Кейси Эшли Доуз
Новый мир
– Почему я впустил тебя в свой дом?
– Потому что я принесла оружие на обмен.
– Чье это было оружие?
– Моего папы.
– Как его звали?
– Марк Роленд Клейб.
На ее лице начинает проступать паника, но я хорошо знаю, насколько искусно Они имитируют человеческие эмоции.
– Как ты впервые забралась в мой дом?
– Я разбила камнем стекло и забралась внутрь через окно.
– Второе имя твоей матери.
– Элизабет.
Все еще хмурясь, я все же медленно свожу с нее прицел. Закидываю винтовку обратно на плечо и теперь уже добавляю жестами:
– Еще раз такое повторится – останешься здесь. Какого черта ты полезла за сладким? Ты же знаешь, что мы его не берем.
– Я просто.. просто послезавтра у меня день рождение. Я думала, может ты разрешишь взять его из-за этого. Вместо торта.
Я медленно гляжу на брошенную на пол упаковку чоко-пая, потом перевожу взгляд на Лили. Понятия не имел, что у нее день рождение. Но упаковка слишком большая, совать ее нерационально каким бы не был повод.
Думаю, после чего снисходительно показываю:
– Можешь взять упаковку только на четыре штуки.
Лили радостно улыбается:
– Спасибо.
– И больше не забывай про правила.
Я следую за ней, все еще оглядываясь. Это и есть главная проблема, когда приходится действовать с кем-то. Никогда не можешь быть уверенным на сто процентов. Даже в такие моменты приходится постоянно подозревать напарника.
Если бы она ошиблась хотя бы с одним вопросом – или просто замешкалась из-за паники – мне бы пришлось ее застрелить. Потому что это риск.
Я должен быть уверен, что она не Имитационная.
А когда она за пять минут нарушает два основных правила, любая заминка заставит меня спустить курок даже на родную мать, не говоря о соседской девчонке, какой бы полезной она не была.
Если сдохнешь – никакая польза уже не пригодится.
Мы быстро наполняем корзины всем, чем надо. Лили берет одну целую корзину, которую для равновесия мы разложили на две полупустые. У меня в каждой руке по одной полной. Таким образом мы выходим с того же служебного выхода. Приходится идти с занятыми руками целый квартал, до места, где я оставил тачку.
Среди прочих, чтобы она не была, как бельмо на глазу, если кто проедет мимо, пройдет или выглянет в окно.
Ставлю корзины, открываю багажник. Выкладываем содержимое одной корзины рядом с канистрами. Остальное вываливаем на заднее сиденье. Ни в коем случае не в ноги – то пространство должно быть всегда свободно, чтобы можно было туда упасть если что.
Покончив, мы уносим корзины и бросаем на полпути к кеймарту, чтобы нельзя было вычислить, где именно была поставлена машина тех, кто ими пользовался. Потому что встаем мы почти всегда на одно и то же место. Самое удобное и проверенное.
Сбив все следы, садимся в тачку. Лил довольно поглядывает на упаковку чоко-пая, возвышающуюся над остальными продуктами на заднем сиденье. Кладу ей на колени винтовку – так делаем каждый раз на обратном пути, когда заднее сиденье занято едой. Если положить сверху на еду – в необходимый момент оружие может соскользнуть и упасть с кучи продуктов. А даже секундное промедление может стоит жизни.
Лил крепко сжимает оружие. Я вставляю ключ, завожу тачку и, нацепив очки, медленно выезжаю. Часы показывают два часа дня. Мы уложились – если по пути не произойдет ничего такого, то мы успеем вернуться за час до заката.
День 253
Я сижу в своей голубой рубашке, которую последний раз надевал в старом мире. Она застегнута на все пуговицы, кроме верхней. Вместе с шортами снизу выглядит это довольно комично. Но не смешнее, чем огромная белая футболка Майка с принтом, которую Лил нацепила на себя в подобии платья и перевязала лентой от моего халата на талии.
Но полностью мыться только на следующей неделе, потому грязные волосы она просто заплела себе в большую косу. Мы сидим в гостиной. Она воткнула в картонную коробку свечу, которую достала в кеймарте из общей упаковки, и зажгла ее.
Подумав над желанием, Лили задувает свечку и смеется.
Не помню, делал ли так когда-нибудь Майк. Ну да конечно, откуда мне помнить. Все его дни рождения после нашего развода чудесным образом выпадали на недели Сары, а если выпадали и на мои, то я с радостью соглашался с ней обменяться. Меня не прельщали эти празднования.
