Кезалия Вердаль
Последний первый поцелуй
– Ладно, я понял. Сегодня выдался не самый удачный день. Попробуем завтра вновь?
– Хорошо. Я тогда еще отчеты принесу.
– Договорились. Отдыхай. Кстати, – внезапно его голос догоняет у выхода, – как ты неприлично ругаешься! Зад!
– Эрик Михайлович, не «зад», а «зяд». Это две разные вещи, – не соглашаюсь с упреком.
– Зяд? – его глаза лезут на лоб. Понимаю, он же профессор, таких слов знать и не должен.
– Злой Языческий Дух, – расшифровываю я. Судя по непонимающему взгляду ученого, он еще не врубился. – Черт это, Эрик Михайлович, черт.
~6~9~
Дома встречают родители, которые вместе готовят ужин. Точнее мама готовит, а папа сидит в качестве моральной поддержки.
– Как дела в университете? – спрашивает мама, выкладывая блюда отцу на дегустацию.
Быстро прикидываю, стоит ли оповещать о том, что точно завалю один зачет и придется ходить раз так двадцать на пересдачу. Смотрю на папино улыбающееся и довольное личико (мама потрясающе готовит) и решаюсь промолчать до худших времен. Не люблю портить людям настрой.
– Да все супер! – одариваю домочадцев белозубой улыбкой, швыряю кеды в коридор и сажусь за стол. – А что это у нас здесь такое вкусненькое?
– Опять была у Эрика Михайловича? – интересуется отец, наблюдая, как я хищно набрасываюсь на еду.
– Ыгы… – мычу с набитым ртом.
– Чем вы там занимаетесь? Никак не запомню слово.
– О-ней-ро-ло-ги-ей, – по слогам повторяю в сотый раз. – Пап, неужели тебе так сложно запомнить, чем занимается любимая дочь?
– Сложно-то не сложно, просто зачем грузить память лишней информацией? – продолжает издеваться родитель.
– Совсем это не ерунда. Ты треть своей жизни во сне проводишь! – начинаю опять заводиться. – Сновидения – это реально существующий мир.
Последнее мы произнесли с отцом хором. Конечно, ведь это его я постоянно цитирую.
– Да шучу, Юн. Ну как я могу быть не в курсе твоих дел? – папа треплет меня по волосам точно пятилетнюю. К всеобщему сведению, его чаду уже двадцать два.
– Пап, я не маленькая! – принимаюсь качать права.
– Ну да, за стол садятся с невымытыми руками только настоящие леди, правда, Юн? – к подкалываниям присоединяется еще и мама.
– Двое на одного – так нечестно!
– Приводи своего молодого человека, – выразительно отзывается папа и возносит к небу вилку точно скипетр. – Пусть начнется равный бой!
Не удивляйтесь, что папа такой забавный. Нет, он не буйно-помешанный. Просто актер. А еще и комик. Поэтому к его выкрутасам нам с мамой не привыкать.
– Ну ладно, вы тут тогда один на один поборитесь, а я пошла отчет строчить, – деликатно удаляюсь в свою комнату.
«В древнегреческой мифологии Бог смерти Танатос и Бог сна Гипнос были близнецами. Их называли сыновьями Ночи. По легенде, один из братьев – Танатос не смог победить могучего богатыря Геракла, зато его победил Гипнос. С тех пор считается, что Бог сна намного сильнее, чем Бог смерти. Сон есть маленькая смерть», – ставлю точку и отодвигаю лаптоп.
– Сон есть маленькая смерть, – зачитываю вслух. – А смерть лишь продолжительный сон. Засыпая, мы временно умираем, а умирая, засыпаем навсегда.
Мысль так затянула, что забрасываю писать отчет. Непроизвольно начинаю рисовать на попавшемся под руку клочке бумаги его. Большие глаза с совершенно неподходящими ему длинными ресницами. Угловатые черты лица, легкая щетина на подбородке. Растрепанная прическа и серьга в ухе.
Заканчиваю портрет и прицепляю его прищепкой к веревке, висящей по диагонали комнаты. Отхожу на шаг и любуюсь работой. На рисунке молодой человек получился таким же, как и на других многочисленных картинах, украшавших мою обитель.
Сдержанный, даже немного строгий, с грустным взглядом и… невероятно родной.
– Кто ты? Кто? – повторяю про себя один и тот же вопрос день за днем.
Родители думают, что он мой любимый человек, которого скрываю и не хочу с ними знакомить; лучшая подруга – просто случайный прохожий, когда-то невзначай увиденный на улице; Эрик Михайлович – мнимый образ, воспроизведенный моим слишком развитым воображением.
