Кейт Ринка
Игры богов. Право на любовь
Пролог
Эта любовь шире любого пространства,
длиннее самого времени и сильнее воли Судеб.
Хранитель Баланса – это тот, кто охраняет Пространство и Время от нежеланных лазутчиков, кто отлавливает нарушивших границы и отправляет обратно – в свой мир и на свое место. Их покровитель – Бог Войны Арес. Любовь – категорически недозволенное для них чувство.
Время быстротечно, бесконечно, циклично. Но! Уловимо, если ты – Ловец Времени. Пространство необъятно, многогранно, многослойно. Но! Едино, если ты – Скиталец меж мирами. Баланс хрупок, неустойчив, необходим. И! Твоя ноша и цель, если ты – Хранитель Баланса. Жизнь – многомерный многогранник, сотканный из множества миров, которые сшиты Нитями человеческих Судеб. Те нити берут свое начало от Веретена Судьбы, кое вращают дочери Зевса и Фемиды – Мойры. И нет у них других дел на Олимпе, кроме как вращать Веретено и ткать из этих нитей свое многослойное полотно, но не по чьим-то потребностям, а по личному усмотрению. И да будут милостивы боги к тем, кто пытается свою судьбу создавать сам, ибо нет страшнее гнева и кары беспристрастных Мойр.
***
Огромное белоснежное ложе было устлано алыми лепестками маков. Высокими колоннами служили тонкие стволы яблоневых деревьев, чьи наливные плоды так и просились быть сорванными. Маковые губы Афродиты скользили по смуглой коже, прокладывая дорожку на крепкой груди любовника. Арес терпеливо наслаждался этой лаской, прикрыв глаза и сминая в широкой ладони горсть ароматных волос богини, куда были впутаны снежные соцветия мирта. Вот уже вечность они с Афродитой сгорали в такой греховной страсти, которая обещала не угасать еще столько же: на зависть всему Олимпу, назло богам и за спиной ее истинного мужа Гефеста.
– Отдай мне этих двоих, – попросила богиня, касаясь поцелуем щетинистого подбородка. – Я хочу о них позаботиться.
Арес открыл глаза: «Опять она за свое!»
– Даже не проси меня об этом. К тому же, благодаря тебе, моя сладкая погибель, они теперь не только в моей власти. Они теперь и во власти Мойр.
Добравшись до его рта, Афродита игриво провела по нему губами, заглядывая в суровые глаза бога:
– А если я поговорю с Судьбами?
– Едва ли они станут тебя слушать. И я с ними буду солидарен. Моим Хранителям запрещено любить, и точка. Им и так хватает забот.
Она лукаво улыбнулась:
– Я знаю это.
– Знаешь, – согласился он. – Только все равно ослушалась меня и даровала им это чувство.
– Они заслужили…
– Это мне решать! – Прогремел его голос, словно сотканный из десятка мужских голосов.
Этот рокот испугал певчих птиц, которые встрепенулись с ветвей яблонь и стайкой улетели прочь. Испугалась и Афродита, но лишь на долю секунды. Страх быстро сменила обида, уведшая ее в дальний угол любовного ложа. Вот уже несколько лет они не могли прийти к соглашению касательно лишь одной пары ее влюбленных.
– Всего двое из сотни, а ты уже готов из-за них объявить мне войну!
– Сначала двое, потом четверо, а потом и все остальные. И кто останется охранять границы миров? Ответь мне, моя мудрая богиня, – спросил Арес, небрежно приподнимаясь на локте, отчего напряглись и прорисовались каменные мышцы руки.
Афродита вздернула носик и отвернула лик в сторону, лишь бы не видеть своего искусителя. Можно подумать, ее план был именно таким. Она всего лишь без спросу Судеб и Ареса подарила кусочек счастья двум его Хранителям. Оберегала их, прикрывала эту недозволенную любовь. Пока все тайное не стало явным. И что тут началось…
– Двое – это еще не все, – сердито произнесла она, вставая с ложа.
Но крепкий захват пальцев молниеносно сжал ее запястье.
– Далеко ли?
– Куда угодно, лишь бы подальше от несговорчивого, жестокого и бессердечного бога.
Он рассмеялся, забавляясь ее словами, в которых была чистейшая истина.