А когда мы были в браке, то этим тоже в основном занималась Сара. Последнюю свечку, которую я помню чтобы он задувал, это в четыре года. И то, только потому, что я сам в этот момент держал его на руках. Тогда его рыжие волосы были еще немного темнее, мои голубые глаза на его лице ярче, а сам он ничем не отличался от других детей. Хотя уже и к тому моменту меня бесило лего, раскиданное по всему дому. Я никак не мог понять, почему Сара не может оградить все эти игрища только его комнатой. Зачем давать ему швырять это по всему дому?
Я видимо задумался, потому что Лили уже вытащила свечу, открыла коробку и протягивает мне одну из четырех чоко-паек. Беру и разрываю ее, доставая лакомство. Лили же с каким-то трепетом осторожно открывает упаковку точно по линии, указанной для этого. К тому моменту, когда она вынимает чоко-пай, я уже свой доедаю.
Взяв еще один, я наконец могу пойти и надеть опять свою футболку. В ней намного проще и удобнее. Но Лили не собирается, видимо, заменять свой «наряд» до конца дня.
Ладно, плевать. Мне халат до утра не нужен.
13 лет. Столько ей исполнилось сегодня.
Майку к этому моменту уже исполнилось бы 15. Хотя кого я обманываю? Останься он в живых, мы бы с ним вдвоем не прожили и месяца. С его любовью пожрать, пришлось бы мотаться в магазин трижды в неделю, и нам наступил бы конец еще раньше, чем отключилось бы водоснабжение.
А может, зная его эксцентричность, он решил бы строить из себя героя и делать из моего дома приют всем выжившим обездоленным, и тогда нам пришли бы кранты еще раньше. Короче, Майк точно был не из тех, с кем можно надеяться на выживание. Но при этом, думаю, мне бы не хватило духу вышвырнуть родного сына за дверь. Даже если это такое недоразумение, как Майк.
Ну, только если бы у меня не появились основания для подозрений о его Имитационности.
Как с Бари.
…я смотрю в окно. На пустой улице теперь вдруг появляется человеческий силуэт. Он бредёт вперед, и лишь когда подходит достаточно близко к моему дому, я узнаю в нем Бари, своего хорошего друга. Я потерял с ним связь, когда пропало электричество. Был уверен, что он умер.
Как и его семья.
Но теперь он шел сюда. Его волосы всколочены, глаза как-то странно бегают по домам, словно он не знает, какой из них выбрать. Я замираю, когда он открывает мою калитку, даже не попытавшись постучаться.
Чертыхаюсь и быстро спускаюсь вниз, когда начинает дребезжать под его ударами дверь.
– Итан! – кричит он хрипло – Итан, открой мне!
Черт бы его подрал! Сейчас все его услышат!
Но тут я наступаю на очередную ступеньку и та скрипит подо мной. Я морщусь и замираю. Стуки прекращаются, после чего начинаются с еще большей силой:
– Я слышу тебя! Открой, я знаю, что ты там!
Проклятье, надо будет пометить ее, чтобы такое дерьмо не повторилось.
Я щелкаю затвором и подхожу к двери:
– Бари, уходи – цежу я через дверь – убирайся.
– Я не Имитационный! – кричит он – помоги мне, Итан! Мои девочки.. они все погибли. Помоги мне!
Странно, как это они погибли, а он жив-здоров тащится ко мне? И почему ко мне? Его родители живут в этом же городе.
– Убирайся! – шиплю я – заткнись и уходи немедленно!
– Открой мне дверь! Мы должны держаться вместе, мы не должны идти у Них на поводу, ведь именно этого Они и добиваются!
Я распахиваю дверь и наставляю на него дуло винтовки.
– Заткнись или я размозжу твою чертову голову!
– Пристрелишь меня? – смеется он, но с ним что-то явно не так.
-Как мы с тобой познакомились, Бари?
-Ты серьезно? – он истерично смеется – а спроси лучше, как тебя зовут, или что ты любишь пожрать на завтрак? Делай, как они хотят, подозревай всех вокруг!
Бари широко машет рукой вокруг себя. Его качает.
-Стой на месте! Бари..
Но он делает выпад вперед. Так резко и неожиданно, что я не задумываясь жму на спуск.
Давно было пора.
Он слишком шумный и явно не собирался уходить. А еще и не отвечал на мои вопросы. Избегал ответа.
