Катерина Сапьян
Ледопас. Пробуждение льда
– Я туда не дойду, – трезво оценил свои силы Стас, потрогав покрасневшие уши, – Я замёрзну насмерть.
Шедший рядом менгу что-то крикнул своему верховому товарищу, тот отстегнул от седла объёмный мешок, и он упал к ногам зверя. В мешке, как оказалось, была тёплая одежда, похожая на облачение самих менгу, разве что не так красиво и витиевато расшитая. Остановились, пленники натянули одежду на себя, все, кроме Эрика Мергеновича – на него предложенная куртка не налезала, а уж штаны он не смог дотянуть и до колена. Менгу быстро посовещались между собой. Стас прислушался, но говорили они на незнакомом языке, в котором мелькали слова и русские, и алтайские, но вместе смысл сказанного не улавливался. Совещание окончилось, один из менгу подошёл к Эрику Мергеновичу, наклонил свою белую, отполированную до зеркального блеска сулицу-льдику, и дотронулся ею до уважаемого начальника. Эрик Мергенович даже не охнул, а просто повалился, как куль, на землю. Подошедший грифольд по команде своего наездника наклонился, подхватил Эрика Мергеновича пастью, но зубы не сжал, а аккуратно погрузил повисшего словно тряпичная кукла браконьера на другого грифольда. Эрика Мергеновича пристегнули ремнями, и грифольд вместе со своей ношей взмыл в небо.
Оставшиеся менгу вновь тронулись вверх по долине, увлекая за собой пассажиров и пилотов вертолёта. Они забирались всё выше и выше по береговой морене, отделявшей мощным каменистым валом долину Каменки от её скалистых бортов. Около часа потребовалось, чтобы по гребню морены выйти на ледник Каменный, сползавший с Синей горы. Ледник здесь был сильно заморененый, льда практически не было видно из-за наваленных на его поверхность валунов, камней и песка. Пробираться по этому каменному лабиринту было трудно – заледеневшие валуны были скользкими, к тому же они раскачивались и легко скатывались под ногами вниз. А взбираться до перевала предстояло очень долго. Стасу казалось, что время остановилось, и он уже вечность идёт и идёт за толстым хвостом грифольда, с трудом переставляя ноги, прикрывая лицо от встречного колючего ветра. Хорошо, что одежда менгу оказалась очень тёплой, она отлично спасала от холода. Жаль, что не спасала от усталости.
Самым трудным участком был ледопад. Здесь ледник, сползая с вершины горы, перегибался на прочном уступе горы, разламывался глубокими поперечными трещинами, так что передвигаться приходилось очень медленно и внимательно. Одна из трещин пересекала ледник от одного скалистого борта долины до другого. Ширина трещины была метров десять. Внизу лёд был голубым и жирным на вид, словно стены трещины смазали растительным маслом.
– Привал, – коротко объявили менгу.
Один из верховых менгу взмыл в воздух и принялся кружить среди снежных вихрей, видимо, в поисках пути наверх. Все остальные прижались спинами к скале и дали отдых уставшим конечностям. Устали не только ноги, что само собой разумеется в подобных восхождениях. Устали даже руки, поскольку передвигаться по леднику часто приходилось на четвереньках. Только грифольды спокойно вышагивали по скользким завалам – когти выполняли роль альпенштоков, так что их лапы не скользили.
Стасу хотелось пить и есть, но менгу выглядели слишком сурово, так что он не решился задать вопрос о еде. Скажешь им, что голоден, а они тебя своими льдиками шваркнут. Мало ли, что там Сайтай сказал, мол, не убили эти менгу браконьеров. А ну, как убили? По крайней мере, выглядели они после встречи с льдикой вовсе неживыми.
Стас плотнее прижался к скале, прикрыл глаза и постарался не думать о голоде и неопределённой своей судьбе. «Хорошо, что я успел вызвать помощь, – думал он, – Нас обязательно найдут и спасут. Погода только успокоится, и сразу же вылетят сюда вертолёты МЧС».