– Разве тебя это хоть когда-нибудь смущало?
Он дернул Афродиту и потянул за собой, когда стал подниматься на ноги. Подхватил и бросил спиной на ложе, подминая под себя с пылом варвара. Богиня ахнула. Зарумянились белесые щеки. Участилось дыхание. И ответ ее был: «Никогда». Только вслух она это произносить не станет даже под пытками.
– Ненавижу тебя, – прошептала желанному, млея от прикосновений огрубевшей в сражениях кожи его рук к своим нежным бедрам.
– Да-а-а, – удовлетворенно протянул он ей в шею.
Но пусть Афродита сдалась и пала под его головокружительным натиском здесь и сейчас, только это не значило, что она собирается отступать от своего вовсе. Просто… «Придется снова действовать тайно и обходными путями, только и всего», – думала она, наслаждаясь сладко-грубыми и попеременно нежными ласками своего пламенного любовника. Ведь, как известно – в любви, как на войне хороши все средства.
Основное место действия:
Далекое будущее Земли. Одна из параллелей. Претерпев многочисленные междоусобные войны и климатические катаклизмы, мир изменил орбиту бытия. Классовое расслоение стало размером в пропасть. Электронная техника необходима так же, как воздух. Оставшиеся жилые Города опутывает сеть видеокамер. Медицина сделала большой скачок вперед. Некоторые другие отрасти застыли в своем развитии. Ужесточено законодательство. Человечество стало более алчным и жестоким. Генетические и природные мутации – обычное и управляемое явление, вытесненное на нежилые территории суши. Одно из главных развлечений всего мира – «Игры богов», где арена – остров «Нью-Йорк», участники – преступники, в том числе и осужденные на смертную казнь, главная цель – выжить. Основная награда – свобода.
Часть 1
Глава 1
Карцер. Врагу не пожелаешь побывать в этом месте. Хотя, смотря какому. Здесь сыро, мокро и холодно. Так холодно, что зубы выдают стук кастаньет. Этот звук и собственные стоны – единственные мои собеседники. С ними только и остается, что вспоминать, как я жила раньше…
Руки сжимают горячую кружку кофе. Ароматный запах наполняет собой пространство ночной забегаловки. У меня перерыв на дежурстве. Дома ждет маленькая дочка и любимый муж. Я думаю о них с улыбкой. Пью кофе.
Еще пять минут в запасе. Спешить не хочется. Жизнь и так вся протекает в спешке, как в потоке бурного ручья. Думаю о будущем. О том, как провести очередной отпуск вместе с близкими мне людьми.
В ухе оживает наушник. Срочный вызов.
Ухожу, так и не допив свою последнюю чашку кофе.
Страшно хочется пить. Опухший язык не помещается во рту. От сухого неудержимого кашля сотрясает в муках все тело.
И остается только вспоминать, с чего все началось…
Возвращаюсь с дежурства под утро. Меня ждут. Но только совсем не те, кого я желаю увидеть. Подозрительная тишина большого дома и отключенная система безопасности наводит не контролируемый сознанием страх. Крадусь по коридорам. На ходу достаю Пи-7, который ложится в руку как родной. Открываю дверь в комнату дочери, не дыша. И цепенею на пороге комнаты, когда вижу знакомое лицо. С ним еще четверо. Они сидят на диванах и над чем-то смеются. Он – в кресле, весь в черном, как огромное черное пятно на карте моей жизни. Улыбается мерзко. У него на коленках моя дочь – сидит в футболке, на которой изображены персонажи из старых сказок. На маленьком личике слезы. Задыхаюсь слезами сама. Она так боится, что даже не рвется ко мне. Вся сжалась в маленький комочек. У ее горла он держит паранг. Так примитивно, так по-скотски. Краем глаза неподалеку вижу чье-то тело. Оно лежит, не двигаясь, и, кажется, уже не дышит. Рядом по полу растекается алая лужа. Секунда острой паники. Но нет, это не муж, это Валентина, няня.
Роняю на пол сумку и пистолет – все равно не буду стрелять в гада, пока он держит мою дочь.
– Прошу, не трогай ее, – умоляю, думая только о Лое.
