Кира Фарди
Хочу тебя проучить
Глава 11
Жениться?
Она шутит или серьезно? Вглядываюсь в лица хозяек квартиры. Кристина явно растеряна, стоит с раскрытым ртом, словно что-то хочет сказать, но не может.
А ее мать вполне серьёзна. Я вижу, как подрагивают ее длинные пальцы, сжимающие пластинку пластыря. Глаза сияют лихорадочным блеском, щеки заливает румянец. Вот она кладёт пластырь, кокетливо взбивает волосы и теребит бортики шелкового халата, которые уже не закрывают наглухо ее тело, а свободно лежат на груди. Женщина проводит рукой по шее, ее пальцы ныряют в ложбинку между полушариями и ещё больше оголяют их.
Интересная ситуация. Прислушиваюсь к себе. Нет, меня престарелые дамы не волнуют. Совсем. Хотя полумраке комнаты мать и дочь кажутся сёстрами. Обе стройные, невысокие, с длинными прямыми волосами и очень красивые.
Ептыть! Какой сложный выбор!
И почему все хотят меня женить? Но, судя по всему, в этом доме есть мужчина: кабинет обставлен в соответствии с его вкусом. Взглядом натыкаюсь на фото в тяжёлой рамке, которое стоит на книжной полке. На нем на фоне водопада позирует семья. Крепкий мужчина в шортах и футболке обнимает за плечи хрупкую женщину, а с другого боку в его руку вцепилась голенастая девушка, почти девочка. Длинные волосы заплетены в косу, а та переброшена через плечо.
Счастливые люди на отдыхе в лучший для себя день жизни.
– Уходи! – глухо говорит издалека Кристина. – Убирайся из моего дома!
– Дочка, так нельзя!
Голос матери едва слышен. Он шелестит, как осенняя листва, и лопается на каждом звуке. И я вдруг понимаю: что-то не так с достопочтенным семейством, не пора ли мне делать ноги? Но язык работает вперёд головы.
– А чай? Что-то в горле пересохло.
– Ах, ты… – официантка уже не сдерживает эмоций. Ее лицо искажает гримаса. Она срывается с места, хватает меня за рукав и тянет к выходу. – Обойдёшься, господин хороший! Дверь открыта. На выход!
Такого обращения стерпеть не могу. Мало того, что сегодня оказался обрызган кофе, почти получил по яйцам и был растерзан зубами шавки, так ещё и выставить меня хотят, как бомжа. Я вырываюсь.
– Ты, матрешка, нюх потеряла? Я тебя засужу за членовредительство.
– Давай! Вперёд! Кому нужны твой потрёпанный карандаш и шарики?
– Что-о-о? – так со мной ещё ни одна Кукла не разговаривала. – Карандаш? Да ты, на себя посмотри! Сама страхуилина! На тебя ни у одного мужика хозяйство не вста…
От внезапного удара по затылку захлебываюсь словами. Отскакиваю в сторону и оборачиваюсь: сзади стоит мамаша с толстенной книгой в руках. Вот она медленно поднимает ее снова…
Все! На сегодня с меня хватит!
Вырываю книгу из пальцев хозяйки и швыряю ее на диван. На той-терьера, бьющегося в истерике лая, скалю зубы и рыкаю. Тот со щенячьим визгом прячется в домике вольера.
– Сволочь! – кричит Кристина и бросается на меня с кулаками.
Но я успеваю распахнуть дверь и выскочить в коридор. Да, сам не думал, что могу так быстро спускаться по ступенькам. Но летел по лестничным пролетам буквально на крыльях. Скорее, вот отсюда! Из затхлого воздуха кабинета, из квартиры с безумными женщинами, из дома, в который сам не понимаю, как попал.
Выскакиваю на крыльцо и вдыхаю кислород полной грудью, подставляю лицо под моросящий дождик и, кажется, будто на свободу вырвался из кладбищенского склепа. Несколько секунд понадобилось, чтобы прийти в себя и просветлеть мозгами. Наконец оглядываюсь, выискиваю глазами огоньки такси. И только тут понимаю, что его нигде нет. Вот это номер! Неужели уехало? А как же Лариса, которая осталась спящей в салоне? Ептыть! Теперь придётся ещё и с отцом выяснять отношения! Сходил, называется, в ресторан, и нажил на свою задницу ворох проблем.
