилета, я очутилась в объятиях Жени. Прежде он никогда не позволял себе подобных нежностей на людях. Но сегодня случай был совершенно особый, и я была крайне признательна любимому за чуткость. Уткнувшись носом в мягкую ткань его куртки, я ощутила, как напряжение последних часов отпускает меня.
Мы стояли, не шевелясь, минут пять. Женя шептал мне в волосы что-то утешительное. От его голоса на сердце становилось теплее, и руки уже не так сильно дрожали. Вспышка фотокамеры заставила нас отпрянуть в стороны. Мой парень первым пришел в себя. Он обвел взглядом переполненный зал в поисках папарацци. К сожалению, найти одного человека в такой толпе все равно что углядеть иголку в стогу сена.
– Черт, – выругался Женя и, схватив меня за руку, потащил к машине. Дурные предчувствия вернулись и с новой силой принялись терзать мой измученный разум.
– Что это было? – спросила я. Голос звучал слабо и совсем по-детски.
– Не что, а кто, – буркнул Женя.
Он полностью погрузился в свои мысли, наверное, искал способ избежать огласки. Связь с несовершеннолетней девушкой могла сильно повредить человеку его профессии. Никто не станет разбираться, что возраст согласия в России шестнадцать лет, а мне уже почти полгода как исполнилось семнадцать. Я прекрасно это понимала и теперь не знала, за кого боюсь больше: за любимого мужчину или за сестру. Пожалуй, все же за сестру, решила я. Жизнь важнее репутации, а жизнь Леры все еще была в опасности, хоть ее и перевели из реанимации в обычную палату около часа назад. – Может, кто-то просто хотел сфотографироваться на фоне табло прилетов? – предположила я, прекрасно зная, что это не так. Я нутром чуяла, когда объектив камеры направлен на меня. Я была прирожденной моделью, мой организм инстинктивно реагировал на близость любого фотоаппарата от банальной мыльницы до профессиональной зеркалки.