Замерев на мгновение, словно в стоп-кадре, Бари падает на крыльцо. Теперь я замечаю, что его зрачки подозрительно расширены. Он что-то употребил? Или он все-таки один из Них?
Теперь уже неважно.
Бегло оглядываюсь и спешно вытаскиваю его труп за пределы своего двора. Мертвый мужик с пулевым на крыльце красноречивее всего говорит о том, что в доме есть кто-то, кто его застрелил. Этот факт заставит держаться подальше выживших, но послужит красной тряпкой Им.
«В доме кто-то есть, все сюда!».
На следующее утро, выглянув в окно, я заметил на тротуаре лишь красный след. Его тело уже куда-то пропало. Не удивлюсь, если утащили бродячие собаки. Им ведь тоже надо что-то есть..
Когда я, переодевшись, возвращаюсь в гостиную – Лили уже заново возится с радио, выглядя в этом футболке-платье, как Безумный Доктор. В перерывах между безрезультатным треском, она раз за разом возвращается к единственно вещающей, уже на протяжении полугода, волне.
– ..безопасность и защита, еда и кров. Повторяю, у нас нет Имитационных..
Ложь. Они есть везде.
День 258
Лили озадаченно смотрит на меня, а я, не дыша, выглядываю в щелку шторы. Оборачиваюсь и показываю незамысловатый жест:
– Все еще там.
– Что ей надо?
– Не знаю.
– Кто она?
– Не знаю.
Начинаю злиться.
– Что она делает?
– Не мешай мне.
Лили кивает и прекращает перебирать пальцами в воздухе, задавая новые и новые вопросы, на которые – прекрасно знает – у меня не больше ответов, чем у нее самой.
Вновь гляжу в щелку, загнав палец под ремешок винтовки, перекинутой через плечо. По моему двору бродит женщина.
Довольна странная.
На вид ей не больше сорока. Ее темные волосы подозрительно хорошо уложены, но вот вместо нормальной одежды – ночная атласная сорочка. Сорочка и пижамные штаны. Она появилась здесь чуть больше часа назад. Ее увидела Лили и позвала меня.
Эта женщина болталась по дороге, но завернула, почему-то, именно к моему дому. Беспардонно открыла калитку, хотя я даже в прошлом мире ее ни разу не видел это точно, зашла и скрылась из виду. А спустя пару мгновений я услышал, как она звонит в дверь.
Спускаясь по меткам, совершенно бесшумно, с винтовкой в руках, я дошел до двери и выглянул в глазок. Как раз в этот момент женщина перестала звонить и повернулась спиной, будто почувствовав одно мое присутствие в каких-то дюймах от нее по ту сторону двери.
Потом она отправилась к задней двери, но не стучала в нее.
Побродила по дворику, попыталась достать воды из колодца, но руки будто не слушались ее. В итоге ручник выбился из ее рук, и она как-то глухо рассмеялась. После чего вернулась на передний дворик. Попыталась попасть в гараж, но ни черта у нее не получилось. Тогда принялась бродить возле машины.
Я уже решил, что если она попытается забраться в нее, выбить стекло или типо того – придется выйти и пристрелить ее. Пока что я никак не хотел выдавать своего присутствия в этом доме. Выглядела она как-то очень.. странно.
Не сказать, что похожа на Них. Наоборот, Они очень хорошо копируют человеческое поведение и не стали бы болтаться возле колодца, странно хихикать и долбать чужие гаражи. Но кто знает, может это такой способ выманить нас? Заставить подать признаки жизни? Показать, что мы здесь?
Мол, я выйду отогнать ее от машины – и тогда Они смогут уже действовать?
Я не знаю.
Не знаю, кто она. Не знаю, что ей надо. И не знаю, что буду делать через минуту, две или пять минут.
Она уже час бродит по двору. И совершенно не собирается уходить. Она не пытается забраться в машину, не пытается бить окна камнями, не пытается попасть в дом. Она просто словно.. не в себе. Глядя на нее достаточно долго, я понимаю, что ее поведение немного напоминает мне..
…Я смеюсь и поднимаю банку пива вместе с Рэдом. Мне всего девятнадцать, я приехал на каникулы домой. Родители ушли к друзьям, оставили со мной моего младшего братца-поганца Джереми, которому пришлось дать пару баксов, чтобы тот слинял из дома и не появлялся пару часов. Легко договориться с 14-летним.