– Ну-ну, откуда столько удивления и страха? Неужели не ждала гостей? Я же обещал, что мы придем сразу же, как только нам дадут зеленый свет. Ты испортила мне веселье, детка, потому мы здесь. Винить больше некого.
Поворачивает голову, касается языком щеки моей дочери. Она пищит, пытаясь отстраниться. Сжимаю в ярости кулаки, оставаясь на месте.
Говоря «дадут зеленый свет», он подразумевает, что отпустят из патрульного участка, куда я с напарником доставила его сегодня ночью. Эта сволочь изнасиловала и убила бездомную девочку. За это его должны были задержать в участке, а в дальнейшем хотя бы судить.
– Тебя не должны были отпускать!
Он смеется. Остальные поддерживают, обмениваясь грязными шуточками в мой адрес.
– Ошибаешься. И я не сяду даже за убийство твоей дочурки. А знаешь – почему?
– Нет, но очень любопытно, – поддерживаю разговор, потому что так нужно, пока я лихорадочно думаю, как действовать дальше.
– Так тебе еще не сказали? – Он выдерживает паузу, досадливо качая головой. – Моя королевская персона неприкосновенна.
– Разве, ты член Сената? Что-то не припомню.
– Горячо, но не то.
– Чей-то выродок?
– Бинго! И ты получаешь супер-приз! – потешается он, как клоун из театра Черного Юмора.
Снова дикий смех всей пятерки. В его глазах стоит сумасшествие. Его – против моих со страхом. И решимостью.
– Иди к папочке. – Манит пальцем. – Только для начала сними всю одежду. Уверен, где-нибудь в складочках обязательно спрятано оружие.
О себе уже не думаю напрочь, думаю только о дочери. Выполняю его желание, игнорируя отвратную похоть в глазах. У меня не остается выбора.
– Детка, закрой глазки, – едва шевеля губами, прошу дочь.
Она слушается. Тогда я осторожно подхожу к выродку, но только затем, чтобы неуловимым движением выхватить паранг из его руки и вонзить в горло. За ним следующие издыхают один за другим. Действую как в тумане, быстро, четко, на автопилоте, по привычке. Все успешно. А дочь кричит в истерике. Подхватываю ее на руки, прижимаю, целую, что-то говорю, говорю и плачу вместе с ней…
Слезы уже давно высохли. Кожа зудит. Боже, как же она чешется! И тело так ноет, что каждое движение приносит боль. Двигаться совсем не хочется. Хочется сдохнуть.
Скорее бы…
Скрип железных петель заставляет вздрогнуть. Яркий свет врезается в глаза, бьет. Не могу даже щуриться. Только чувствую, как поднимают и пытаются поставить на ноги чьи-то грубые руки. «Больно!» – хочется выкрикнуть, а получается только хрипеть и стонать. Босые и онемевшие ноги не держат, и я с трудом перебираю ими по полу. Спотыкаюсь. Куда-то тащат, как мешок с ботвой, чем я себя и чувствую. Сажают на стул, не свалиться с которого в тот же миг стоит для меня больших усилий.
Холодно. До сих пор сотрясает дрожь. Ничего не вижу. Свет льет с потолка и только на меня одну. Но рядом кто-то есть. Кто-то стоит, дышит и смотрит.
– Так вот она какая, – женский голос. – Вы бы ее хоть помыли.
– Простите, не успели, – голос тюремщика, который я узнаю из тысячи. – Клинт!
– Повторите, за что ее посадили?
– Она убила внебрачного сына Сенатора. Редкостная сволочь… сын, я имею ввиду.
Кто-то подходит ближе. В его руках железное ведро. Успеваю только задержать дыхание, прежде чем окатывают ледяной водой. Боже!
– Ясно. А почему она такая… потрепанная?
– Ее привели из карцера. Она плохо себя вела последнее время.
Уголок моих губ невольно приподнимает вверх. Под «плохо себя вела» эта свинья подразумевает ни что иное, как мой отказ от интимной связи, который я рьяно выразила, всадив в его ладонь ручку. Синюю, кажется.
– Как ее зовут?
– Рейна Смит.
– Рейна… – произносит, будто слышит это имя впервые. – Понятно. Мы забираем ее.