Павел Меньшов, лишившись поддержки наглого и напористого Захара, как-то сник, и теперь ничуть не таясь утирал слёзы, текущие по щекам, и хлюпал носом. Стас отвернулся – вот ведь навязались на их с Сайтаем головы эти браконьеры! Меньшов вообще не был создан для восхождений. Пожалуй, он даже поднявшись по лестнице на второй этаж уже будет пыхтеть, как паровоз. Вроде бы и не толстый, но какой-то рыхлый, он всё время отставал от остальных, а когда один из менгу грозил ему льдикой, Меньшов жалобно скулил, и делал несколько десятков шагов в ускоренном темпе, но потом опять замедлялся, хватался за сердце, и хапал воздух ртом, словно рыба, вытащенная из воды. Чтобы менгу его не ткнули-таки своим оружием, Сайтай старался держаться к Меньшову поближе, подавал ему руку, помогал устоять на сыпухе. За всё это он, конечно, благодарности от Меньшова не получал. Меньшов, кажется, был уверен, что Сайтая наняли служить компании Эрика Мергеновича, так что воспринимал помощь как само собой разумеющееся. И даже сердито фыркал, когда Сайтай уходил вперёд, предполагая, что участок тропы не такой уж и сложный, и Меньшов сам с ним справится. Стаса он невероятно раздражал.
Ванька наоборот, выглядел молодцом. Он явно привык к горам, чувствовал себя здесь превосходно. Охотник с любопытством присматривался к грифольдам, словно турист к лотку с сувенирами. Может быть, он представлял, хорошо ли будет смотреться отрубленная голова грифольда на стене в его доме, или считал в уме деньги, которые можно получить за шкуру этого зверя.
Тем временем вернулся грифольд, летавший на разведку пути. Менгу сбились в кружок и принялись увлечённо что-то обсуждать, указывая при этом руками то на трещину, то на пленников.
– Надеюсь, нам предложат просто полететь на этих зверюгах, – с надеждой предположил Меньшов.
– Не предложат, – покачал головой Сайтай, – нам к грифольдам прикасаться нельзя. Эти звери забирают тепло. Прикоснуться к нему всё равно, что потрогать трубу с жидким азотом. Даже их выпавшие перья опасны несколько лет.
– А как же эти, с копьями, об них не отмораживаются? – спросил Стас.
– Всё дело в их одежде. Видишь, у них нет открытых участков тела – только глаза и видно. Так они не только от мороза защищаются, но и от грифольдов.
– Так мы же в их одежде! – возразил Меньшов.
– Нам не выдали самого главного, – покачал головой Сайтай, – рукавиц. Попробуй, заберись на грифольда без помощи рук!
Возразить на это было нечего, оставалось ждать решения менгу. А те времени зря не теряли. Они подвели всех грифольдов к трещине. Грифольды перебирали лапами, взмахивали хвостами, но ледяные воины крепко держали их за уздцы. Наконец, им удалось выстроить зверей цепочкой, одного за другим. Самый первый из них присел на своих могучих задних лапах на краю трещины, зарычал-заскрипел, взмахнул крыльями, воздух перед ним ощутимо сжался, уплотнился и от края трещины потянулся над пропастью тонкий ледяной язычок. Зверь осторожно наступил на него и снова вздыбился, а с ним и следующий грифольд. Теперь, когда грифольды нагоняли холод вместе, ледяной язык стал крепче и длиннее. Так постепенно, шаг за шагом, над трещиной воздвигся голубой мост. Менгу торопливо подняли пленников и перевели их через трещину. Грифольды стояли в стороне, звякали когтями по камням, раскрывали хвостовые перья, и хвосты их при этом начинали плясать на ветру, словно стяги на кораблях.
Мост получился нешироким – не более двух метров шириной. Перил, конечно, не было, а между тем поверхность моста была крайне скользкой. Стас, перебираясь на ту сторону трещины, пару раз поскальзывался так, что сердце его ёкало. Меньшов вообще вцепился в Сайтая, и всё время ойкал. Наконец, все снова двинулись к перевалу, закрытому от глаз плотной пеленой снега и тумана. Ветер ещё усилился, свистел между камнями, перебирал крупинки льда на леднике, и лёд тонко звенел, словно ссыпаемые из мешочка на стол мелкие драгоценные камни. Долина Каменки скрылась из виду – её поглотила снежная круговерть, и Стас с отчаянием подумал, что прежнюю его жизнь вот так же замело снегом, и кто знает, наступит ли теперь весна, которая этот снег растопит.