Тогда нас еще не разделяли скандалы, непонимания и фатальная ссора, заставившая нас прекратить общение на долгих 14 лет.
– Давай – пытается уломать меня Рэд и высыпает кривую белую дорожку на стол. Промазывает и часть падает на ковер.
– Черт, чувак – фыркаю я – если предки увидят, мне конец.
– Скажешь, что муку просыпал – гогочет Рэд в такой захлеб, словно сказал что-то офигенно смешное – пока пирожки готовил.
– Да иди ты, Рэд – я пытаюсь вычистить это, но в итоге просто перемешиваю эту щепотку с ворсом.
– Теперь этот коврище стоит минимум на сотню баксов дороже.
Я и не прочь нюхнуть кокса, которого раздобыл Рэд, но боюсь тогда к приходу родителей мы оба будем не в адеквате. Надо было либо собираться не у меня, либо предупреждать. А он достал это, только когда приперся.
Но меня прикалывает и наблюдать за другом. К тому же, я точно знаю, что у него есть еще одна порция в кармане. И когда он опять уйдет в сортир, я просто заберу пакетик и потом дуну сам. Когда он оклемается, то решит, что нюхнул сразу два пакетика.
Хлопает дверь.
Проклятье. Предки? Они должны были прийти гораздо позже.
Рэд будто не слышал ничего. Продолжает гоготать и нюхать стол.
– Мам? – кричу вниз – пап?
– Это я – голос Джереми. А следом гул шагов наверх.
– Какого черта?! – я вскакиваю, быстро стараясь убрать Рэда, белый порошок с его носа и вообще все это дерьмо, но Джер словно нарочно торопится и в итоге видит всю эту картину.
Его рот растягивается в широченной улыбке, словно он только ради этого сюда и шел.
– А я думал Ронни врет! Он так и сказал, что вы с Рэдом решили обдолбаться!
– Ты полный придурок, Рэд – цежу я другу – если сказал о коксе своему брату.
– Йоу, да он сам его нашел. Не ссы, он не из болтливых.
– Ага, поэтому теперь об этом знает уже мой брат.
Джереми заходит в комнату и, словно важный петух, мерит ее шагами.
– А что мне за это будет?
– Я дам тебе пинка – хмыкаю я – давай иди отсюда. Я тебе когда сказал прийти?
– Если ничего не дашь, я расскажу предкам, что Рэд здесь обдолбался – невозмутимо заявляет брат.
– Сукин сын.
– Ага – самодовольно смеется он, внимательно глядя на Рэда – а это правда, что под дурью есть не хочется?
– Правда – гогочет Рэд, уже не видя разницы между мной и моим младшим братом – ни жрать, ни спать. Вообще ни хрена. А ты знаешь, мир становится таким добрым..
Я психую и достаю десятку из кармана. Сую Джереми, пока он еще чего не наслушался:
– Ты ничего не видел и не слышал.
– Глухой и слепой – кивает он, довольно суя себе мятую купюру в карман – еще пятерка и могу следить за дорогой и сказать, когда увижу тачку предков.
– Вали уже.
– Как хочешь.
Он дергает плечами и уходит. Рэд смотрит вслед Джереми и смеется:
– Продался за десятку! Всего за 5 минут.. Так дорого даже шлюхи не берут!
– Заткнись уже, эй.
Рэд опять хохочет, точно придурок, над всяким бредом. После чего говорит, что хочет порыбачить из моего стакана. Заверяет, что рыбы водятся в любой воде – независимо оттого, где эта вода…
Поведение этой женщины отчасти напоминает мне Рэда 18-летней давности. Как она смеялась, когда сорвался рычаг колодца. Как она бесцельно бродит по моему двору. У нее словно нет конкретной цели, с которой она сюда забралась – она просто ходит и ходит, словно симс в плохо построенном доме, в комнату которого забыли вставить дверь.
( ..– а это правда, что под дурью есть не хочется?
- правда. ни жрать, ни спать. вообще ни хрена. А ты знаешь, мир становится таким добрым..)
Может ли быть так, что эта женщина под кайфом? Употребила что-то для того, чтобы убить голод? Может, у нее нет машины или она из тех, кто не парился о запасах бензина, потому теперь даже с машиной не может выехать? Не может достать еды и чтобы убить это чувство голода, обдолбалась?
Но даже если так – найти наркоту сейчас тоже дело непростое. Где она ее достала, когда все люди перестали контактировать друг с другом? Уж точно не у «личного дилера». Может, у нее было свое? Или она знала дом, где можно достать, а там уже все сдохли?
