Как же бесит эта официантка! До скрежета зубовного бесит, до умопомрачения!
Не реагирует ни на слова, ни на прикосновения, как будто полностью отключила чувства и эмоции, поэтому ещё больше хочется задеть ее чем-нибудь, вывести из каменного стояка.
Только когда заставил ее съесть суши с острым соусом, немного скривилась и сразу сбежала. Я видел издалека, как она пьет воду, и в душе злорадствовал: «Так тебе и надо! Это тебе за высокомерие и заносчивость!»
Но, попробовав дракона из суши, пожалел и себя. Шеф-повар постарался: перца чили было в соусе столько, что хватило бы на роту чилийцев. И все равно пришлось признать, что вкус суши из-за этого не пострадал, наоборот, показался невероятно изысканным. Такое блюдо я не пробовал даже в Японии.
Лариса болтает без умолку. А для меня ее голос звучит фоном, словно где-то телевизор включённый работает и бормочет что-то невнятное. Иногда вслушиваюсь в ее слова и опаньки! прозреваю. Оказывается, батя близко знаком с ее родителями, да и живет она через два дома от нас. Как получилось, что я ее не знаю?
– Вы недавно переехали в наш поселок? – спрашиваю осторожно и на всякий случай убираю руку: слишком уютно она устроилась на искусственной заднице.
– Ты что, Алекс! Совсем не помнишь меня? – хихикает Лора. – Мы в параллельных классах учились. На физкультуре с тобой рядом баскетбольные приемы отрабатывали.
– Ты? Приемы? Зашибись!
Час от часу не легче! Что-то горло хочется промочить. Залпом допиваю бокал, но алкоголь на меня сегодня действует слабо, я запутался в бабах, как в двух соснах. Одно дело послать лесом да полем незнакомку, и совсем другое – дочку соседей по посёлку. Старой истории мне хватило за глаза, больше не надо.
Год назад назло папаше начал встречаться с дочкой его партнёра по бизнесу. Шуры-муры, трали-вали, покувыркались чуток, а потом – получи мажор гранату: девчонка влюбилась, как кошка, и решила схватить меня за… жабры двумя полосками на тесте.
Даже сейчас зябко становится, как вспоминаю тот момент. Смотрел на красные черточки, а в голове рождался взрыв сверхновой.
Ну, и рванула она в самый неподходящий момент: при встрече с родителями. Те уже обговаривать начали условия передачи своей доченьки мне на руки, а я заявил, что ребёнок не от меня.
Что тут началось! Подруга устроила настоящее представление. Она рыдала, билась в истерике, бросалась с кулаками на меня, топала ногами. Потом выхватила из аптечки таблетки, чтобы у всех на глазах доказать, что без меня ей свет не мил.
Лекарства отобрали, кстати, это были витамины, но предки переполошились. Партнёр налетел на батю, а тот – на меня. Билет купил и выпроводил из страны, чтобы я глаза не мозолил.
А зря. Я в финале концерта совестью проникся и захотел жениться, и только позже узнал, что беременность – тоже запланированный спектакль влюбчивой матрешки.
Вот и сейчас вглядываюсь в черты прекрасного лица Ларисы, но не вижу знакомых. Напрягаю память, и не могу вспомнить ее, хоть тресни. А наверняка встречались на школьных праздниках, соревнованиях, совместных лекциях.
Это надо же так перекроить себя, чтобы от природы ни грамма не осталось! Тут же перед глазами появляется статья желтой прессы. В Китае миллионер подал в суд на жену-модель за обман. Его трое детей родились очень некрасивыми. А когда он стал искать причину, выяснилось, что женушка полностью переделала свою внешность, чтобы подцепить богача.
Конечно, мужик сам лоханулся: мог бы и догадаться, но я в такое дерьмо наступить не хочу.
– Куколка, а как ты относишься к детям? – спрашиваю Ларису.
Она возит вилкой по пустой тарелке и пытается засунуть в рот добытые капли соуса. А те словно издеваются: капают обратно на тарелку, не хотят быть съеденными искусственным ртом.
– Дети – цветы жизни.
Сердце ухает в пятки. Только не это! Жениться на Кукле и годик потерпеть я согласен, но заводить наследников с этой… нет уж, увольте!
– А по мне пусть они цветут на чужом огороде.
– Согласна! – мотает головой Лариса. – Я чайлдфри. Киндер-сюрпризы… Б-е-е-е…
Уф! Пронесло!