Начинало темнеть, когда менгу и их пленники оказались на перевале. Удивительное дело – за ним плотная облачность была разорвана на мелкие пухлые облачка, подсвеченные справа золотистыми лучами заходящего солнца, создававшего над перевалом низкую радугу. Правее перевала обрывался вниз огромный ледниковый цирк с полосатыми серо-чёрными бортами. Высота его отвесных стен была почти полкилометра.
– Это кар Солнечный, – сказал подошедший к Стасу Сайтай, – Сейчас он мрачновато выглядит, но большую часть дня солнце светит как раз в его фасад. Образовался он в ледниковье, тогда здесь располагался мощный купольный ледник. Ледник Каменный всего лишь его маленькая часть, которая спаслась от потепления на северном склоне Синей горы.
– А замок где? – спросил Стас, обшаривая глазами открывшуюся его взору каменную пустошь, о которую далеко внизу бились волны тёмно-зелёного леса.
Сайтай слегка улыбнулся.
– Здесь он. Сейчас увидишь.
Менгу повернули направо, к кару. Откуда-то под ногами нашлась мощёная каменными плитами тропа, и идти усталым людям стало легче – уже не нужно было постоянно карабкаться по кручам, проверять надёжность грунта под ногами, ловить равновесие, поскользнувшись на обледенелых валунах. Тропа сначала вела вверх, кое-где переходя в пологую лестницу, но вскоре она нырнула на борт кара, превратившись в узкий карниз, серпантином спускавшийся вниз. Здесь метель уже не буйствовала, воздух постепенно теплел, наполнялся запахами талой воды и травы. Стас насчитал восемь поворотов тропы на склоне, прежде чем она расширилась, и путники вышли на широкий плоский уступ, мощёный всё теми же каменными плитами, покрытыми ржавыми и ядовито-жёлтыми пятнами накипных лишайников. С этого уступа открывался панорамный вид на заснеженные вершины Карагир, Джабугир и Звенигир, отделённые от отрогов Синей горы глубокой и широкой долиной. Внизу уже легли сиреневые сумерки, но белоснежные вершины всё ещё золотились в свете закатного солнца. Стас осматривал открывшийся пейзаж, чувствуя, как уныние завоёвывает его мысли. Отсюда мир казался огромным, а сам Стас, усталый, голодный и с неопределённым будущим, казался себе маленьким и ничтожным. Меньше чем песчинка на пляже. Горы умеют доходчиво объяснять человеку, кто он на этой планете на самом деле.
Замка Стас, сколько не смотрел, нигде не видел, а сил куда-то ещё идти уже не было. Если бы ему сказали, что ночевать придётся прямо на этом уступе, он бы очень обрадовался. Он откинул капюшон. Тёплый вечерний воздух пропах влажным камнем и хвоей тайги, синеющей внизу, в долине. А ещё Стасу показалось, что пахнет свежим хлебом. «Совсем от голода крыша поехала», – подумал он и вздохнул. Его печальные размышления на тему гастрономии и предстоящего пути до неведомого замка прервал голос одного из менгу:
– Добро пожаловать в замок Кюн, люди.