Лишь я не знаю, кто он.
– Нет уж, этой ночью я точно узнаю, кто ты! – решительно захлопываю ноут и ложусь спать. Завтра пара у Евгения, куда теперь мне вход воспрещен, так что успею еще написать отчет.
Говорят, у меня железные нервы. Не буду отрицать – так и есть. Мне удается засыпать за считанные минуты, причем в любом положении. Сегодня не стало исключением. Однако, несмотря на воинственное заявление, погружаясь в сон, меня все больше терзало сомнение, что сумею справиться без напутствий Эрика Михайловича.
Да ну! Была не была!
Держу в руках увесистый томик «Происхождение видов» Дарвина.
Удивлены?
Я тоже. Поэтому запихиваю книгу подальше на полку и следую дальше вдоль книжных полок. Неужели я в библиотеке?
Ненавижу читать. Опять поражены? Озадачились, как девчонка, занимающаяся наукой и пишущая всякие отчеты, не терпит чтение?
Вообще-то два года назад я была совсем не такой, как сейчас. Мне нравился драйв: я занималась скалолазанием, скейтбордингом, серфингом, пыталась овладеть навыками паркура. Но все же моим истинным увлечением были мотоциклы. Нельзя вообразить тот восторг, который ощущаешь при быстрой езде. Ты как будто летишь, нет, паришь над землей! При этом ничто не может остановить эйфорию.
Кроме… Но не об этом речь.
В общем, с тех пор пришлось отказаться от опасных видов спорта и самое экстремальное, чем мне дозволено заниматься, – это катание на карусели с трехлетним племянником. И это вовсе не смешно. Скорее прискорбно.
Отчего-то стало душно. Чувствую себя как Лэнгдон из «Кода да Винчи» в секретной библиотеке. Надо бы поскорее покинуть это место, а то уже мурашки по коже бегают.
Иду между книжными полками, которые тянутся нескончаемыми рядами. Интересно, когда-нибудь они закончатся? Перехожу на бег. Замечаю, что начинает сниться стандартный кошмар: чем быстрее бегу, тем дальше удаляется выход.
Резко торможу и отбегаю назад на пару книжных рядов. В самом углу, прислонившись к стене, сидит он и что-то увлеченно читает.
– А вот ты и попался! – радостно улыбаюсь и танком направляюсь в его сторону. – Теперь меня уже ничто не остановит.
Неожиданно стена в конце коридора с грохотом рассыпается, и в зал, снося книжные полки, врывается тот самый грузовик. Подобно домино громадные шкафы с фолиантами падают одним за другим, и я понимаю, что следующий просто-напросто задавит незнакомца. Кидаюсь к нему с истеричным криком «Нет!» и пытаюсь закрыть собой от сыпавших сверху толстенных томов.
«Сейчас проснусь», – быстро промелькнула мысль и также бесследно исчезла.
Раскрываю глаза и со всей выразительностью и артистичностью, которую смогла унаследовать от отца, кричу:
– Миас! – что расшифровывается как «Могущественное и Абсолютное Совершенство», то есть «Боже!» или «Господи!».
Все вокруг замерло как при стоп-кадре: падающие книги так и застыли в свободном полете, а накренившиеся полки окаменели в попытке превратить нас в лепешки.
Не верится! Я сумела установить контроль над собственным сновидением!
Опускаю взгляд и гляжу в заставшие глаза незнакомца. Всегда знала, что у него серые глаза с зелеными крапинками. Едва заметный шрам у брови, к которому, почему-то, захотелось притронуться. Рука уже была на полпути к цели, как внезапно меня хватают за запястье:
– И тебе здравствуй!
Молодой человек разворачивает к себе тыльную сторону моей ладони и неожиданно для меня прикасается к ней губами.
~6~9~
Шлепок.
– Да что ты себе позволяешь! – влепляю ему пощечину и вырываю руку.
– А лапать чужие лица это можно, – ухмыляется в ответ молодой человек. Легко встает и отряхивается. Надо же, он еще выше, чем я ожидала. – Теперь ты объяснишь, что происходит и где мы?
В прямом смысле слова офигеваю и стою, уставившись на него во все глаза. Он задает мне вопросы? Это я надеялась получить от него ответы.
– А ты, Слава, оказывается, скотина, – пронзаю его ненавистным взглядом. Больше года снится мне, облепила все стены его портретами, теперь мы, наконец, общаемся, как говорится, вживую, а он мне такое выдает.