В ее словах даже слышу лазейку, за которую в случае чего могу ухватиться при разводе. Эх, надо было записать!
– Тогда зачем согласилась на свидание со мной?
– Родители настояли. У них с твоим отцом общие планы по слиянию компаний.
– Вот блин!
Лазейка мгновенно захлопнулась. Дьявол! Никому наследники не нужны. Огромный сливной конгломерат станет с обеих сторон любимым детищем. Мы с Лорой – разменные монеты наших предков, будь они неладны! Никогда не понимал этого стремления – завести детей, чтобы потом извлечь из них выгоду.
Откидываю взглядом ресторан, гостей становится все меньше. Пора и нам уходить. Где эта чертова официантка? Она словно слышит мои слова, тут же показывается у входа в зал.
– Котик, я хочу домой, – капризничает Лариса.
– Иди, собирайся, – не отвожу глаз от Кристины, которая словно плывет над полом.
– Куда?
– В туалет.
– Зачем?
– Слушай, зачем бабы в туалет ходят? – не выдерживаю нытья.
– А-а-а… губы подкрасить? Я сейчас.
Ничего не соображающая Лариса встает и, качаясь на каблуках, идёт к выходу. Девушки проходят мимо друг друга, и я опять поражаюсь разнице в их внешности и поведении. Кристина бесит, но чертовски волнует, а пьяная Лариса вызывает жалость.
И я срываюсь. Непременно надо поставить официантку на место! Да кто она такая? Почему ведёт себя так, будто это я у неё на посылках, а не наоборот? Какая-то детская обида поднимается изнутри, и я заставляю Кристину назвать меня господином.
Лучше бы я этого не делал! С той минуты, как я попробовал эту девчонку на вкус, началась ломка. Солоноватый привкус ее кожи до сих пор стоит во рту. Хочу ещё! Все естество дрожит, так хочу! Думать ни о чем не могу.
Но Кристина больше не показывается, а Лариса ноет и просится домой. До печёнок достала, матрешка.
– Ладно, поехали!
Хватаю ее за локоть и выдергиваю из-за стола. Но она едва держится на ногах. В холле усаживаю ее на диван. Надо найти официантку! Эта девчонка будет моей!
– Котик, ты куда? – встряхивается Лариса.
– Отдохни, я сейчас.
Издалека вижу Феликса и перехватываю его у входа в кухню.
– Александр Борисович, вы что-то хотите? – спрашивает он, а глаза бегают по сторонам.
– Где мне найти Кристину?
– Зачем?
– Феликс, это мое дело!
– Но…
– Можешь организовать мне ее на ночь? Хорошо заплачу.
– Но… так нельзя, – бормочет администратор. – Оставьте девочку в покое.
– Феликс, я жду!
– Сотрудники уже расходятся по домам, – не даёт информацию упрямый мужик. Почему он так защищает девчонку? Не боится работу потерять? Или тоже запал на неё? Старый пердун! Скрежещу зубами от злости, несусь в сторону кухни, и тут в голове щёлкает: служебный вход. Он же должен быть в ресторане.
Разворачиваюсь.
– Где служебный вход? – на ходу кричу уборщице.
– Там, – она машет рукой.
Я выскакиваю на улицу, оглядываюсь – пусто. И тут слышу голоса. Ныряю в тень у стены. Сам хорошо вижу освещённое фонарем крыльцо, но меня не замечает никто. Один за другим появляются сотрудники. Они тихо разговаривают, смеются и идут к автобусу, который стоит недалеко.
Кристина появляется в числе последних. Она останавливается на верхней ступеньке и подставляет лицо мелкому дождику. Сейчас я хорошо могу ее разглядеть. Ни грамма косметики, взгляд тусклый и уставший, кожа кажется полупрозрачной и нежной. Как она хороша! Сжимаю пальцы в кулак, так хочется убрать капли дождя с нежных щёк.
Вот она проводит языком по губам, они влажно блестят в лучах света, мое тело сходит с ума от желания.
– Кристя, ты идёшь? – окликает ее женский голос.
Я вздрагиваю и напрягаюсь.
– Да.
Официантка сбегает с крыльца, уже проходит мимо, но я дергаю ее к себе и прижимаю к стене.
Эта безумная смена наконец-то заканчивается. В ней всего было слишком много: сволочной клиент, оказавшийся наследником империи, перепалки с Натальей, увольнение и новое возвращение к работе.