Вызываю новую машину. В дороге пытаюсь понять, как я оказался у дома Кристины. Такие поступки не в моих правилах. Никогда не бегал за бабами, они сами преследовали меня. А тут зацепила чем-то матрешка, напрочь отключила мозги, околдовала золотыми, как у кошки, глазами. Словно вместо шампанского, приворотное зелье выпил.
В номере даже не раздеваюсь, падаю плашмя на кровать и сразу проваливаюсь в сон. Пробуждение оказывается кошмарным. Сквозь пелену откуда-то издалека пробивается звонок. Он свербит и свербит мозг, ввинчивается в него почище шурупа, не дает задержать в памяти кусочки соблазнительной картинки.
Рукой нащупываю телефон и рявкаю в трубку:
– Какого лешего?
Тишина, никто не отвечает, а звонок заливается с новой силой. Смотрю на часы: половина девятого, ещё спать и спать. С трудом сползаю с кровати и иду к двери. Кого ещё черти принесли в такую рань?
– Санька, открывай эту дверь, пока я ее не выбил! – рычит из-за створки голос бати.
Стою секунду в раздумье. Может, притвориться, что не ночевал дома? Вздыхаю: бесполезно. Отец наверняка уже выяснил, что я в номере. Открываю дверь.
– Батя, ты бы ещё раньше пришел, – нападаю сходу, не даю ему опомниться.
Но отцу этого и не надо. Он вдруг откидывается назад, заносит руку, и я даже глазом дернуть не успеваю, как родительский кулак впечатывается в мое прекрасное рыло. На мгновение теряю ориентацию, кажется, что черепок лопнул, как спелый арбуз. Трясу головой, пытаюсь понять, что происходит.
– Борик, так нельзя! – из-за спины родителя появляется испуганная любовница, а за ее спиной виднеется парочка громил-телохранителей. – Он же твой сын! – она бросается ко мне. – Алекс, миленький, покажи, где болит?
– Отстань, – толкаю Нику рукой.
– Убью, гаденыш! – кидается на защиту любовницы отец. – Как родил, так и придушу!
Он снова пытается ударить меня, но я уже настороже: перехватываю его запястья и крепко сжимаю.
– Ещё раз полезешь с кулаками, отвечу, – говорю тихо, но так, чтобы с первого раза стало ясно. – Я уже не ребёнок, могу сам решать, как жить.
– Мальчики, так нельзя! – верещит Ника и тянет нас в разные стороны. – Вы же родные.
– Да? Сам? – отец не обращает внимания на неё. Он, хотя и сдает позиции, ещё кипятится и пылает праведным гневом.
Я смотрю на его вспотевшее красное лицо, на очки, криво лежащие на носу, и внезапно чувствую жалость. Если бы я вырастил такого сына – морального урода, тоже захотел бы прибить на месте.
– Сам, – закрываю дверь и показываю гостям на диван. – Проходите, садитесь, сейчас закажу завтрак.
Разворачиваюсь и иду в ванную: пока приведу себя в порядок, разгневанный предок, глядишь, и успокоится. Быстро заказываю завтрак в номер и забираюсь в душевую кабину. Под струями контрастного душа голова становится ясной.
Словно фильм перед глазами проносится моя бесцельная жизнь. Вечная война с отцом, постоянно испуганный, словно вороватый, взгляд мамы, почти тридцать лет живущей с домашним тираном. И хотя сейчас он уже вышел в тираж, былой силы и сноровки не растерял.
Ощупываю отёкшую переносицу, надеюсь, обошлось без перелома, но снимок придётся сделать. Красавец мужчина. Прокушенная мочка уха похожа на спелую сливу, под глазом разливается синяк, а нос превратился в грушу – осенний сбор урожая, не иначе.
Выхожу, обмотав бедра полотенцем, просто детское желание позлить папашу. И он тут же реагирует на провокацию.
– Прикройся! – батя снимает с себя плащ и швыряет в меня.
Я демонстративно перешагиваю через тряпку и закрываюсь в спальне. Подождут. Если сразу не ушли, значит хотят поговорить. Только вот о чем?
Идея приходит в голову неожиданно. А что, если…
Глава 12
Я выталкиваю мажора в коридор и прислоняюсь к двери, словно этот паразит может прорваться сквозь запертые замки и задвижку. На секунду закрываю глаза, от пережитого внутри все трясётся, как зеленое желе. Почему зелёное? Не знаю. Кажется, этот цвет ассоциируется у меня со всем мерзким и грязным.