Стас обернулся и замер. Он-то думал, что замок будет расположен где-то внизу, в долине, а замок притулился к горе, спрятавшись под нависающим сверху карнизом, с которого струился тонкий и почти бесшумный водопад. Снаружи оказались только приземистые сторожевые башни, между которыми широкий проход вёл во внутренний двор замка. Здесь огромные светло-серые шестигранные колонны поддерживали своды входа в исполинскую пещеру – оттуда и пахло хлебом. Менгу провели своих пленников мимо колонн и подошли в сгустившихся сумерках к высоким крепким воротам. Их, казалось, ждали, потому что не успели менгу постучать, как ворота распахнулись. Двор был широкий и светлый. Тут и там возвышались статуи людей и животных, которые покрывала тонкая желтовато-зелёная светящаяся сеточка гэрэлов. Плиты под ногами так же оконтуривали гэрэлы, и весь свод пещеры сверкал от переливающихся голубых, серебристых и золотистых огоньков. От ворот до испещрённой окнами, лестницами и галереями дальней стены пещеры было несколько сотен метров. По двору сновали многочисленные люди… Нет, не люди, хотя и очень на них похожие. Стас потом узнает, что это олвы – горные духи. Олвы передвигались по своим делам, кто пешком, кто верхом на низкорослых гнедых лошадках, и все почтительно расступались в стороны, давая дорогу отряду менгу и их пленников. Стас рассматривал их – таких ярких, необычных, разных. В основном олвы были одеты в цветные одежды – мягкие, напоминающие сюртуки куртки или пальто, расшитые золотистыми нитями. Огромные пуговицы на разноцветных шапочках напоминали дополнительную пару глаз. У многих женщин были необычные высокие головные уборы. В основном в одежде использовался бирюзовый, малахитовый, красный, жёлтый, синий цвета, но были и коричневые, и фиолетовые, и ярко-малиновые вставки, канты или пояса. В моде у олвов были и украшения – позвякивали лёгкие, украшенные завитушками ожерелья, переливались золотом тонкие браслеты, хитро соединяющиеся с перстнями, в серьгах и каффах мерцали самоцветы. Даже десяток олвов производил ошеломляющее впечатление. Казалось, что какой-то художник сошёл с ума и решил из пульверизатора распылить на полотно всех красок понемногу, и получился, вопреки ожиданием, настоящий шедевр – яркий, сочный, бодрящий, как разноцветный апельсин. В глазах олвов читалось и любопытство, и настороженность. Менгу увели людей в левое крыло пещеры. Потолок здесь постепенно снижался, и вскоре грифольдам пришлось пригибать свои зубастые головы. В замкнутом пространстве Стас острее ощущал холод, исходящий от этих зверей. Наконец, путь им преградили литые ворота с изображением заходящего солнца, раскинувшего лучи в стороны. Солнце оплетали гэрэлы, и оно светилось ровным светло-оранжевым цветом. Возле ворот под куполообразными сводами просторного холла сидели олвы-охранники. Было их здесь около десятка. Они обменялись приветствиями с менгу, опасливо косясь на грифольдов.
– Тех троих мы уже поместили в камеру, – сообщил самый старший из олвов главному менгу, – Остальных людей проводим туда же.
– Тут не все люди, – отозвался менгу, – Один из них олв. Вот этот.
Менгу указал пальцем на Сайтая. Стас и остальные люди уставились на него с неподдельным удивлением.
– Посадим его отдельно, – принял решение старший из олвов-охранников, внимательно рассматривая Сайтая.
– Я с ним хочу! – неожиданно для самого себя сказал Стас, подойдя на шаг ближе к Сайтаю, – Я не понимаю, что тут творится, но с этими, – он кивнул головой на компанию браконьеров, – с этими я сидеть не хочу. Я их первый раз сегодня увидел, а вместе с Сайтаем Джарыковичем уже полгода работаю.
Менгу бесстрастно взирали на Стаса. Олвы-охранники все как один смотрели на своего начальника, а начальник задумчиво глядел почему-то на Сайтая. Задумчиво и с неприязнью. Стасу вдруг стало понятно, что этому олву Сайтай очень, очень не нравится. Наконец, начальник спросил у Сайтая:
– Что думаешь, олв? Какую судьбу должен разделить этот смелый человек? Твою? Или оставишь людям людское?
– Я не знаю и собственную судьбу, и судьбу этих людей. Может быть, вы поясните, что ожидает нас, и тогда я смогу сделать верный выбор.
Олв улыбнулся – хитро, насмешливо. Илбизин в его глазах – пятилучевая металлическая звезда с острыми углами – медленно повернулся вокруг своей оси.
– Я не умею предсказывать судьбы, олв. И не я буду решать, какое наказание вам будет назначено, так что думай сам. Кто знает, может быть, ты сделаешь правильный выбор.
Сайтай угрюмо осмотрел окружавших его олвов и менгу, и ему на какую-то долю секунды показалось, что главный из менгу чуть заметно кивнул ему.