Какое счастье, что мне девятнадцать лет и ещё полно сил, чтобы выдержать все испытания. Но судьбе, видимо, и этих было мало, она приготовила мне новый сюрприз.
В раздевалке несколько минут сижу, закрыв глаза, и прихожу в себя. Нельзя возвращаться домой с помятым лицом и поникшей головой. Мама чувствует мое настроение с порога. Одна надежда на позднее время. Надеюсь, она уже поужинала и спит.
Когда я занята, за мамой приглядывает соседка. Она заходит в гости словно невзначай, приносит угощение, разогревает маме еду. Я расплачиваюсь с ней по-своему: иногда деньгами, иногда продуктами, но чаще помогаю вести группы в соцсетях. Тетя Нина – профессиональная швея. Она работает над заказами, а я продвигаю ее бренд в массы. Вот в таком симбиозе и выживаем уже год.
Другие девушки тоже молчат, даже Наташка притихла. Это и понятно: смена выдалась трудной, как всегда, в выходные дни. Хорошо, что ресторанный автобус развозит нас по домам.
Входит Надя с пакетами в руках.
– Девочки, возьмите продукты.
Это ещё один бонус ресторана, кроме чаевых, которых я сегодня не заработала совсем. Не востребованные клиентами заказы складываются в контейнеры и отдаются сотрудникам. Никто не спорит и не ищет лучшие блюда, мы рады и тому, что достанется.
Разбираем пакеты и тащимся к выходу, едва передвигая ноги.
Завтра у меня выходной, наконец-то высплюсь и займусь домашними делами. А ещё у меня наполеоновские планы: мечтаю в следующем году поступить в вуз, пусть не в такой престижный, как планировала, но все же. Результаты ЕГЭ ещё действительны, надеюсь, суммы баллов хватит, чтобы попасть на бюджет. Завтра планирую подать документы на курсы при университете, потому что у вуза есть свои внутренние экзамены.
Только выхожу на крыльцо черного хода, как кто-то хватает меня за руку и тянет в сторону. От неожиданности реагирую как девчонка: вскрикиваю, испуганно оглядываюсь и столбенею…
Сзади стоит мажор и ухмыляется кривым ртом. Он очень высокий, выше меня почти на голову. И сильный. Нависает мощной стеной, закрывает личное пространство так, что не остаётся чистого воздуха, нечем наполнить легкие.
Зато в нос бьет запах алкоголя, смешанный с ароматом парфюма. Резкий, раздражающий, вызывающий головокружение, тошноту и… какое-то непонятное волнение. Я впервые оказываюсь так близко к взрослому мужчине, и эта близость тревожит не на шутку.
– И куда куколка собралась? – без предисловия спрашивает он и крутит на пальце ключи от машины.
– Простите, это вы мне говорите? – с тоской смотрю на близкий автобус, освещённый огнями, и коллег, уже забравшихся в салон.
– Ну да. Поехали?
– К-куда?
– Ко мне.
Жаром опаляет щеки и уши. От такой наглости перехватывает дыхание. Толкаю его что есть силы в твёрдую грудь, но он ловко перехватывает запястья и прижимает руки к стене. Каменная крошка больно впивается в кожу.
– Господин, вы пьяны. Вам вызвать такси? – стараюсь быть предельно вежливой.
– Не хочешь ко мне, давай в отель. Развлечемся, покувыркаемся. Джакузи, шампусик, лабух (скрипач – сленг) наяривает на скрипке…, и мы такие… в до мажоре…
О Боже! О чем он говорит!
– Да, пошёл ты…, – уже не сдерживаю отвращения.
– А ты борзая! – верхняя губа мажора дергается, обнажая белые зубы.
– Если не отпустишь, закричу!
– Попробуй! – короткий смешок почему-то кажется угрозой.
Набираю в легкие воздуха:
– Надя! Помо…
Договорить не удаётся. Мажор вдруг наклоняется и захватывает мой рот губами. От неожиданности реагирую не сразу. Мгновенно отключаются мозги, поэтому инстинкт самосохранения срабатывает быстрее, чем разум. Я сгибаю ногу в колене и резко дергаю вверх.
– Ах, ты… змея!
Мерзавец отталкивает меня, и я несусь к автобусу. Будь, что будет! Но терпеть приставания пьяного мужика не намерена. Яростно вытираю рот. И какой идиот придумал, что поцелуй сладкий? Нет, он противный и слюнявый. А ещё мерзкий язык лезет внутрь, и такое чувство, словно тебя хотят проглотить.