Забираем? И почему я догадываюсь, о чем они говорят?
***
Мои догадки оправдываются, чего и следует ожидать. Спустя несколько часов я сижу в кабинете врача. Чистая, свежая, но почти такая же вымотанная, как и в день до этого, и до этого, и до этого. Доктор – женщина, еще молоденькая, намеревается осматривать меня со всех сторон. Померить давление я ей еще позволяю. Но когда она чем-то светит мне в глаза, я злюсь, выдергивая у нее из руки этот маленький предмет. Фонарик летит в угол.
Моей реакции она пугается, потому не сразу подходит снова.
– Послушайте, я лишь хочу помочь, – говорит она, глядя на меня, как на дикого зверька.
– Зря вы охрану отослали, – голос будто не мой – хрипит.
– Я вам доверяю. Вам просто нужна помощь, и я могу ее дать. Могу облегчить ваши физические мучения.
– Они ничто по сравнению с тем, что творится здесь, – я кладу ладонь на грудь со стороны сердца.
– Могу помочь и с этим, – кивает она.
А взгляд такой обеспокоенный, словно она и правда за меня волнуется.
– Зачем тебе это? – Спрашиваю устало.
– Это моя задача – помогать тем, кто нуждается в моей помощи.
Я улыбаюсь на эти слова. Горько.
– Когда-то это было и моей задачей.
– Я знаю. Читала ваше дело. Год назад вы были в Патруле Города. Сочувствую. Вы знаете, куда вас направляют?
– Да.
– Разве Вы не хотите использовать свой шанс? Вдруг повезет снова увидеть свою семью.
Я отвожу взгляд. Задумываюсь. Так долго об этом мечтала, что попросту устала это делать.
– Давайте сначала просто попробуем еще раз, хорошо? – Спрашивает врач, доставая из кармана новый фонарик. – Я буду аккуратна, обещаю.
И я соглашаюсь, позволяя ей себя осмотреть и взять все необходимые анализы.
***
Мое нынешнее здоровье не сулит мне никаких утешительных перспектив. Казалось бы, пневмония, воспаление органов и прочие цветущие болезни, которые могли бы угробить меня быстрее, чем смертная казнь, – а именно такой был когда-то назначен приговор. И это после того, как я посвятила Системе годы жизни. Что тут сказать? Справедливость нынче не в моде. Но, несмотря на тяжелое состояние, меня можно подлатать за считанные часы. Для нынешней медицины такие болезни сущая мелочь. Несколько волшебных уколов, капельницы – и все болезни отступают прочь. Весь мир сейчас сидит на препаратах. Правда, в моем случае дело не только в медицине, дело во мне самой.
В больничной палате стоит запах лекарств. Он щекочет нос. Я смотрю на свое отражение в зеркале, висящем на стене над раковиной. Кожа выглядит свежей, фарфоровой. Даже и не скажешь, что еще несколько часов назад я подыхала во влажном карцере. Волосы отросли, что я замечаю только сейчас. Последний раз помню их длиной чуть ниже плеч, а сейчас они прикрывают задницу. А вот их цвет нисколько не изменился – они все такие же белые, но не матовой, не седой белизной, а скорее, с отливом серебра. И таких я больше ни у кого не встречала. И глаза у меня темно-синие, такие, как полотно неба после грозы. Почему я такая? Почему так отличаюсь от других? Самое странное заключается в том, что я не знаю наверняка.
Я четко помню лишь последние пять лет своей жизни. Что было «до», знаю только со слов мужа – Троя. Я выгляжу не как все, имею всевозможные навыки, и регенерация моего тела при должном общем состоянии на порядок выше, чем у любого другого даже с самыми чудодейственными препаратами. Порой мне кажется, что я с другой планеты. Но Трой говорит, что я просто участвовала в засекреченном проекте Главного Лабораторного Центра. Многочисленные климатические катаклизмы привели к возникновению опасных для человечества и страшных вирусов. Эти вирусы распространялись так быстро и так массово, что поначалу люди не успевали с ними бороться. Вирусы меняли людей, разрушали цивилизацию. Чтобы решить хоть часть проблемы, ученые всего мира объединились в поиске лечения. Так был основан Главный Лабораторный Центр. Его целью было создать новое поколение, устойчивое к вирусам, выносливое, идеальное для жизни в иных условиях. А я была одной из тех, на ком проводились опыты. Так мне сказал Трой. Но как это все было и чем кончилось, он не знал. Знала только я, потому что подписывала договор о неразглашении. Единственное, что было известно мужу, что в проекте я перестала участвовать еще десять лет назад.