– Я согласен, – решившись, ответил Сайтай, – Пусть Стас разделит мою судьбу.
– Эй! – крикнул Меньшов, и дряблая щека его нервно задёргалась, – Вы что, бросаете нас?! Я это не позволю! Вы должны обеспечить нашу безопасность!
– Простите, но ничего такого мы вам не должны, – ответил Сайтай, – Мы всего лишь пилоты, а не отряд спецназа.
Ворота тем временем открылись. Менгу подтолкнули Сайтая и Стаса, и те не оглядываясь вошли в длинный каменный коридор, уводящий куда-то в недра горы.
Кокташ
Оксана позавтракала и отправилась на улицу. Утро разгорелось в жаркий день, так что девочка, немного подумав, решила заняться своим любимым делом – лепкой из глины. Года два тому назад отец помог ей отстроить домик, притулившийся к корявому вязу. В него они провели электричество, сколотили скамейку, табуретку и верстак с полками. На полках стояли чашки, лежали дощечки, стеки, а также красовались Оксанины поделки – в основном фигурки животных. В углу стояла кадушка с самолично накопанной серой глиной – пластичной и упругой. В другой ёмкости находилась вода. Напротив них поскрипывала на сквозняке поддувалом печь для обжига. Оксана любила тут бывать, любила возиться с глиной, и часами могла прорабатывать мелкие детали для придуманного ею зверя. Получались они у неё невероятно реалистичными. Процесс придумывания новой скульптуры иногда занимал некоторое время – Оксана в такие моменты долго мяла глину в руках, не зная, с чего начать, и что хочет получить. Потом вдруг складывался замысел, и девочка быстро делала заготовку, которую потом часами доводила до ума. Но иногда она подскакивала среди ночи и бежала в мастерскую, чтобы поскорее воплотить в реальность увиденный ею образ. Самое интересное, что почти всегда она через день или два встречала живые воплощения фигурок, слепленных ею. Так, например, слепила она как-то чудесного щенка колли. Фигурка даже просохнуть толком не успела, когда Оксана увидела точно такого же щенка у соседей – оказывается, они купили себе щеночка. Или вот ещё случай: Оксана слепила изящную потягивающуюся кошку, запекла фигурку, выкрасила в рыжий цвет. Принесла она фигурку в свою комнату, поставила на окно и бросила взгляд в сад. Каково же было её удивление, когда она увидела на заборе точно такую же потягивающуюся рыжую кошку.
Когда Оксана слепила льва, она точно была уверена, что не увидит живую копию своей фигурки – в Горно-Алтайске львы не водятся, к счастью. Но вечером пришёл с работы папа и со счастливой улыбкой протянул дочери два билета:
– Завтра идём в цирк-шапито, – радостно сообщил он.
Оксана посмотрела на билеты. На них были изображены львы и тигры. «Дрессированные большие кошки!» – гласила разноцветная надпись на билете. На следующий день Оксана с удовольствием хлопала дрессировщику, работающему на забранной в решётку арене с тиграми и львом.
Какого-то значения этим фактам девочка не придавала – так, случайные совпадения, думала она. Отца вот только эти совпадения почему-то не веселили. Наоборот, стоило Оксане рассказать очередной забавный случай о совпадении её фигурки с реальностью, как отец поджимал губы, мрачнел и спешно уходил куда-то. Потом возвращался неизменно с каким-нибудь подарком – тортом-мороженым, или плеером, или новыми туфельками. Оксана хоть и радовалась подаркам, неожиданно свалившимся на её голову, но постепенно перестала делиться с отцом подобными историями. Она не любила огорчать отца.
Оксана размочила большой кусок глины, размяла в руках, и долго в задумчивости перекладывала влажный кусок из одной руки в другую. Она никак не могла определиться – кого же она хочет слепить – летучую мышь, или, быть может снежного барса, или бульдога… Наконец, пальцы девочки сами начали придавать форму глине, и постепенно получилось самое необычное из вылепленных ею когда-либо животных. Это было нечто, похожее одновременно и на снежного барса, и на дракона. Зверь присел на мощные задние лапы, опёрся на длинный плоский хвост, а передние лапы-крылья широко раскинул, приготовившись взлететь.