Уже влетая в автобус, слышу голос блондинки.
– Котик, ты почему оставил меня одну? – капризно хнычет она.
Плюхаюсь на сиденье и пытаюсь остановить дрожь от только что пережитого ужаса. Рядом тут же оказывается Надежда.
– Степаныч, чего стоим, кого ждём? Все на месте, – тормошит она водителя. – Трогай! Быстро.
– Молчать, женщина! – шутливо отвечает тот. – Без твоих команд справлюсь!
– Что делать теперь? Что мне делать? – тихо повторяю я, а в голосе дрожат непролитые слёзы.
– О Боже! Что опять случилось?
– Этот зажал меня и полез целоваться?
– Кошмар! А ты?
– Двинула ему?
– Куда? – серые глаза Нади становятся похожи на круглые пуговицы.
– Туда… вниз…
– По яйцам?
– Н-наверное. Не знаю. Он вскрикнул.
– Согнулся пополам? Схватился за пах?
– Да, не знаю я! Не видела, – оглядываюсь: мажор тащит подружку к стоянке машин. Идёт ровно, не хромает. – Вроде бы жив…
– Да, девка! Нажила ты себе врага!
– Я не хотела. Само вышло, – хватаюсь за голову. – Он же меня уволит! Как жить дальше?
– Погоди, может, ещё отстанет. Ты не в его вкусе.
– Правда? – от облегчения вырывается нервный смешок.
– Скоро сама увидишь. Все его подружки на одно лицо. Он их пластиковыми куклами называет. А ещё Барби и матрёшками.
– Почему?
– Брови, носы, скулы, губы у всех девиц на один манер сделаны.
– Деньги есть, вот и совершенствуются, – пожимаю я плечами: как далеки проблемы этих девиц от меня!
– У Алекса нет иллюзий на этот счёт, развлекается, как может. Это в основном дочки политиков, богачей, актрисы и теледивы. И сегодня Алекс был с известной блогершей и светской дивой. Постоянно ее искусственное личико мелькает в сми.
– Да? То-то я смотрю, что она кажется знакомой.
– Ты у нас другая. Темненькая, титечки с дулю…
– Неправда, второй размер, – обижаюсь я.
– Да ты что? Дай пощупать! – Надя хватает меня за грудь, едва успеваю вывернуться. – Правда. Ловко ты их прячешь.
– Чтобы не лезли пьяные клиенты.
– И то верно! Хотя… может, и зря. Завела бы себе папика и одним махом все проблемы решила. Вон, как Натаха… то с одним в номерах скроется, то с другим…
– Не так воспитана.
– Т-ю-ю-ю… кто сейчас на это воспитание смотрит?
Надежда права, но пока не могу себя пересилить. Кажется, как впряглась в телегу проблем, так и волоку воз на себе. Вот поступлю в универ, тогда и посмотрим. А пока… пусть остаётся так, как есть.
– Короче, будем верить, что все обойдётся.
Но говорит Надя так неуверенно, что я понимаю: не обойдётся. Я теперь мишень для мажора, очередная игрушка, кукла, и только в его власти казнить меня или миловать.
От этих мыслей тянет в сон, даже не замечаю, как оказываюсь возле родного дома. Наша сталинская пятиэтажка спит, в редких окнах горит свет. Нахожу взглядом свою квартиру на третьем этаже – темно. От облегчения становится легче на душе. Главное, с мамой все в порядке, остальное перемелется – мука будет, как говорил когда-то папка.
Папка… сердце сжимается от боли, а на глаза наворачиваются слёзы. Смахиваю их испуганно рукавом и открываю дверь, стараясь не греметь ключами.
Прислушиваюсь – тихо. Мама уже спит. Кил выбегает из комнаты, стуча коготками по паркету, и рычит. Так, на всякий случай. А вдруг чужак в дом ломится?
Он крутится у меня между ног, не давая закрыть дверь, я улыбаюсь, и все неприятности дня остаются в стороне. Присаживаюсь прямо на пороге и ласкаю Кила по голове.
– Тихо-тихо, – он довольно тянет ко мне мордочку, шершавый язык так и норовит лизнуть в нос, но с меня на сегодня поцелуев достаточно. – Как вы тут? Все хорошо?
– Тяф, – отвечает Кил.