Может, соседи? Дети? Муж?
Но даже если так – какого черта она не обезопасила себя заранее, закрыв двери и спрятав ключи или типо того? Бродя вот так по улице, смеясь и вламываясь куда угодно, она рано или поздно привлечет к себе Их внимание.
Или она этого и добивается? Безболезненной смерти? Ведь под этим делом они ни черта не поймет, а без продуктов и так долго не проживет.
Но проблема в том, что этим она привлечет внимание не только к себе. Но и к моему дому.
Ко мне.
А я помирать пока не намерен.
Почему эта чертова наркоманка зашла именно в мой двор? Почему выбрала именно мою калитку? Она не была открыта, не болталась гостеприимно ветром в разные стороны, приглашая войти всех обдолбанных.
Если бы я точно знал, что она обдолбанная.. то я бы без проблем прогнал ее. В крайнем случае застрелил. Но что, если это действительно новая тактика Их? Увидеть бы ее зрачки так, чтобы она при этом не увидела меня.
Вот бы она еще раз подошла к двери, позвонила..
Оборачиваюсь опять к Лил. Та жестикулирует:
– Что, если она не уйдет до ночи?
Мотаю головой. Не знаю. Но это будет чертовски плохо. Кто знает, что ей взбредет в голову? Но если она начнет шуметь ночью – проблем нам всем троим не обобраться.
Она должна убраться отсюда.
Показываю жестами:
– Я думаю, она может быть наркоманкой. Но надо знать наверняка.
– Как?
– Мне надо увидеть ее зрачки.
Но когда я вновь возвращаюсь к окну, то уже не вижу ее во дворе. Хмурюсь.
Проклятье.
Пытаюсь оглядеть улицу, но ее не видно нигде. Не могла же она так быстро убежать?
Оборачиваюсь и бегу к лестнице. Быстро спускаюсь. Гляжу в глазок у парадной двери. Ничего. Бегу к задней двери – Лил за мной – гляжу в тот глазок. Тоже пусто.
Лили тянет меня за руку и показывает:
– Она ушла?
– Понятия не имею.
Лили тоже смотрит в глазок:
– Но я никого не вижу.
– Это еще не значит, что там никого нет.
До самого вечера мы с Лили попеременно смотрим в глазки. Я – черного входа, Лили – в глазок парадной двери. Порой поднимаемся и оглядываем все через щелки штор. Но странная женщина так и не появляется.
Вряд ли в том своем состоянии она могла бы строить хитрые планы, как спрятаться. Да и зачем ей это? А если бы это были Они и знали бы, что мы внутри – то тоже не стали бы ждать.
Наверное, она и правда ушла.
Чертова наркоманка.
Однако, я решаю все же не выходить и не проверять двор. Черт с ней. Раз не пытается ничего утворить, ее нигде не видно и не слышно – то и черт с ней. Лишь еще раз проверяю картонку и колокольчик над разбитым окном у задней двери. Назначаю Лили вахту. Сегодня мы будем дежурить возле этой двери. Как обычно – я с 10 до 2, потом Лил с 2 до 6.
Этой ночью лучше не оставлять эту дырку без присмотра.
Что-то мне подсказывает, что колокольчик мы можем и не услышать.
День 260
Та женщина не появляется не ночью, не в последующие дни, что заметно облегчает нашу жизнь. Не появляется и новых «любителей» побродить по моему двору или постучаться в мои двери. Вообще я вновь не вижу больше людей ни днем, ни ночью.
Как и прежде.
Позавтракав, киваю Лили:
– За водой.
Но она и так это уже знает, потому что идет за пустыми ведрами в ванну раньше, чем я закончу. Каждый третий день набираем воду. Это уже как «отче наш» – сложно забыть, напутать или отложить.
Она набирает, я уношу в дом. Семь ведер. Все просто, как день.
Главное – делать все это максимально бесшумно.
Пока Лили ходит за ведрами, я гляжу в глазок, потом в щелки штор на первом этаже. Как всегда, проверяю все ракурсы перед тем, как выйти из дома. Лишь в последний момент уже смотрю обстановку заднего двора – там редко, что меняется.
Накидываю ремень винтовки на спину. Беру два пустых ведра, Лили столько же. Мы выносим по два ведра – если брать в руку больше, чем одно, то при ходьбе они соприкасаются и стучат. Жуткий шум в полной тишине. Лучше несколько раз туда-обратно сходить и принести в заходы.