Где же я получила свои боевые навыки, не знал даже он. Как оказалось, я была очень скрытной и таинственной особой. Не удивительно, что привлекла внимание такого человека, как Трой. Он у меня поистине интересный мужчина. И не последняя фигура в обществе, приближенном к Сенату. Правда, это не помогло ему уберечь меня от тюрьмы. Единственное, что Трою удалось добиться, это отсрочить смертную казнь. Он все надеется меня вытащить. Глупый.
Как он там?
Как там наша девочка?
Как же мне хочется снова их увидеть…
Отчего-то увлажнились щеки. Не сразу понимаю, что это мои слезы. Я стираю их ладонью и возвращаю себе маску безразличия. Так легче.
Для убийцы сына Сенатора, пусть и внебрачного, прощения не было, а мера наказания – самая строгая. Потому что Сенат – единственная верховная и диктаторская власть всей нашей большой планеты, а члены Сената – непоколебимые правители, почти что боги.
И добро пожаловать в мой мир!
Глава 2
Пустота: бескрайняя, сухая, колючая. Словно пустыня в сезон бурь, когда песок кружится в воздухе, проникает в одежду, скрипит на зубах, раздирает легкие. Но стоит ли говорить именно так, когда вокруг НЕГО пестрит изобилие? Стоит. Потому что ни напиться и ни наесться, ни насытить плоть. И он тонет в этой пустыне, словно в зыбучем песке, и таком вязком, что не остается никаких шансов выбраться.
Он. Стоит темной фигурой у высокого окна, глядя сверху вниз на территорию своих владений. Его взгляд властен, тяжел, внимателен, зорок. Он уверен в себе и в том, что делает. Нет никаких сомнений. Им нет места в его очерствелой душе. Он как Аид на Земле – владыка собственной Геенны.
– Ваш ход, господин, – слышен тонкий голос личной рабыни.
Их две. Близняшки. Он медленно поворачивает голову. Две красивые белокурые куклы сидят в одном кресле в обнимку у игрального стола. Перед ними разложены шахматы. Они играют белыми и только что сделали свой ход. Он подходит к столу, чтобы сделать свой. Тонкими пальчиками Лана проводит рукой по волосам сестры, смотрит на него озорным взглядом. Обе – искушенные, распущенные. Почти нагие. Их стройные подтянутые тела укутаны в красный шелк, который струится по коже пестрыми волнами, открывая части обнаженных тел: плечи, грудь, колени. Они любовницы, но скорее друг другу, нежели ему. В их трио Маркус лишь такой же искушенный наблюдатель…
***
Не помню, сколько прошло времени. Кажется, я задремала. Открываю глаза в тот момент, когда шасси самолета касаются земли, отчего встряхивает. Под конвоем меня еще долго куда-то ведут по длинным коридорам и этажам, пока не оставляют в небольшой комнатушке тюремного типа. Здесь только кровать, тумбочка, ниша для одежды и стул. Все – песочного цвета. С первого взгляда создается впечатление, что меня перевели из одной тюрьмы в другую, только с лучшими условиями и смешанного типа. Все же отдельная комнатушка лучше личного карцера. У моей двери даже есть окошко, через которое открывается вид в общий зал, имеющий форму круга. Почему общий? Потому что комнатушки, подобно моей, разбросаны по всему периметру. Во многих из них я замечаю любопытные лица. Здесь надзиратель объяснил мне, что внутри комнаты я в безопасности, потому что двери открываются по отпечаткам пальцев жильца. Естественно на персонал сего заведения это ограничение не распространяется, у каждого есть ключи-карты. Так же мне объяснили, что выходить из комнаты игрокам можно только при особой надобности, это если помимо времени обеда или ужина.