И вдруг ушки тойчика напрягаются, он наклоняет голову, словно прислушиваясь к звукам. Я тоже настораживаюсь, но в подъезде тихо, только с верхнего этажа доносятся слабые звуки музыки. Встаю, чтобы закрыть дверь, и тут Кил заходится неистовым лаем и проскальзывает между ног к лестнице…
– А-а-а, – эхом отдаётся от стен чей-то крик.
Я срываюсь с места…
Несусь вниз, не чувствуя ступенек под ногами. Ужас! Даже представить страшно, что сделает крохотный Кил, который ненавидит все, что движется, со случайным прохожим. Хорошо ещё, если схватит за штаны, а вдруг заберётся выше? Наш тойчик и не на такое способен.
На следующем этаже картина открывается кошмарная. Оправдываются мои худшие тревоги. Высокий мужчина крутится волчком по лестничной клетке, а на воротнике кожаной куртки висит наш тойчик.
– Кил, фу! Брось его! – кричу сдавленным голосом: не хочется будить всех соседей. – Брось!
– Убери свою шавку! – орет незнакомец.
Он руками пытается оторвать Кила, кажется, ещё чуть-чуть, и этот зверь задушит крохотную собачку.
– Я сама! – взвизгиваю не своим голосом и бросаюсь к мужчине и хлопаю его по пальцам. – Тойчик, миленький, или ко мне, я тебе вкусненькое принесла.
Но расцепить сжатые челюсти собаки не так-то просто. Если она выбрала себе жертву, ни за что не отпустит, может укусить и хозяйку. Киллер вращает выпученными глазёнками и злобно рычит.
– Я тебя засужу! – вторит собаке баритон, и я чувствую запах алкоголя.
– Стойте смирно! – рявкаю на незнакомца. – Киллер на дух не переносит пьяниц.
– Я пьяница? – захлебывается мужик. – Держать надо такую псину на цепи.
– Не двигайтесь!
Он замирает, упираясь руками в стену, и в полумраке подъезда по-прежнему не вижу его лица. Я подавляю смех: слова незнакомца вызывают недоумение. Кого держать на цепи? Карликовую собачку?
– Вы напугали нашего Кила, вот он и напал.
– Ага! Как же! Напугал. Да это чудовище само прыгнуло на меня с верхней ступеньки.
Мне кажется, или в облике мужчины и его голосе есть что-то знакомое? Думать об этом не могу, уговариваю собаку. Удаётся оторвать Кила только с третьей попытки. Мужчина хватается за шею, и я вижу, как его пальцы окрашиваются кровью.
Час от часу не легче! Я держу вертикально трясущееся от бессильной ярости тельце тойчика, чтобы не дать ему возможность пустить в ход зубы. Дверь на площадке открывается, выглядывает сонная тетя Нина.
– Кристя, что происходит? Опять Кил постарался?
– Ах, так это уже не в первый раз?
Мужчина поворачивается лицом, и я охаю: мажор. Что он делает ночью в моем подъезде?
– Вы следите за мной? – вскрикиваю от возмущения.
– Спятила? Нужна ты мне! – фыркает мажор, но отводит взгляд.
– А как я должна понимать ваш визит, господин, в мой дом?
От слова «господин» этот мерзавец морщится, но мне плевать! Достал, зараза, до печёнок! Сама готова вцепиться в его горло мертвой хваткой.
– Кристя, ты его знаешь? – тетя Нина забирает из моих рук Кила.
– Конечно! Этот господин преследовал меня весь вечер на работе, теперь явился и сюда. Тетя Нина, вызывайте полицию!
Интонация моего голоса не нравится тойчику. Он опять представляет себя сторожевым псом, оскаливает зубы и яростно рычит.
– Дочь, что здесь происходит! – вдруг слышу сзади родной голос.
Мы втроём подпрыгиваем от неожиданности: на последней ступеньке пролёта стоит мама. Я с ужасом смотрю на неё, тетя Нина тоже в шоке и закрывает ладошкой рот, лишь круглые глаза торчат. И только мажор разглядывает окровавленные пальцы и матерится под нос.
На маме длинный домашний халат, запахнутый до горла, волосы причёсаны, глаза подведены, а губы накрашены. Такое впечатление, что она не спала, а тщательно готовилась к выходу в свет.
Вот только она покинула квартиру впервые за год.
Впервые!
От удивления мы с соседкой теряем дар речи, зато мажор оживляется.
– Госпожа, вы не могли бы забрать этого пса-убийцу?
– Молодой человек! У вас кровь, – мама медленно поднимает руку.
– Я знаю. Кровь. Это ваш милый пёсик постарался. Укусил меня за ухо.