Пока Лили начинает работать с первым ведром, я иду за остальными пустыми. Не успеваю я их поднять, как слышу грохот. Шумный, глухой.. как если бы ведро грохнулось.
Черт возьми! Что она творит, нас же услышат!
Бросив ведра, я выбегаю обратно во двор, на ходу снимаю винтовку, кладя палец на спуск. Шум не повторяется. Когда я выбегаю, Лили стоит в паре шагов от колодца. Бледная, как мел.
Быстро оглядываюсь, но она тут же показывает мне пальцами:
– Прости, прости, я не хотела! Но там.. в колодце..
Я быстро подбегаю, лихорадочно осматриваясь. Может, кто выглянул в окно, или вдруг кто подходит? Черт возьми.
Подойдя к колодцу наклоняюсь вниз. Видимо, Лили не успела привязать ведро, так как оно упало в воду. Болтается там без веревки и теперь его черт достанешь. Но даже так я вижу всплывший и вздутый труп той самой женщины, что «куда-то убежала очень быстро» отсюда позавчера.
Сжимаю зубы так сильно, как только могу, чтобы не чертыхнуться в слух.
Долбанная шлюха! Эта дура, видимо, опять пыталась достать воду, но в этот раз не ручник соскользнул, а она –в мой колодец! Теперь ее тело вздулось и на жаре начало разлагаться. Даже здесь чувствуется вонь, если нагнуться.
Это значит только одно.
Вода в колодце больше не пригодна для питья, даже если мы труп как-то умудримся оттуда вытащить.
У нас больше нет доступа к этой воде.
Отхожу на шаг, с шумом втягиваю воздух. Очень хочется ударить по колодцу, заматериться, заорать, побить ближайшее дерево или стену дома, стереть себе костяшки этим до крови. Что угодно, сделать что-то, иначе эта ярость сожрет меня изнутри!
Но я лишь так же медленно, с шумом, выдыхаю, с трудом сдерживая себя в руках.
Правило номер 1 – никаких громких звуков.
Вот дерьмо!
Дерьмо-дерьмо-дерьмо!
Сука!
Какого черта? Теперь у нас нет воды! Теперь нам надо таскать воду с магазина, а она занимает много места. Очень много места, а значит нам придется брать куда меньше еды. Значит, делать вылазки куда чаще, значит куда больший риск..
И все из-за одной обдолбанный манды, которая грохнулась в мой чертов колодец!
Чтоб ты еще раз там сдохла, сука!
Надеюсь, тебя уже поимел сам Дьявол в Аду! Когда я сдохну, я сам тебя там найду, и грохну еще раз!
Я вновь втягиваю воздух и тру переносицу.
Маню за собой Лили и мы возвращаемся в дом. Затаскиваем ведра, которые успели вытащить – это слишком красный флаг¸ если их увидят. Уже в доме я по стене сползаю на пол, все еще стискивая зубы.
Мои руки, сжатые в кулаки, теперь безвольно разжимаются.
Лили осторожно садится напротив меня на корточки и спрашивает:
– Мы теперь больше не сможем пить из того колодца?
– Если хочешь склеить ласты раньше срока – пожалуйста.
Лил грустно поникает.
– Сколько у нас осталось воды?
Она опять жестикулирует:
– Одно неполное ведро.
– Проклятье – выдыхаю я.
Его на сегодня-то с трудом хватит. Нам что, придется ехать туда повторно уже завтра? И какие перерывы потом? Меньше недели?
Самоубийство.
Черт возьми, ну как так-то!
А что будет, когда и в кеймарте закончится вода? В ближних магазинах она закончилась куда быстрее, чем еда. Воды надо больше, и далеко не у каждого есть колодец.
Что станет, когда вода закончится?
Где ее достать?
А что будет, когда кончатся все наши запасы бензина? А теперь они кончатся куда быстрее, раз нам мотаться туда намного чаще.
Что тогда? В городе его больше нет.
Опять тру переносицу.
Надо было все-таки пристрелить ее еще тогда, во дворе. Теперь очевидно, что она была просто наркоманка. Грохнул бы и дело с концом. А теперь ее труп валяется в моем колодце, а я остался без доступа к воде.
И что еще хуже – теперь мы не можем контролировать наличие воды. Теперь, как и еда, она у нас лишь до поры до времени.
Мы в дерьме. Мы по уши, блин, в дерьме.