Девочка с увлечением работала, стеком придавая рельеф перьям фантастического животного, с удовлетворением думая, что такого зверя в природе нет, и встретить она его точно не сможет, хотя так здорово было бы полетать на нём… Зазвонил телефон, Оксана оставила стек на столе рядом с поделкой, ополоснула руки в умывальнике, и только после этого вынула сотовый из кармана. На экране высветился незнакомый номер. Вообще-то она не брала трубку, если не знала, кто звонит, но в этот раз девочка почему-то ответила.
– Оксана? – спросил мужской голос на том конце эфира.
– А кто спрашивает? – осторожно поинтересовалась девочка.
– Это Борис Иванович, начальник твоего отца, – ответил мужчина, – У нас плохие новости – вертолёт Сайтая Джарыковича пропал с радаров, предварительно подав сигнал SOS. У тебя кто-нибудь из взрослых дома присутствует?
– Нет, – тихо отозвалась Оксана, – Мы с папой одни живём.
– А бабушка или тётя у тебя есть?
– Нет, – ещё тише ответила Оксана.
Борис Иванович задумался. Потом, решившись, сказал:
– Через пятнадцать минут мы будем проезжать мимо твоего дома. Сможешь выйти на остановку? Мы едем в Курай, там будет развёрнут штаб спасателей. Успеешь собраться?
– Да.
– Тогда быстро собирайся. Возьми только самое необходимое.
Через пятнадцать минут Оксана стояла на остановке. Мимо пролетали автомобили, пару раз останавливались автобусы. Сказать, что ей было страшно – ничего не сказать. Отец был для неё всем. Если с ним что-то случилось, вся жизнь Оксаны изменится. Впрочем, про свою жизнь Оксана сейчас не думала. Она думала про то, что могло произойти там, за многие сотни километров в горах. Вертолёт мог просто неудачно приземлиться, и тогда сейчас папа разводит костёр, чтобы вскипятить чай в ожидании спасателей. Может быть, кому-то нужна медицинская помощь, и папа её оказывает. Он хорошо умеет лечить. Он так ловко перевязывал Оксанины сбитые коленки, что они к следующему утру полностью заживали. Может быть там, в горах, дождь, и тогда папа со своим вторым пилотом натягивают брезент между деревьями. Натянут, сядут под ним, и будут слушать стук капель по натянутой ткани…
Возле остановки затормозил большой чёрный джип с тонированными стёклами. Пассажирская дверь распахнулась, и из неё выскочил Борис Иванович – очень хмурый, очень сосредоточенный.
– Привет, Оксана, – поздоровался он. Девочку Борис Иванович знал в лицо – Сайтай несколько раз приезжал на работу с ней – показать своё рабочее место, и, что уж тут скрывать, просто покатать её на вертолёте.
– Здравствуйте.
– Садись на заднее сиденье, – сказал Борис Иванович и распахнул перед девочкой дверь.
– А вещи мои куда? – спросила Оксана.
Борис Иванович перевёл взгляд на стоявший рядом с Оксаной полновесный семидесятилитровый рюкзачище, к которому была пристёгнута палатка.
– Я же сказал, только самое необходимое взять с собой! – удивился Борис Иванович, – Это у тебя столько необходимых вещей?
– Да, – ответила Оксана, – Я на всякий случай взяла всё.
– Как ты его до остановки дотащила? – крякнул Борис Иванович, накидывая рюкзак на плечо.
Девочка пожала плечами. Таскать рюкзак на спине она умела, хотя, конечно, первые два-три дня похода было тяжело.
– Привыкла, – ответила она, и на всякий случай пискнула, – Простите.
– Когда ты успела рюкзак собрать?
– Мы с папой в поход собирались, – девочка сглотнула – горло словно стянуло, и голос её предательски задрожал, – Должны были сегодня поехать…
– Понятно, – торопливо кивнул Борис Иванович, и уже без лишних разговоров засунул рюкзак в объёмистый багажник внедорожника. Оксана села в машину, Борис Иванович занял своё место, и машина плавно покатилась в сторону Чуйского тракта.