– Надо же, какое невезение! – вскрикивает мама.
– Так тебе и надо! – мой голос сочится ядом. – И почему Кил выбрал именно ухо, не знаете случайно, господин? Закон бумеранга. Слышали о таком?
У меня даже настроение поднимается. Получил, козлина! Нечего лезть ко мне с поцелуями!
– Лучше заткнись по-хорошему! – мажор надвигается на меня и нависает всей массой.
Радужку глаза полностью закрывает потемневший зрачок, и я вижу в нем своё отражение, которое мне совершенно не нравится. Но Киллер тоже не дремлет. Он рвётся в руках тети Нины и заливается лаем.
– Кристина, где твои манеры? – мама укоризненно смотрит на меня, потом забирает у соседки тойчика и поворачивается к мажору. – Рану нужно обработать.
– Ну, мама!
– Не мамкай, невоспитанная девчонка, – прикрикивает она на меня и важно поднимается по ступенькам. – Молодой человек, за мной!
На моем лице, видимо, написана такая ярость, такое желание пнуть, что мажор огибает меня по кривой, прижимаясь к стене, но идёт следом за мамой.
– Кристя, что это сейчас было? – шепчет тетя Нина.
– Не знаю. Не понимаю, – пожимаю плечами я. – Мама словно… пришла в себя.
– Может, выздоровела?
– Эх, если бы!
Я поверить не могу в своё счастье. Неужели мои мучения закончились? После смерти отца ни минуты не было спокойной. И вдруг…
– Я боюсь, – всхлипываю от потрясения. – А если это новая стадия? Ещё более страшная?
– Не плачь, моя девочка, не плачь, – тетя Нина прижимает меня к большой груди. – Иди домой, глядишь, этот красавчик радость принесёт в вашу семью.
– Да вы что? Этот мерзавец?
– Беги уже.
Соседка подталкивает меня в спину. Я поднимаюсь на свой этаж. Стою минуту в коридоре, прислушиваясь к звукам. А дома все спокойно, только Киллер недовольно ворчит в вольере, куда его засунула мама в качестве наказания, да слышатся тихие голоса.
Эта минута помогает прийти в себя и выработать линию поведения. Зря я погорячилась в коридоре. При маме нельзя не только показывать свою ненависть к мажору, но и подавать виду, что мы знакомы.
Раздеваюсь, отношу сумки, брошенные у порога, в кухню и, вздохнув, иду в папин кабинет, откуда доносятся голоса.
Это ещё один поразительный момент небывалой ночи. Год кабинет был заперт на ключ. Мама, как тигрица, бросалась к нему и закрывала телом вход, даже если я просто хотела зайти и вытереть пыль.
У распахнутой двери останавливаюсь, боюсь войти, зато наваливаются воспоминания. С какой любовью папа обставлял эту комнату! Здесь все напоминает о нем. Горло сжимает спазм. Кажется, ещё недавно мы были так счастливы!
Делаю шаг в кабинет, и сразу бьет в нос спертый воздух пыльного помещения и волнующий микс из запахов. Пахнет кожей, которой обтянуты диван и кресла, алкоголем и йодом, мужским парфюмом и сладкими мамиными духами.
Лучше не думать о грустном, лучше не думать!
В кабинете, освещенном только настольной лампой, царит полумрак. В кресле у стола сидит мажор, наклонив голову, а мама колдует над его головой.
– Закончили? – спрашиваю я. – Гостю пора домой, я устала.
– Кристина, дочка, разве так можно? – всплескивает руками мама и роняет на пол пластину лейкопластыря.
Она наклоняется, чтобы его поднять, но то же самое делает и мажор, глухой стук лбами кажется слишком громким в тишине квартиры.
– Ох! – трёт больное место мажор. – Что-то у меня сегодня травматизм повышенный.
При этих словах он выразительно смотрит на меня.
– Ещё бы! – фыркаю под нос.
– Кристина!
– Мама, может, ты его ещё чаем угостишь и спать уложишь? – не выдерживаю благостной атмосферы я.
– А я бы чайку выпил, – усмехается мажор. – И домой ехать уже поздно.
– Спятил совсем, господин? – скриплю зубами беззвучно.
Он выразительно поднимает брови: развлекается сволочуга!
– Можно и чай, и мягкую постель, – вставляет вдруг мама. – Вот только… тогда вам придётся жениться.
Я впадаю в ступор.
Меня что, решили добить?