Кирилл Ликов
Надежда
Он театрально откланялся, поставил стул на место и направился к двери. И даже её открыл, но в последний момент обернулся. Илья Иосифович смотрел ему вслед.
– А скажите мне милостивый государь, – тон гостя стал другим, без заигрывания и веселья, да и тон чуть изменился, он стал стройнее, выше и теперь не вызывал желания посмеяться над этим человеком, – если вы все равно умираете, то почему бы не принять мое предложение? Вы же ровным счетом ничего не теряете.
– Потому, что вы хотите сделать прибыль на моем горе…
– Прибыль? Кто вам такое сказал?
– Но ни ради меня же вы сюда пришли и не ради спасения моей души?
– А вот с этого момента можно и поговорить, – посетитель закрыл дверь, вернулся, взял стул и поставил его как прежде напротив хозяина, – я к вам именно по поводу души.
– Души?
– Именно.
– Зачем вам моя душа?
– Вы же медик уважаемый Илья Иосифович, вы, когда учились, посещали анатомические театры, изучали кости на скелетах, проводили первые операции на трупах?
– Операции не проводил, я стоматолог, но зубы на черепах изучал.
– Вот, и мне именно для этого нужна ваша душа, так сказать для душевного театра.
– Вы издеваетесь… ааа....
– Енох Каинович, к вашим услугам, – представился гость.
– Душа не материальна, какие к черту душевные театры?
– Ну, вот опять вы, люди, требуете представления, – вздохнул Енох Каинович, и выхватил из воздуха трубку, высекая из указательного пальца огонь, прикупил им, после чего выпустил изо рта дым в виде плывущего трехмачтового парусника. После чего трубка, огонь на пальце и корабль пропали.
– Так понятнее будет?
– Вы хотите купить мою безгрешную душу?
– Ну, не такая она и безгрешная и, в конце концов, все равно попадет скоро ко мне, но нет, мне действительно нужны души в так называемый душевный театр, а за это я предлагаю вам излечить вашу болезнь и дать жизнь, почти вечную. И я уверяю вас, вы еще сможете как покачать своих внуков на руках, так и отвести их лично в школу.
Надежда засияла перед Можейко платиновым блеском. Жизнь не окончена? Он сможет жить и дальше? Что он теряет? Ничего. Если душа и так прибудет в распоряжение этого существа, то и вообще ничего не теряет.
– Нужно где-то ставить подпись кровью? Принести в жертву чёрного петуха?
– Ни в коем разе, – усмехнулся Енох Каинович, – достаточно просто устного согласия.
– Тогда я его даю.
– Отлично, – коммивояжёр встал со стула, – мене, текел, перес, да будет так, амэн. Если таки захотите умереть, просто признайтесь в этом самому себе.
И он тут же растворился в яркой огненной вспышке, а хозяин дома остался в своей комнате, где теперь стоял запах жженой серы.
– И вы излечились от рака? – спросил Иван.
– Я вам молодой человек больше скажу, излечился от всех заболеваний.
– А потом?
– Потом я воспарил духом и стал жить, – продолжил рассказывать Илья Иосифович, – о, какие счастливые были эти годы. Мы действительно всей семьёй жили счастливо, я сначала качал на руках внуков, потом отводил их в детский сад, после я водил их в школу, я даже качал на руках правнуков....
Тут старик замер и посерел. Когда он снова открыл рот, голос стал дрожащим и иногда срывался на фальцет. Казалось, он плачет, но слез из глаз не капало.
– Потом я похоронил жену, потом детей, когда я похоронил внуков, я купил маленькую комнатку на цокольном этаже в другом районе и ушёл из семьи, чтоб больше не видеть родных и не привыкать к ним. Но одному жить… существовать, это уже не жизнь, очень скучно и тяжело, вот я и выхожу на улицу каждый день, и прихожу сюда, чтоб быть среди людей. Тут разговор послушаешь, там обрывок, так и новости узнаешь, все себя в центре жизни чувствуешь.
– И вы теперь до конца света будете так жить? – спросил Иван.
– Не знаю, он не сказал, – пожал плечами старик, – сказал, только, что если захочу уйти, нужно только захотеть этого.