В салоне кроме Оксаны и Бориса Ивановича был шофёр – молчаливый мужчина в аккуратном джинсовом костюме, и мальчик, едва ли старше Оксаны. Был он слегка полноват, одет в чистые и отглаженные белые брюки и такую же белую футболку. Когда Оксана села рядом с ним, он осмотрел её с головы до пяток, пренебрежительно фыркнул и отвернулся к окну.
«Ни чего себе, задавака какой!» – подумала Оксана и тоже отвернулась к окну.
Спрашивать у Бориса Ивановича подробности катастрофы Оксана не решилась. Если бы он знал какие-то важные детали, он и сам бы рассказал их девочке. Путь предстоял неблизкий, а Оксана не ела с утра, так что она без всякого стеснения достала из своей наплечной сумочки бутерброд с колбасой и бутылочку минералки, и с аппетитом принялась за обед.
Мальчик неодобрительно скосил на неё глаза.
– Будешь? – предложила она попутчику второй бутерброд.
Мальчик закатил глаза и отвернулся, ничего не ответив. Оксана пожала плечами и похлопала по плечу сидящего перед ней Бориса Ивановича:
– А вы бутерброд не хотите?
– С удовольствием, – кивнул Борис Иванович, – с утра на ногах, только хотел на обед пойти и тут такие новости…
Девочка протянула ему бутерброд, Борис Иванович проглотил его в несколько укусов. Водитель от бутерброда тоже отказался. Оксана съела свою порцию, запила её минералкой, прибрала пакетики и стряхнула крошки с колен на ворсистый коврик автомобиля. Мальчик заметил это, его даже как-то передёрнуло, но он по-прежнему сохранял молчание. Оксане стало немного стыдно, но не ехать же ей всю дорогу обсыпанной хлебными крошками?! Пусть себе дёргается, чистюля!
Оксана удобно умостилась и уставилась в окно. Там мелькали поляны, перелески, туристические базы. Бирюзовая Катунь бурлила на перекатах, а за ней вздымались лесистые склоны гор. Чем дальше они ехали, тем выше становились горы. Ехали молча. Оксана пыталась не думать об отце, но не думать не получалось. Девочка крепко сцепила руки и изо всех сил старалась не поддаваться панике.
В Онгудае они остановились на заправке. Оксана вышла размяться. В салоне кондиционер держал приятную прохладную температуру, а на улице было невозможно жарко. Яркое солнце обжигало кожу. Прогретый за день асфальт походил на липкий вонючий пластилин. В траве стрекотали бесчисленные кузнечики, а над рекой Урсул, зажатой с двух сторон горными массивами, медленно кружились коршуны. Чуйский тракт убегал куда-то за пригорок.
Следующую остановку они сделали на перевале Чике-Таман – после трудного подъёма на него даже мощный внедорожник немного перегрелся. На вершине перевала располагался небольшой рынок, предлагающий туристам всевозможные сувениры – носки из верблюжьей шерсти, сумочки, расшитые бисером, банданы с надписью «Горный Алтай», браслеты и серьги, деревянные ложки и кадушки с мёдом – чего здесь только не было! В дальнем конце этого рынка стояла небольшая закусочная. Борис Иванович позвал Оксану с собой, и они купили себе по паре пирожков – вкусных, свежих, обжигающе-горячих. Съесть их решили на обзорной площадке, с которой открывался вид на петляющую далеко внизу дорогу. Здесь дул пронизывающий ветер. Оксана поёживалась, и думала, что ещё чуть-чуть – и уши у неё улетят. Борис Иванович быстро расправился со своими пирогами и ушёл к машине, там он завёл разговор с водителем. Оксана, предоставленная сама себе, осматривала открывающийся пейзаж с зелёной долиной внизу, голубым небом над коричневыми складками гор, и старалась поскорее доесть свой пирог, потому что очень уж ей хотелось спрятаться от ветра в тёплом нутре машины. Почему она не додумалась накинуть кофту, когда выходила из внедорожника, ведь она лежала рядом, на сидении? А сейчас, с пирогом в руке, идти за ней не хотелось – не хватало ещё, чтобы этот чистюля снова посмотрел на неё, как на замарашку.