Так куда меня все-таки доставили? Спрашивать без надобности, стоит только обратить внимание на всевозможные эмблемы одежды, дверей, стен и прочего. Везде красуется оскалившийся красный череп внутри такого же красного круга. Я нахожусь в тюрьме «Райкер». Недалеко от нас остров Нью-Йорк – цитадель зла, арена современного цирка, где проходят «Игры богов». Почему «остров»? Потому что некогда так назывался город Северно-Американского континента, территория которого после всех катаклизмов отделилась от общей и осталась наплаву отдельным островом. И это одна из суш, куда сваливают всякого рода современную нечисть, «живой мусор». А вот те, кого я заметила в этой тюрьме – такие же участники, как и я, и это, несомненно, осужденные. Уже исходя из этого приятную компанию даже не ожидаю. Да впрочем – мне наплевать.
Отойдя от двери, ложусь на кровать, укрываюсь одеялом и засыпаю.
***
Будит настойчивый стук в дверь. Хоть и просыпаюсь, но реагировать на него не спешу. Кто-то свистит, потом кричит за дверью. Женщина:
– Эй, Выходи, тварь! Старая подруга хочет с тобой поздороваться.
Я открываю глаза. Разворачиваюсь. В окошке, стоя по ту сторону двери, скалится женщина с короткими светлыми волосами и шрамом на лице. Бойкая. Она снова ударяет ладонью в дверь и зло выкрикивает:
– Помнишь меня, сука? Ха?
Еще бы нет. Это одна из задержанных мною в ночном рейде по городу. Вот только не помню, за что. Зато она, как видно, мне ничего не забыла. Плевать. Безразличная, я снова разворачиваюсь к стене.
***
Она подходит ко мне еще несколько раз. Она и кто-то еще из наиболее любопытных. Для обитателей этого заведения я не только новенькая, а еще и нечто вроде диковинки. Потому я не спешу выходить из камеры без надобности. Любопытство надоедает. Пропускаю обед и ужин. Много сплю, позволяя организму окрепнуть окончательно, что мне пригодится. Ночью здесь не так уж и тихо. Слышу тихие придушенные крики и стоны сексуального характера. Удивляться нечему.
***
Утром мне приносят новую одежду, она же и сценическая. В ней я должна буду выступать на играх. И это: нижнее белье, эластичные шорты, майка, перчатки, сапоги, плащ и… чулки?! Впрочем, какая разница? Главное, что все по несколько пар моего размера. Это радует. Моя первая игра назначена уже на следующую ночь. Пора знакомиться с «коллегами».
Я одеваюсь. Выхожу в зал во время обеда. В центре стоят столы и стулья, как в небольшом кафе. Подхожу к одному из столиков, где сидит та, которая колотила в мою дверь. Она ко мне спиной, потому не замечает сразу. Хватаю ее за волосы и опускаю лицом в стол. Ломаю ей нос. В зале повисает мертвая тишина.
– Еще раз подойдешь к моей двери… – пытаюсь предупредить.
Но девушка не слушает. С криком она вырывается и бросается на меня. Уворачиваюсь от удара, хватаю бойкую за руку, выкручиваю ей за спину до характерного хруста сустава и бью носком по ноге. Поверженная, она падает коленями на пол, а я продолжаю:
– Еще раз подойдешь к моей двери – убью.
В этот момент уже медленно поднимается из-за стола ее приятель – так мне кажется, потому что он сидит с ней за одним столиком. Да и вид у него такой, словно он недоволен моим поведением. Сам мужчина – верзила, каких редко встретишь: слишком мордаст, слишком мускулист, слишком высок и широк в плечах. Свои силы я оцениваю быстро и трезво – с ним придется попотеть. Словно отвечая на мои предположения, он срывается на рык, бьет кулаками в стол, который жалобно трещит, едва не складываясь в ножках. Уже предполагаю, что сейчас будет драка. Но также неожиданно по комнате проносится свист. Как и все, перевожу внимание на источник звука. В дальней части зала за столиком сидит мужчина. Широкоплечий, подтянутый, смуглый. На нем черная майка, которая лишь подчеркивает рельефы груди и рук. Глаза серые, пронзительные, а сам взгляд цепкий, тяжелый, диковатый, как у маньяка. Такой запоминается. От него веет холодом лютого мороза. Мужчина ничего не говорит, просто смотрит на верзилу. И тот без особого удовольствия усмиряет свой гнев, обходясь предупреждением.