Вдох-выдох, вдох-выдох.
Уф! Наконец-то этот день закончился!
Отталкиваюсь от косяка и иду в кухню. Из ее окна хорошо виден двор. Не понимаю, как мажор узнал мой адрес. Через администрацию ресторана это сделать невозможно: рабочий день закончился, в офисе никого нет. Неужели специально следил? Вот больной! На всю голову отмороженный.
Осторожно отодвигаю штору и выглядываю. Из арки во двор въезжает такси. Я вижу, как Алекс садится в машину, бросая взгляды на дом, и испуганно прячусь.
– Ты плохая дочь, – тихий голос мамы, будто ледяной водопад, обрушивается на голову и приводит меня в чувство.
– Почему? – спрашиваю машинально и тут же жалею об этом.
Разрядка от пережитого стресса наваливается сразу, не даёт сделать шаг или поднять руку, а уж тем более спорить среди ночи с мамой, которая стоит в дверях кухни, по-прежнему теребя края халата.
Ох, как мне не нравится ее поведение! Как не нравится! Получается, незваный гость задел какие-то струны в мертвом от горя сознании. Завтра придётся опять вызывать врача.
Но у меня же другие планы!
Хочется плакать. Похоже, я никогда не буду жить своей жизнью.
* * *
Мы переехали в Москву чуть больше года назад. Отец-полковник, получил высокое назначение, вместе с которым прилагалась служебная квартира (правда, весьма потрепанная, зато почти в центре столицы) и представительный автомобиль с личным водителем.
С радостным сердцем мы раздали старое имущество друзьям и знакомым, избавились от машины и прилетели с Дальнего Востока налегке, чтобы начать жизнь с чистого листа.
Временно поселились в отеле и начали строить грандиозные планы на будущее. Папа видел себя генералом в верхушке военных сил страны, мама хотела насладиться жизнью столичной дамы, а я мечтала учиться в самом крутом вузе страны.
Жизнь казалась прекрасной, а Москва – сокровищницей, заполненной сундуками с возможностями.
Увы! Наше счастье было иллюзией.
Папа через месяц умер от сердечного приступа. Просто однажды пришел с работы, взволнованный новыми перспективами, лёг спать и не проснулся. От пережитого стресса мама погрузилась в затяжную депрессию и превратилась в унылую тень: целыми днями бродит, шаркая ногами по полу, и вот уже год не выходит на улицу.
А я?
Я, восемнадцатилетняя девчонка, мгновенно повзрослела. После похорон и первого шока вынуждена была разгребать это жизненное дерьмо.
Деньги в неумелых руках быстро закончились: слишком много я потратила на адвокатов, так как управление потребовало вернуть предоставленное жильё. Но другого у нас с мамой не было, поэтому квартиру пришлось отстаивать и вырывать у государства чуть ли не зубами. Однако жить в пустом помещении без ремонта и мебели было невозможно. Пришлось пустить часть страховки на краску, обои и покупку элементарных вещей.
А остатки средств ушли на врачей и лекарства для мамы. Сначала ею занимались московские светила, потом доктора из поликлиники рядом с домом. Результата не дали ни те, ни другие, мама не хотела возвращаться из своего мира, где ей стало уже привычно, а деньги растворились в воздухе.
Вот так, засунув золотой аттестат подальше в шкаф, я стала искать работу, научилась считать деньги и планировать траты. Сначала мыла подъезды, чистила во дворе снег, выгуливала животных, а когда немного освоилась в Москве, завела знакомых, стала выбирать места более приличные и высокооплачиваемые.
Так и оказалась в ресторане. Конечно, далеко от дома, добираться на работу приходилось с несколькими пересадками, зато я могла брать с собой остатки еды, проводить первую половину дня с мамой и даже немного откладывать.
* * *
Не отвечая мне, мама проходит в кухню и начинает разбирать пакеты, брошенные на пол. Я молча ставлю чайник. Три часа ночи не время для ужина, но в желудке урчит, сегодня не было возможности нормально поесть, а потрясения всегда вызывают у меня зверский аппетит.
Вместе убираем продукты в холодильник. Последним достаю из пакета контейнер с пирожными. Запах из него несётся такой, что не могу удержаться от соблазна.