Оксана вздрогнула, когда кто-то коснулся её предплечья. Она резко повернулась. Перед нею стоял тот самый чистюля, сжимающий в левой руке пирог, а в правой Оксанину кофту.
– Пожалуйста, ваша кофта, – сказал он, – Здесь очень ветрено, вам лучше надеть её.
Оксана даже рот от удивления открыла, и с трудом, заикаясь, ответила:
– С… Спасибо.
Девочка надела кофту, натянула на голову капюшон и с интересом покосилась на жующего пирог мальчика. Тот прожевал очередной кусок, вытащил из-под мышки бутылку с минеральной водой, осмотрел окрестности, словно искал потерявшийся стакан, но не нашёл его, вздохнул, отвинтил крышку и попил прямо из бутылки. Потом сказал:
– Позвольте представиться. Меня зовут Ялат.
Оксана удивлённо посмотрела на Ялата. Издевается он, что ли? Что за манерность? На всякий случай она решила ему подыграть.
– Очень приятно познакомиться, – кивнула Оксана и даже чуть-чуть присела в некоем подобии книксена, – Меня зовут Оксана.
– Раз знакомству, – отозвался Ялат. Оксаниного подкола он, казалось, не заметил, – Позвольте узнать, почему вас взяли с собой в эту поездку?
Оксана нахмурилась и отвернулась:
– Мой отец – пилот пропавшего вертолёта, Сайтай Джарыкович.
– Ах, так это ваш отец виноват в этом несчастье! – голос Ялата слегка дрогнул, – Мой отец Эрик Мергенович, он полетел по делам…
– Мой отец не виноват! – перебила Ялата Оксана, – Он отличный пилот, лучший из всех! Я даже не представляю себе, что там могло произойти…
– Видимо, ваш отец не справился с управлением, – сказал Ялат, – Это дело обязательно нужно будет расследовать, и я уверен, что все виновные понесут заслуженное наказание.
Оксана с ужасом посмотрела на этого пафосного мальчишку. А что, если действительно начнут расследование дела, и отца обвинят в чём-нибудь? Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы собраться с мыслями и не зареветь от страха.
– Сначала нужно найти вертолёт и убедиться, что все живы, – произнесла она, наконец, развернулась и пошла к машине.
Недоеденный пирог она бросила в урну – кусок в горло не лез.
В машине Борис Иванович разговаривал с кем-то по телефону. Звук динамиков был достаточно громким, чтобы Оксана слышала не только Бориса Ивановича, но и его собеседника.
– Погода резко ухудшается, мы так и не можем выслать туда группу, – говорил мужской голос из телефона.
– А что с прогнозом? – спросил Борис Иванович.
– Метеорологи руками разводят. Сегодня по их данным вообще никаких осадков не должно быть. Это не наука, а гадание на кофейной гуще!
– Обычно их прогнозы оправдываются, – вступился за метеорологов Борис Иванович.
– Может, и оправдываются, только не в то время, когда предсказывали, и не в том месте, – не согласились на том конце эфира, – У нас тут снег валит! Конец июня, а в Кокташе снег! В горах метель. Сегодня, боюсь, мы не сможем вылететь на помощь.
Оксана замерла. Снег? Метель? Как такое может быть? Снегопады на Алтае, конечно, возможны в любой день года, но на больших высотах, а Кокташ ведь не так уж и высоко расположен. А что с отцом? Вертолёт, допустим, они смогли посадить, но улететь не могут, и теперь отец мёрзнет в своей лётной курточке, рассчитанной на июнь, а не на февраль. Оксане страшно захотелось вернуться домой, захватить папин зимний пуховик, и скорее бежать к нему в горы, чтобы укутать его. «Простынет ещё, – размышляла Оксана, – придётся лечить».
– А пешие группы организовали? – спросил тем временем Борис Иванович.
– Да, выехало четыре группы на УАЗах. Но проблема в том, что мы не знаем точно, где искать. Сигнал SOS пришёл с Синей горы, но мы даже не знаем, на северном склоне они были в момент аварии или на южном. Две группы я отправил вверх по Каменке, две – вверх по Звенящей. Но между ними километры тайги, вертолёт может быть где угодно. С земли искать сложно.