– Еще раз ее тронешь, будешь иметь дело со мной, – говорит он мне басом, после чего подходит к своей подруге, подставляя той плечо и поднимая с колен.
Оставляю их в покое, тихо злясь на этого типа с серыми глазами. Ему не стоило вмешиваться.
Между тем я спокойно подхожу к стойке, где раздают еду. Беру поднос. Занимаю свободный столик. Длинные волосы, такие чистые за последнее время, мешают. Скручиваю их в узел и откидываю за спину. Ем, лениво думая о том, как бы не подавиться под настороженными и любопытными взглядами. Их около двенадцати, не включая персонал. Больше всего напрягает сероглазый, который смотрит в упор. Он словно жрет меня, перемалывая зубами. Когда дожевываю последний кусок мяса, поднимаюсь и подхожу к нему, опуская ладонь на стол.
– Есть что сказать? – спрашиваю с вызовом.
Позади меня все неожиданно замирают. Сероглазый недовольно щурится. Молчит. Напряжение нарастает. Переставая что-то понимать, я начинаю злиться еще сильнее.
– Язык проглотил?
– Он… он тебе ничего не скажет, – несмело говорит мне парнишка за соседним столиком. – Не говорит он.
От неожиданности почти проглатываю собственный язык. Холодный взор становится еще более лютым. Смотрит так, словно обещает меня грохнуть при первой же возможности. Хочется извиниться, но такому не говорят подобного, иначе это будет сродни проявлению жалости. А жаль ли мне его? Нет, нисколько. Да и видно по брутальному лицу, что ему не нужны ни мои извинения, ни моя жалось. Потому я молча разворачиваюсь и направляюсь в свою комнату.
Но, не доходя до двери пару шагов, слышу грозное:
– Смит! На выход!
Закрываю глаза с одной простой мыслью: «Начинается»…
***
Меня выводят из зала. Заталкивают в лифт. Пока едем, руки сковывают за спиной. Поднимаемся на шесть этажей вверх. Еще долгий путь по длинному извилистому коридору. Останавливаемся напротив высоких красивых дверей. Что-то мне начинает подсказывать, что я у порога апартаментов первой персоны во всем этом заведении. Один из охранников распахивает двери. Второй – подхватывает меня под руку и толкает вперед. Проходим по узкой комнате, которая отличается скромностью и чувством стиля: белые стены, черная мебель. Наконец, попадаем в последнюю из комнат. Здесь уже преобладают все оттенки красного. Первое, что бросается в глаза, это круглая кровати, которая находится в центре. И на этой кровати целуются две полуобнаженные блондинки.
И тут я понимаю – да они близняшки!
Хочется отвернуться. И главное – есть куда. Сбоку от входа на диване сидит мужчина, для которого и устроено все это представление. Не узнать его может лишь тот, кто не знает, что такое средства массовой информации. Я же знакома с ним лично. Мы встречались несколько раз на всевозможных приемах, куда я приходила вместе с мужем. Помню, я невзлюбила его сразу же, как и он меня. Так вот это сидит сам владелец острова «Нью-Йорк» и «Игр богов». И зовут его – Маркус Петрелли. Он одет очень по-домашнему – в черные джинсы, наверняка выкроенные по его меркам, и белую рубашку, не заправленную и не застегнутую ни на одну пуговицу. И вот этот мужчина обращает на меня свой взор. Лицо серьезное, с жесткими чертами. Глаза черные, словно дно бездны. Ловлю себя на мысли, что невольно по коже пробегает странная дрожь. Она мне противна. Потому я умело отодвигаю в сторону все лишнее.
– Ближе, – произносит он всего одно слово. – И на колени.
Как же все-таки коварна судьба-злодейка. Дело в том, что Маркус – главный конкурент моего мужа. Так все-таки, чем занимается мой муж? Да почти тем же: если у Петрелли – «Игры», то у Троя – собственный «Колизей». И если раньше я для Маркуса была женой конкурента, то сейчас – рядовая туша для его игр. Таков наш мир – один неверный шаг, и ты в пешках. Даже не представляю, что будет с Троем, когда он узнает, куда и к кому я попала.