Быстро разливаю по чашкам чай.
– Держи, – пододвигаю к маме тарелочку. – Дядя Миша делает просто восхитительные тортики.
Я люблю эти ночные посиделки в тишине перед выходным днем.
– Тина, ты считаешь меня сумасшедшей? – вдруг спрашивает мама.
Вилка с кусочком пирожного застывает на полдороге ко рту. И как я должна ответить на этот вопрос? Естественно, поведение мамы наталкивает на мысль о безумии, но это не так. Психиатры хором утверждают, что процесс обратимый, нужно только немного подождать. Она просто потеряла опору под ногами и цель в жизни. А сколько это будет длиться, никто не знает.
– Конечно, нет, мамочка. Ты сегодня была просто на высоте. Сама вышла из квартиры, гостя за собой привела и… открыла кабинет.
Язык прикусываю, чтобы не проболтаться о гормональном всплеске. Мама явно отреагировала по-женски на появление в доме красивого мужика.
– Ерунду говоришь! А в кабинете давно пора прибраться, от пыли дышать нечем.
– Но…
«О Боже! – пытаюсь подавить стон и закашливаюсь. – Она даже не понимает, что год сидит дома. Господи! Если ты есть, помоги мне выдержать и это испытание!»
– Киллер, солнышко! – хватаю контейнер и бегу к собачке – маленькая хитрость, чтобы прекратить допрос. Обиженный тойчик сидит в домике и не показывается. – Будешь пироженку? Очень вкусно.
– Р-ы-ы-ы…
– Не капризничай, выходи.
Блестящий носик показывается в отверстии домика, а следом вылетает и худенькое тельце. Тойчик подпрыгивает и радостно повизгивает. Я кладу в его миску кусочек торта и любуюсь другом, пока он слизывает языком крем.
– Кристина, кем тебе приходится тот парень? Ты с ним встречаешься?
Вздрагиваю и оглядываюсь: мама подошла совершенно беззвучно и смотрит на меня пронзительным взглядом.
– Нет!
– Не обманывай меня, дочь!
– Я говорю правду. Это клиент ресторана…
Отвечаю и замолкаю: я не знаю, помнит ли мама, где я работаю. Она любую информацию, кроме плохой, воспринимает безучастно.
– И что этот клиент делает в нашем доме? Ты его пригласила?
– Нет, что ты! – взмахиваю руками, Киллер скалит зубы.
– Мужчина живет в нашем доме?
– Н-нет! – отвечаю, а в душе растёт чувство, что иду по тонкому льду. – Мамочка, пойдём спать.
Обнимаю ее за плечи, но она решительно высвобождается.
– Кристина, я жду…
Приходится коротко рассказать ей о сегодняшних приключениях, старательно обойдя тему увольнения.
– Трудно тебе приходится, моя девочка? – мама прижимает меня к груди и целует в лоб.
Этот всплеск эмоций такой неожиданный, такой странный, что слёзы снова набегают на глаза. Сколько раз приказывала себе не плакать, идти напролом, добиваться своего любыми способами, а все равно срываюсь.
– Пойдём спать, мамочка.
Мы ложимся вместе, крепко обнявшись. Я не возражаю, за год привыкла, хотя у меня есть своя комната.
Утром просыпаюсь от бренчания посуды и приглушенного разговора. Сердце заходится стуком в панике: что случилось. Вылетаю из спальни, по дороге спотыкаюсь о забытый вчера у вольера контейнер из-под пирожных. Машинально поднимаю его и бегу в кухню.
Какая-то тревожная мысль царапает меня, но вижу благостную картину и облегченно вздыхаю: мама стоит у плиты, печёт блинчики, а тетя Нина сидит рядом на стуле и довольно смеётся.
Я спрашиваю ее взглядом: «Как дела?»
Она показывает большой палец. Настроение сразу поднимается. Люблю, когда в доме спокойно.
– Заканчивайте свою пантомиму, – смеётся мама как в старые добрые времена. – Садитесь к столу.
– Сейчас.
Заношу руку с пустым контейнером над мусорным ведром и напрягаюсь: на дне лежит что-то красное, похожее на…
О Боже! Наклоняюсь, и тут мама говорит:
– Нина, ты можешь сшить свадебное платье?
Глава 13
Сказать, что я в шоке – ничего не сказать. Меня словно пыльным мешком из-за угла прихлопнули. В голове полный развал, мысли кричат, перебивают друг друга. Резко выпрямляюсь и чуть не падаю от шока в мусорное ведро. Тетя Нина успевает схватить меня за руку.
– Девочки, блинчики остывают. Садитесь уже, – как ни в чем ни бывало приглашает к столу мама. – У нас сегодня много дел.
Она в отличном расположении духа. Домашний халат исчез, его заменили льняные брюки и ярко-желтая туника – любимый мамин наряд при жизни папы. Волосы она стянула резинкой в высокий хвост. За год затворничества похудела и стала выглядеть совсем юно, несмотря на возраст.
Мы с тетей Ниной переглядываемся.
– Лиля, обязательно сошью платье, только мерки нужно снять, – осторожно говорит соседка. – А кто из вас выходит замуж?
Я обжигаюсь горячим чаем, совсем не думаю о завтраке, не знаю просто, как реагировать на мамино заявление.
– Конечно, Тина, – заливается смехом мама. – Она вчера привела домой жениха. Такой красавчик. Настоящий краш, так вы сейчас называете?
– К-кого?
– Не тупи, дочка. Красивых молодых людей.
– Д-да. Но вчерашний гость не мой жених, мама, – говорю тихо, умирая от ужаса и страха.
Зря я надеялась на мамино выздоровление. Кажется, она ещё больше погрузилась в фантазию. Вот сейчас заберётся с ногами на подоконник, и придётся мне караулить ее весь день, вместо того чтобы писать заявление на курсы.
От представленной перспективы заныло под ложечкой. А завтра идти на смену. Не могу же я оставить маму в таком состоянии одну!
Черт! Черт! Черт!
Однако мама не обращает на мои слова внимания.
– Сейчас мы поедем в самый известный салон, – рассказывает она соседке. – Нужно записаться заранее на косметические процедуры. Ниночка, ты обязательно должна сделать маску из водорослей. Она просто творит чудеса с кожей.
– Правда? Не знала, – соседка смотрит на меня отчаянным взглядом.
Я ее понимаю. Весь день она сидит под лампой, низко склонившись к швейной машинке. Пальцы исколоты иглами, кожа обожжена в нескольких местах горячим паром. Но такой труд – это ее хлеб с маслом. Мизерная пенсия не позволяет широко разгуляться, а хочется ещё помочь детям и купить подарки внукам. Сомневаюсь, что тетя Нина часто посещала дорогие салоны.
– Потом поработаем над твоими руками, – не умолкает мама. Посмотри, эту старческую гречку надо удалить. Руки женщины – это зеркало ее возраста и здоровья, – и тут же меняет тему. – Ты мне поможешь выбрать ткань для платья и фурнитуру. Что ещё нам понадобится?
– Лиля…
– Погоди, это надо записать.
Мама срывается с места и убегает.
– Что делать будешь? – шепчет тетя Нина. – Кажется, она совсем того…
– Не знаю. Я боюсь, – голос дрожит, вот-вот сорвётся на крик.
– О чем шепчитесь, подружки? – мама приносит блокнот и ручку. – Тина, позвони родителям… Кстати! А как зовут твоего жениха?
– Мама, он не мой… – тетя Нина пинает меня под столом по ноге, и я проглатываю слова. – Его зовут Александр.
– Вот! Надо связаться с родителями Александра. О Боже! Какое благородное имя! Знаешь, Ниночка, в переводе с древнегреческого Андрос – это мужчина, защитник. Да, Кристина, день свадьбы мы назначим на тот день, когда твой папа вернётся из командировки.
Что? Чувствую, как земля расползается под ногами.
Час от часу не легче! Хочется выйти на балкон и завыть в голос! Что же делать? После смерти папы мама осознавала, что его больше нет с нами. Почему же сейчас вдруг забыла?
Идея вспыхивает в голове лампочкой в сто ватт. Таблетки!
Теперь я бегу в спальню, открываю мамин шкафчик с лекарствами и в бессилии плюхаюсь на кровать: конвалюты лежат ровными стопками, пестрея разноцветными капсулами. Когда, в какой момент мама перестала их принимать, я даже не заметила.