Дернув меня за руку, охранник подводит к Маркусу. Ударяет носком ботинка в сгиб моей ноги, так что я едва не падаю на колени. Но он настаивает. В плечо врезаются грубые пальцы, давят вниз. Снова удар по ногам. И вот я все-таки на коленях. Стою, скрипя зубами, натягивая оковы до боли в запястьях, и смотрю на охранника, обещая ему как минимум врезать. От него отвлекает Маркус. Он придвигается ко мне, меняя положение тела. Локти ложатся на разведенные в сторону колени. Я вижу начищенные до блеска ботинки, и обращаю внимание на его руки почти у самого моего носа. И надо признать, достаточно красивые руки, чтобы я задержала на них взгляд. Когда же поднимаю глаза, то упираюсь в пустоту его черного взора.
– Все такая же дерзкая? – Спрашивает он.
– Как и всегда, – отвечаю с не напускным спокойствием.
Охранник отступает в сторону и занимает позу «покорного ожидания».
– Сколько ты здесь?
– Два дня.
– Два дня, и уже успела нажить врагов. Неплохо. Учитывая, что у тебя с ними следующей ночью первый выход. Ты жить хочешь?
– Не уверена.
Смотрит в упор. Изучает. Кажется, даже верит. Опускает глаза, нахально рассматривает мое тело. Так по-мужски.
– Нравится? – Спрашиваю с ухмылкой.
Поднимет глаза и отвечает:
– Не очень.
Врет или нет, мне наплевать. Мнение этого типа меня интересует меньше всего. Тем временем, он откидывается спиной обратно на спинку дивана.
– Даже ради Троя и Лои?
Невольно сглатываю. За одно упоминание их имен хочется порвать ему глотку.
– А это не твое дело.
Беспристрастно смотрит на меня. Отводит взгляд туда, где продолжается его представление. Берет в руку стакан с красным напитком и медленно подносит к губам. Я уже не понимаю, почему все еще стою перед ним на коленях.
– Я свободна?
Медленно, даже нехотя, опускает глаза ко мне. Словно его окликнула недостойная внимания.
– Я скажу, когда будешь свободна.
И снова возвращается глазами к девушкам. Чувствую себя оскорбленной. Хоть и не привыкать. Да и другого поведения от Маркуса я не ожидаю. Терпеливо жду пару минут. В это время пытаюсь нащупать на оковах секретку – уж кому как не мне знать, как заставить их поддаться. Откидываюсь на пятки и поднимаюсь, из-за чего меня награждают суровым взглядом черных глаз. Охранник уже почти рядом со мной. Но и секретка найдена. Короткий щелчок, и мои руки свободны. Встречаю охранника кулаком в нос. Как я и обещала. Он явно не ожидает, тем более такого сильного выверенного удара. Слышу хруст переносицы, а так же женский визг за своей спиной. Попутно выхватываю из набедренной кобуры мужчины Пи-7, самый любимый мною пистолет из всех, какие только сейчас существуют. От ощущения холодного металла в моей ладони, этой любимой мною игрушки, ловлю истинное удовольствие. Но расслабляться некогда. Массивное дуло Пи-7 смотрит охраннику в лоб, пока я прожигаю взглядом Майкла, только теперь – сверху вниз, а не снизу вверх. Второй охранник уже готов стрелять. Одно мгновение… за которое Петрелли поднимает ладонь в знак отмашки.
– Ну что ты? Не стоило. И все-таки, я хочу услышать, что свободна,– говорю ему.
– Впечатляет, – произносит он. – Уверен, твои боевые навыки тебе пригодятся в играх. – Лениво делает глоток из стакана. – А сейчас будь хорошей девочкой и отдай оружие.
Мои глаза превращаются в две щелочки. Мне кажется или он надо мною издевается?
– Я не повторяю дважды, – пугает он, да так, что назло не хочется опускать оружие.
А еще любопытно, почему этот мужчина так спокойно себя ведет, когда рядом находится непредсказуемая женщина с оружием в руках. Но в этот момент что-то происходит. Я смотрю ему в глаза и куда-то резко уплываю. Проваливаюсь в бездонную пропасть…