Вот тебе и иллюзия выздоровления! Вот тебе, Кристина, и начало новой жизни! Моя мечта – поступить в университет бизнеса и туризма, отодвигается на неизвестный срок, а, скорее всего, навсегда. А я еще хотела получить целевое направление от ресторана.
И тут холодным потом прошибает лоб. Направление! Директор обещал дать мне нужную бумажку. Хотя… меня уже, наверное, опять уволили. Нельзя! Ни в коем случае нельзя! Потеря хорошей работы сейчас для меня равносильна смерти. Лучше буду терпеть выходки мажора.
Дрожащими пальцами звоню Наде.
– Ты чего в такую рань? – зевая, спрашивает она.
– Наденька, какая рань? Уже десять утра.
– О Боже! Конечно, рань. Ну, говори, что случилось, раз уж разбудила меня.
Выслушав меня, Надя звонит Феликсу Леонидовичу, тот – директору. И по обратной цепочке я получаю информацию, что никто меня пока не уволил, а целевое направление ждёт в сейфе.
Хоть это немного успокаивает, только что делать с мамой? Как убедить ее, что я не выхожу замуж. И даже не думаю пока об этом событии.
Возвращаюсь в кухню, придавленная обстоятельствами и отчаянием. Мама по-прежнему возбуждённо размахивает руками, соседка внимательно ее слушает. Заметив меня, огорчённо качает головой. Без слов понятно, что крыша поехала у мамы окончательно.
– Кристина, собирайся. Возьми с собой паспорт, вдруг понадобится. Ниночка, помоги мне выбрать наряд для выхода.
Она тащит соседку в спальню, а я бреду в свою комнату и набираю номер лечащего врача.
– Виталий Семёнович, что мне делать?
Всхлипывая, рассказываю о случившемся. Доктор внимательно слушает, задаёт наводящие вопросы.
– Говоришь, мама собралась выйти на улицу?
– Да, одевается. Я просто в шоке. А если я с ней не справлюсь? Дома хоть как-то могу контролировать.
– Кристина, не паникуй пока. Давай посмотрим на ситуацию с положительной стороны. В голове Лилии Николаевны идёт серьезная работа. Мозг замещает одну фантазию на другую. Твоя мама возвращается в реальный мир, своим путём, но возвращается.
– Но она думает, что папа в командировке, а я выходу замуж.
– Это не страшно. Пусть лучше фантазирует, чем живет в эмоциональном ступоре. Привози ее ко мне.
– Как?
– Просто. Вызывай такси и привози. Я встречу вас в холле клиники. Придумай разумный предлог.
Ношусь по квартире, как ужаленная. Мозги просто кипят. Собираю документы, одеваюсь, тороплю маму. Она появляется из спальни в лучшем своём наряде. Брючный кашемировый костюм из осенне-зимней коллекции прошлого года сидит на стройной фигуре просто идеально. К маминым темным волосам, зачесанным на прямой пробор и убранным сзади в низкий пучок на шее изумительно подходит бежевый цвет ткани.
– На улице дождь, – осипшим голосом говорю я, больше нет сил бодриться.
– Разве твой жених не приедет за нами на машине? – пожимает плечами мама.
– Кошмар! – шепчу одними губами.
– Согласна, – отвечает так же соседка.
Мы скоро с ней выучим язык жестов, пока пытаемся скрыть правду от больного человека.
– Мамочка, Алекс занят.
– Кстати, а чем он занимается?
– У него ресторанный бизнес.
– Какая ты у меня умница, дочка, – мама натягивает на руки кружевные перчатки, потом легонько треплет меня по щеке. – Ты почему ещё не одета?
– Лиля, не хочешь пока прогуляться с Киллером? – выручает тетя Нина.
– В таком виде? Под дождем? – мама присаживается у вольера. – Дорогой, тебе придётся делать своё пи-пи на пеленку. Мы скоро вернёмся, не скучай.
Она достаёт с полки туфли на высоком каблуке, обувается и выходит за дверь. Я наскоро причесываюсь, натягиваю джинсы и свитер, сую ноги в кроссовки. Мне не до красивых нарядов, сохранить бы в целости собственное здоровье. С тоской смотрю на папку с документами, приготовленную для поступления на курсы. Почему она лежит на столе? Я же хранила ее во внутреннем ящике.
И опять меня царапает какая-то мысль, но я не придаю ей значения. Выскакиваю из подъезда и… сразу окунаюсь в скандал…
